ОН ДОСТАТОЧНО ВЗРОСЛЫЙ, ЧТОБЫ ЗАБОТИТЬСЯ О СЕБЕ
Утром Кевин принял ванну. А потом, обмотавшись полотенцем, пританцовывал возле зеркала под музыку незабвенной шведской группы «АВВА». Он причесывал мокрые волосы и корчил гримасы, изображая певца.
Утренний туалет подходил к концу. Последний штрих — дезодорант. Терпкий запах мимозы разносился по ванной комнате. Так пахнут настоящие мужчины.
Еще ни разу в жизни Кевин не посещал супермаркета. Вернее, он ходил туда пару раз с мамой, но это было очень давно. Однажды он разбил там бутылку с пепси. Мама очень огорчилась тогда и поклялась больше никогда не брать с собой в магазины неуклюжего сына, который не умел себя вести и не приносил ничего, кроме убытков и неприятностей.
Зато теперь Кевин важно катил тележку на колесиках по просторному торговому залу супермаркета. Как настоящий хозяин, он держал в руке бумажку со списком необходимых покупок. Так всегда делала мама, чтобы ничего не забыть.
Кевин надолго останавливался у рядов с товарами, тщательно, подобно дотошной старушке, выбирал жидкость для мытья посуды, стиральный порошок.
Когда он подошел к кассе, его тележка была доверху наполнена разноцветными свертками, бутылками, пакетиками.
— Как вы думаете, это вкусные ужины, которые надо разогревать?
Квадратнолицая продавщица с тонкими поджатыми губами пожала плечами.
— Я не знаю, — недовольно буркнула она в ответ. Кевин выгружал на прилавок содержимое тележки.
— Девятнадцать девяносто три.
— Хорошо.
— Ты здесь один? — спросила продавщица, недоверчиво оглядывая непринужденного малыша.
— Мэм, мне восемь лет. Как вы думаете, я могу в моем возрасте быть один?
— А где же твоя мама? — надутая физиономия подобрела.
— Мама сидит в машине.
— А отец?
— Он на работе.
— А братья и сестры?
— Я — единственный ребенок в семье, — Кевин складывал покупки в полиэтиленовые пакеты.
— А где ты живешь?
— Этого я не могу вам сказать.
— Почему?
— Потому что я вас не знаю.
Продавщица нахмурилась и недовольно поджала губы. Слишком умен для своего возраста этот молокосос!
Кевин долго шагал по дороге, еле волоча свои сумки. Они были слишком тяжелыми. Все-таки не надо сразу было набирать столько покупок.
Раскрасневшийся, вспотевший, он едва доковылял до Линкольн-стрит.
Дома он решил заняться хозяйством. Должен же он подготовиться к встрече Рождества.
С тряпкой в руках, он расхаживал по комнатам, вытирая пыль, пропылесосил ковры, даже сделал влажную уборку.
Он чувствовал себя абсолютно взрослым, самостоятельным мужчиной и вполне мог обходиться без старших, столь подло и бесцеремонно покинувших его.
На кухне Кевин перемыл всю грязную посуду, которой за последние дни скопилось немало.
Собрав в тазик грязную одежду, он загружал ее в стиральную машину. Но когда он включил ее и она загудела, по телу вновь пробежала дрожь. Никак он не мог избавиться от страха перед этим чудом техники. Кевин съежился, закрыл глаза. Но потом опомнился. Сколько раз говорил он себе, что стиральная машина — неодушевленное лицо, она не может его проглотить, если, конечно, он не влезет туда сам. В конце концов, чудес не бывает.
Отмахнувшись от глупых мыслей, Кевин продолжал домашнюю работу. Святой праздник нужно встречать в чистом и аккуратном жилище. Так всегда говорила бабушка.
Занимаясь уборкой, Кевин вскоре почувствовал, что проголодался. Может, заказать пиццу? Ну нет. Тот дурачок больше ни за что сюда не приедет. Еще бы. Ведь он здорово напугал его вчера.
Ладно. Можно вполне обойтись ужинами в пакете. Кевин открыл холодильник, достал один из немного примерзших мешочков и вытряс его содержимое на сковородку.
Получился вполне пристойный ужин. Куриное филе с овощами. Кевин с аппетитом уплетал его.
Оказывается, без родителей вполне можно обойтись. А ведь раньше он считал, что без них он просто беспомощен. Ничего подобного.
Видели бы его сейчас Баз с Майклом! Можно представить, как вытянулись бы их физиономии. Самонадеянные глупцы!
А вот окажись они на его месте, в его ситуации, то вряд ли свели бы концы с концами!
Кевин сидел за столом, ел горячий ужин и рассуждал, как вдруг услышал, что возле дома затормозила машина…
* * *
Марвин и Гарри сидели в своем сером «додже», не решаясь выходить. Все-таки они не были полностью уверены, что дома никого нет.
— Что-то здесь не то, — Марвину надоело торчать в машине, когда впереди столько дел.
— Надо проверить, — сказал Гарри. — Иди, посмотри.
— Что, прямо сейчас?
Балбес! Вечно он выводит из себя своей тупостью.
— Нет, завтра, придурок! — вспылил Гарри.
Он не выносил нерешительных и трусливых компаньонов.
Поняв, что спорить бесполезно, Марвин вышел из машины.
— Вот козел, а… — сплюнул ему вслед.
Кевин услышал хруст снега за окном. Кто-то подергал за дверную ручку.
Ясно! Воры опять пришли за добычей. Но теперь он не боялся. Он знал, что делать. Тем более этот метод удачно испробован над рассыльным из пиццерии.
Кевин включил видеомагнитофон. Еще вчера он оставил запись на нужном месте.
Марвин стоял на крыльце у двери черного хода, выходящей из кухни, приложив ухо к замочной скважине, прислушиваясь к звукам в квартире.
Вдруг он услышал грубый мужской голос, который звучал, как будто из-под земли.
— Если ты сию минуту не уберешься отсюда, я испоганю твою желтую рожу.
— Но мне нужны деньги, — проскрипел другой голос.
— Какие деньги?
— Но ты же обещал!
— Вот как! И сколько с меня?
— Пятьсот тысяч.
Физиономия Марвина перекосилась.
А в это время Кевин поставил перед дверью глубокую кастрюлю, предварительно положив туда положенные петарды.
— Я считаю до десяти и даю тебе время убраться отсюда, ничтожество, — рычал зловещий бас. — Иначе я накачаю тебя свинцом.
У Марвина от неожиданности отвисла челюсть. Он не знал, то ли бежать, то ли дослушать, чем кончится вся эта история.
Но тут внезапно раздалась автоматная очередь, от которой Марвина подбросило на месте. Он, словно марионетка, отлетел в сторону и распластался на снегу. Началась сумасшедшая стрельба. Пули, казалось, проносились над самой головой. Съежившись, Марвин пробирался ползком по-пластунски к машине. Он боялся, чтобы его не заметили и невзначай не подстрелили как нежелательного свидетеля. Видно, тот парень шутить не любит. Если увидит Марвина, тому ног уже не унести.
Задыхаясь и трясясь от страха, Марвин добрался до машины.
— Ну что там?
От ужаса Марвин потерял дар речи и только долго прерывисто дышал, хватая глотками воздух.
Гарри заметил, что его дружок весь в снегу и бледный как мел.
— Ну что? Что?
— Я не знаю, кто там есть, — Марвин пробовал отдышаться. Его всего трясло, — Но кого-то только что пришили.
— Что? — Гарри слышал, как у приятеля дрожали коленки и стучали зубы. Видимо, его здорово припугнули. Но кто? Дома ведь один ребенок!
— К-кажется, нас уже опередили, — Марвин заикался. — Их там было двое. Они спорили, делили какие-то деньги. И один убрал другого.
— Кто?
— Не знаю. Но их голоса мне знакомы. Один из них…— Марвин перевел дыхание. — Его кличка Змей.
— Змей?
Марвин кивнул. Гарри не знал никакого Змея. В этом городе он был знаком со всеми мошенниками, но такой клички не слышал. Тем более это было неслыханной наглостью. Это был их район. Они заплатили за это. И никакие «змеи» не имели права совать сюда свой нос.
— Змей, Змей! Я слышал. Точно. Но все равно поехали. Надо валить отсюда, — Марвина трясло.
Змей представлялся ему здоровенным громилой, который не замедлит расправиться с каждым, кто станет на его пути. Он, Марвин, уже стал свидетелем одной такой расправы.
— Нет, подожди, — Гарри протирал запотевшие стекла в машине. — Мы должны проверить, что это за люди. Ведь мы работаем в этом квартале.
Марвин вытаращил глаза. Ему показалось, что его дружок свихнулся. Да он просто не соображал, насколько опасен этот Змей. Он открыл было рот, чтобы возразить, но Гарри оборвал его.
— Ну хорошо. Возьмут нас полицейские, начнут расспрашивать об убийстве в этом районе, что да как, да почему. Приятно будет отвечать на их вопросы? А? Как ты считаешь?
Марвин задумался. Может, Гарри и прав. Сдать этого негодяя было бы здорово. Заодно и перед полицией порисоваться, отвести от себя подозрение в совершенных кражах. Они ведь за последние дни неплохо поработали, обчистили столько домов. И естественно, полиция будет искать воров. А они все свалят на этого типа, Змея. Пусть отдувается.
— Ну вот, — Гарри нравилось, когда удавалось переубедить Синего глаза. — Змей, говоришь?
— Да. И голос был у него такой змеиный. Гарри почесал затылок. Он размышлял.
* * *
«Боинг-707» приземлился в Далласе.
В расстегнутом пальто, с растрепанными волосами Керри Маккальстер бежала в билетные кассы, расталкивая всех, кто попадался у нее на пути. Сегодня она должна добраться домой!
— У нас все забито, — сказал крысиноподобный очкарик в билетной кассе. — Вы сами должны понимать — канун Рождества.
— А может, на другой самолет? — Керри смотрела на очкарика жалостным взглядом.
Тот быстренько пощелкал клавишами компьютера.
— Ничего. Свободных мест нет. Может, я закажу вам комнату в гостинице? А завтра вы улетите в Чикаго?
Но Керри Маккальстер не могла ждать! Два дня Кевин дома один. За это время чего только не могло произойти! Почему никто этого не может и не хочет понять?
— Мне очень жаль, мэм, — очкарик в билетной кассе состроил дежурную улыбку. — Мы делаем все возможное, все, что в наших силах.
— Да, да, понимаю. Извините…
Опустив голову, миссис Маккальстер отошла в сторону. Судорожный комок сжимал ее горло. Ей хотелось рыдать от собственного бессилия. Возможно, в эти минуты с Кевином случилась беда. А она, его мать, сидит здесь, в Далласе и ничем не может ему помочь.
Наверное, ее сердце скоро не выдержит. Весь мир такой жестокий и равнодушный. Никому нет никакого дела до ее мальчика, до ее горя.
Но Керри Маккальстер не могла смириться с такой несправедливостью. Ее сын в опасности. Она должна помочь, спасти его. Она не допустит, чтобы из-за такого пустяка, как отсутствие билетов, пострадал ее сын. Ну уж нет. Она будет бороться! Она добьется, она настоит и непременно улетит, чтобы Кевин еще раз не ночевал один. Да и она устала, в конце концов!
Как разъяренная кошка, миссис Маккальстер подбежала к кассовому окошку, оттолкнула стоявшего там мужчину, всунула голову прямо в стеклянное окошечко.
— Послушайте, я шестьдесят часов не спала, не принимала ванну. Я из Чикаго летела в Париж, потом в Даллас, — она сама не заметила, как стала кричать. — Я не могу добраться до своего восьмилетнего сына.
Слезы душили ее. У нее начиналась истерика.
— Рождество! Вы понимаете, Рождество! — орала Керри, передразнивая очкарика.
— Мэм, потише немножко, — тот пробовал урезонить вышедшую из себя пассажирку.
Но Керри была уже готова на все. Ей плевать на приличия, на вежливость и прочую чушь. Она готова была продать душу дьяволу, лишь бы добраться до дома. Она не намерена больше молчать, скрывать свои эмоции, накопившуюся обиду и боль. Ее терпение лопнуло. Она им покажет, этим равнодушным телятам, выскажет все, что думает о них. И пусть услышат ее.
В истерике Керри кричала о своем горе.
Вдруг сзади ее кто-то одернул. Она резко обернулась и увидела толстого, двухметрового роста громилу в желтой, как апельсин, фирменной куртке.
— Мэм, если бы я мог… — начал тот робко.
Взяв ее под руку, он отвел Керри в сторону, бросив очкарику в кассе:
— Я поговорю с ней. Извините.
Когда они остановились, толстяк сказал:
— Мадам, я вижу, у вас возникли проблемы. У нас тоже. Позвольте представиться — Гаспар Ленский.
Керри стояла молча, вытаращив на незнакомца опухшие от слез глаза, не понимая, что же ему нужно.
— Я — король среднего Запада. Вы, наверное, слышали: «Полька, полька…»
Керри отрицательно замотала головой. Надо же, еще один сумасшедший. Но она продолжала терпеливо слушать, ей хотелось узнать, что же этот громила мог ей предложить.
— Я просто думал, что вы узнали нас. Много лет назад наши песни были очень популярны. Не слышали: «Поцелуй меня, полька», «Полька-твист», «Двойная полька»? Нет?
— Это песни?
— Да. Песни. В начале семидесятых мы были очень известны. И продали шестьсот двадцать три пластинки.
— В Чикаго?
— Нет. В Шекгольме. Там они были очень популярны.
Толстяк без умолку болтал, рассказывал о своих музыкальных успехах. Конечно, он был очень мил и забавен, но Керри не понимала, почему он подошел к ней. Не рассуждать же о музыке.
— Вы сказали, что можете мне помочь? — не выдержав, Керри перебила занимательную для него самого болтовню.
— Да. Я немножко отвлекся, — толстяк почесал за ухом. — Наш полет отменили, и мы наняли небольшой автобус. Тот парень, — он указал на такого же здоровяка в такой же желтой фирменной куртке, только с бородой. Керри любезно ему улыбнулась. — Вы видите его?
— Да, да.
— Он договорился, чтоб нас довезли до Нуоки. Насколько я знаю, вы из Чикаго. У вас возникли проблемы…
— Да, — Керри закивала. — Мы забыли сына дома.
— Боже мой… — толстяк понимающе покачал головой. — Вы хотите добраться до Чикаго?
Керри нетерпеливо кивала. Ей хотелось побыстрее узнать, что же он мог ей предложить.
— Ай-я-яй. Какое горе. Мы можем вас подвезти, ведь это недалеко от Нуоки.
— Вы можете меня подвезти? — Керри не верила своим ушам.
Она готова была броситься на шею этому смешному великану и расцеловать его.
Это же надо, а она приняла своего спасителя за сумасшедшего. Какие неожиданные шутки преподносит жизнь. Помощь тебе предлагается там, где ты абсолютно не ждешь.
— Вы подвезете меня? — переспросила Керри, все еще не веря своим ушам. Она так отчаялась, что уже не верила в чудеса.
— Конечно! — улыбнулся толстяк Гаспар Ленский, — только вы не возражаете, что в дороге будете вынуждены слушать нашу музыку?
О, ей все равно. Она готова ехать на крыше, лишь бы сегодня увидеть Кевина.
— Музыку? Я? Конечно, не возражаю!
Она поедет домой! Она спасена! Нет, она знала, верила — Всевышний услышал ее молитвы и не оставил в беде.
* * *
Целый день Марвин и Гарри следили за домом. Они поставили машину поодаль, чтобы не быть слишком заметными, «не светиться», как любил выражаться Гарри.
Его не покидало сомнение, что его дружок что-то напутал. Среди окрестных жуликов не существовало никакого Змея. Что-то здесь было не так. Тем более Марвин — глупец. Гарри не очень-то ему доверял.
Они торчали здесь с самого утра, не спуская глаз с дома Маккальстеров. Уже темнело. Марвин ерзал, крутился. Ему надоело сидеть в машине. Хотелось есть, черт возьми. Но Гарри строго приструнил его, сказав, что есть будут тогда, когда выполнят свой замысел.
Вскоре они услышали, как где-то рядом захрустел снег. Тут они увидели маленького Кевина. Он вышел из дому, спилил небольшую елочку во дворе и, отряхнув от снега, потащил в дом. Он готовился к Рождеству.
— Смотри, — хмыкнул Гарри. — Да-а. Похоже, нас провел пацан из детского сада.
От удивления у Марвина отвисла челюсть. Такого не может быть! Он ведь отчетливо слышал голоса, но Гарри резко оборвал его оправдания, сказав, что дружок страдает галлюцинациями.
Ни о чем не догадываясь, Кевин украшал елку. Свежий аромат разносился по комнате. Кевин посыпал елку серебристым дождиком, вешал ослепительно переливающиеся разноцветные шары, пестрые маленькие фигурки зайчиков, белочек, медвежат. Он собирался уже нацепить гирлянды, как услышал шорох за окном. Кто-то ходил возле дома.
Кевин прислушался. В окне появилась знакомая физиономия. Он узнал типа с золотым зубом.
— Папа, ты мне поможешь? — сказал Кевин как можно громче.
Физиономия исчезла. Отчетливо послышались быстрые шаги. Кевин бросил гирлянды, подбежал к окну и, став сбоку, приложил ухо.
— Ты помнишь того пацана, что мы видели вчера? — спросил Гарри у Марвина, сунувшего нос в замочную скважину.
— Ну…
— Он живет здесь.
Марвин с недоумением посмотрел на довольную рожу приятеля.
— Боже мой, если ребенок здесь, значит, и родители здесь.
— Да нет же. Он один, — круглая физиономия Гарри расплылась в улыбке.
— Ты что, хочешь вечером прийти сюда? — спросил Марвин. Ему показалось, что дружок немного свихнулся. — Здесь же ребенок.
— Да. Ну и что?
— Мне кажется, это просто глупо.
Оба, рассуждая, направлялись к машине. Марвин пытался убедить Гарри, что дело небезопасное. И вообще как можно заходить в дом, когда там кто-то есть. А вдруг мальчишка кого-нибудь приведет. Нет, ему совсем не нравилась эта затея.
Гарри раздражала мягкотелость приятеля. Он не любил отказываться от намеченных планов. Тем более дом соблазнителен в плане всевозможных богатств. Нельзя упускать такую возможность.
— Заткнись! — Гарри грубо оборвал доводы Марвина. — Подумаешь! Мы начали работать в этом квартале с этого дома. Я хочу получить то, что находится там. Будем действовать решительно!
Гарри остановился. Подтянув Марвина за ворот его куртки к себе, строго сказал:
— Примерно в девять часов вечера будет темно. А дети боятся темноты. Кстати, ты тоже боишься, Марвин?
— Нет! Я не боюсь!
— Боишься!
— Нет! Нет! Нет!
— Да! Да! Да! Боишься!
Марвин не стал больше спорить. Гарри вообще трудно в чем-то переубедить. Упрям как осел.
С трудом волоча ноги по глубокому снегу, они поплелись к машине, оживленно обсуждая план предстоящих действий.
Кевин стоял у приоткрытого окна. Весь их разговор он хорошо слышал. И уже думал о том, как встретить нежданных гостей.
* * *
Крытый автофургон подскакивал и, колотясь, мчался по узким извилистым дорогам штата Техас. Гремела музыка. Двенадцать толстяков в апельсиновых куртках играли на духовых инструментах. Так называемая репетиция продолжалась уже несколько часов, но трудолюбивые музыканты и не думали об усталости, весело пританцовывая в такт польке.
У Керри звенело в ушах. Шум давил на барабанные перепонки, и она стала опасаться, как бы они совсем не лопнули от непривычной нагрузки. Разболелась голова. Керри хотела спать, но уснуть в таких условиях не смог бы и глухой.
Но она не унывала. Мысль о скорой встрече с сыном согревала, не давала раскисать. Керри стала мучительно считать километры, переводя оставшееся расстояние в часы, которые она должна провести в дороге. Она не переставала думать о Кевине, молить Бога, чтобы он уберег ее малыша от несчастного случая. Всю дорогу она пыталась представить их встречу. Иногда она представляла, как Кевин бросается ей на шею, а она целует его. В другой раз находили ужасные мысли. Как будто она заходит в пустой дом, ищет, зовет сына, а его нигде нет. То вдруг ей виделись обгорелые стены их дома, и сердце начинало бешено колотиться от страха.
Керри отгоняла от себя кошмарные настроения и припевала в такт музыкантам. Она не должна думать о плохом. С ее мальчиком не должно ничего случиться.
* * *
Кевин грустно бродил по улицам. Никогда еще он не чувствовал себя таким одиноким и брошенным. Им никто не интересовался, о нем никто не заботился. Он смотрел на счастливых детей, которые шли за руку со своими родителями на рождественские праздники. Он завидовал им.
На площади стояла огромная, переливающаяся разноцветными огоньками елка. Там суетилась Снегурочка.
Кевин подошел к ней.
— Добрый вечер, — сказал он высокой круглолицей девице.
На ее ногах Кевин заметил серебристые сапожки с длиннющими, загнутыми вверх носами.
— Какие красивые сапожки!
— Спасибо.
— А он еще здесь?
— Кто?
— Санта-Клаус.
— Если поторопишься, успеешь словить его у машины вон там, — Снегурочка указала на темный «форд», стоящий у дороги.
Они уже развезли все рождественские подарки и собирались домой.
Кевин обернулся и увидел Санта-Клауса, возившегося с автомобилем.
— Черт знает что! — ругался тот.
Его оштрафовали за неправильную парковку автомобиля. Кевин подошел к ворчащему Санта-Клаусу.
— Добрый вечер.
— Привет, — тот продолжал копаться в багажнике.
— Можно с вами поговорить?
Санта-Клаус закрыл заднюю дверцу, подошел к Кевину.
— Да. Я устал. Но можно поговорить. Только по-быстрому.
На секунду Кевин замешкался. Он не знал, как ему начать, чтобы Санта-Клаус понял его.
— Я знаю, ты не настоящий Санта-Клаус.
— Почему ты так считаешь?.
— Я достаточно взрослый, чтобы знать это. Но я знаю, что вы работаете на Санта-Клауса. Я хочу, чтоб вы передали ему.
— Хорошо, давай.
Кевин назвал свое имя, дом, улицу, где он живет.
— Может, номер телефона тоже дать?
— Да нет. Не надо.
Санта-Клаус очень спешил домой. За день он очень устал. А дома его ждали дети и праздничный стол. К тому же к вечеру приударил мороз, и стали ощутимо подмерзать ноги.
— Передайте ему, — сказал Кевин, — это очень важно. Скажите, что вместо Рождества я хочу получить свою семью обратно. Мою маму, папу, Сьюзен, тетку и всех моих двоюродных родственников. Ну и дядю Фрэнка, если будет время.
Санта-Клаус улыбнулся. Милый, наивный ребенок.
— Хорошо, передам.
— Не забудете?
— Нет. Что ты!
— Спасибо.
У Кевина отлегло на душе. Теперь он знал, что добрый Санта-Клаус поможет ему. Он же видит, что Кевин раскаивается в своих поступках и больше никогда не повторит ошибок. Он непременно выполнит его желания.
Санта-Клаус порылся в карманах своего полушубка.
— У меня практически ничего не осталось.
— Да ладно, — Кевин махнул рукой.
Теперь он не думал о подарках — главное, вернуть свою семью.
Санта-Клаус достал маленький хрустящий пакетик.
— Ты же встретился с Санта-Клаусом, — сказал он. — Должен же что-то получить в подарок. Давай лапу.
Кевин протянул руку. Санта-Клаус высыпал ему на ладонь несколько леденцов в прозрачных обертках.
— Смотри только, чтобы это не перебило тебе аппетит.
— Ладно. Спасибо.
Попрощавшись с Санта-Клаусом, Кевин продолжал свой путь.
В окнах домов весело мелькали пестрые огоньки елочных гирлянд. «Merry Christmas, Merry Christmas…», — доносились звуки чудесной рождественской мелодии. В каждом доме звенел веселый детский смех. Все семьями садились за праздничный стол, поздравляя друг друга, дарили подарки.
Вокруг одни счастливые лица. В этот день люди прощают друг другу обиды, забывают о плохом, загадывают желания и обязательно верят, что эти желания непременно исполнятся в новом году.
Нарядные, счастливые от полученных подарков дети танцевали возле елки. Они чувствовали себя непринужденно и легко, потому что рядом были мамы и папы, братья и сестры.
Город встречал Рождество. Все вокруг радовались и веселились. Только маленький Кевин не чувствовал себя счастливым. Потому что он был совсем один. Семья покинула его. Они не любят его, считают вредным и злым мальчишкой. Если бы они могли знать, как их сейчас ему не хватает. В такой праздник особенно невыносимо быть одному, чувствовать себя покинутым и никому не нужным.
Кевин был готов простить все свои обиды зануде Базу, забыть оскорбления дяди Фрэнка, только бы они вернулись, не оставляли его одного в эту ночь.
Возможно, он, Кевин, тоже не образец вежливости и учтивости, но он не прочь попросить прощения у мамы за те глупости, которые ей наговорил, и взять на себя вину за все не совсем хорошие поступки, которые он когда-либо совершал.
Если бы они только вернулись! Все было бы по-другому. Забудутся ссоры, недоразумения, обиды. Он станет терпимее к Базу, Майклу, не будет обращать внимания на нудные нравоучения дяди Фрэнка…
Кевин тяжело вздохнул и зашел в церковь. Как будто окунулся в другой мир, мир таинственности и чистоты. Пел церковный хор. Эта музыка навевала невеселые мысли, заставляла подумать о себе, своих близких, поразмыслить о своих поступках.
Кевин снял шапку и сел на скамью. Он смотрел на величественные своды церкви, расписанные стены, изображавшие лики святых и страшные картины Божьего суда для неправедно проживших свою жизнь. Его душа обращалась к Богу. Тихонько, про себя, Кевин рассказывал о всех своих неблаговидных поступках, о том, как часто капризничал, требовал невозможного, назойливо приставал к старшим, ломал игрушки, переворачивал все вверх дном, как испортил новое мамино платье, нечаянно брызнув на него соус на именинах Сьюзен, и обои в родительской спальне, выдавив на них тюбик жирного крема, и еще много-много всего… Чтобы перечислить все свои грешки, совершенные только за последний год, не хватило бы и дня. Но Кевин старался вспомнить самые главные, самые непростительные на его взгляд.
Ему все время казалось, что на него кто-то смотрит. Он даже чувствовал чей-то очень проницательный взгляд. Кевин обернулся. На соседнем ряду, совсем неподалеку от него сидел… старик Моргви. Он наблюдал за ним.
У Кевина внутри все похолодело. Теперь он уже не сомневался, что старик действительно преследует его. Губы задрожали, Кевин весь сжался, съежился, стиснув руки в карманах. Он не знал, как себя вести. Он боялся и не мог скрыть своего страха. Побледневшее лицо, оторопевший взгляд, хлопающие ресницы — все выдавало его внутреннее состояние. Он не знал, кого позвать на помощь. Кроме их двоих, церковного хора и священника, в церкви никого не было. Да и не мог он осквернять это святое место. Он ждал.
Кевин едва не свалился под скамью, когда увидел, что старик Моргви направлялся к нему.
— С Рождеством тебя! — сказал тот. Но обезумевший от страха Кевин не расслышал его слов.
— Что? — переспросил Кевин и слегка отодвинулся в сторону.
— Я могу присесть? — старик Моргви улыбнулся.
Кевин никогда еще не видел его улыбки. Его каменное лицо, казалось, не умело улыбаться.
— Д-да…
Старик Моргви присел рядом. Кевин съежился, у него задрожали коленки.
— Та рыженькая, — старик показал на девочку лет двенадцати, поющую в хоре, — моя внучка. Ты знаешь ее? Она приблизительно твоего возраста.
Нет. Кевин не знал ее. А еще он боялся ее деда, который приставал и мучил его неизвестно зачем. Он повернулся и посмотрел на старика. Тот задумчиво и влюбленно смотрел на рыжеволосую веснушчатую девочку с белыми бантами. Холодность и нелюдимость в одно мгновение исчезла с его лица. Перед Кевином сидел обыкновенный земной человек с земными радостями и заботами.
— Ты мой сосед, не так ли?
— Да…
Сколько помнил себя Кевин, они жили по соседству со стариком Моргви. У него был небольшой двухэтажный домик напротив.
— Но ты можешь здороваться со мной, когда мы встречаемся. Чего ты меня боишься? — старик Моргви повернулся к Кевину и ласково на него посмотрел. — Обо мне ходит много слухов, но все это чушь.
Он тяжело вздохнул и снова уставился на свою внучку.
Кевин даже не нашелся, что сказать. В принципе этот человек ничем не отличался от других, почему же Баз рассказывал о нем такие жуткие небылицы? Ведь он совсем не похож на убийцу. А может, он притворялся, чтобы заполучить его, Кевина?
От этой мысли Кевина бросило в жар.
— Ты был хорошим мальчиком в этом году?
У Кевина заколотилось сердце. Точно! Старик и вправду хочет разделаться с ним.
— Думаю, да, — ответил Кевин, немного заикаясь. Он не мог понять, что же замышлял старик.
— Ты готов поклясться?
— Нет… Н-наверное, нет.
Еще немного, и Кевин лишился бы чувств. Он не знал, где искать спасения.
— Ну вот… — улыбнулся старик Моргви, но его улыбка была отнюдь не зловещей. Наоборот, вполне искренней и добродушной. — Если ты чувствуешь, что сделал что-то не так, хорошо побыть в церкви.
— Вы так думаете?
Нервная судорога стала понемногу утихать. Кевин расслабился.
— Да. Я не сомневаюсь в этом.
— А вы считаете, что поступили неправильно?
— Нет, сейчас нет. Просто я часто прихожу в церковь. И не только, когда поступаю неправильно.
Кевину было так одиноко и грустно, что ему вдруг захотелось поделиться своими переживаниями, тем, что наболело и уже невыносимо больно держать внутри. И он рассказал старику Моргви о том, как тяжело ему сейчас, что в этом году он совершил много нехорошего. Он, конечно, очень любит свою семью, но иногда многие сильно раздражают его, он ссорится со своими братьями и сестрами, портит настроение родителям, но они часто не понимают его и наказывают по пустякам. Старшие вечно обижают его, и он рассказал, как Баз съел его пиццу.
— Я люблю всех из своей семьи, но часто им говорю, что не могу их терпеть. А иногда мне и самому кажется, что я их не люблю. У вас такое бывает?
Старик Моргви пожал плечами.
— Это очень сложный вопрос. Но такие вещи происходят очень часто, — он задумался.
— Да, особенно, когда у тебя еще есть старший брат, — добавил Кевин.
— Своих близких всегда любишь, — сказал старик Моргви после короткой паузы. — Это происходит не только потому, что ты молодой. Хочешь узнать настоящую причину, почему я здесь?
— Конечно.
Лед в душе Кевина потихоньку таял. Нет, все-таки Моргви не похож на человека, который мог кого-то убить. В его глазах было что-то доброе, даже немного детское.
— Я пришел сюда, чтобы послушать, как поет моя внучка. Потому что сегодня вечером я не могу быть со своей семьей.
— У вас другие планы?
— Нет. Просто они меня не ждут, — старик тяжело вздохнул.
Кевин сначала не понимал его.
— Не ждут в церкви?
— Да нет. В церкви всегда ждут. Мой сын не ждет меня.
— Почему?
И тогда старик Моргви рассказал грустную историю о том, как распалась его семья.
Сначала они жили счастливо в своем доме: он, жена и их сын. Потом неожиданно умерла жена. У нее было больное сердце. С тех пор прошло уже двадцать пять лет. Сын очень переживал тогда. Он не верил, что они могут быть счастливы вдвоем. А старик всегда был немного замкнут и после смерти жены вовсе ушел в себя. Он не хотел ни с кем разговаривать, не принимал людей и сам никуда не ходил. Однажды они сильно поругались с сыном и в конце концов совсем вышли из себя, потеряли всякий контроль над своими эмоциями, словами, действиями. В порыве гнева он сказал своему сыну, что не хочет его больше видеть. Тот ответил то же самое и ушел, громко хлопнув дверью. И больше уже не возвращался. С тех пор все эти долгие годы старик жил один.
Кевин понимал его горе. Он провел один три дня и то страшно соскучился по своей семье. А то двадцать пять лет! За это время можно было сойти с ума от одиночества. Он очень сочувствовал этому старому, сгорбленному человеку. Кевин понимал, как он страдает. В чем-то они даже похожи. У Кевина тоже были проблемы с семьей.
— А сколько лет вашему сыну?
— Он уже совсем взрослый. У него своя семья.
— Но если вы скучаете, почему вы не пойдете к нему?
Старик Моргви опустил голову.
— Я боюсь, что если я приду, они не будут со мной разговаривать.
— Почему вы так думаете?
— Ну… я не знаю, — старик даже немного растерялся от такого вопроса. Сам он никогда не задумывался над этим. — Я не думаю, что это обязательно произойдет, но… Все-таки я боюсь, что они прогонят меня.
— Вы не обижайтесь, — сказал Кевин, — но вы слишком стары для того, чтобы пугаться. Он был уверен, что бояться могут только дети.
— Страх присущ как молодым, так и старым, — Моргви грустно вздохнул.
Он страдал. От скуки, от одиночества, от бессилия что-либо исправить. Но Кевин все-таки так не считал. Он не верил, что бывают тоже дети, которые не могут простить своего отца. Это ведь кощунственно и бесчеловечно. Тем более, когда отец такой жалкий и старый. Разве можно оставлять его одного в одиночестве?! Кевин пытался немного успокоить старика, уговорить пойти к сыну, внушить ему маленькую долю надежды.
— Это уж точно, — сказал он.
И рассказал о том, как долгое время боялся спускаться в подвал. Ему постоянно мерещились разные привидения, черти, злые духи и всякая ерунда из старых детских сказок. Конечно, сами по себе все подвалы страшны и наводят на неприятные мысли. Но вчера он спустился туда, решив устроить небольшую уборку. Сначала он испугался, по телу пробежали мурашки. Но когда включил свет, все прошло.
— Что ты этим хочешь сказать?
— А то, что не бывает неразрешимых проблем, — по-философски серьезно рассудил Кевин.
Еще никто и никогда не разговаривал с ним серьезно, считая его легкомысленным глупышом.
— Вы должны обязательно пойти к своему сыну, — серьезно говорил Кевин. — Если он не будет с вами разговаривать, то по крайней мере, вы узнаете это. И вам нечего будет опасаться. Вы будете абсолютно уверены в ваших отношениях. Лично я, если бы был на месте вашего сына, то обязательно поговорил бы с отцом. Тем более в канун праздника.
Старик Моргви рассеянно пожимал плечами. Возможно, Кевин и прав, но как тяжело решиться на этот шаг, когда не знаешь, что тебя ждет.
— В конце концов, — добавил Кевин, — вы это делаете не ради себя, а ради вашей внучки. Она скучает по деду и ждет подарков.
Да, ему очень не хватало этой маленькой девочки. Малыш оказался на редкость проницательным и как будто читал его мысли.
— Я посылаю ей чек.
— Это хорошо, что вы так делаете, — вздохнул Кевин. — А вот мои бабушка и дедушка не понимают этого и вечно присылают какие-то вязаные свитера с птицами и разными крокодилами.
— И что в этом плохого? — спросил старик Моргви.
— Что? За это же можно схлопотать по морде!
И он принялся увлеченно рассказывать о своей школе, о тамошних нравах, о том, как одного парня отлупили только за то, что у него была куртка с вышитым динозавром. В их учебном заведении не любили подобного искусства, считая его пошлостью и извращением.
Взглянув на часы, Кевин увидел, что уже поздно и пора возвращаться домой. Еще нужно подготовиться к визиту «гостей».
— Мне было приятно общаться с тобой, — сказал старик Моргви.
— И мне тоже, — Кевин улыбнулся.
Он был счастлив, что больше не надо бояться сердитого старика, посыпавшего солью дорожки. Теперь он не сомневался, что все страсти, которые рассказывал Баз, не более чем небылицы, плод богатой фантазии.
Как будто тяжелый камень свалился с души Кевина.
Ему было приятно, что с ним говорили как со взрослым, прислушиваясь к его словам. Это вселяло уверенность, что он, Кевин, вовсе не так глуп, как все привыкли считать.
Мальчику очень хотелось, чтобы семья вернулась к старику, и его родные тоже поскорей приехали. Скучно возвращаться в пустой дом, когда знаешь, что тебя не ждут.
Кевин встал, чтобы уйти, а старик продолжал сидеть.
— А как же вы?
— Я еще посижу.
Да, Кевин понимал, что старику не хотелось возвращаться домой. Здесь, в церкви, он хотя бы чувствовал присутствие родного человека — своей внучки, хотя они и не разговаривали. А дома его ждали одни безмолвные стены. У него не было друзей, знакомых, к которым он мог бы пойти. А может, просто не хотел. Потому что чужие люди не могут заменить семью.
— И все-таки вы поговорили бы со своим сыном, — сказал Кевин на прощание.
— Я посмотрю, — на лице угрюмого старика появилась добродушная улыбка. — С Рождеством тебя!
— И вас с Рождеством!
Попрощавшись, Кевин направился к выходу. Хор продолжал петь. Часы пробили восемь.
Вот это да! Оставалось совсем немного времени. Заболтавшись, он совсем об этом забыл.
Кевин вприпрыжку бежал по улицам. Поток самых разнообразных мыслей крутился в его голове. Он думал о старике Моргви, его неудачно сложившейся жизни, бессмысленном одиноком существовании, его гордом сыне, до сих пор не простившем отцу грубости, думал о своей семье, пытаясь понять, почему же у них так часто происходили конфликты, почему они не понимают друг друга и обижают так незаслуженно. В душе он просил Санта-Клауса, чтобы скорее вернул ему родных. Горький жизненный опыт старика Моргви заставил задуматься о многих вещах, неразрешимых проблемах, поразмыслить о жизни вообще.
Кевин вспомнил свое детство. Он часто болел. Мама поила его тогда лекарствами, отец приносил фрукты и самые вкусные пирожные со сливочным кремом и клубникой. Они нежно заботились о нем, оберегали от холода, ветра, сквозняка. Плохо, что он понял и осознал это только сейчас.
А робот! Сколько он просил родителей купить его. Это была очень дорогая игрушка, а отец ее купил. Робот был таким забавным, ходил по комнате, носил его вещи взад-вперед. Но не прошло и недели, как Кевин его сломал. И тогда его не взяли на аттракционы в воскресенье. Как он ревел! А ведь действительно вел себя как необычайно вредный мальчишка. Только теперь Кевин понял, что родители были правы.
За свои восемь лет он причинил им немало хлопот. Его болезни, капризы, вечные ссоры с Базом, озорство и «маленькие» шалости в школе, бесконечные жалобы учителей.
Нет, он решительно должен исправиться. Конечно, им тоже следует вести себя поскромнее. Особенно тугодуму Базу. Как ни пытался Кевин оправдать его издевательское отношение к себе, но не мог. Кого-кого, а этого толстяка он и теперь не любил.
Другое дело — Сьюзен. Она, конечно, зануда и ябеда, заядлая чистюля и зубрилка, но с ней можно было ладить. В ней было что-то ласковое и доброе. Майкл часто воровал ее ручки, рисовал рожицы на ее учебниках, а она все равно готовила для него яичный пудинг — любимое блюдо. Пожалуй, Сьюзен — самая покладистая из его сестер и братьев.
Майкл тоже не был подарком. Солидно попортил он крови Кевину. Вечно вытворял разные гадости, а потом все валил на младшего брата. И Кевин получал за все вдвойне.
Однажды Майкл пролил суп прямо на кресло с велюровой обивкой. Он имел плохую привычку обедать перед телевизором в гостиной вместо того, чтобы сделать это в столовой. На кресле до сих пор осталось пятно. Но разве его наказали? Нет. Свою вину он свалил на Кевина, который в тот момент случайно проходил мимо. Майкл придумал, будто Кевин его толкнул. Но это была неправда. Он и пальцем не прикасался к нему. Но, к сожалению, родители поверили Майклу.
Однако сейчас все обиды и ссоры Кевин вспоминал почему-то с улыбкой. Теперь они казались такими незначительными, мелкими.
Вот бывают действительно серьезные конфликты. Как у старика Моргви, например, со своим сыном. Двадцать пять лет молчания! Как некрасиво и глупо. Разве можно допускать такие вещи?!
— Нужно быть терпимее и внимательнее к своим близким, — вслух заключил Кевин.
Приближаясь к дому, он вспомнил о предстоящей операции. В его распоряжении оставалось меньше часа. Надо поторопиться.
— ЭТО МОЙ ДОМ, И Я ДОЛЖЕН ЕГО ЗАЩИТИТЬ! — сказал Кевин, закрывая за собой дверь.
Поспешно раздевшись, он разработал план обороны своего дома.
Подвал, входная дверь, окно, чердак… Он внимательно изучал все так называемые отверстия, через которые могли проскочить воры и которые следовало особо тщательно забаррикадировать.
Досконально изучив все возможные способы защиты, добавляя плоды своей буйной детской фантазии, Кевин принялся за работу.
Первым делом он набрал воды и залил крыльцо, ступеньки в подвал и все подступы к дому.
На ступеньках в подвале разлил липкий мазут. Если кто-то неосторожно туда ступит, то ботинки ему придется неизбежно оставить прилипшими к ступенькам.
На полу возле окон, дверей, на столе он рассыпал разбитые и непригодные для украшения елочные стеклянные игрушки.
В холле прямо перед входной дверью разбросал маленькие механические машинки.
А на дверную ручку он повесил раскаленные каминные щипцы, предварительно разогрев их до красноты на огне.
Сделав все необходимые приготовления в доме, Кевин поднялся на чердак и протянул крепкий изоляционный провод, соединив свое окно на чердаке с голубятней, которая находилась метрах в тридцати от особняка. Это на всякий случай, если ворам окажется мало всего того, что приготовил им Кевин, и они захотят преследовать его дальше. В глубине души эту дорогу он называл — путь к отступлению, на всякий, как говорят, пожарный случай.
Потом Кевин натянул веревки на втором этаже, затрудняя тем самым вход в другие комнаты. Надо же нанести негодяям хоть какой-то физический ущерб.
Он был серьезен и сосредоточен как никогда. Обходя комнаты, уделял внимание самым незначительным мелочам на случай, если воры захотят сунуться сюда, придумывал самые невероятные преграды и закорючки.
Кевин достал отцовское ружье и зарядил его холостыми патронами. Борьба предстояла нешуточная и нужно быть защищенным со всех сторон.
Он тщательно обдумывал каждый предполагаемый шаг, жест этих антихристов и старался на каждую их выходку придумать надежное приспособление для достойного отпора.
Фантазия Кевина не знала границ. Над входной дверью он даже повесил бензиновый паяльник. Из мусоропровода он сделал серьезный ударный участок для ведения боевых действий. Приспособив утюг на край веревки, другой ее конец в подвале, чтобы всякий, кто захочет поинтересоваться и дернет за веревочку, получил утюгом по голове…
Наконец необходимые приготовления к предстоящему визиту незваных гостей были закончены. Еще раз осмотревшись вокруг, Кевин пошел на кухню, чтобы приготовить праздничный ужин. Ведь сегодня Рождество, и он не может оставить это без внимания. Даже если сюда придет не одна дюжина воров, он должен, как все порядочные христиане, отметить праздник.
Кевин достал из холодильника спагетти, высыпал их в тарелку, обильно посыпал тертым сыром и поставил в микроволновую печь. Не прошло и двух минут, как все было готово, и он достал невероятно вкусно пахнущее блюдо и поставил его на широкий круглый поднос, которым обычно пользовалась мама, когда приходили гости.
Кевин налил себе стакан молока, помыл свежие фрукты и красиво разложил их на блюде. В отдельную стеклянную чашку он высыпал конфеты в ярких блестящих обертках. Тут были и шоколадные зайчики, ежики с орехами, апельсиновые леденцы, яблочный мармелад в шоколаде и еще много всяких сладостей, которые всегда были необходимым и неизменным атрибутом рождественского стола в семье Маккальстеров. Только обычно их покупкой занималась мама. А теперь Кевину пришлось позаботиться о себе самому.
Он составил все это на поднос и важно прошествовал в гостиную. Там тоже все было готово к прекрасному празднику. Горел камин. Яркие язычки пламени освещали таинственный полумрак комнаты. Кевин зажег елочные гирлянды. Запестрели, забегали разноцветные огоньки.
Кевин аккуратно расположил блюдо на столе и, прочитав вечернюю молитву, сел за стол. В животе урчало, ужасно хотелось есть.
— Спасибо тебе, Господи, что ты послал мне макароны с сыром, — сказал Кевин и принялся за еду.
Спагетти оказались невероятно вкусными. Вместе с желтым, расплывшимся сыром они просто таяли во рту.
Не успел Кевин допить молоко, как услышал, что за окном затормозила машина.
По телу пробежала дрожь. Все-таки он волновался, потому что был один и приходилось надеяться только на свои силы, только на самого себя.
* * *
Гарри остановил машину на углу Линкольн-стрит.
— Автофургон оставим здесь, — сказал Гарри. — Вернуться всегда успеем.
— Как пойдем? — спросил Марвин, выпрыгивая из «доджа».
— Через черный ход.
Оглядываясь по сторонам, они торопливо пробирались к дому Маккальстеров по вытоптанной тропинке. В воображении Марвина то и дело возникали блаженные картины. Он представлял, как они поделят награбленное добро и поедут отдыхать в солнечную Флориду подальше от холода и снега, как будут пить лучшее шампанское и виски, закусывая сочными ананасами и авокадо.
Но Гарри быстро возвращал мечтательного друга в жесткую действительность. Он уже знал о глупой привычке Марвина загадывать всякие несуразные идейки, не сделав дела.
— Чего разулыбился? Рано еще, — Гарри подтолкнул приятеля под зад.
Они подошли к дому. В окнах горел свет.
— Как пойдем? — шепнул Марвин. — Может, он нас впустит?
— Может быть. Дети глупы.
Кевин стоял за шторой у окна, когда постучали в дверь. Он был готов к этой встрече.
— С Рождеством тебя, малыш! — прошипел вкрадчиво Гарри.
Он был уверен, что ребенок глуп и обязательно откроет, приняв его за Санта-Клауса. Но на сей раз он глубоко ошибался.
Ответа не последовало. Тогда Гарри сунул свою физиономию в окно и постучал.
— Мы знаем, что ты дома и совершенно один.
Кевин сидел на корточках и пристраивал свое ружье к слуховому отверстию, находившемуся в нижней части двери, как раз в том месте, где стоял Гарри.
— Малыш, открывай! — говорил он, любезно оскалясь. — Это Санта-Клаус к тебе пришел.
— Мы не сделаем тебе больно, — пропищал Марвин. — Нет! Нет! Нет! Мы принесли тебе подарки.
— Будь хорошим малышом!
Но в ответ раздался громкий выстрел.
— А-а-а! — заорал Гарри.
Огненная вспышка попала в самое что ни на есть уязвимое место, называемое мужским достоинством. Корчась и причитая, он катался по снегу.
— Что? Что? — Марвин не мог понять, что случилось с приятелем.
Но тот охал и стонал, держась за обожженное место.
— Да что случилось, черт побери?! — происходящее начинало злить Марвина, настроившегося на серьезную работу.
— Хватай, хватай этого малолетнего придурка, — с трудом прорычал Гарри.
Судорожная боль не давала разогнуться. Этот маленький негодяй мог оставить его калекой. Но он ему покажет. Ишь, что вытворяет, молокосос! Шуточки. Он ему покажет шуточки.
Бедный Гарри еще не знал, какие испытания ожидали их дальше.
Марвин засунул голову в слуховое отверстие. И он увидел там сидящего на полу Кевина, который держал в руках ружье.
— Привет, малыш!
— Привет! — улыбнулся Кевин и выстрелил прямо в лоб незадачливому жулику.
— Ай! Ай! А-о-о-о!
Голова быстро исчезла. С пронзительным криком Марвин упал на снег, зацепившись головой за оголенные ветки растущего возле дома кустарника, и в придачу расцарапал себе «вывеску». Маленький железный шарик из детского бильярда нанес ему ощутимый удар. Он дико орал, обхватывая руками голову.
Этого он так не оставит. Он не простит малолетнему ублюдку таких измывательств! Ну держись, маленький негодяй! Марвин умеет расправляться с невоспитанными детьми!
Злые, слегка покалеченные, они бросились к дому. Гарри пошел к парадному входу, а Марвин побежал в подвал.
Но не успел неуклюжий толстяк ступить даже на первую ступеньку крыльца, как кубарем покатился вниз. Крыльцо было покрыто настоящим льдом. Оно достаточно заледенело, превратившись в каток для скейтинга. Кевин позаботился об этом.
— Черт! — орал разъяренный Гарри.
Он не ожидал такой встречи и не мог предполагать, что мальчишка окажется слишком смышленым для своего возраста и устроит им «маленькую западню».
Гарри снова побежал на крыльцо, но на последней ступеньке опять поскользнулся и полетел вниз, несколько раз хорошенько ударившись головой и расквасив свою холеную физиономию.
Он упал в снег. Из носа фонтаном хлестала кровь, болели плечи, руки, ломило шею. Он не привык к подобным встряскам.
Гарри был в ярости. И не столько от боли, сколько от обиды, что страдает по вине какого-то молокососа.
Он несколько раз на четвереньках пробовал взобраться на крыльцо, но всякий раз скользил и падал, разбивая по очереди все части своего тела.
Бешеная ярость охватывала все больше. Он даже забыл о цели, приведшей его сюда. Он хотел только одного — отомстить маленькому идиоту за причиненные страдания.
Несмотря на боль в суставах, Гарри Томсон не сдавался. Опять и опять он взбирался на крыльцо, падал, летел вниз, зарываясь носом в мягкий холодный снег, отрезвлявший помутившееся сознание несчастного побитого толстяка.