Глава 23

Ирис продолжала бороться за Педру на свой особый, свойственный ей лад. Теперь она всячески донимала Синтию, добиваясь того, чтобы жизнь для неё на конном заводе стала невыносимой и, она уволилась.
- Убрала же я с дороги жену Педру, - заявила Ирис Сокорру, - и эту уберу!
Она особенно злобствовала потому, что отношения Синтии и Педру обрели своеобразную стабильность. Педру по-прежнему стремился к Синтии, а она уже не убегала от него, не принимала глобальных решений, а поступала так, как ей в этот момент хотелось: иногда оставалась с ним, иногда нет. Она чувствовала себя свободной, потому что приняла своё влечение к Педру, человеку ей душевно не близкому, и не корила себя за это.
«Мне нужно прожить его до конца, - говорила сама себе Синтия. - Раз оно есть, оно для чего-то нужно. Для чего, я пойму потом».
Она старалась не замечать Ирис, которая постоянно возникала перед ней и осыпала её грубыми нелепыми оскорблениями.
Синтия только изумлялась, откуда в этой девочке столько злобы и грязи.
А Ирис неистовствовала - иначе, как «подстилка», она Синтию не называла и рассказывала о ней гадости всем подряд, неизменно удивляя окружающих, которые прекрасно относились к деловой, приятной и добросердечной Синтии.
Педру, видя Ирис, реагировал на неё болезненно и рычал что было мочи:
- В комнату! Отправляйся к себе в комнату!
На все её заигрывания и призывы он отвечал однозначно:
- Марш к себе, соплячка! Чтобы духу твоего здесь не было!
И потом вздыхал про себя: «Навязалась на мою голову, сиротка! Да она любого в гроб вгонит!»
Между тем Ирис не только допекала окружающих, она иногда думала и о своём будущем тоже, и, думая о нём, записалась на платные курсы, которые готовили абитуриентов к поступлению в специальные учебные заведения.
- Мало ли, какую я выберу себе профессию, - говорила она. - Может, буду ветеринаром, а может, строителем.
И как ни странно, учёба у неё шла успешно, она прекрасно справлялась с точными дисциплинами, что очень возвышало её в собственных глазах.
После очередной контрольной по математике, написанной на пятерку, она говорила Сокорру:
- Я талантлива и непременно добьюсь успеха. Педру ещё будет есть крошки с моей ладошки. Я нарожаю ему кучу детей, и он будет страшно доволен.
Но Педру пока и не помышлял о детях, его куда больше заботило то, что Синтия никогда не оставалась у него ночевать. Всякий раз, когда она опаздывала на работу, а опаздывала она довольно часто, он говорил ей ворчливым тоном:
- Этого могло бы не быть, если бы мы с тобой остались спать в постельке.
- Это могло бы быть, если бы ты жил один, - отвечала ему Синтия.
И на это Педру нечего было возразить: Ирис вопила бы у них под дверью целую ночь, это точно!
В последнее время, однако, Ирис и Синтия отступили на задний план, а беспокоился Педру прежде всего о состоянии здоровья Камилы. Ездить в больницу он не всегда мог, но каждый день туда звонил и узнавал новости. Если ему удавалось поговорить по телефону с самой Камилой, у него целый день было хорошее настроение, но чаще он перезванивался с Эленой, потому что Камила чувствовала себя неважно и находилась в полудрёме.
Сезар объяснил, что после химиотерапии наступает особая стадия, когда у больного резко ухудшается самочувствие и ослабляется его иммунитет. В этот период нужно особенно бережно обращаться с больным и ограждать его от всех контактов, потому что они могут оказаться для него смертельно опасными. Но через две недели иммунная система, как правило, восстанавливается, и пациент сразу же чувствует себя гораздо лучше.
Все близкие Камилы с трепетом и надеждой ждали, когда кончатся эти бесконечные две недели. Камила находилась в полудрёме, а все вокруг ходили на цыпочках и ждали, когда она проснётся и что скажет Сезар. Элена время от времени обращалась с горячей молитвой к Господу Богу, прося Его о здоровье для Камилы.
- Избавь её и меня от испытаний, - молилась Элена. - Мы достаточно всего пережили! Избавь меня и её! Избавь! Избавь!
И надежда вспыхивала в ней с непреодолимой силой. Однажды Сезар непременно позвонит ей и скажет: «Всё в порядке, Элена. Анализы у Камилы прекрасные!» И тогда... Тогда они устроят небывалый великолепный праздник!
В мечтах о будущем счастье Элена забывалась, и ей становилось легче ждать.
Как всегда, помогал ей и поддерживал её Мигел. Они проводили вместе вечера, ужинали в ресторане, потом бывали у него или у Элены.
- Представь себе, Сеса обзавелась мотоциклом! - сообщил однажды Мигел с комическим ужасом. - Я сопротивлялся сколько мог, но в конце концов подарил ей сам, потому что ручаюсь за качество. А за остальное... - Он махнул рукой. - Видишь, дорогая, у моей дочери теперь тоже опасная болезнь, - пошутил он невесело.
Элена прильнула к Мигелу и крепко обняла его. Это было утешение без слов, потому что родительское сердце невозможно утешить словами.
Мигел нежно поцеловал её.
- Ты моя радость, - сказал он с теплотой и нежностью. - Что бы я без тебя делал?
- А я? - так же нежно спросила Элена. И они улыбнулись друг другу.
- Зато меня необыкновенно порадовал Паулу, - сообщил Мигел. - У него, кажется, намечается роман с Изабел, врачом-физиотерапевтом. Во всяком случае, он пригласил её на выходные на побережье. Я просто счастлив.
Элена тоже была счастлива разделить с ним эту радость. А он сообщил ей и другую приятную новость - у его книжного магазина вскоре должен был появиться филиал.
- Одному моему партнеру по издательскому делу пришла в голову мысль открыть магазин у себя в городе, - пояснил Мигел. - Он считает, что мы издаём удачные книги и они найдут сбыт.
- Я тебя поздравляю, - от души сказала Элена. - Но это, наверное, прибавит тебе хлопот, и свободного времени совсем не останется?
- Я принадлежу тебе, и если ты мне выделишь немного времени на работу, я буду очень благодарен. - Мигел сказал это с такой подкупающей искренностью и серьёзностью, что Элена не могла удержаться от улыбки. Но тут же сделала серьёзное лицо.
- И не мечтай, - сказала она строго.
- Сколько ещё нам ждать анализа Камилы? - спросил Мигел.
- Два дня, - ответила Элена.
Эти два дня прошли в томительном ожидании, но вот Сезар вызвал к себе Элену и сказал:
- К сожалению, результат оказался много хуже, чем мы надеялись. Придётся начинать новый курс химиотерапии, но если и он не поможет, будем исследовать брата Камилы и обратимся в банк данных, поищем для неё донора.
Лицо Элены исказила гримаса отчаяния, она готова была разрыдаться.
- Перестаньте! Не стоит так огорчаться, - принялся успокаивать её Сезар. - Неужели всё своё мужество вы передали дочери, не оставив себе ни капли? Камила держится прекрасно, просто даже удивительно. Я ждал чего угодно: истерики, слёз - ведь она так ослаблена, измучена... Ничего подобного! Знаете, что сказала ваша дочь? «Если это мне поможет, я готова, доктор».
У Элены снова показались на глазах слёзы, но это были слёзы гордости.
- Поверьте, доктор, я тоже не сдамся до последнего, но я так надеялась...
- Надейтесь и дальше, мы все надеемся, - проговорил Сезар.
Алма, узнав про новый цикл химиотерапии, стала требовать немедленной отправки Камилы в Соединенные Штаты.- Сейчас или никогда, - говорила она Эду. - Я считаю, что это нужно сделать именно сейчас, и не понимаю твоего равнодушия. Ведь это твоя жена!
Эду возмущённо взглянул на Алму и ушёл, не простившись. Он прекрасно помнил её предложение аннулировать их с Камилой брак и не простил ей этого.
Алма попробовала поговорить с Эленой. Но и с ней не добилась взаимопонимания. Когда она попыталась намекнуть, что Эду просто щадит Сезара, так как они коллеги, Элена страшно возмутилась:
- Как ты смеешь так думать о своём родном племяннике? Ни один врач не может предать интересы больного! Я перестаю тебя понимать, Алма!
- Очень жаль, что в моей семье никто меня не понимает. Ни ты, ни Эду, - сердито заявила Алма. - Потом будете пенять на себя, только поздно будет!
Она ушла разобиженная, раздосадованная.
Разговор с ней оставил у Элены неприятный осадок, она вовсе не хотела обижать свою сватью. Что там ни говори, но именно Алма очень много сделала для счастья Камилы. Она первая поняла, что Эду и Камилу связывает большая любовь, которая не убывала от испытаний, а только укреплялась с каждым днём.
«Я любила его как мужчину, очень любила, - думала Элена. - Но моя любовь не идёт ни в какое сравнение с их удивительной, потрясающей любовью. И я благодарю Бога за то, что Эду появился в моей жизни, иначе он не познакомился бы с Камилой и, у неё не было бы сил переносить те тягчайшие испытания, которые выпали на её долю!..»
Раздался звонок. Звонил Педру, беспокоился о Камиле.
- Не знаю почему, но я сердцем прикипел к твоей дочери и беспокоюсь о ней больше, чем о самом себе.
- Завтра начнётся второй сеанс химиотерапии, - сообщила ему Элена. - Камила держится с удивительным мужеством.
- Я же говорю, что чувствую в ней свою породу! Мы не сдаёмся, мы идём до конца! - воскликнул Педру. - Передай ей от меня привет и спроси, когда можно будет её навестить.
- Непременно спрошу, - ответила Элена. - Учти, это может быть не слишком скоро, она сейчас очень слабенькая.
- Тогда звони мне сама, если что-то нужно, я сделаю всё для тебя и для неё!
- Спасибо, Педру.
Элена положила трубку и подумала, что раньше не понимала, почему верующие люди называют несчастья испытаниями, которые посылает Бог. Теперь она поняла это. Болезнь Камилы стала испытанием для всех её друзей, и сколько в них сейчас проявилось добросердечия или, наоборот, равнодушия и недоброжелательства... Она высветила истинную сущность и Эду, и Алмы. А как удивительно проявилась Камила!.. «Только я оказалась не на высоте, - упрекнула себя Элена. - Почему до сих пор молчу, не говорю дочери правду? Ведь нельзя терять время! На Фреда нечего надеяться. Нужно искать донора, нужно что-то делать!»
И всё же Элена не могла отнять у Камилы эту последнюю надежду, которую разделяла с ней и сама. А что, если Фред всё-таки окажется донором? Как-никак он всё-таки брат, хоть и сводный! Пусть у них в запасе будет этот шанс. Иначе... Элена заглядывала вперёд, и перед ней разверзалась бездна смерти. Нет! Нет! Пусть их отгораживают от этой бездны радужные крылья надежды!
Элена снова готова была расплакаться, почему-то в сумерках ею овладевала особая, всепроникающая тоска, но в дверь позвонили. Это пришла Капиту.
- Я испекла твой любимый пирог, - сказала она. - Скоро я от вас уезжаю и, вот пришла попрощаться.
Элена крепко обняла её. Несмотря ни на что, она по-своему любила эту девушку и желала ей счастья.
- Ваш дом всегда был для меня родным, - растроганно произнесла Капиту.
- И таким останется навсегда, - продолжила за неё Элена.
Произнести это ей было тем более легко, что Капиту уезжала, а значит, принятое ею решение было серьёзным и, она не собиралась продолжать отношения с Фредом.
Благополучие Фреда было второй душевной раной для Элены. Она согласилась на приезд Клары, надеялась на их общую радость от присутствия всеми любимой малышки, но Клара, с присущей ей непоследовательностью, привезла вещи и тут же вместе с девочкой уехала к матери в Байю, жила там и пока не собиралась возвращаться.
- А Бруну? - спросила Элена. - Его ты оставишь здесь?
- Нет, конечно, я беру его с собой, - ответила Капиту.
- Твои родители просто осиротеют, - посочувствовала Элена. - Я даже не представляю, как они будут жить без тебя и без малыша.
- Будут навещать меня, - улыбнулась Капиту.
Она не сказала Элене, что относится к своей новой жизни настолько серьёзно, что даже дала обет: ради счастья и здоровья Бруну подняться на коленях в церковь, а ради здоровья Камилы так же спуститься обратно. Более того, она выполнила этот обет.
- Я так надеюсь, что здоровье Камилы пойдёт на поправку! - сказала она с такой страстной надеждой, что Элена была поражена и ещё раз подумала, что и Капиту прошла испытание, обнаружив своё, несомненно, доброе сердце.
- Спасибо тебе, Капиту, вечерние часы для меня самые тяжёлые, - призналась Элена. - Сегодня ты избавила меня от тоски.
Элене предстояло ночное дежурство у Камилы, они дежурили с Эду по очереди, и она с радостью думала о тех часах, которые проведёт рядом со своей девочкой.
Камилу она нашла оживлённой.
- Тебе лучше? - обрадовалась Элена.
- Если говорить честно, то нет, - призналась Камила. - Во рту жжёт, всё тело ломит, и страшная слабость. Но сегодня я общалась со своими друзьями в Интернете и получила совершенно удивительную информацию.
- А у тебя появились друзья? - удивилась Элена.
- Конечно, - сказала Камила. - Мы общаемся каждый день, обмениваемся новостями, поддерживаем друг друга. Так ты послушай, какие удивительные бывают истории! У одной англичанки заболел сын, никто из семьи не мог стать донором, не было подходящего материала и в донорском банке, и тогда его мать забеременела, и кровь из пуповины его младшего брата спасла жизнь старшему.
- Действительно фантастическая история! - задумчиво согласилась Элена. - Ведь пересаживают костный мозг, а не переливают кровь.
- Да, но, как видишь, оказалось, что и кровь тоже способна лечить. Только она должна быть совершенно чистая, совершенно здоровая. А такая она только у младенцев.
- Старший выздоровел, а что было с малышом? - поинтересовалась Элена. - Это никак не отразилось на его здоровье?
- Разумеется, он находился под особым наблюдением, но донорство не принесло ему вреда. Если бы это было иначе, никто бы не стал этого делать.
- Конечно, конечно, ты права, - согласилась Элена и сама не поняла, почему на душе у неё стало гораздо спокойнее.

Отредактировано juliana19801 (04.06.2018 15:53)

Глава 25

Элена вышла от Сезара свойственной ей решительной походкой уверенной в себе деловой женщины, но в душе чувствовала отчаяние и усталость. Вместе с жизнью Камилы таяла и ломалась жизнь Элены. Она понимала необходимость единственно возможного спасительного шага, но не была готова к нему. Этот шаг был слишком серьёзен. Элена вспоминала свой решающий разговор с Алмой по поводу Эду. Да, тогда для неё было совершенно ясно, что она никогда больше не будет рожать детей. Дети дались ей непросто, она растила их одна, с немыслимым напряжением сил. Фред и Камила до сих пор постоянно требовали её участия, хотя она всё же сумела поставить их на ноги. И вот теперь снова взять на себя такую ответственность?.. В молодости многого не понимаешь и поэтому делаешь что-то, не думая о последствиях. В зрелом же возрасте всё видишь яснее. Теперь, когда речь зашла о ребёнке, Элена почувствовала не только свой возраст, но и своё будущее одиночество. В этой жизни ей не на кого было рассчитывать. Каждое серьёзное решение она должна была принимать одна.
В последнее время она привыкла к тому, что рядом с ней был Мигел. Она обрела в нём опору в самые отчаянные минуты своей жизни. Он поддержал её, подсказал верное решение, помог выйти из стресса с наименьшими потерями. Их роднили годы, оставшиеся за плечами, и выводы, к которым они пришли, прожив эти годы. Судьбы Паулу и Сесы тоже складывались непросто, поэтому Мигелу и Элене было легко понимать друг друга. Ровное тёплое чувство, которое связало их в последнее время, очень поддерживало Элену. Пожалуй, впервые за всю жизнь у неё появился надёжный островок. И вот теперь она вновь оставалась одна!.. Разве могла она взвалить на Мигела последствия своего нелёгкого решения? Да никогда в жизни! Ему хватает своих трудностей. И хотя Элена вполне допускала, что Мигел поймёт её и не воспримет этот неординарный шаг как измену, она не хотела обсуждать с ним свою сугубо личную проблему и ставить его в невероятно сложную ситуацию.
В общем, Элена поняла, что вновь остаётся одна и будет заниматься только тем малышом, который станет спасителем Камилы.
После того как она сформулировала, что будет делать, ей стало легче. Она даже невесело улыбнулась тому своеобразному чувству юмора, которое проявила жизнь, всё-таки потребовав от неё ребенка.
За всё это время, пока Элена размышляла о своём будущем, она ни разу не подумала о Педру. Он присутствовал в её сознании как некая неизбежность, как средство для спасения Камилы.
Элена понимала, сколько ей понадобится сил, чтобы осуществить своё решение. Во-первых, ей предстояло сообщить Педру, что Камила его дочь. При характере Педру результаты могли быть самые непредсказуемые. А во-вторых, ей нужно было лечь с ним в постель, больше того, зачать ребёнка... Видит Бог, ей это было непросто. Вполне возможно, что это будет непросто и ему. Элена поняла, что после всего пережитого она одинаково болезненно воспримет и притязания Педру на неё, и его равнодушие. Ведь из-за него она теряет Мигела, по-настоящему близкого ей человека, и не может даже вообразить совместную жизнь с Педру. Но с рождением ещё одного совместного ребёнка они будут связаны куда теснее, чем раньше. И к тому же на примере собственных детей Элена знала, как важно ребёнку иметь не только мать, но и любящего отца. Она не хотела лишать своего будущего малыша возможности быть любимым. Но если Педру вновь проявит полнейшее равнодушие, то Элене опять придётся пережить горечь обиды на него... А Камила? Как она отнесётся к тому, что жила сиротой при живом отце?
Подумав о Камиле, Элена немного приободрилась. Нет, Камила не станет её осуждать. Более того, они с Эду заменят малышу родителей, если, не дай Бог, что-то до времени случится с Эленой. Конечно, так оно и будет. Элене нечего бояться. Для её дочери это единственный шанс выжить, ей будет не до разбирательств, не до осуждений, она будет благодарна матери и будет любить малыша, который подарит ей жизнь. При этой мысли Элене стало намного легче. Да, она будет не одна, она будет вместе с Камилой и Эду. А вместе они, безусловно, справятся со всеми трудностями.
Элена облегчённо вздохнула. Наконец-то! Улеглась паника, отступило отчаяние. Поддержкой ей стала слабая больная дочь. Камила выздоровеет, непременно выздоровеет, и они все вместе будут растить малыша.
Теперь, вернувшись мыслями к Педру, Элена поняла, что ей будет гораздо спокойнее и лучше, если в клинических условиях произведут искусственное осеменение. Слава Богу, в двадцать первом веке все вопросы можно решить цивилизованно.
Успокоившись на этой утешительной мысли, Элена приняла душ, съела витаминный салат - теперь она должна была особенно хорошо питаться - и привычно потянулась к трубке, чтобы позвонить Мигелу, рассказать, как прошёл день, и, может быть, повидаться с ним. Но на полдороге остановилась: прошедший день принёс с собой слишком много, поэтому ей не стоило сейчас говорить с Мигелом. Элена не умела ему врать, а сообщить о принятом сегодня решении ещё не была готова.
Позвонила она Ивети, своей верной подруге, и та сразу поняла, что лучше им повидаться и поговорить с глазу на глаз. Элена хоть и чувствовала себя усталой, но не стала отказываться, нуждаясь в поддержке и одобрении того решения, которое она приняла.
Ивети выслушала Элену и со свойственным ей темпераментом тут же включилась в разрешение всех проблем.
- На твоём месте я поступила бы точно так же, - заявила она. - Если бы нужно было спасать жизнь Рашел, я бы сделала всё на свете! Кстати, Рашел сейчас в спортивном лагере. Я страшно волнуюсь, а Вириату так просто с ума сходит, то и дело звонит туда, но дочке, видимо, не до нас, она постоянно занята: то игры, то соревнования, то обед, то прогулка. Но по всему этому видно, что девочка здорова, а это самое главное. Вот и для тебя сейчас самое главное - здоровье! Завтра же отправляйся к врачу, потом договорись о сеансе, а потом уже говори с Педру. Я уверена, что он будет согласен. Он так трогательно относится к Камиле. Хотя я уверена, что он предпочёл бы другой способ!
Но. Элена не улыбнулась шутливому предположению подруги, для неё всё было слишком серьёзно, хотя она и была рада, что Ивети так чётко расписала ей программу действий. Разумеется, она и сама поступила бы точно так же, но порой очень важно, чтобы тебя взяли за ручку и повели. Подруги обсудили, к какому врачу лучше всего обратиться, и в конце концов, остановились на докторе Конроду, очень хорошем специалисте и приятном человеке, что в подобных щекотливых ситуациях совсем немаловажно.

На следующий день, пока Элена была на работе, без всякого предупреждения вернулись из Салвадора Клара с Ниной. Они приехали, нашли запертую дверь, и Клара уже успела в очередной раз поссориться с Капиту, которая оказалась дома и дала ей ключ от квартиры. По-добрососедски Элена всегда на всякий случай оставляла ключ у Эмы с Паскоалом.
В голове у Клары тотчас зароились всевозможные подозрения, которые она не высказала, зато наговорила Капиту кучу неприятных вещей. К тому же она была рассержена, что Зилда отправилась гулять с Брунинью. Это для того, чтобы и Капиту могла гулять? Ну не возмутительно ли?
Капиту не стала слушать Клару. Не говоря ни слова, она протянула ей ключи и закрыла перед её носом дверь.
Как только Элена пришла домой, Нина бросилась ей на шею. Элена прижала к себе хрупкое детское тельце с совершенно новым чувством: неужели и у неё скоро будет такое существо? Она смотрела на Нину совсем иными глазами, словно бы взвешивая радости и тяготы, которые её ждут.
Но никто этого не заметил, кроме самой Элены. Клара рассказывала о Салвадоре. Фред возился с Ниной. Зилда торопилась приготовить ужин.
Позвонил Мигел, Элена объяснила, что вернулись наконец-то Клара с Ниной, поэтому сегодня им никак не увидеться, и, наверное, в ближайшие дни тоже, потому что у неё будет много дел и с Камилой, и с внучкой.
- Мы обе очень соскучились друг без друга, - оправдывалась Элена.
- Конечно, конечно, - со всегдашней своей мягкостью проговорил Мигел. - Но имей в виду, что я тоже уже очень соскучился и очень хочу тебя видеть.
- И я хочу, - сама того не желая, призналась Элена.
- Я позвоню тебе завтра. Спи спокойно.
Мигел умел самые обычные, самые затёртые слова сделать похожими на заклинания.
И как ни странно, эту ночь Элена действительно проспала спокойно, ей даже не снились никакие сны.
Утром она встала рано, записалась на приём к доктору Конроду, попала к нему в тот же день и сочла это хорошим предзнаменованием.
- Мне рекомендовали вас как лучшего специалиста, - начала Элена, - о вас говорили и доктор Клаудия, и моя подруга Ивети.
Доктор вежливо наклонил голову в знак благодарности за лестные отзывы и доброжелательно сказал:
- Какие у вас проблемы? Я вас слушаю.
- На карту поставлена жизнь моей дочери. Для её спасения мне нужно срочно забеременеть. Ребёнок, который у меня родится, может стать для неё донором. Я знаю, что стопроцентной гарантии нет, знаю, что ребёнок должен быть здоров и что их организмы должны быть совместимы, но я должна попытаться, потому что в этом случае шансов на совместимость гораздо больше, чем отыскать соответствующий костный мозг в донорском банке.
- Как я понимаю, вы пытались забеременеть обычным путём и у вас возникли трудности, - начал врач. - Какие именно?
- Нет, доктор, я должна забеременеть от человека, с которым давным-давно рассталась, от отца моей дочери. Но он мне не муж, у меня давно уже совершенно другая жизнь, и поэтому я предпочитаю искусственное осеменение.
- Понимаю, - кивнул врач и внимательно посмотрел на сидящую перед ним женщину: она, должно быть, немало помучилась, прежде чем приняла такое решение. - Ну что ж, проведём необходимые исследования, потом я вам скажу их результаты, и мы определимся со сроками.
После анализов, после ультразвука доктор Конроду сообщил Элене следующее:
- Ультразвуковое обследование мы будем проводить несколько раз, и как только яйцеклетка достигнет нужного размера, вы сможете принять семя, которое должно быть получено в тот же день.
- Когда она достигнет этих размеров? - спросила Элена.
- Примерно дня через два.
- А когда я буду знать, что забеременела?
- Через четыре дня после оплодотворения, плюс две недели для подтверждения, - ответил Конроду. - И имейте в виду, что возможность забеременеть у вас двадцать пять процентов.
- А при естественном ходе событий? - спросила Элена, мгновенно прикинув, что в случае неудачи нужно будет ждать нового результата чуть ли не полтора месяца. Бедная Камила, насколько же увеличится срок ожидания!
- Тут разницы нет, - ответил безжалостно врач.
- Я думала, что хотя бы природа на моей стороне, - горестно вздохнула Элена.
- Жду вас завтра в это же время, - ободряюще улыбнулся доктор Конроду.
Элена вышла с одной только мыслью: за эти дни ей нужно было подготовить Педру.
Придя домой, она тут же позвонила на конный завод, собираясь договориться о встрече.
- Он уехал покупать лошадей, - услышала она ответ.
- И когда же он вернётся?
- Если не завтра, то послезавтра точно, - ответили ей. О Господи! Ещё и это! Всё, как всегда, висело на волоске, было зыбким, неопределённым.
«И всё-таки у меня есть время, - подумала Элена. - Мы вполне можем успеть провести эту медицинскую операцию».
Вечером ей позвонил Мигел.
- Я заеду за тобой, поужинаем, - сказал он. - Столик уже заказан.
И Элена сразу же ответила:
- Конечно, спасибо, я тебя жду.
«Пусть это будет наш прощальный ужин, - подумала она. - Только сегодня я ничего говорить Мигелу не буду».
Он заехал за ней, и уже в машине Элена отметила, что Мигел как-то странно молчалив. Она всегда поражалась его душевной чуткости, временами ей казалось, что он без слов знал всё, что творится с ней. Так ей показалось и на этот раз. Когда они остановились у дверей роскошного ресторана, у Элены снова защемило сердце: неужели и Мигел знает о том, что их роману пришёл конец?
Очевидно, нечто похожее на огорчение мелькнуло на лице Элены, потому что Мигел сказал:
- Несколько помпезно, согласен, но для исключительных случаев годится.
- Да, для исключительных, - кивнула Элена.
И хотя она не собиралась ничего говорить, стоило им усесться, как разговор сразу же пошёл о Камиле.
- Самое печальное, - сказала Элена, - что Сезар мне признался: возможность найти совместимого донора минимальна. И это не пессимизм, а факт.
- А для нас самое главное - не потерять головы, - подхватил Мигел. - И делать всё возможное для её спасения - пойти на радио, на телевидение, обратиться ко всем, чтобы люди сдавали кровь и, донорский банк постоянно пополнялся.
Он взял её руку, и Элена растроганно посмотрела на него.
- Мигел! Ты - лучшее, что было у меня в жизни, - невольно произнесла она.
- Почему было? - удивился он. - Я с тобой. И хотя понимаю, что это для тебя неожиданность, что ты поглощена заботами о здоровье Камилы, но я всё-таки решил сделать тебе предложение. По правде говоря, я давно собирался это сделать. Я люблю тебя, Элена. Люблю так, как уже не надеялся полюбить. И, несмотря на то, что уже немолод, волнуюсь, как юноша, ожидая твоего ответа. Что ты мне скажешь, Элена?
Она молчала, на глазах у неё заблестели слезы: слишком много неприятностей довелось ей пережить за эти несколько дней.
Мигел протянул ей очень красивое кольцо, и Элена снова подумала о том, как он удивительно тонок и какой у него чудесный вкус.
- Больше всего на свете я хотела услышать от тебя эти слова, - сказала она. - Но принять твоё предложение сейчас не могу, это было бы несправедливо в первую очередь по отношению к тебе. Сейчас я думаю только о том, как спасти Камилу.
- Мы будем думать о ней вместе! - пылко воскликнул Мигел. - Я буду с тобой рядом. Я всегда смогу тебе помочь!
«Не всегда, - с горечью подумала Элена. - К моему величайшему сожалению, не всегда!»
- Ты даже не представляешь, насколько мне легче, когда ты рядом, - призналась она. - Но сейчас я не могу выйти за тебя замуж.
- Мигел перебил её:
- Носи хотя бы моё кольцо, оно будет твоим талисманом, залогом...
- Нет, и кольцо пусть останется у тебя, - даже с какой-то жестокостью отказалась она.
- Но почему? - спросил он. - Потому что ты никогда не выйдешь за меня замуж?
- Я бы очень хотела выйти за тебя, - тихо сказала Элена. - Я люблю тебя. - Она произнесла это впервые и поняла, что сказала правду. - Я знаю, что ты меня любишь. И если ты простишь меня, когда всё закончится благополучно, если не передумаешь, то мы вернёмся к этому разговору...
- Я не могу ничего понять, ты говоришь какими-то загадками, - расстроенно произнёс Мигел. - Мне не за что тебя прощать! Я вижу, что в последнее время ты постоянно нервничаешь, и очень хочу помочь тебе. Скажи мне откровенно, что происходит, и, может быть, я смогу тебе помочь!
- Сейчас моя единственная забота - спасение дочери, - твёрдо сказала Элена. - И я не остановлюсь ни перед чем, чтобы спасти её. Возможно, мне придётся пойти на такие шаги, которые, совсем не подходят для замужней женщины. Я не хочу доставлять тебе неприятные минуты, ставить тебя в безвыходное положение. Оставим пока всё как есть, прошу тебя. И поверь, что я тебя очень люблю...
Мигел смотрел покорно и непонимающе, от своей любимой он был готов перенести и это, а у Элены разрывалось сердце, но могла ли она поступить иначе?

Отредактировано juliana19801 (04.06.2018 17:21)

Глава 27

С тех пор как Камила и Эду зажили собственным домом, а Эстела только ночевала у себя в комнате, проводя всё время то в институте, то на выставках, Алма чувствовала себя осиротевшей.
Время от времени она устраивала вкусные ужины для Эстелы и Бенту, стараясь привадить поклонника Эстелы к дому, и всё допытывалась у племянницы, не собирается ли Бенту на ней жениться. Но Эстела от неё только отмахивалась.
- Бенту, как тебе известно, обучает меня искусству фотографии. Он собирается устроить выставку всех своих учеников, вот это я знаю точно! - отвечала она. - И мне нужно приготовить побольше работ, чтобы было из чего выбрать!
Словом, своя жизнь была у Эду, который так и не смог простить темпераментной тетушке её предложения отправить Камилу куда подальше - а он именно так расценил идею Алмы о поездке в Америку, - своя жизнь была у Эстелы, а у Алмы не было своей жизни. И она от скуки занялась проблемами Риты.
Та очень плохо себя чувствовала, и Алма считала, что причина недомогания Риты кроется в её моральном упадке.
- Ты постарайся найти этого парня, Данилу, - внушала Алма мужу, - и вправь ему мозги. Он должен признать ребёнка, как-никак мы отвечаем за Риту перед её родителями, она жила в нашем доме, а мы за ней не углядели.
Данилу вертелся как уж на сковородке, ему эти разговоры были неприятны до крайности, и он увиливал от них, как только мог: погружался в бассейн с головой, прикрывал глаза, притворялся, что спит. Но Алма продолжала обрушивать на негодяя обманщика громы и молнии, всячески при этом накручивая Данилу.
Когда он мог, то пытался поговорить с Ритой, но она так же старательно избегала этих разговоров. Запирала дверь в свою комнатушку, как только слышала шаги Данилу, которые всегда узнавала безошибочно. Он начинал стучать, уговаривая:
- Рита! Открой! Нам нужно поговорить! Ну, Рита же! Не веди себя как девчонка!
Ответом на его уговоры было глухое молчание за дверью.
В конце концов, на этот стук появлялась Ноэмия.
- Вам что-нибудь нужно, сеньор Данилу? - с некоторым недоумением спрашивала она.
- Да, - сердито отвечал он. - Я никак не могу дождаться своего коктейля. Я звонил, звонил, и хоть бы что! Мне пришлось вылезти из бассейна!
- Извините, сеньор Данилу, но вы же знаете, что Рита беременна, её часто тошнит, и дона Алма распорядилась, чтобы её особенно не тревожили.
- Хорошенькое дело! - возмущался он. - Может, я буду скоро делать нашим служанкам витаминные коктейли?
С тех пор как молодое поколение ограничило Данилу в потреблении шампанского, он перешёл на коктейль из натуральных соков. Возможно, это улучшало его здоровье, но уж точно не улучшало настроения, которое было безнадёжно испорчено присутствием в доме беременной Риты.
Но однажды он заговорил с Ритой таким радостным, полным надежды голосом, что она не выдержала и открыла ему дверь.
- Я рад, - начал он, - наконец-таки ты проявила благоразумие, надеюсь на него и впредь. Я совершил невероятное - я устроил твоё счастье, твою судьбу!
- Интересно, каким же это образом? - поинтересовалась Рита. - Однажды вы уже принимались устраивать моё счастье, и ничего, кроме неприятностей всем, не устроили.
- Есть очень хороший человек, Рита, он мой настоящий друг, и он согласен на тебе жениться. Он даст имя твоему ребёнку, и сразу всё наладится, и не будет больше ни у кого неприятностей. - Глаза Данилу сияли: он проделал такую работу, посулил столько денег, но, похоже, нашёл выход из положения.
- Он, может, согласен, а я нет, - отрезала Рита. - Я не вещь, которую можно сбыть с рук. Может, для вас это и решение всех проблем, но не для меня. Всё, что мне обещает и даёт дона Алма, реально, а связаться ни за что, ни про что с неизвестным мужиком - простите! Я вижу, что и своих-то кормить не хотят, - тут она грозно взглянула на Данилу, - а чтобы кормить женщину, ни разу её не видев, да ещё принять на себя ответственность за её ребёнка, такого я ещё не видела. Вы аферист, сеньор Данилу. И со мной вы повели себя как мошенник, и сейчас предлагаете очередное мошенничество. А ну уходите из моей комнаты! И как можно быстрее!
Данилу пытался ещё что-то сказать, но Рита, в прямом смысле слова, вытолкала его за дверь и заперла её.
Данилу безнадёжно сник. Такая была блестящая возможность и - рухнула! С этого дня он погрузился в глубокую меланхолию и не отзывался ни на какие призывы своей жены к деятельности, ссылаясь на нездоровье.
Алма, в конце концов, махнула на него рукой и столь же энергично занялась Ритой. Недомогание кухарки волновало её куда больше, чем Данилу, - она отправляла Риту к врачам на консультацию, следила за тем, чтобы та принимала лекарства.
- На тебя мне наплевать, - со свойственной ей прямотой заявляла Алма, - но ты отвечаешь за своего ребёнка, и я вместе с тобой!
Рита покорно подчинялась, но у неё всё валилось из рук, и она постоянно забывала, когда ей принимать одно лекарство, когда другое.
- Ну и рохля! - злилась Алма. - Не знаю, о чём думает Господь Бог, когда даёт своё благословение таким недотёпам!
Но, очевидно, у Господа были свои планы.
После узи выяснилось, что Рита ждёт близнецов, и Алма совсем голову потеряла. Она накупила массу пелёнок и распашонок, а потом занялась переселением Риты в комнату Эду.
А Эду как раз зашёл к себе за нужными ему бумагами, что делал периодически. Он оставил массу своих студенческих записей и конспектов, искренне думая, что они ему больше не понадобятся, но в них всё время возникала потребность, и тогда Эду мчался к Алме, взлетал на второй этаж и лихорадочно рылся в шкафу, отыскивая необходимое. Так же стремительно он примчался и на этот раз, распахнул дверь и увидел Риту, стоявшую посреди комнаты в лифчике и трусах и внимательно изучавшую в зеркале свою пополневшую фигуру. Эду захлопнул дверь и с возмущением поспешил вниз к Алме, намереваясь высказать ей в очередной раз своё недовольство её, не знающим меры, сумасбродством. В гостиной кто-то был, и Эду невольно остановился, услышав возбуждённые женские голоса. Алма разговаривала со своей подругой Глорией, и разговор показался Эду настолько необычным, что хоть подслушивать и было против его правил, он не мог этого не сделать.
- По-моему, Алма, ты совершенно сбрендила, - говорила Глория. - Что ты носишься с этой Ритой как с писаной торбой? Скоро она будет сидеть за столом, а ты будешь подавать ей кофе. Опомнись! При всей своей экстравагантности, ты всегда была разумной женщиной.
- Не всегда, Глория! В юности я была безумно влюблена в одного человека, и...
- О чём ты говоришь, Алма! Я ценю твой юмор. Конечно, в юности мы все были безумно влюблены, но с тех пор прошло столько времени, что все наши безумия кажутся очень смешными. Ты накупила ей целое приданое! Где это видано, Алма?
- Я покупала не ей, - глухо ответила Алма, и этот голос был так не похож на её обычный...
- Камиле, - догадалась Глория.
- У меня были двойняшки, Глория, мальчик и девочка. Они родились недоношенными и умерли через двадцать дней.
- Ты мне никогда об этом не рассказывала, - взволнованно произнесла Глория.
- Я никому об этом не рассказывала. Мальчик был тёмненький, с волосиками, как у Эду, а девочка родилась почти без волос, она была такая маленькая и совсем слабенькая. Они прожили двадцать дней, каждый день я была с ними, надеялась, что они подрастут, окрепнут, что я буду сама кормить их, прижимать к себе. Но они умерли в один день, с разницей в несколько часов...
- Святая Мадонна! И ты всё это время никому не рассказывала, держала в себе? - Глория была потрясена, у неё не укладывалось в голове, что энергичная, всегда полная сил Алма таила в душе такое горе.
- Мой отец, с которым мы всегда были большими друзьями, очень помог мне тогда. Когда это случилось, я хотела умереть! Мне было так плохо, так плохо, что пришлось заставить себя всё забыть, притвориться, будто ничего не было.
- Значит, вот в чём дело, теперь я поняла, почему тебе так дороги двойняшки Риты.
Эду за дверью перевёл дух и продолжал слушать. Всё его возмущение выветрилось как дым: «Бедная тётя Алма!»
Видимо, лицо у тёти Алмы было очень несчастным, потому что из-за двери послышалось:
- Выпей, выпей, это успокоительное, оно не очень сильное, ты почувствуешь себя гораздо лучше.
- Спасибо, Глория, я в порядке. Просто мне очень грустно. Смерть моих детей изменила всю мою жизнь. Я больше так и не решилась забеременеть. Боялась, что ещё одна надежда, ещё одна мечта снова рухнет...
- Вот только чего я не поняла, - осторожно начала Глория, - ты всегда говорила, что твой первый муж Леополду никогда не хотел детей. Он не хотел их после того, как вы потеряли близнецов, да?
- Нет. Дети были от того, кто стал потом отцом Эду и Эстелы.
Этого сообщения Эду не выдержал, он открыл дверь в гостиную и появился на пороге.
- Что ты сказала, тётя? Я ничего не понял. Я случайно услышал нечто очень важное для меня и хочу понять, что же произошло.
Глория попыталась остановить объяснение, она боялась, что Алме станет плохо, но та пожала плечами и с несвойственной ей покорностью сказала:
- Ну, видимо, настала пора, чтобы ты узнал всё. Глория, я думаю, нам лучше поговорить с Эду...
- Наедине, - закончила Глория. - Я тоже так думаю. Она с нежностью поцеловала Алму и вышла.
Эду смотрел на Алму тревожно, непонимающе. Он знал, что у матери и тётки всегда были сложные отношения. При внешней доброжелательности в них явно ощущалась какая-то натянутость. А отец? Как он вёл себя по отношению к Алме? Ровно, чуть, пожалуй, отстранённо и всегда подчёркнуто вежливо. А к матери обычно относился подчёркнуто любовно. Нет, Эду ничего не понимал в этой истории, пусть Алма всё ему объяснит.
- Я не хотела касаться этой давней-предавней истории, потому что она не имеет к вам с Эстелой ни малейшего отношения, а касается только меня. Но раз мы семья, это, видимо, всё касается всех. Когда я познакомилась с Григориу, то сразу влюбилась в него без памяти, он был очень красив, умён, обаятелен, ты ведь помнишь своего отца. Я сумела его увлечь, ты же знаешь, я тоже не без обаяния, но всё время чувствовала, что это не любовь, а вежливое согласие на мою страсть, и очень страдала. Я же была очень молоденькая. Потом я забеременела. Но и тогда он не сделал мне предложения, хотя мы продолжали встречаться. Он ждал наших детей вместе со мной. Они родились и очень скоро умерли. Мы оба страдали, но смысла быть вместе уже не было никакого. У него, я имею в виду. И мы расстались, а потом спустя несколько лет он познакомился на каком-то вечере с моей сестрой. Они стали встречаться, я увидела его снова уже в качестве жениха Лизы. Для нас обоих это стало не слишком радостным открытием, но мне было гораздо больнее, чем ему. Я всё рассказала Лизе. Я не умела тогда ничего держать в себе. В общем, я сказала сестре, что произошла страшная несправедливость, что этот человек должен принадлежать только мне. Разумеется, Лиза не поняла меня. Она обиделась, оскорбилась, увидела во мне потенциальную угрозу. И это навсегда испортило наши отношения. Вернее, не испортило, а внесло в них ноту напряжённости.
- Значит, мне не привиделись ваши ссоры? Иногда мне казалось, что я придумал их или увидел во сне, - сказал Эду.
- Нет, не привиделись, - вздохнула Алма. - Мы действительно ссорились, оттого что были слишком близки и порой страшно раздражали друг друга. Нас мирил Григориу: ему легко было это делать, потому что твою маму он любил, а меня нет. Но меня он щадил в память о прошлом, а твоей матери давал столько свидетельств своей прекрасной, щедрой любви, что Лиза успокаивалась. Она родила ему двух прекрасных детей. И ты понимаешь, что в моём сердце не могло не быть горечи на несправедливость судьбы. Но я не роптала и не унывала. Замкнуться в страданиях - не в моём характере. Вскоре я вышла замуж за Леополду.
- И больше никогда вы с отцом... - Эду замолк в нерешительности.
Алма гневно взглянула на него.
- Никогда! - ответила она, гордо подняв голову. - Ты мог бы об этом и не спрашивать. Когда я потеряла самого любимого в своей жизни мужчину и самую близкую женщину, Григориу и сестру Лизу, всю свою любовь, нежность и преданность я отдала тебе и Эстеле. Я растила вас, как своих собственных детей.
Алма поникла, что было ей несвойственно. И Эду совсем иными глазами посмотрел на эту небольшого роста женщину, которой довелось изведать столько ударов судьбы - смерть детей, смерть мужей, - судьба и впрямь была к ней несправедлива. И они с Эстелой тоже часто бывали к ней несправедливы, подозревая бедную Алму в кознях и корыстолюбии.
- Прости, тётя. Мне искренне жаль, что я заставил тебя вспомнить твоё горе, - покаянно проговорил он.
- Я о нём и не забывала, Эду, - просто ответила Алма. - Ты не сделал ничего плохого. Я растила вас с огромной любовью, и она как-то уравновешивает мои горести.
Впервые за много дней Эду с искренним чувством поцеловал её, и в его сердце растаяла обида, которую он носил и никак не мог избыть - обида из-за Камилы.
- Помни, что мы с Эстелой всегда с тобой, - сказал он. - Твоя большая любовь к нам вызвала точно такое же ответное чувство.
Алме было приятно слышать это признание Эду. Она очень горевала, что он не понял её заботы и обиделся на неё. Она ведь не хотела ничего плохого: Камилу бы в США лечили, а Эду, возможно, и нашёл бы себе какую-нибудь милую крепенькую девушку, которая нарожала бы ему детей. На этой мысли Алма себя и остановила. После всех своих горестей она помешалась на детях. С этим ничего не поделаешь, но переходить границы разумного, конечно, тоже не следовало.
Алма сказала, куда сложила все бумаги Эду, он отыскал то, что ему было нужно, торопливо чмокнул её на ходу и умчался, думая, как прихотливы порой жизненные пути. А вспомнив свою историю с Камилой и Эленой, он посочувствовал не только им и Алме, но также всем женщинам, которым почему-то выпадают самые тяжкие испытания...
А Алма сидела в гостиной и впервые за долгие годы наслаждалась покоем, сама не зная, почему так благотворно на неё подействовало то, что она поделилась своим застарелым горем с племянником. Пожалуй, потому, что эта тайна всегда была чем-то отделяющим её от тех, кого она давно стала считать своими детьми.
«Я бы не сказала, что судьба несправедлива, - подумала она, только чувство справедливости у неё какое-то причудливое. Она отняла у меня моих детей, но дала мне детей сестры, которая родила их от любимого мной человека».
Несколько дней Алма провела в относительном покое, по-прежнему хлопоча по дому - занимаясь делами Риты и удивляясь тому, что та становится всё сумрачнее и сумрачнее, вместо того чтобы наслаждаться благодатным чувством материнства. И вдруг Рита исчезла.
Весть об этом принесла Ноэмия.
- Ритиньи нет! - сообщила она в тот момент, когда Алма и Данилу сидели за столом в ожидании обеда.
- Как это нет? - удивилась Алма.
У Ноэмии от волнения дрожали руки и глаза были навыкате.
- Охранник видел, как она выходила из дома с сумкой!
- Боже Всемогущий! - воскликнула Алма. - Что эта девчонка собирается делать в Рио-де-Жанейро в таком положении? Мы должны немедленно принять меры. Данилу, ты слышишь меня?
Данилу поёжился.
- Что ты хочешь от меня, дорогая? - спросил он не без раздражения.
- Ты можешь её найти, - безапелляционно заявила Алма.
- Не уверен, - со вздохом облегчения заявил Данилу. Он только что перевёл дух и начал успокаиваться. Его очень устраивало отбытие Риты в неизвестном направлении: вместе с ней отбывали и все неприятные проблемы. - Думаю, что она успела далеко уйти. И к тому же я не знаю, где её искать.
Но Алма не слушала его рассуждений, она тотчас же позвала шофера, позвала садовника, и Данилу оглянуться не успел, как уже садился рядом с шофёром в машину.
- Без Риты не возвращайтесь! - напутствовала их Алма.
И вот трое мужчин колесят по улицам Рио в поисках беглянки. Данилу то и дело предлагает вернуться домой.
- Нет её нигде, и эти поиски - большая глупость. Если человек решил уйти, то кто вправе его удерживать? - твердит он.
Но Тринидаде вновь и вновь поворачивает на перекрестках, а Эйтор внимательно присматривается к проходящим женщинам, периодически вскрикивая: «Вот она!»
Однако всякий раз выяснялось, что Эйтор обознался.
- Мне надоело бессмысленно колесить по городу, - заявил наконец Данилу. - Полагаю, мы достаточно добросовестно обследовали все близлежащие районы и можем с чистой совестью вернуться домой.
Тринидаде, прекрасно зная, насколько мнение хозяйки важнее мнения хозяина, даже не повернул головы на эту реплику, но Данилу не собирался умолкать. Результат поисков его весьма устраивал, и он распорядился:
- Поезжай домой, Тринидаде, мне же объясняться с доной Алмой, не вам.
Тринидаде понял, что не может его ослушаться без серьёзного конфликта, и притормозил, надеясь сообразить, как ему лучше поступить. Но тут Эйтор вдруг закричал:
- Ритинья! Останови машину, Тринидаде. Вон она идёт, наша Ритинья!
На сей раз это и вправду была Рита.
- Не останавливайся, Тринидаде! - скомандовал Данилу. - Пусть себе уходит. Она знает, что делает.
Однако Тринидаде уже поравнялся с Ритой, а Эйтор с ней заговорил:
- Дона Алма послала за тобой, велела без тебя не возвращаться.
- Ни за что не вернусь, - ответила Рита. - Я решила уйти и уйду. Вы меня не удержите.
- Ещё как удержим, - ласково пообещал Эйтор, взяв её за локоть.
- Да отпусти ты её! - вмешался Данилу. - Ты же видишь, она не хочет возвращаться!
- Не могу! - отвечал Эйтор. - Дона Алма дала обет, что поможет её ребятам, так что нечего нам портить богоугодное дело.
С этими словами он, к величайшему огорчению Данилу, усадил присмиревшую Риту в машину, и они поехали обратно.
Алма с Эстелой сидели на кухне и нетерпеливо ждали возвращения мужчин. Узнав, что они нашли Риту, Алма расцвела улыбкой.
- Что это ты задумала, дурочка? - обратилась она к потупившейся Рите. - Тебе даже ночевать негде! Ты совершенно не думаешь о детях.
- Отпустите меня, дона Алма, - попросила несчастная Рита со слезами на глазах.
- Что-то случилось? Тебя кто-нибудь обидел? - забеспокоилась Алма, увидев, что девушка вовсе не капризничает. Было что-то в её страдальческих глазах такое, что Алма распорядилась: - Оставьте нас наедине, нам нужно поговорить.
Эстела тут же поднялась, бросив на Алму сочувственный взгляд.
- Если я понадоблюсь, ищите меня в гостиной, - сказала она и вышла.
Данилу же возмутился:
- Мало того, что из-за Камилы ночей не спим, так теперь ещё должны всё бросить и вытирать нос какой-то служанке! Только этого не хватало!
- Она такой же человек, как мы с тобой, - мягко сказала Алма. - Не мешай нам, пожалуйста.
- Я не имел в виду ничего плохого, - принялся оправдываться Данилу. - Мне неприятно, что она привлекает к себе внимание и строит из себя несчастную.
- Иди! Иди! - махнула на него рукой Алма, и Данилу нехотя вышел из кухни.
- Я собралась поехать к своей двоюродной сестре, - начала Рита. - Она живёт здесь, в Рио. А если она не смогла бы меня приютить, то поехала бы к себе на родину.
- Но почему? Ты сама говорила мне, что твоя сестра замужем, что у неё куча детишек, что для тебя там нет места. Или там живёт тот парень, от которого ты забеременела?
- Нет, дона Алма, просто из ваших забот ничего не выйдет.
- Почему? - Алма всплеснула руками. - Мы непременно найдём этого парня, поговорим с ним, ведь он должен зарегистрировать детей. А в остальном я тебе помогу. У тебя будет все необходимое.
- Вы слишком добры ко мне, дона Алма, - проговорила Рита и залилась слезами. - Я этого не заслуживаю. Я должна была сделать это раньше, а решилась только сейчас... Но я должна! Должна!
Алма повернула Риту к себе и проницательно взглянула ей в глаза.
- Ты что-то от меня скрываешь, - сказала она. - Ну-ка говори, что у тебя на душе!
Рита заплакала навзрыд.
- Да хватит тебе реветь, - грубовато, но ласково произнесла Алма. - Давай-ка говори, что там у тебя. Ты даже не представляешь, какое ощутишь облегчение, когда ты скажешь мне всё, что тебя мучает. Я вот на днях такое испытала и тебе советую.
Рита продолжала плакать, а Алма - её уговаривать.
- Ты что, боишься меня? - наконец спросила она. Рита кивнула.
- Из-за чего? - допытывалась Алма.
И тут Рита раскололась.
- Я беременна от сеньора Данилу, - рыдая, проговорила она.
Алма открыла рот и закрыла. Вот этого она не ожидала.
- Простите меня, простите, - рыдала Рита. - Поэтому я и хочу уйти. Я недостойна вашей доброты!
Алма совладала с собой и произнесла сурово и властно:
- Расскажи мне эту историю. Выкладывай подробно, без утайки. Ты сама понимаешь, я должна всё знать.
- Это случилось, когда вы, дона Алма, уехали в Ангру... Сеньор Данилу пригласил меня на прогулку... и мы с ним отправились на танцы. Мы потанцевали, я немного выпила... раскисла... он отвёз меня на пустынный пляж, там всё и произошло, прямо на песке...
- Довольно. Не мучайся так. И меня не мучай, - сказала Алма.
Откуда-откуда, но с этой стороны она удара не ждала. Данилу был лентяем, сибаритом, но никогда - распутником. Он был для Алмы вполне надёжным тылом. Она привыкла к спокойствию Данилу, к его юмору. В конце концов, она привыкла считать его своим другом. И вдруг такое предательство! Такое немыслимое предательство!
- Ты сможешь повторить то, что сказала, в присутствии Данилу? - зловеще спросила Алма, и тон её не предвещал ничего хорошего.
Трепещущая Рита только кивнула. Алма решительным шагом направилась в гостиную. Рита поплелась за ней.
Эстела сразу поняла, что происходит что-то необычное, увидев эту парочку.
- Что случилось, тётя? - спросила она.
- Рита выдвинула страшное обвинение, и я хочу, чтобы она подтвердила его в присутствии Данилу. Ну, говори, Рита. Не бойся.
- Я сказала, что отец моих детей... это сеньор Данилу, - договорила Рита дрожащим голосом.
Последовавшая за этим сцена была ужасна. В финале её из входных дверей вылетел сначала Данилу, потом чемодан с его вещами.
Алма смотрела на предателя из окна второго этажа.
- Больше никогда не возвращайся сюда! - прогремел её голос. И, посмотрев на стоявшую в углу растерянную, несчастную Риту, Алма прибавила: - А ты, наконец, успокойся и отправляйся в свою комнату. Случилось только то, что должно было случиться, и я всегда отдавала предпочтение детям перед мужчинами!

Отредактировано juliana19801 (04.06.2018 17:24)

Глава 29

Фред был погружён в свои заботы и не замечал ничего, что творится в доме.
А в доме творилось разное, атмосфера в нём резко изменилась после той ночи, которую Элена провела неизвестно где и потом замкнулась, а все окружающие сразу почувствовали себя неуютно и не могли понять, откуда взялось это странное чувство. Зилда решила, что на неё так подействовала жизнь на две семьи.
- Хоть я и рада помогать Камиле, - вздыхала она, - но долго этого не выдержу! Я уж и не знаю, где я у себя, а где в гостях...
Клара видела причину этого дискомфорта в своём муже: он не обращает на неё внимания, он рассеян сверх меры. Разве можно чувствовать себя спокойно и уверенно, когда рядом с тобой такой человек?
Фред же, как известно, повсюду искал Капиту.
А Элена была один на один со своей тайной, которую пока никому не могла поведать, и эта тайна отделяла её от всех, держала во взвешенном состоянии, потому что будущее, к которому она внутренне готовилась, ещё только должно было сформироваться. Во всяком случае, Элена с трудом представляла, как будет жить дальше.
Может быть, ей всё-таки суждено соединиться с Педру? Если говорить честно, то Элене этого не хотелось, но может, она не должна отказываться от Педру, потому что мать не вправе лишать своих детей отцовской ласки?..
Она как раз сидела и размышляла на эту тему, когда к ней неожиданно приехал Мигел.
После того, что сообщила ему Ирис, он пережил немало горьких минут, хотя не слишком-то и поверил взбалмошной девчонке, пытавшейся очернить его идеал. А горькие минуты были вызваны прежде всего отказом Элены выйти за него замуж. Мигел не мог понять, чем был вызван её отказ. Если бы Элена и впрямь любила Педру, она бы так и сказала. Но она не сказала этого, и, значит, Педру тут ни при чём. А что же при чём? Этот вопрос волновал Мигела, потому что он всё ещё жил надеждой и не мог представить, что после того, как снова обрёл способность любить, может лишиться этой любви.
После взаимных приветствий, банальных вопросов о делах и здоровье Мигел перешёл к теме, которая так его волновала.
- Я не хочу, чтобы у тебя осталось чувство неловкости от нашей последней беседы, - осторожно начал он. - Я всегда пойму тебя, и твой отказ не должен повлиять на наши с тобой отношения.
- Что ты, Мигел! - Глаза Элены смотрели на него с доверием и нежностью. - Ты научил меня быть с тобой совершенно свободной. Мне только очень жаль, если я тебя обидела, но, поверь, я отношусь к тебе с благодарностью и любовью, с тобой связаны самые прекрасные моменты моей жизни, ты удивительный, необыкновенный человек.
Сердце Мигела таяло, он не переставал надеяться на лучшее: может, Элена уже переменила решение? Но тут же, посмотрев на Элену, он понял, что она лишь пытается подсластить всё ту же горькую пилюлю - он был достаточно проницателен. И так оно и вышло. Элене было очень тяжело, но она всё-таки произнесла эти горькие слова, произнесла с болью и страданием:
- Мы должны расстаться, Мигел. Должны, понимаешь? Не то чтобы я хочу, так хочет судьба!
- О чём ты, Элена? - Мигелу казалось, что они достаточно зрелые люди, чтобы самим заниматься своей судьбой.
- В молодости я была связана с одним человеком и, как выяснилось, не имею возможности разорвать эту связь до сих пор, - со вздохом сообщила Элена.
Мигел видел, что эти отношения для Элены вовсе не радостны, а скорее непонятны и мучительны, поэтому она и называет их «судьбой».
- Это... - начал он.
- Педру, - подсказала Элена. Ей так хотелось поделиться с Мигелом всеми своими проблемами, как она привыкла делать это в последнее время. Всё разобрать, расставить по местам!.. Но сейчас этого нельзя было делать ни в коем случае!
Мигел кивнул: значит, в чём-то Ирис была права, она интуитивно чувствовала, что отношения этих двоих её родственников отнюдь не просты...
В комнату, где они сидели, заглянула Клара и, извинившись, сообщила, что у Нины снова болит животик. Она хотела знать, каким травяным отваром поила Элена Нину в прошлый раз, он так помог девочке!
Элена тут же назвала травку, и лицо её выразило столько сочувствия к малышке, что Мигел снова невольно вздохнул.
- С приездом твоих детей и внучки у тебя началась совсем другая жизнь, - не без зависти произнёс он. - Я так жду малыша от Паулу, от Сесы, но они не торопятся. Скажу тебе честно, что хотел попросить его у тебя, мне кажется, ты лучше всех справишься с этой задачей!
Элена поднялась было с дивана и, тут же опустилась обратно, так у неё закружилась голова: он колдун, что ли, этот Мигел? Всегда попадает в самую точку!
- Тебя так напугала возможность родить ещё одного ребёнка? - заботливо спросил он.
- Мне бы столько хотелось тебе сказать! - честно призналась Элена.
- Когда я шёл к тебе, то надеялся именно на это, но надежда - всегда риск, - подхватил Мигел. - С тех пор как я тебя узнал, моё сердце бьётся совсем по-другому. Я просто представить не могу, что буду жить без тебя! Говори, Элена! Расскажи мне всё, что хотела.
И кто знает, может, Элена и в самом деле рассказала бы всё Мигелу, но в это время раздался телефонный звонок. Звонил Педру, с которым Элена так и не поговорила после той безумной ночи. Не стала она говорить с ним и на этот раз, попросила перезвонить, но восприняла его звонок как очередное вмешательство судьбы.
- Сейчас я во власти рока, Мигел, и ничего пока не поняла, - сказала Элена с обречённым видом.
- Зато я многое понял, дорогая, - ответил он ласково и поднялся. - Доверься своей судьбе и живи спокойно, тут ничего не поделаешь.
Элена не пошла провожать Мигела - осталась сидеть на диване, погружённая всё в те же мысли.
   
Педру повесил трубку. Ему казалось, что Элена вновь его избегает. После той ночи он был уверен, что она забыла прежние обиды и ей нужна близость с ним. Он ждал её звонка. Не дождался. Позвонил сам и получил полуотказ. Зато когда бы он ни позвонил Камиле, она всегда была рада его повидать, и он отправился к ней.
Камила радовалась Педру, потому что рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. Элена в последнее время что-то слишком нервничала, и Камила сразу тоже напрягалась. Ей казалось, что мать знает нечто такое о её здоровье, что от самой Камилы скрывают, и она начинала пугаться и волноваться. А отвлечься от своих проблем ей было нечем. Она с удовольствием занялась бы устройством своего дома, но на это у неё не было сил. Камила не могла ездить по магазинам, готовить или шить. А от чтения у неё очень скоро начинала болеть голова. Зато когда приходил Педру, они играли в гамао, и время текло незаметно. За игрой Камила делилась с Педру семейными новостями. Ей почему-то это казалось совершенно естественным. Так она рассказала, что Алма рассталась с Данилу и тот живёт теперь чуть ли не в семизвёздочном отеле, ожидая, когда она позовёт его обратно. Платят за него Эду и Эстела, они тоже надеются, что Алма простит Данилу, - не потому что он так уж хорош, а потому что без него ей горько и одиноко.
- Эду считает, что Алма погорячилась, хотя никто из нас, разумеется, не одобряет поступка Данилу. И всё-таки лучше было бы для неё самой, если бы она смогла его простить. Они столько лет уже прожили вместе, прекрасно ладили. Алма вряд ли найдёт себе ещё кого-нибудь, с кем ей будет лучше. Значит, нужно проявить понимание...
Педру слушал рассуждения Камилы и прикидывал их на себя: у него был большой опыт холостяцкой жизни, и, женись он снова, ему, пожалуй, тоже пришлось бы трудновато. Менять свой привычный уклад в таком возрасте трудно. Очень трудно.
Он, в свою очередь, развлекал Камилу рассказами о горных тропах, водопадах, удивительной красоты девственных лесах.
Камила слушала как заворожённая.
- Вот ты поправишься, и поедем, - обещал он. - Возьмём по лошадке, и в путь. Ты - выносливая, выдержишь. Я ведь не домосед, для меня сидеть дома - нож острый!
- Мне почему-то кажется, что я могла бы с тобой путешествовать, - сказала Камила. - Может, я тоже не домосед?
- Это было бы здорово! - обрадовался Педру.
- Я иногда вижу такие дивные сны, словно весь мир объездила! Может, в другой жизни мы с тобой были отцом и дочкой?
Про другие жизни Педру ничего не знал и поэтому не стал отвечать, зато по миру он поездил и снова стал рассказывать о своих путешествиях.
- А мне пока предстоит другая поездка, - вдруг погрустнела Камила. - Я возвращаюсь в больницу. Пора проводить новый курс лечения.
- Мужайся, - попытался ободрить её Педру, - мы с тобой ещё постранствуем!
Камила вернулась в больницу, и Элена была рада этому: её девочку поддержат, она должна набраться сил и терпения, чтобы выдержать целых девять месяцев. Сама же Элена не спешила никому ничего говорить потому, что её внутреннее ощущение должно было получить медицинское подтверждение, и тогда... Но почему-то Элене было очень страшно, и она никак не могла набраться решимости. Побывав у врача и получив подтверждение, что она в самом деле беременна, Элена пошла в церковь, где не была уже давным-давно. Ей непременно нужна была поддержка для того, чтобы переступить порог двадцатилетнего молчания.
Священник внимательно выслушал её и сказал:
- Мужества придаст тебе только вера. Верь, что Господь любит тебя и поможет тебе во всём. Ты задумала такое дело, которое не может осуществиться без Его помощи, проси Его, и Он поможет тебе. Попроси у Него прощения за свои заблуждения и ошибки, открой Ему своё сердце. Он простит тебя, и к тебе придут силы и мужество, которые необходимы для того, чтобы развязать тот узел, в который превратилась твоя жизнь.
И Господь в самом деле дал Элене силы, она позвонила Педру и попросила его приехать в церковь. Голос у неё был такой необычный, да и поступки в последнее время тоже, поэтому Педру не стал раздумывать и тут же поехал.
Элена сидела на скамье и смотрела на статую Девы Марии, когда Педру подсел к ней.
- О чём таком святом ты хотела поговорить со мной, что позвала меня в церковь? - спросил он.
- Мне казалось, что мы с тобой любили церковную обстановку, - отозвалась Элена. - Помнишь, сколько раз мы встречались в нашей часовне?
- Но совсем не для того, чтобы молиться, - с невольным смехом откликнулся Педру, припомнив их встречи. - Я не думаю, что ты позвала меня сюда для того же самого!
Элена с упрёком взглянула на него.
- Ни малейшего почтения к святыням, - упрекнула она его.
- Я не изменился, Элена, каким был, таким и остался.
- А я очень изменилась, Педру, - сказала Элена.
- Я знаю, - кивнул он, - и хотел бы тебя понять.
- Я нашла смысл жизни в детях, - продолжала она, на ощупь строя мостик к Педру, к их прошлому, которое наконец-таки должно было соединиться с настоящим.
- Поэтому я никогда и не хотел иметь детей, - с живостью откликнулся Педру. - Дети отрезают человека от всего остального мира! Я вижу это по тебе, по своим друзьям, даже, по доне Алме. Все вы думаете о своих отпрысках по двадцать четыре часа в сутки. Я этого понять не могу! Как можно так сосредоточиться на одном человеке, пусть даже он твой ребёнок?
Педру смотрел на Элену с таким искренним недоумением, что она поёжилась и снова обратилась за помощью к Деве Марии, прося поддержать её и дать сил.
- Ты можешь узнать, как это бывает, - сказала она с необыкновенной осторожностью.
- Никогда! - с той же живостью отказался Педру. - Мне и в молодости они не были нужны, а уж в старости! Чтобы кто-то плакал под боком, болел - то понос, то запор? Нет уж! Я вообще тебя не понимаю, Элена, пригласить меня в церковь, потом начать говорить о детях! Ты за этим меня позвала?
- Да, Педру, - вдруг решительно произнесла она. - Я забеременела от тебя в ту ночь.
Педру остолбенел: вот это сюрпризец! Но невольная улыбка уже начала расползаться по его лицу: наступает возраст, когда человеку приятно знать, что он ещё способен на деторождение.
- Ну что ж, Элена, как ни странно, но я доволен, это тот, которого мы задолжали друг другу двадцать лет назад! Долго он ждал своего часа! - произнёс Педру с довольной улыбкой.
- Я тебе ничего не задолжала, Педру, - продолжала преподносить накопившиеся сюрпризы Элена. - Я родила от тебя дочь.
- Этого не может быть! Я тебе не верю! - вдруг возмущённо закричал Педру. - Если бы это была моя дочь, ты не стала бы молчать. Я достаточно тебя знаю, Элена! Ты нашла бы меня на краю света и сообщила эту весть! Нет, ты не могла так поступить, Элена! Это у тебя наступил сдвиг по фазе, и ты хочешь всучить мне чужого ребёнка, а может быть, даже и двух! Мне не нужен младенец твоего книгочея! Я вообще не понимаю, чего ты от меня хочешь.
Возмущённый Педру уже встал и собрался уходить. Элена успела выговорить только одну фразу:
- Я хочу, чтобы ты понял: Камила - твоя дочь! Господи! Помоги ему это понять!
Педру ушёл, а Элена ещё долго и горячо молилась о них, обо всех. Ей стало гораздо легче: стена многолетнего молчания была наконец проломлена, теперь её тайна будет потихоньку рассасываться, как застарелый мучительный флюс.
Вечером она позвала к себе Фреда и усадила рядом с собой.
- Пока нет Клары, - начала она, - я хотела бы с тобой поговорить.
- О чём? - настороженно спросил Фред, полагая, что сейчас речь пойдёт о Капиту, а о ней он пока не хотел говорить ни с кем на свете!
- О твоей сестре, - сообщила Элена.
У Фреда отлегло от сердца, он поудобнее расположился в кресле: о Камиле он готов был говорить сколько угодно.
- Новости из больницы? - спросил он. - Не слишком хорошие?
- Никаких, - отозвалась Элена. - Я хотела бы поговорить не о настоящем, а о прошлом. Об отце Камилы.
- И что ты хотела сказать мне о папе? - заинтересовался Фред, который очень любил отца и всегда слушал о нём с удовольствием.
- У вас с Камилой разные отцы, - спокойно сообщила Элена.
Фред от изумления открыл рот.
- Не понял, - произнёс он после некоторой паузы.
- Камила - дочь Педру, - пояснила Элена.
А затем, глядя в недоумевающие глаза Фреда, рассказала всю свою историю, как в ранней юности любила Педру, потом рассталась с ним, уехала в город, вышла замуж, но спустя три года снова вернулась к отцу. Педру был ещё не женат, между ними снова вспыхнула любовь. Элена забеременела, а Педру уехал покупать лошадей и не вернулся. Отец страшно рассердился на неё, когда узнал про беременность, и выгнал из дому. Она вернулась в Рио. Здесь её разыскал муж, отец Фреда. Он признал Камилу, только просил никому ничего не рассказывать. Ещё два года они прожили вместе, а потом он умер.
- Он очень любил вас обоих, и вы его тоже, я так ничего никому и не сказала, - заключила Элена.
- А Педру? - спросил Фред.
- До сегодняшнего дня он не знал, что у него есть дочь, - ответила Элена.
- Ну, ты даешь! - потрясённо заявил Фред. - Прямо героиня романа!
- Надеюсь, это никак не повлияет на ваши отношения с Камилой, - добавила Элена. - Вы так любите друг друга!
- И будем любить и дальше, - сказал Фред. - Или ты думаешь, я обижусь на Камилу из-за того, что её отец жив, а мой умер? Какая ты смешная, мамуля! Столько себя мучила из-за ерунды! Страдала! Чувствовала себя оскорблённой, выбивалась из сил! - Фред крепко обнял Элену, и она притулилась возле него, словно на секунду превратилась в Нину. - Сказала бы всё сразу, и было бы тебе куда легче!
- Он уехал! Он меня обидел! Он даже не спросил, куда я делась! - выливала свои обиды Элена.
- Ты до сих пор обижаешься? - поинтересовался Фред.
- Нет, и даже снова от Педру забеременела, - призналась Элена.
Фред смотрел на мать округлившимися глазами.
- Ну, мамуля, с тобой не соскучишься! Хотя я всё понял, это из-за Камилы! Да ты же настоящая героиня! Вот это да! Я тобой горжусь! Я тобой восхищаюсь! Вот это женщина!
По мере того как Фред говорил всё это, Элене становилось легче и легче, она смотрела на сына с тем же восхищением, что и он на неё. Всё-таки мать и сын - великая сила, они всегда поймут и поддержат друг друга!
- Поэтому я и рассталась с Мигелом, - продолжала свои признания Элена. - Надеюсь, ты меня понимаешь.
- И ничего ему не сказала? - с упрёком спросил Фред. Элена кивнула:
- А что говорить? Пройдёт несколько месяцев, и он сам всё увидит.
- Мужчины любят знать всё заранее, особенно такие вещи, - заметил Фред. - Так что найди время и поговори с ним. Я не знал, что такая отчаянная женщина может быть такой трусихой! Обещаешь исправиться?
- Подумаю, - улыбнулась Элена.
- И ещё один вопрос. Почему ты не сказала мне об этом накануне сдачи крови? Ты же знала, что я не смогу быть донором!
- Нет, Фред, не знала. Если донором может быть чужой человек, то почему не может сводный брат, ведь мать у вас общая!
- Ты, мамуля, просто чудо! - Фред снова обнял Элену. - Я уверен, что ты спасёшь нашу Камилу! Теперь я, наконец, успокоился!
- Господь послал мне двух прекрасных детей, - сказала Элена, - и пошлёт третьего. Все мои дети будут жить, и они будут счастливы. Ты слышишь, Фред, они будут непременно счастливы!
- Слышу, мама, и даже верю тебе!
И Фреду в самом деле показалось, что в этом невероятном мире возможно и самое невероятное счастье!

Отредактировано juliana19801 (04.06.2018 17:27)

Глава 31

Педру даже не смотрел в сторону Ирис. Она перестала для него существовать. Простить ей то, что произошло с письмом, он не мог.
- Ты для меня больше не существуешь, - так и сказал он ей и перестал разговаривать с ней вообще.
Для начала Ирис фыркнула. Она привыкла, что Педру разговаривает с ней грубо, что отказывается от всех её предложений. Поэтому она не придала особого значения его злости. Позлится и перестанет - так решила она про себя. Но вдруг она почувствовала, что он не замечает её по-настоящему, проходит, словно мимо стены или комода, не слышит, не видит. Она попыталась заорать, привлечь к себе внимание, но из этого ничего не вышло. Ни один сигнал, исходивший от существа по имени Ирис, не достигал планеты «Педру». Ирис сделалось страшно.
Между тем Урагану становилось всё хуже и хуже, и Ирис переселилась в конюшню. Рядом с больным Ураганом она чувствовала себя куда увереннее, чем рядом с Педру. Ирис и ночевала в конюшне на соломе, конюшня стала для неё домом.
Когда Синтия поутру впервые увидела спящую на соломе Ирис, она решила, что произошёл очередной скандал и Педру выставил девчонку из дома.
«Допекла!» - подумала она про себя и была недалека от истины. Но её заботой были не люди, а лошади, и она занялась Ураганом. Его состояние Синтии совсем не нравилось. Если ему и стало получше, то разве только чуть-чуть, он как бы подавал надежду, отказывался от усыпления, обещал бороться, но до перелома, который принёс бы реальное улучшение, было далеко. Ирис вскочила.
- Ну что? - озабоченно спросила она. - Лучше ему?
- Да нет, - со вздохом ответила Синтия, - ему по-прежнему плохо.
Она дала лекарство несчастному животному, которое с трудом дышало, и вышла. На свежем воздухе ей сразу стало как-то веселее. И она решила всё-таки сказать Педру, что какой бы ни была Ирис, но ей лучше спать в доме, а не в конюшне.
Ирис, заметив, что Синтия направилась к их с Педру домику, мгновенно заторопилась вслед за ней. Она не могла допустить, чтобы они там миловались, воспользовавшись её отсутствием.
Синтия открыла дверь и поздоровалась, Ирис застыла в кустах под окном, готовая появиться в любую минуту.
- Я соскучился, - тут же сказал Педру. - Ты сменила гнев на милость или нет?
- Мне кажется, у тебя теперь семья, - сказала Синтия.
- Да нет, у нас всё по-прежнему, каждый сам по себе, - ответил он. - Я вообще думаю исчезнуть отсюда. Готовлю себе небольшую фазенду, пора пожить самостоятельно, без хозяев, только с лошадьми. Хочешь со мной?
- Возьми лучше Ирис, - сказала Синтия. - Она спит и видит, как бы ей быть рядом с тобой, делить постель, стирать носки и рубашки.
- Я предпочёл бы тебя, - признался Педру. - Ты снова начала от меня бегать? Если ты вышла на дистанцию, то я за тобой!
Синтия рассмеялась.
- Я пришла сказать, что Ирис ни к чему спать в конюшне. Только ты, слепец, не видишь, что она необыкновенно привлекательная молодая особа, и ей просто опасно там спать.
- Это ты говоришь, исходя из собственного опыта? - поддел её Педру. - Но таких, как я, на конном заводе больше нет. А на Ирис мне наплевать, она теперь для меня просто не существует.
- С чего вдруг? Что она ещё натворила? - полюбопытствовала Синтия.
- Даже рассказывать неохота. Скажу одно: она всем норовит причинить зло - словами, делами, всем и всегда, такая уж уродилась. Ты думаешь, Ураган просто так болеет? Ничего подобного. Лошади всё чувствуют. Сначала он был такой же злой, как она, а потом эта злость стала есть ему печёнки. И с Ирис будет то же самое. Сначала она хотела уничтожить всех вокруг себя - Камилу, тебя, Эду, не знаю, кого ещё. Но ведь такое не под силу человеку! Волны злости, которые она посылает, возвращаются к ней, и скоро они раздавят её и уничтожат. Она будет болеть, как Ураган, и я не ручаюсь за благополучный исход.
- Бог знает, что ты такое говоришь, Педру! - упрекнула его Синтия.
- Правду, и ничего больше, - усмехнулся он. - Я не похож на пророка, но вот увидишь, так оно и будет!
Больше Ирис не хотела ничего слушать. Она потихоньку отошла от окна и снова отправилась к Урагану. Педру мог говорить всё, что угодно, но её конь должен был непременно поправиться!
Ирис целый день провела в конюшне, и спать легла снова неподалёку от Урагана. «Я выхожу своего коня!» - пообещала она себе.
С этого дня Ирис стала самой внимательной сиделкой. Весь мир перестал для неё существовать, кроме её несчастной лошади. Но как выяснилось, и в мире не осталось никого, кому она, Ирис, была нужна и интересна. Никто не подходил к ней, никто ни о чём не спрашивал, никому не было дела до того, как она живёт. Ирис это задевало. Ей было больно чувствовать себя такой одинокой на свете. И чем более одинокой она себя чувствовала, тем горячее привязывалась к коню. Ей было страшно представить, что она может потерять его. А Ураган дышал со свистом и смотрел на неё тусклым, подёрнутым синевой глазом.
Ирис рвала для него самую мягкую траву, приносила ключевую воду, она чистила его, сама убирала конюшню и проветривала её.
- Вот увидишь, - шептала она, обняв Урагана, - скоро мы поскачем с тобой в поля, ты будешь дышать душистым, сладким воздухом. Ты ведь хочешь снова бегать быстрее ветра?
Как можно выхаживать больного? Только любовью. Чтобы говорить с Ураганом, чтобы быть с ним изо дня в день, Ирис понадобилось то терпение, которое даёт только любовь, только настоящая привязанность. Разные картины стали всплывать в голове у Ирис. Всё чаще вспоминала она своих родителей. Мать, которая сидела у её изголовья, когда она болела. Ирис забыла обо всём этом, но вдруг увидела лампу, прикрытую платком, почувствовала прохладную руку матери на своём лбу, услышала её голос, который читал ей сказку. Да, мама так и сидела возле её постели, когда она болела. Ирис вспомнила, как мать звала её ужинать, как шила ей платья. «Как же она любила меня! - вдруг удивилась Ирис. - Сколько тратила сил, заботясь обо мне. А я её не замечала. Всё будто делалось само собой. А отец? Отец, пока был здоров, много работал, часто бывал в разъездах по фазендам, но, когда приезжал, непременно привозил мне какой-нибудь подарок, что-то неожиданное, любопытное: птичье гнездо, красивый камень. Это значит, что в своих путешествиях он беспрестанно думал обо мне, смотрел вокруг моими глазами, искал, что могло бы быть мне интересно! - вдруг догадалась Ирис. - Почему же я не заметила их любви? Почему позволила им уйти? Почему не ухаживала, как за Ураганом?» Боль и страдание коснулись сердца Ирис. Теперь она чувствовала себя не только одинокой, но и виноватой в том, что осталась одна.
«Я не нуждалась в них, убегала, и они ослабели от забот и трудов и умерли», - повторяла она, и слёзы подступали у неё к глазам, пока не полились нескончаемым потоком. Она плакала и никак не могла остановиться. Ей было жаль себя, а главное, своих родителей.
- Простите меня, простите, - шептала она им.
Вечером, когда её никто не мог увидеть, она брала в конюшне какую-нибудь лошадь и отправлялась проехаться, ей необходимы были движение, веяние ветра, шелест листьев. Она не торопила лошадь, та шла шагом, и однажды к ней присоединились ещё два всадника, и Ирис без всякого страха признала в них своих отца и мать.
- Вы простили меня? - спросила она. - Вы ко мне вернулись?
- Мы всегда были с тобой, - отвечала мать. - Только ты нас не замечала, потому что мы не были тебе нужны. Но теперь ты просишь у нас помощи, и мы готовы помочь тебе, доченька!
Ирис снова заплакала, так она была счастлива оттого, что не одна на этом свете.
- Если ты будешь любить других, то никогда не будешь одинокой, - словно прочитав мысли Ирис, сказала мать, а отец только одобрительно кивал каждому её слову. - Видишь, мы при жизни любили друг друга и не разлучились и после смерти. Одиночество - это когда думаешь только о себе. Тогда ты и остаёшься одна. Ведь ты же никого к себе не подпускаешь, видишь только себя, чувствуешь только себя, вот ты и одна на свете. А когда любишь... - мать тихонько засмеялась, - когда любишь, ты всё время видишь своих любимых - близко ли они, далеко ли, они всегда с тобой. Ты беспокоишься о них, ты им мысленно помогаешь, распутываешь их проблемы, и ты никогда не одна.
- Неужели это так просто? - поразилась Ирис.
- Очень просто, - отвечала мать, - только нужно не жалеть себя и отдать другим своё сердце.
- Но разве я не люблю Педру? - спросила Ирис. - Я же только о нём и думаю.
Мать снова тихонько засмеялась:
- Да, ты думаешь о нём, это правда. Но думаешь о нём не с любовью. Ты же злишься на него. Постоянно в чём-то винишь его. Всё делаешь ему наперекор. Ты охотишься за ним, как за добычей. Хочешь поймать, запереть в клетку и хвастаться перед всеми: видали, какого я поймала? Вам не удалось, а мне удалось. Я - самая удачливая из охотниц. Тебе хочется восторжествовать над теми, к кому он привязан, и над ним тоже.
Ирис опустила голову, ей нечего было возразить.
- Когда в твоём сердце вспыхнет великое сострадание и желание делать добро другим, тогда это будет любовью. Мы молимся за тебя, доченька, и вот увидишь, Господь тебе поможет.
С этих пор Ирис с нетерпением ждала вечера, чтобы отправиться на прогулку. Иногда всадники сразу присоединялись к ней, иногда вообще не приезжали, иногда она разговаривала с отцом или матерью, иногда они все втроём ехали молча.
Сколько дней прошло с тех пор, как Ирис переселилась в конюшню, она бы не могла сказать, но ей казалось, что целая вечность. Урагану понемногу становилось лучше, и когда Синтия впервые сказала ей об этом, словно горячая волна обожгла сердце Ирис. Неужели? Неужели она отстояла его у болезни?
И почему-то сразу подумала о Камиле. Вот и Элена точно так же каждый день боролась за своего ребенка. Если Ирис сама стала словно бы больным Ураганом, что же должна чувствовать мать, которая пытается вырвать своё дитя из цепких лап смерти?!
И снова к глазам Ирис подступили слёзы, и снова она оплакивала своё бесчувствие и жестокосердие. А вечером мать сказала ей с нежностью:
- Твоё сердце учится любить, моя девочка, не бойся боли, она залог счастья.
Ирис плакала, плакала, вспоминая всех своих близких, и казалось, не будет конца её слезам.
Но настал день, когда она, проделав, как обычно, утренний туалет Урагану, убедилась, что он совсем неплохо себя чувствует.
- Сегодня я поеду к Камиле в город, - тихонько сказала она. - Тебе придётся меня подождать.
Ураган заржал, соглашаясь. Его уже выводили, и он охотно гулял шагом по дорожкам.
Ирис медленно вошла в дом, остановилась у зеркала. Оттуда на неё смотрела совсем другая девушка - с тонкими чертами лица, и в этом лице было что-то нежное и вдохновенное.
- Наверное, я сумею теперь спасти Камилу, - сказала она сама себе. - За это время я столько всего поняла!
Она привела себя в порядок и пошла в гараж. Её машина стояла с полным баком, готовая к длительной поездке. Ирис села за руль и поехала. Она словно вернулась из далёкого путешествия и с любопытством смотрела вокруг, узнавая привычное и не узнавая его.
Сначала она поехала в лабораторию и сдала пробу. А потом уже - в больницу к Камиле. Она прекрасно помнила бокс, в котором лежала больная, легко нашла его, но Камилы там не было. Ирис просто не поверила своим глазам. Она знала, что должна была увидеть Камилу, помириться с ней и спасти её. И после этого всё у всех будет хорошо.
Но в боксе лежала совсем другая девушка. Очень бледная, очень грустная.
- Меня зовут Марсела, - сказала она.
- А где Камила? - спросила Ирис и вдруг почувствовала, что сердце у неё остановилось от ужаса: неужели?.. Неужели она опять опоздала?
- Камилу выписали, - отозвалась девушка. - Она дома.
- Выздоровела? - переводя дух, спросила Ирис.
- Нет ещё, но не теряет надежды.
- А ты, похоже, её потеряла? - спросила Ирис, она словно прочла всю историю этой бедняжки.
На глазах Марселы показались слёзы.
- Нет, я не хочу умереть, но верить в то, что выздоровлю, тоже не могу. Папа собирался приехать, но сегодня не успевает - приедет завтра. Он постоянно в разъездах, у него очень много работы, я лежу целыми днями одна, и меня одолевают печальные мысли.
- Я буду приходить к тебе, и мы будем с тобой болтать. Знаешь, я выходила своего коня, он у меня скоро будет бегать, и ты побежишь, как жеребёнок. А на лошади ты умеешь ездить?
- Нет, - ответила Марсела и улыбнулась. Сама мысль о том, что она, такая больная, может ездить на лошади, показалась ей забавной.
- Ну, вот видишь, буду тебя учить! Лошади - они хорошие, ты с ними подружишься.
Ирис так интересно стала рассказывать о лошадях, что Марсела заслушалась, и потом, когда Ирис уже ушла, всё вспоминала рыжую лошадку, которая никак не хотела ходить под седлом, пока не нашла себе хозяина, а того уж слушалась беспрекословно и даже спасла ему жизнь, когда они заблудились в тумане в горах, и она всё-таки отыскала дорогу к деревне.
- Завтра ко мне придут папа и Ирис, - прошептала Марсела перед сном, и ей захотелось, чтобы утро наступило поскорее.
На конном заводе узнавали и не узнавали Ирис. Никто вроде бы не терял её из виду. Марта приносила еду, Жувенал и Северину - солому и овёс для Урагана. Правда, никто с ней всё это время не разговаривал по приказу Педру, и она долгие месяцы жила как отшельница, но вышла на свет Божий с поправившимся Ураганом и сама словно бы тоже выздоровела. У неё был совершенно другой взгляд, другой голос, она стала спокойной и молчаливой, как будто бы повзрослела и помудрела, и в ней появилось что-то, что вызывало уважение.
Даже Педру внутренне ахнул, увидев перед собой Ирис, которая внимательно и просто посмотрела на него, сказала: «Давно не виделись, Педру!» - и прошла мимо.
Он и сам не понял, что с ней случилось, но, видимо, эти долгие месяцы пошли ей на пользу.
- Синтия, ты заметила, как Ирис переменилась? - не мог не спросить Педру, увидев ветеринаршу.
- Если уж ты это заметил, значит, переменилась всерьёз, - ответила Синтия.
- Нет, я правду тебе говорю. - Педру не мог скрыть своего удивления.
- И я тебе тоже, - в тон ему ответила Синтия. Может быть, Синтия единственная из всех видела, что происходило с Ирис, как-никак она каждый день навещала Урагана. Она видела, как Ирис плакала, как болела, как металась во сне, и понимала, что та переживает серьёзный душевный кризис. Теперь же из горнила страданий вышла какая-то новая Ирис, которая пока тоже не знала сама себя, но у которой было желание жить совсем по-другому.
- Посмотри-ка на мою фазенду, - предложил Педру, доставая фотографии. - Может, соблазнишься?
Синтия с любопытством рассматривала уютный дом в небольшом леске на фоне гор.
- Места там сказочные, - не мог не похвастаться Педру. - Я туда перевёл уже двадцать самых лучших лошадей. Ты даже не представляешь, до чего там здорово!
- Ты уже сказал Алме, что уходишь? - спросила Синтия.
- Конечно. Элена вот-вот родит, узнаю, будет ли совместимость, и поеду. Думаю, за это время управляющий на моё место найдётся. А ты не надумала со мной?
- Нет, Педру, не надумала. Мы с тобой оба слишком независимы и никогда со своей независимостью не расстанемся. Почему ты не смог жить с Эленой, хоть и любил её? Почему не ужился с Силвией? Потому что больше всего дорожишь свободой. Ты должен знать, что в любой миг можешь поехать покупать лошадей и вернуться через неделю, или через год, или через два. Тебе нужна жена, которая будет ждать тебя без злобы и обиды, поддерживать хозяйство и встречать тебя улыбкой, когда бы ты ни пришёл.
- Но ты же именно такая, Синтия, ты же не умеешь повисать на шее! - с убеждением сказал Педру.
- Вот именно, что я совершенно такая же, как ты, Педру, и тоже люблю уходить на год или на два. Сейчас моя очередь уходить.
Педру только покрутил головой и ещё раз удивился тому, как изменилась Ирис.

Отредактировано juliana19801 (04.06.2018 17:31)

Глава 33

Капиту сидела, обняв колени, на подоконнике и размышляла. Она не могла не признать, что, понадеявшись хоть на какое-то благополучие в своей жизни с Орланду, сильно преувеличила собственные возможности.
Одна за другой картины мелькали у неё в голове.
Вот пришли деловые партнеры Орланду, солидные сеньоры с ухоженными жёнами, и, выпив аперитив, Орланду принимался хвастаться Капиту, нахваливая её, словно кобылу на аукционе. Он не забывал назвать стоимость платья и украшений, говорил, сколько тратит на красавицу в месяц, потому что содержит не только её, но и её сынка. И рефреном у него было: «За хороший товар мне никаких денег не жалко. Сами видите, какая красавица».
Капиту про себя ядовито усмехалась: очевидно, она должна была служить рекламой деловых качеств Орланду, который не скупится на деньги, когда ему нравится предложенный товар. И ещё ей казалось, что после очередного заявления Орланду и мужчины, и женщины подойдут и начнут проверять на добротность её платье, колье, её саму...
Разумеется, она не говорила Орланду, что он выглядит смешно, когда так обращается с ней на публике, претендуя при этом на хорошие манеры и называя её своей невестой...
Привыкнуть к этим сеансам было невозможно, но перетерпеть - вполне. Капиту терпела.
В будние дни она находилась под надзором шофёра и служанки, вдобавок Орланду требовал, чтобы с ней постоянно был мобильник.
- Я должен говорить с тобой в любую минуту, когда захочу! - твердил он.
Но Капиту упорно ездила на занятия без шофёра и мобильника. Поначалу она пыталась объяснить, что во время лекций неприлично говорить по телефону, неприлично мешать преподавателю звонками. Орланду ничего и слышать не хотел. А что касается лимузина и шофёра, так и на это были объективные причины: у большинства её сокурсников плохонькие машины, которые все они водят сами, и приехать ей с шофёром - значит, привлечь к себе излишнее внимание и явно заявить о том, что она кичится своим богатством.
Однако в спорах с Орланду никакие разумные объяснения Капиту не помогали. Орланду устраивал ей бешеные скандалы, безумно ревнуя её ко всем: студентам, преподавателям, прохожим на улице.
- Боишься, предложат больше и перекупят? - зло сузив глаза, спрашивала Капиту. - Но ты же сам говоришь, что дороже, чем ты за меня платишь, платить просто невозможно. Или всё-таки возможно и я с тебя дешево беру?
- Раз я плачу деньги, я и распоряжаюсь, - кричал Орланду. - Ты не смеешь самовольничать! Ты должна делать то, что я тебе говорю!
- Купи себе другую девушку, Орланду, - предлагала Капиту. - Желательно немую, тогда она действительно будет только слушать. А вот будет ли слушаться, не знаю.
С некоторых пор она заняла твёрдую оборонительную позицию и не принимала близко к сердцу никаких обид, оставаясь всегда ровной и отстранённой. Эта её манера ещё больше бесила Орланду. Он бы хотел довести её до слёз, хотел, чтобы она разобиделась. Холодное презрение Орланду не устраивало, оно говорило яснее ясного, что ни его самого, ни его деньги Капиту не ценит по достоинству.
- Но ты же берёшь от меня реалы, - шипел он. - Живёшь на мои заработанные!
- Прежде всего я живу с тобой и за вредность должна брать бешеные деньги, а я беру только на булавки.
Скандалы множились, собственно, вся их жизнь состояла из скандалов. А чем ещё заниматься, когда люди не любят друг друга? Во всяком случае, скандалы частенько избавляли Капиту ещё и от ненавистной постели, поэтому она затевала ссору с наслаждением. Через некоторое время она даже Бруну перестала привозить с собой, оставляла его у родителей. Ребёнку не нужно выслушивать всё, что они тут говорят друг другу. Без Бруну они могли ругаться хоть всю ночь до утра.
Служанку Капиту возненавидела сразу, почувствовав в ней соглядатая и доносчицу. А когда человека не любишь, то не можешь есть и приготовленную им еду. Капиту похудела, осунулась.
Орланду забеспокоился:
- Что это с тобой? Уж не заболела ли?
- Я думаю, заболела, - недовольным голосом сообщила хозяину служанка. - Сеньора ничего не желает есть. Я выбрасываю всё, что приготовила.
- Это что ещё за штучки, Капиту? - возмутился Орланду. - По-моему, отсутствием аппетита ты никогда не страдала.
- А теперь страдаю, - томным голосом проговорила Капиту. - Меня тошнит. Я думаю, что я беременна.
Орланду вытаращил глаза.
- Ты с ума сошла! - единственное, что он смог произнести.
Подобное известие на любого мужчину действует как удар, а уж для Орланду это был не просто удар, а подножка. Вместо красавицы, всегда готовой к услугам, в его прекрасно отделанной квартирке появится неуклюжая, с огромным животом, уродина, а потом пискун и куча вонючих пелёнок. Когда он решил пожить на склоне лет в своё удовольствие, то вовсе не собирался разводить пискунов.
- И это всё, что ты можешь мне сказать? - поинтересовалась Капиту. - А когда будет наша свадьба? Ты заморочил мне голову женитьбой. Наконец я поверила тебе. Готова родить ребёнка, а ты...
- Ты уверена, что это мой ребёнок? - спросил он.
- Не уверена, - пожала плечами Капиту, - но рожу его тебе, и это будет твой ребёнок.
- Ещё чего! - тут же возвысил голос обрадованный Орланду. - Мне чужих детей не надо! Можешь убираться откуда пришла вместе со своим недоноском!
- Но ты же так любишь меня, Орланду! - жалобно произнесла Капиту. - Ты же не можешь жить без меня!
- Без тебя не могу! Но без твоего живота вполне обойдусь, - буркнул рассерженный Орланду.
- Счастливо оставаться! - Очень довольная Капиту направилась к двери. Если под этим предлогом она, наконец, обретёт свободу, то да здравствует благая ложь!
На лице её, очевидно, было написано такое счастье, что Орланду сначала опешил, а потом обиделся.
- Если ты решила таким образом улизнуть от меня, то даже не надейся! - заявил он внезапно. - Сейчас мы немедленно поедем к врачу. Если ты и в самом деле беременна, то остаёшься в больнице, тебе делают аборт, и ты возвращаешься. Кроме служанки, я найму тебе ещё и сиделку. И охранника, чтобы больше таких штучек у нас с тобой не было.
Капиту поняла, что Орланду всерьёз принял решение и через пять минут начнёт его осуществлять. Ей стало и смешно, и горько. Она и раньше нисколько не сомневалась, что слова Орланду о любви - всего только слова, но сейчас убедилась в этом воочию.
- Я люблю твою красоту, - заявил он. - И не позволю, чтобы её что-то испортило.
- Прямо сейчас и поедем? - спросила она. - Мне переодеться или не надо?
- Как хочешь, - буркнул Орланду.
- Я рада, что ты принимаешь такое горячее участие в моей судьбе и так ценишь мою красоту, - проговорила Капиту, намереваясь доиграть нечаянно получившуюся игру до конца, - и решила ради такого торжественного случая переодеться. А пока я буду переодеваться, сходи-ка в аптеку и купи тест на беременность.
Орланду приоткрыл рот, потом закрыл и направился к двери.
«Вот чертовка, - ворчал он про себя, - совсем заморочила мне голову, хорошо ещё, что я не позвонил нашему домашнему врачу. А ведь мог бы, с перепугу!»
Тест, разумеется, ничего не показал. Орланду успокоился и выругал Капиту от всего сердца за дурацкие шуточки.
Но Капиту стояла у зеркала и говорила:
- А меня всё-таки тошнит! И я ничего не ем! И очень скоро подурнею! И всё это из-за дурацкой служанки! Я её видеть не могу, а тем более прикасаться к еде, которую она готовит!
Они спорили битый час, но Капиту всё-таки настояла на своём, и Орланду уволил служанку.
Можно было избавиться от служанки, можно было отсылать шофёра и забывать дома мобильник, но от Орланду избавиться было нельзя, а он становился для Капиту всё невыносимее. Желания ладить с Капиту у него оставалось всё меньше, он становился всё грубее и грубее.
Но мало Орланду, появился ещё и Мауру. Он снова принялся шантажировать Капиту, требовать от неё денег:
- Подольстись к своему толстосуму, он тебе даст сколько хочешь кругляшек. А то я наведу на твой след своих кредиторов, скажу, что ты мне много задолжала, поэтому я и не могу с ними рассчитаться.
Слушая все эти гадости, Капиту больше не сомневалась, что эта парочка действует заодно. Как только Орланду хочет запугать её, он начинает действовать через Маурисиу. И сколько раз она, дурочка, попадалась на эту удочку! В том, что это правда, её убеждало следующее: Орланду не подпускал к ней никого на пушечный выстрел. Стоило кому-то заговорить с ней, как это мгновенно становилось известно Орланду, и он устраивал ей скандал, крича, что действует исключительно из соображений её безопасности. Но от волнений, связанных с болваном Маурисиу, он и не думал её избавлять. Маурисиу беспрепятственно подстерегал её на каждом шагу, пугал и угрожал, повторяя одно и то же: будь поласковее, подольстись! Хорошенькое средство, чтобы добиться от женщины ласки! Но если Орланду хотел пробить брешь в непроницаемой броне её равнодушия, то он своего добился: Капиту буквально закипала. Она сразу вспоминала, что Орланду обещал вернуть ей украденные Мауру деньги, но и пальцем не пошевельнул, чтобы выполнить своё обещание.
«Да он сам и навёл его на эту кражу! - твердила себе Капиту. - Он просто её спровоцировал и не собирался никого искать. Я попала в руки низкопробных бандитов».
Она попыталась пожаловаться Симони, но та твердила одно: не упускай своего шанса, тяни из Орланду деньги, тебе страшно повезло.
- Да не собираюсь я тянуть из него деньги! - в сердцах заявила Капиту.
- Ты собираешься спать с ним даром? - изумлённо посмотрела на неё Симони, и Капиту почувствовала, что, в самом деле, что бы она ни делала, получается сплошная глупость. Глупо жить с Орланду за деньги, а просто так - ещё глупее.
А Симони после этого разговора постоянно торчала у Капиту. В отличие от Капиту она как раз подольщалась к Орланду, и тот даже заметил, что у подружки Капиту очень нежная кожа.
Время от времени Капиту навещала Эма. Она хотела порадоваться на роскошную жизнь своей дочери, но, увидев Симони, расхаживавшую по квартире в неглиже, расстроилась до слёз.
- Я всё поняла, - рыдала она, - у вас тут настоящий притон. Вы по-прежнему продаете себя, а Орланду живёт с вами двумя.
Капиту даже не расстроилась, слыша такие слова матери: поделом, после того, что она сама с собой вытворяет, думать о ней можно всё, что угодно!
Но мать ей было жалко, таких нелепых огорчений она ей не желала. Но, поразмыслив, Капиту разозлилась и на мать: вот уж кто толкал её к Орланду, так это она. Впрочем, мать тут ни при чём, Капиту сама приняла такое решение и теперь должна всё расхлебывать.
Она сидела и думала обо всём этом потому, что, наконец, получила диплом. Всё-таки она сумела воспользоваться выпавшим на её долю свободным временем, сдала все экзамены и написала дипломную работу. Профессор похвалил её, сказал, что у неё хорошая голова. И вот теперь она решила применить свою хорошую голову и подумать, что же ей делать дальше. И вдруг приняла самое естественное и простое решение. Слезла с подоконника и пошла в спальню. Из спальни она вышла со шкатулкой и позвала Симони.
- Передай это Орланду, - сказала она. - Здесь всё, что он мне подарил, и даже то, что я сама купила на его деньги.
- Что это ты надумала? - спросила Симони.
- Ухожу, - сказала Капиту. Она кивнула на собранные чемоданы, тут же позвонила вниз привратнику и попросила отнести вещи в машину.
- А что я скажу Орланду? - поинтересовалась Симони.
- Скажи, что любишь его больше жизни, я думаю, ему понравится, - ответила рассеянно Капиту. - Пока, подружка. На этот раз я ухожу навсегда.
- А не боишься? Орланду тебя так не оставит! - испуганно сказала Симони, представив себе гневного Орланду, который крушит всё вокруг.
- Не боюсь, - махнула рукой Капиту. - Перебоялась. Но когда она спустилась вниз, то увидела, что за рулём машины сидит ухмыляющийся Мауру.
- Поеду с тобой, куда скажешь, - издевательски протянул он.
Капиту давно уже не испытывала отчаяния, но в эту минуту испытала нечто похожее: сколько она ни прилагала усилий, но так и не могла вылезти из грязи, в которую соскользнула.
- Прокатим вещички нашей красотки и привезём обратно, - подхватил неведомо откуда взявшийся Орланду, садясь в машину. - Ты зря надумала бежать, Капиту. Лучше дожидайся нас дома.
Машина сорвалась с места и исчезла за поворотом. Капиту застыла на улице - без единого гроша, без своих платьев, одно было на ней, вот и всё.
«Займу у Симони денег и поеду на автобусе, - решила Капиту. - Всё равно я тут не останусь. Особенно после такого издевательства».
- Я тоже не буду здесь ночевать, - заявила Симони. - Он вернётся, увидит, что тебя тут нет, и разнесёт всё в щепки.
- Не разнесёт, - сказала Капиту. - Это его собственность. Через час она была уже у родителей.
Счастливый Бруну повис на шее у матери и больше не отходил от неё.
- Ну что ты, мой любимый дурачок? - говорила она, целуя сына. - Я больше никуда от вас не уйду. Я вернулась навсегда, - сказала она. - Жить мы будем очень скромно, потому что психологам не так-то легко найти работу.
- Доченька! - Счастливый Паскоал обнял Капиту. - Неужели ты всё-таки добилась своего? Неужели закончила учение?
- Да, папочка.
Капиту достала из сумочки единственное свое достояние - диплом, но оно стоило всего остального.
- Как же я счастлив! Как же я горжусь тобой, дочка! - Паскоал не находил слов, этот день был самым счастливым в его жизни.
Эма тоже улыбнулась, но недоверчиво и не слишком одобрительно: у Капиту семь пятниц на неделе. Неизвестно, что из всего этого выйдет.
- Погоди! Ещё Орланду к нам заявится, - вздохнула она не без надежды на вечерний визит. - Он должен привезти тебе хотя бы твои платья.
- Если заявится, я вызову полицию, - твёрдо заявила Капиту.
И всё же она невольно вздрагивала при каждом стуке лифта: Орланду мог вломиться в любую минуту.
Паскоал решил отвлечь Капиту от дурных мыслей.
- Давайте-ка посмотрим новости, - предложил он, - а потом поужинаем.
Капиту кивнула и удобно устроилась в кресле, обняв Бруну.
Мир, как всегда, горел в огне, и они поволновались и из-за Афганистана, и из-за Израиля. А в местных новостях сообщили об автокатастрофе, оба мужчины, находившиеся в машине, погибли. Показали два изуродованных тела. Капиту не могла не узнать их: это были Орланду и Мауру.
Она выпрямилась и перекрестилась. Так и должно было быть. Когда она сегодня только взялась за свои чемоданы, то уже тогда знала, что прошлое её умерло.

Отредактировано juliana19801 (04.06.2018 17:34)