Перейти на сайт

« Сайт Telenovelas Com Amor


Правила форума »

LP №03 (622)



Скачать

"Telenovelas Com Amor" - форум сайта по новостям, теленовеллам, музыке и сериалам латиноамериканской культуры

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



"Моя вторая мама"

Сообщений 61 страница 66 из 66

61

Глава 60

     Главной печалью Моники было сожаление о том, что  она  вышла  замуж  за
Альберто. Теперь, конечно, прошлого не вернешь, но как она  могла  променять
Лало, нежного, любящего ее столько лет, на этого сумасшедшего подонка? И что
теперь ему нужно от нее? Ребенка? Неужели он все надеется  осуществить  свою
месть? Неужели человек в состоянии столько  лет  жить  в  буквальном  смысле
слова с ножом за пазухой, чтобы ждать подходящего момента и мстить,  мстить,
мстить? Но мстить не только ее матери, но и всем, кто когда-либо перешел ему
дорогу? А смерть Рубена? Что это было, как не месть? Он исподволь, не  спеша
подвел сына к преступлениям. И это тоже  была  месть  Каролине  за  то,  что
разлюбила его. Да, он страшный человек. Все эти недели в Мехико Моника  жила
с постоянным страхом: что-то принесет ей день грядущий.
     Его постоянные звонки то глубокой ночью, то ранним утром  не  позволяли
расслабиться никому.
     "Привет, моя любовь. Когда я смогу увидеть своего сына?" - спрашивал он
однажды. В другой раз шептал в трубку таинственным голосом: "Дорогая, ты еще
не соскучилась по мне?" - "Нет, - кричала она. - Не  соскучилась!  Перестань
мне звонить! У тебя все равно ничего не выйдет,  вот  ты  и  бесишься.  А  я
счастлива, живя с матерью и сыном, а тебе вечно придется прятаться ото  всех
и скрываться!.."
     Несмотря на охрану дома, бдительность домочадцев, заботу родителей, она
все время чувствовала себя в центре злобного внимания бывшего мужа.  Чувство
тревоги росло день ото дня. Верный Лало скрашивал уединенную  жизнь  Моники.
Как только он появился  в  доме,  после  ее  возвращения  из  Монтеррея,  он
признался, что все это время ему очень ее не хватало, что он все время думал
только о ней.
      - Я тоже о тебе много думала, Лало. Если бы я не  была  такой  глупой,
такой наивной девчонкой!.. Но теперь я очень изменилась. У меня растет сын.
     Лало смотрел на девушку по-прежнему, с любовью и восторгом.
      - Для меня ты женщина, которую я любил и люблю.
      - Это правда? - не верила Моника.
      - Зачем ты меня спрашиваешь, ты же знаешь, что я  отвечу.  И  потом...
важно не то, что чувствую я, а что чувствуешь ты.
     Моника видела его глаза, которые говорили  ей  больше,  чем  слова,  им
произносимые. А главное - она для себя уже почти все решила.
      - Я считаю, что не должна была порывать с тобой. Потому4 что никогда я
не найду лучше тебя. Это было какое-то затмение. Клянусь, я дорого заплатила
за эту ошибку и потеряла всех, кто меня любил по-настоящему.
     Глаза его сияли еще ярче, улыбка не сходила с губ. Разве мог  он  после
всего случившегося надеяться на такое.
      - Значит, ты меня не отвергаешь? Нет? Это  главное,  -  после  долгого
раздумья произнес молодой человек. -  Мы  могли  бы  видеться  чаще,  бывать
где-нибудь вместе... И пусть время решит за нас.
      - Да, я согласна, пусть время решит. Я не хочу,  чтобы  ты  торопился,
Лало. Я не могу тебя заставить полюбить моего сына, и не хочу, чтобы ты  его
принял  только  потому,  что  он  мой...  Хотелось,  чтобы  ты  полюбил  его
по-настоящему. Пойми, Лало, сейчас он - главное для меня в жизни. Главное...

     * * *

     Даниэла видела и без посторонней подсказки, дети снова вместе,  и  Лало
для Моники много значит. Как-то сложится их судьба? Она, по крайней мере,  о
лучшем зяте и не мечтала. Но опять ей грозит  одиночество.  При  этой  мысли
сердце Даниэлы болезненно сжалось, глаза наполнились слезами. Одна...  Таков
закон жизни. Взрослые дети уходят к своим возлюбленным. И как бы  хорошо  не
сложились их отношения, каждая из них будет жить своей жизнью.
     Однажды она сказала об этом своем  грустном  наблюдении  Монике,  а  та
решительно возразила:
      - Нет, мамочка! Ты не останешься одна. Я всегда буду с тобой и никогда
больше тебя не оставлю. Никогда, можешь быть совершенно уверена, дорогая.
     Если бы  не  зловещая  тень  Альберто,  постоянно  вставшая  над  домом
Даниэлы, его обитателей можно было бы  назвать  почти  счастливыми.  Лало  с
каждым днем все более  привязывался  к  сыну  Моники  и  однажды,  в  порыве
откровения, признался ей, что был бы последним негодяем, если бы не  полюбил
малыша.
      - Я буду для него... я буду для него... -  волновался  Лало,  держа  в
руках руку Моники, - тем, чем стал для меня мой отец... Нет, не думай...  не
настоящий, не родной, а Херардо. Я сумею защитить вас.
      - Увы, - горько усмехнулась Моника. - Альберто не из тех,  кого  можно
остановить кулаками. Он коварен, и не знаешь, с какой стороны может напасть,
подобраться. Я все более утверждаюсь в мысли, что он не  совсем  нормален...
Но что мы, Лало, все о нем, да о  нем...  Знаешь,  я  попросила  Сонию  быть
крестной моего сына, и Сония очень  обрадовалась  этому.  Сначала  я  хотела
просить  Маргариту...  Ну,  лучше  пусть  она  будет  второй  крестной   при
конфирмации, когда Хуан Мануэль подрастет...
     На днях ее навестила Маргарита, и Моника встретила подругу будто  между
ними и не было ссоры. Маргарита была прощена за то, что отдала  свое  сердце
Рамону. А Рамон был прощен Сонией... Много воды утекло с  тех  пор,  как  не
виделись неразлучные когда-то Моника и Маргарита. Им было, что вспомнить,  о
чем поговорить - столько случилось за последнее время событий.
      - Педро еще портит  нам  кровь,  но  он,  скажу  тебе,  все  проиграл.
Наконец-то, моя мамочка поняла его истинную цену.  А  сколько  мы  с  братом
убеждали ее! Они разводятся. Слава Богу, ему не удалось обмануть  мою  маму,
иначе мы все остались бы без единого песо: он отъявленный мошенник.
      - А Летисия? - вспомнила вдруг Моника. -  Ты  ее  не  видела?  Бедная,
дорого же она заплатила за то, что сделала.
     Маргарита тряхнула длинными пышными волосами, саркастически улыбнулась.
      - Знаешь, Моника, а мне ее ничуть  не  жаль.  Она  приходила  ко  мне,
искала сочувствия, говорила, что очень одинока. Но надо знать Летисию и цену
ее словам, как знаем ее мы с тобой, ведь она всю жизнь себя ведет так.
      - Но, Маргарита, может быть, Летисия, действительно,  сейчас  одинока,
ведь  мой  отец  порвал  с  ней  окончательно.  В  самом  деле,  может,  она
раскаивается?.. Хотя и очень много  горя  принесла  моей  маме.  Но  Даниэла
считает, как бы ни сложилась дальше ее собственная жизнь с Хуаном Антонио, у
него есть обязательства честного человека по отношению к Летисии и  ребенку,
которого она родит...
      - Ты знаешь, Моника, Фико, узнав о ее разрыве с Хуаном Антонио,  снова
стал приходить к ней...
     Это и в самом деле было так. Когда человек любит до  самозабвения,  ему
нипочем даже насмешки избранницы.
     Да, и у  Летисии  было  достаточно  времени,  чтобы  многое  оценить  и
переоценить в жизни. Так или иначе, приход Фико ее даже обрадовал.  Фико  не
верил своим ушам,  слушая  Летисию,  -  как  она  изменилась!  Считает,  что
наказана по заслугам. Ей, оказывается, совсем не безразлично, что кто-то еще
ее любит, - в последнее время она только чувствовала всеобщее  презрение.  И
он не должен любить ее, потому что она никогда не сможет  ответить  ему  тем
же...
     Фико был согласен на все: быть друзьями, иногда встречаться, ведь нужен
же ей кто-то, кому можно было бы доверить сокровенное. Летисия удивилась: он
согласится на такие отношения? - Конечно! И не  потребует  ничего  большего?
Нет? Он только просит дать ему шанс.
     Фико понимал, с Летисией что-то происходит. Одиночество съедает ее. Это
одиночество, пригнало Летисию на порог родительского  дома  к  нелюбящей  ее
матери. Она знала, что мать равнодушна к ней. Не любила Анхелика и отца,  за
которого вышла, как  она  сама  признавалась,  потому  что  была  дурой,  не
понимала, что творила: была масса поклонников, богатых, солидных... А  разве
можно быть счастливой в бедности? Анхелика поняла это слишком поздно,  когда
уже родились  Летисия  и  ее  брат.  Поэтому  отец  всегда  чувствовал  себя
виноватым перед нею. И теперь, когда Летисия осталась одна, он убеждал  жену
помириться с дочерью.  Но  Анхелика  стояла  на  своем:  они  с  дочерью  не
уживутся. Даже если бы очень захотели этого обе. Так что  все  уговоры  были
напрасны...
     Почему, почему у нее такая мать,  не  раз  сетовала  Летисия  Фико.  Он
прекрасно понимал ее - до недавнего времени Арселия тоже приносила ему  одни
огорчения. Но вот идет время, мать лечат, и она на глазах становится  других
человеком.
      - Видишь, - успокаивал он Летисию, - Арселия очень изменилась...
      - Нет, - безнадежно вздыхала девушка, - от  Анхелики  не  жди  никаких
перемен. Впрочем, я никогда не ждала от нее  ничего  хорошего,  а  потому  и
сейчас не рассчитываю на ее помощь.
     Любить - значит  прощать,  считал  Фико.  Вот  Лало  простил  Монику...
Наверное, он затронул одну из больных струн Летисии,  потому  что  при  этих
словах он уловил прежний,  злой  блеск  в  ее  красивых  глазах:  Моника  не
способна любить никого, ведь бросила же  она  Лало,  когда  ей  повстречался
Альберто! А теперь, когда с Альберто все кончено, оказалось, что Лало и есть
самая большая ее любовь... Смешно! Ей просто нужен отец для  ее  ребенка,  а
глупый Лало идеально для этого подходит.
      - Летисия, не принимайся опять за старое, прошу тебя!  -  Фико  больно
было видеть ее снова такой, какой она всегда была прежде.
      - В последнее время у меня жуткое настроение. Но это совсем не значит,
что я раскаялась в своих грехах и готова вымаливать прощения у всех подряд.
      - Я думал, Летисия, что жизнь тебя научила чему-то.
      - Да, Фико, я согласилась, чтобы мы были друзьями. Если хочешь, мы ими
будем, но принимай меня такой, какая я есть.
      - Ну, хорошо, - пытался понять Фико ее хоть немного. - А как же все, о
чем мы говорили минуту назад?.. О твоей маме и... многом другом?
      - Я непостоянна, Фико. И, честно говоря, мне до лампочки, что моя мать
меня не любит! Я ее тоже терпеть не могу!..
     Идя в тот вечер домой  от  Летисии,  Фико  уже  не  чувствовал  прежней
легкости, как несколько дней назад, когда ему казалось, что у  него  выросли
крылья. Он уже не думал, что Летисия старается  стать  другой.  Нет.  Её  не
переделаешь... Но ведь от этого любовь его  не  стала  меньше.  Сердце  Фико
сжалось в предчувствии недоброго... Дома его ждал Мануэль, сразу  уловивший,
что юноша чем-то расстроен.
     Арселия подала им  кофе  и  оставила  одних.  Мануэль  без  предисловий
предложил Фико вернуться к Хуану Антонио.
      - Оставь, пожалуйста, свою гордость, Фико, я знаю, она у тебя есть.  В
конце концов Хуан Антонио не сделал тебе  ничего  такого...  Ты  сам  знаешь
лучше меня, что представляет собой Летисия.
      - Дон Мануэль, прошу вас... - болезненно поморщился Фико, и тот понял,
что затронул больную тему. Но он все же выразил свою мысль до конца:
      - Она тоже приложила к этому свою руку.
     Фико понимал это сам,  но  обсуждать  даже  с  сеньором  Мануэлем  свои
проблемы не захотел, хотя всегда испытывал к нему уважение.
      - Просто мне совсем не хочется  возвращаться  в  офис  сеньора  Мендес
Давила, - Фико опустил глаза.
      - Подумай, ты получишь приличную прибавку  к  зарплате  и  будешь,  по
существу, работать только со мной. Послушай, Фико, я ведь могу подумать, что
ты обиделся и на меня тоже.
      - Нет, нет! - запротестовал молодой человек. -  Как  вам  могло  такое
придти в голову? Прошу вас, дайте мне несколько дней, чтобы подумать...
     Утром следующего дня Мануэль рассказал Хуану Антонио об  этой  встрече.
Что ж, подождем, ответил тот,  но  ему  бы  очень  хотелось  сделать  что-то
хорошее для этого молодого человека.
      - Вот, посмотри, - Хуан Антонио бросил на стол Мануэлю кипу  газет.  -
Только и разговора, что о провале презентации в доме моды Ирене Монтенегро.
      - Что ж, - улыбнулся Мануэль, - я очень рад за Даниэлу.  А  ты  можешь
выразить свое сочувствие Ирене... Она будет признательна тебе...
     Хуан Антонио вскипел от негодования.
      - Ну, что ты уж  так,  -  попытался  сгладить  Мануэль  свою  неловкую
реплику, - я пошутил, пошутил...

0

62

Глава 61

     Бледная, с горящими злыми  глазами,  с  перевязанным  плечом,  валялась
Ирене в постели, пытаясь забыть пережитый позор. Еще в демонстрационном зале
она, заливаясь краской, слышала отрывистые реплики посетителей.
     "Какая дурная шутка: Ирене Монтенегро - модельер...",
     "Ее платья - плохая копия моделей Даниэлы Лоренте...",
     "Скучные, невыразительные...",
     "Очень посредственные, не правда ли? Я скорее умру,  чем  надену  такое
платье!..".
     Альберто, с разбитым лицом, сидел поодаль и апатично успокаивал ее:  не
надо ничего преувеличивать, все не так плохо. Чем  больше  он  говорил,  тем
сильнее Ирене злилась на него.
      - Пойми, - снова утешал он, - ты не должна никому и вида подавать, что
подавлена!
     Еще эта бессонная ночь, кошмары...  Страшно  было  вспоминать  вечер...
Едва они с Альберто вышли из дома моды и направились  к  своей  машине,  как
грохнул выстрел и пуля угодила Ирене в руку. В темноте  было  не  разобрать,
откуда  раздался  выстрел,  только  возглас  "Эй,  блондинчик!"  -  тюремное
прозвище Альберто  -  донеслось  до  них  обоих.  Ирене  почувствовала,  как
вздрогнул и испугался Альберто, прошептав: "Опять Черт!"
     " - Ты трус, ты спрятался за меня!" - негодовала Ирене.
     " - Я не виноват, что ты меня заслонила!  Садись  в  машину,  он  может
вернуться! Вызови скорую, Матильда!" - все еще стояло в ушах Ирене.
      - Этот тип меня чуть не убил, а ты ничего не  сделал,  чтобы  защитить
меня! Ты трус! Ты прикрылся мною, как щитом! Если бы он убил меня, тебе было
бы все равно! - не могла остановиться она.
      - Я не намерен больше терпеть тебя, понимаешь? Я уйду и  оставлю  тебя
одну! Я не угрожаю, а предупреждаю. - не прекращающиеся с  вечера  выяснения
отношений утомили Альберто. - Если кто и виноват во  вчерашнем  провале,  то
только ты сама. Зачем тебе понадобилось что-то менять в моделях?
      - Да потому что они никуда не годились. То, что  нам  притащила  Роса,
казалось просто отвратительным!.. - шипела Ирене.
     А когда час спустя, явилась Роса, оправдываясь, что она  ни  в  чем  не
виновата, и сделала все, о чем ее просили, - Ирене больно,  изо  всей  силы,
ударила ее по щеке, вымещая свою досаду.
      - Вы сказали, что заплатите еще, - тем не менее напомнила Роса,  -  вы
должны выполнить свое обещание.
      - Хватит, Роса! - вмешался Альберто, - А тебе  лучше  прилечь,  Ирене,
побереги руку! Не надо спорить больше: мы выполним свое обещание,  последнее
слово еще не сказано, не все так плохо.
     Но Ирене понесло, она ничего не желала слушать. Оскорбленное  самолюбие
не давало успокоиться и даже когда ушла Роса, она кричала:
      - А каково мне, ты подумал? Из-за тебя я почти разорена! И  меня  чуть
не убили! Ох... мне больно, , ,
      - Дорогая, прости меня!  -  На  лице  Альберто  была  покаянная  мина,
покорность. - Все еще наладится, а я тебя обожаю, ты же знаешь.
     Он поцеловал Ирене, это ее немного  успокоило.  Но  ненадолго.  Желание
выместить на ком-то свое недовольство и досаду не проходило, а тут  как  раз
появилась  неуемная  Матильда,  которая  опять  твердила  свое:  Альберто  -
проходимец, ему нельзя доверять. Ирене слушала ее и морщилась от бесконечной
боли: ныла раненая рука, раскалывалась голова...
      - Она  у  вас  будет  болеть  еще  больше,  -  не  унималась   упрямая
Матильда, - когда вы совсем останетесь без денег.
     Ирене ее мрачные прогнозы воспринимала, как  интриги  против  Альберто,
по-прежнему думала, что ее помощница завидует ее счастью, ее богатству.
      - Это не интриги, я говорю правду, -  Матильда  решила  все  высказать
своей хозяйке, открыть ей, наконец, глаза на негодяя Альберто. - Вы  и  сами
заметили, как он вас подставил вчера под пулю.
      - Он это не нарочно, - вяло сопротивлялась Ирене. - И не надо об  этом
вспоминать. А больше ничего не было ...
      - Как это не было? - Матильда с негодованием стала  перечислять.  -  А
дом моделей? Это же его идея! Сколько вы на этом потеряли, успели сосчитать?
      - Еще рано делать выводы,  надо  посмотреть,  как  пойдет  продажа,  -
неуверенно возражала Ирене здравым доводам Матильды.
     До Альберто,  звонившего  в  нью-йоркский  банк  из  соседней  комнаты,
долетели отдельные фразы их разговора. И как только Матильда вышла от Ирене,
он с расстановкой, угрожающе спросил:
      - Обливала меня грязью? Да?
     Но Матильда не испугалась его шипящего голоса и угрожающего  жеста.  Не
отстранившись, она отчеканила:
      - Я люблю сеньору и мне не нравится то, что делаете вы.
      - Но-но, не забывайся!  -  опешив  от  такой  откровенности,  прошипел
Альберто. - Ты всего-навсего прислуга. Я позабочусь, чтоб ноги твоей тут  не
было. Ты мне не нравишься! - он больно ухватил  Матильду  за  кисть  руки  и
начал выворачивать ее.
      - Отпустите меня! - Матильда вырвалась. - Вы не смеете меня и  пальцем
тронуть. Да, я прислуга, но сумею за себя постоять!
     А на следующее утро, едва проснувшись, Ирене обнаружила,  что  Альберто
рядом с нею нет. Спросила у  Матильды,  но  и  та  не  могла  ничего  толком
объяснить: она не видела его со вчерашнего дня, -  "сеньор  Альберто  не  из
тех, кто дает отчет о своих поступках, даже когда его просят об этом...".
     Ирене с тяжким вздохом посмотрела на пустое место в кровати.
      - Я не заметила, когда он встал. Насколько я  знаю,  у  него  не  было
намечено никаких дел на утро... Скорее всего, он пошел уладить  дела  в  Дом
моделей. Все будет хорошо, Матильда. Альберто знает, что делает.
     Вскоре, забыв об оскорблениях, полученных от  Ирене,  пришла  Роса.  Ее
выгнали из дома моды Даниэлы Лоренте: она рассказала об этом Ирене. И теперь
Даниэле ничего другого не остается, как разрабатывать другую  коллекцию,  уж
она-то, Роса, слишком хорошо знает характер своей бывшей хозяйки.
      - У нее на это уйдет уйма времени, - обрадовалась  Ирене,  возгоревшая
желанием во что бы то ни стало помешать показу коллекции своей соперницы.
      - Я думала, что буду вам полезна, ведь я теперь нигде не служу, - Роса
переминалась с ноги на ногу.
     Ирене опустила глаза:
      - Надо подождать Альберто, у него  вчера  были  неприятности,  в  него
стреляли, а попали, вот, в меня...
     Едва Ирене успела произнести эти  слова,  как  в  гостиную  решительным
шагом вошла... Даниэла, а следом за ней растерянная,  смятенная  секретарша,
лепетавшая что-то относительно того, что она... не успела... этого больше не
повторится... она виновата...
      - Я не уйду, пока мы не  поговорим.  Согласна?  -  Даниэла  решительно
приблизилась  к  Ирене,  села  рядом  с  нею  в  кресло.  -   Попроси   свою
сотрудницу, - Даниэла кивнула в сторону Росы, - выйти вон.
      - Роса, оставь нас вдвоем!  -  Ирене  бросила  взгляд  на  испуганную,
побледневшую от неожиданного визита, женщину, но та словно приросла к полу и
была не в состоянии владеть своими ногами и руками.
      - Ты также, Роса, предана Ирене, как прежде мне? Да?  Ну,  ничего,  ты
еще получишь от нее нож в спину, вместо благодарности. Будь уверена!
      - Замолчите, я вам не позволю!..  -  пришла,  наконец,  в  себя  Роса,
повысив в волнении голос.
      - Ну, дорогая, ты не должна так  напрягаться!  Неужели  ты  так  и  не
научилась, как надо разговаривать с посетителями? Ты же теперь  работаешь  у
Ирене Монтенегро! Или, может быть, вы просто стали подругами?
      - Ты просто прелесть,  Даниэла,  я  так  рада,  что  ты  пришла!  -  с
наигранной веселостью произнесла Ирене, на самом  деле  мучаясь  завистью  к
победной уверенности соперницы. - Мне так приятно беседовать с тобой  здесь.
Принесите кофе для моей новой заказчицы!  -  заказала  она  по  телефону.  -
Сколько сахара тебе положить? Одну, две ложки?
      - Десять! - взгляд Даниэлы не предвещал ничего  хорошего.  -  Я  давно
собиралась посмотреть твой дом  моды,  -  Даниэла  прошлась  по  просторному
кабинету. - Он, действительно, неплохой, жаль только,  что  это  все  чистой
воды надувательство.
     Ирене не знала, как держать  себя  под  взглядом  горящих,  непрощающих
глаз. Она всегда первая шла в наступление и, если бы ей  кто-то  предсказал,
что она будет тушеваться перед этой женщиной, своим врагом, она ни за что бы
не поверила. Поэтому и ответила невпопад:
      - Ты... можешь говорить, что угодно... Только ты все равно  проиграешь
и пойдешь ко дну.
      - Да что ты говоришь? -  мило  улыбнулась  Даниэла  своей  загадочной,
улыбкой, от которой мужчины нередко теряли дар речи. - Что ты говоришь?..  В
таком случае, - торжествующе произнесла она, - мне остается только пожелать,
чтобы дрянные копии моих платьев покупали в твоем  доме  моды,  как  горячий
хлеб!
      - Нет... как сладкие булочки! - деланно расхохоталась Ирене.
      - В газетах пишут совсем другое, - торжествовала победу Даниэла. - Над
тобой все смеются, Ирене. И я тоже. Неужели ты еще не поняла это?
      - Не смейся слишком много, а то появятся преждевременные морщины...  И
надень перчатки, чтобы спрятать свои острые ногти.
      - Не ногти, а когти, дорогая! И я хочу, чтоб ты знала, - поднимаясь  с
кресла, угрожающе проговорила Даниэла, - я буду драться с тобой и  Альберто,
как зверь.
     Ирене  тоже  поднялась,  кокетливо  поправив  движением  плеча  платье,
откинула, встряхнув головой, волосы.
      - Ты даже не представляешь, как приятно мне слышать от тебя это,  ведь
за столько лет ты утомила меня своим занудством!
      - Ты просто самая обыкновенная... дешевка! - откуда только утонченная,
нежная Даниэла выкопала это слово, которое в жизни никогда  не  употребляла.
Но злость ее обрела форму решительности, она  готова  была  бороться  против
своих врагов, чего бы ей это не стоило. - Всю жизнь, Ирене, ты из кожи лезла
вон, чтобы быть хоть отдаленно похожей  на  меня.  Только  все  твои  потуги
напрасны!.. Ну, как? Будем играть дальше? Попробуй-ка еще  раз  украсть  мои
рисунки!.  Я  тебе...  все  зубы  пересчитаю!  -  Даниэла  уже  не  выбирала
выражений.
     Она поднялась и, не прощаясь, вышла.
     Час  спустя  у  дверей   дома   моды   позвонил   незнакомый   мужчина,
представившись судебным исполнителем. И когда секретарь ввела его в кабинет,
где все еще сидела в кресле, не пришедшая в себя  Ирене,  в  глазах  ее  был
испуг.
      - Что вы хотите? - неуверенность в голосе выдавала состояние Ирене.
      - Я - судебный исполнитель и должен наложить арест на ваше имущество.
     Он оставил на столе какую-то гербовую  бумагу  и  заставил  ее  в  двух
местах расписаться; Ирене автоматически сделала все, и вдруг до  нее  дошло,
что процедура  эта  -  прямое  следствие  обмана  Альберто  Сауседо...  Она,
конечно, подозревала недоброе - слишком странно  он  вел  себя,  особенно  в
последнее время.
     Глупая, она попалась на его пустые слова "Я  обожаю  тебя,  дорогая..."
Куда она смотрела, что нашло на нее, ведь жизнь уже учила ее, не раз.
      - Альберто  обманул  меня,  обманул!..  -   жаловалась   она,   плача,
Матильде. - Он не купил ни мебели, ни оборудования... Ничего! Он  украл  мои
деньги! - И тут же в нервном припадке,  с  неожиданно  брызнувшими  из  глаз
потоком слез, обрушилась на верную Матильду:
      - Все мое имущество описано! У меня больше  ничего  не  осталось!  Мои
деньги!.. Ты должна была... сказать ему, ты во всем виновата...
      - Ну, почему, почему вы были  столь  доверчивы,  сеньора?  -  Матильда
разговаривала с нею, как с тяжелобольной.
      - Он сказал... - рыдания душили Ирене, - он сказал, что  сохранит  все
мои деньги! Он лгал... Это была ложь... Ты должна была, должна  была...  Где
он теперь может быть?
     Матильда понимала, что Ирене не отдает себе отчета в своих словах - они
от досады, обиды, от того, что она обманута в своих  лучших  надеждах:  ведь
все время ее хозяйка так хотела стать женой Альберто.
      - Уж, наверняка, где-нибудь  очень  далеко  отсюда!  Вместе  с  вашими
деньгами.
      - Если бы я только могла с ним встретиться, если бы могла! -  все  еще
всхлипывала Ирене.
      - Это невозможно, сеньора, невозможно! Да и нужно ли?..
      - Он поступил со мной так же, как и с  Даниэлой  много  лет  назад,  -
прозрела  вдруг  Ирене.  -  О,  как  она  была  права,  как   права,   когда
предупреждала меня, что он мерзавец и вор! А я - то, я...
      - Очень сомневаюсь, сеньора, - Матильда понимала, что теперь Ирене уже
слышит ее, нервный шок почти прошел, - сомневаюсь, что сеньора Даниэла имела
отношение и к тому, что случилось с вашим ребенком. Она  не  из  тех  людей,
которые могут пойти на такое. Это видно с первого взгляда.
     Рыдания снова подступили к горлу.
      - Будь ты проклят, Альберто! - закричала с новой силой Ирене.  -  Будь
ты проклят! - колотила она кулаками по спинке дивана. - Как же мне не везет!
Я впервые в жизни поняла, наконец, что такое любовь... Только... я  полюбила
не того человека. Матильда, не того!..
     Теперь они сидела неподвижно, словно на нее  нашел  столбняк.  Матильда
принесла настой успокаивающих трав, осторожно поднесла  чашку  Ирене,  -  та
швырнула все на пол. Потом вдруг  изменившимся,  утратившим  всякие  оттенки
голосом, равнодушно произнесла:
      - Я все равно должна, хочу жить дальше, что бы ни  случилось.  Я  хочу
забыть про этот дом моды и постараться сохранить то, что еще можно спасти...
И жить, как раньше.
     Неожиданный телефонный звонок заставил вздрогнуть и ее, и Матильду.
      - Слушаю! - дрожащим голосом сказала Ирене в  трубку.  И  сразу  узнав
голос на другом конце провода, вдруг оживилась, румянец появился на щеках.
      - Передайте Альберто, - она узнала голос  Черта,  что  я  хочу  с  ним
встретиться и поговорить. -  Я  не  собираюсь,  -  в  голосе  звучала  явная
угроза, - не собираюсь, - повторил он хрипло, - играть с ним в игрушки!
      - Это вы, Черт? - переспросила теперь уже явно обрадованная  Ирене.  -
Вы?...
      - А вы та самая девчонка, за которую  он  прятался,  когда  я  в  него
стрелял?..
      - Послушайте, - прервала его Ирене. - Альберто сбежал. Два дня  назад.
Он украл у  меня  деньги.  Почти  все  деньги.  Найдите  его.  Помогите  мне
отомстить ему. Я хорошо заплачу, я дам вам... все, что вы только захотите!
     Она услышала щелчок  после  того,  как  на  другом  конце  трубка  была
положена на рычаг. Неважно, что Черт ничего ей не ответил, совсем не  важно,
думала Ирене. Черт, наверняка, разозлился, ведь он,  как  говорил  Альберто,
требовал у него какие-то деньги. Какие  -  Ирене  не  знала.  Сейчас,  после
разговора с Чертом, она поняла, что этот человек обязательно найдет Альберто
Сауседо.
     Значит, он обобрал не только ее. Черту он  тоже  что-то  должен:  Ирене
поняла, что это правда. Ирене стало страшно. Она вспомнила и недавний  визит
судебного исполнителя: значит, он не заплатил налоги, не заплатил по  счету,
ничего не положил в банк! Даже то, что она вручила ему перед его побегом  на
покупку дома?!. Боже, но ведь это было все, что  у  нее  осталось.  Будь  он
трижды проклят! Значит, и это все было продумано заранее -  войти  к  ней  в
доверие и разорить ее. Может быть, и потерянный ею ребенок - это  тоже  дело
его рук, думала с отчаянием Ирене. Она вспомнила, как мир переменился, когда
она узнала, что ждет ребенка, как переменилась она  сама  -  доброта  словно
вливалась в нее... Как он, Альберто, умел притворяться то ласковым и нежным,
то вкрадчивым и тактичным! Как умел уговорить ее делать  то,  что  ему  было
нужно в данную минуту! Нет, это страшное чудовище.
     Снова телефонный звонок прервал ее горестные мысли. В  трубке  раздался
треск, потом она услышала до боли знакомый голос:
      - Здравствуй, любимая!
      - Где ты сейчас? - голос Ирене выдавал ее волнение и нетерпение.
      - О, очень-очень далеко от тебя! Конечно, я понимаю, это очень жестоко
с моей стороны, но я ни капельки по тебе не соскучился!
      - Будь ты проклят! Сволочь! - у Ирене почти пропал от волнения и гнева
голос.
      - Будь счастлива, моя дорогая! И спасибо тебе за все, что ты мне дала.

     * * *

     Черт направлялся к заброшенному складу, именно там  любили  встречаться
закадычные  друзья  Давид  и  Херман.  Он  выследил  их.  Теперь  оставалось
заполучить то, что, по праву, принадлежало ему.  "Они  думают,  что  провели
меня, сказав, что  ничего  не  знают  о  деньгах  Альберто?  Жалкие  мерзкие
букашки..." - открытую  половину  лица  Черта  исказила  гримаса,  отдаленно
напоминающая улыбку. Он ступал не слышно, черный плащ с капюшоном делал  его
неприметным на фоне закопченных стен склада.
     ... Херман и Давид достали  деньги  из-под  груды  сломанных  ящиков  и
укладывали их в пакеты. Еще немного и, прощай, Мехико!  Они  свое  получили,
теперь пусть свое получит Альберто.  Черт  обязательно  "отблагодарит"  его,
жаль они не увидят этого.
     Он неумолимо приближался к ним, пистолет холодил его ладонь.
      - А вот и я!
     Крики,  испуганные  лица,  руки,  протягивающие  деньги...  Два  хлопка
освободили Хермана и Давида от земных забот. Подняв  с  земли  деньги,  Черт
молниеносно скрылся.

     * * *

     Даниэла видела, как потеплели глаза Хуана Антонио, когда  он  обнаружил
присланные им цветы в вазе на столике,  даже  сказал  ей  об  этом:  "Ты  не
выбросила мой букет. Но, кажется, ты получаешь цветы не только  от  меня?.."
Она ничего не ответила.
     Он очень надеялся, что на этот раз  им  никто  не  помешает  поговорить
серьезно.  Хуан  Антонио  с  нежностью  оглядел  стройную  фигурку  жены   в
светло-сером с редкими цветами костюме; блестящие волосы,  закрывающие  шею,
бездонные глаза, - он будто видел ее впервые и не мог наглядеться.
      - Даниэла, я больше не могу так! Прости меня, - он приблизился к  ней,
и она не отстранилась. Он осторожно поцеловал ее губы, и она ответила на его
поцелуй. Хуан Антонио обнял жену и  продолжал  целовать  ее.  Даниэла  вдруг
обмякла,  обессилено  прижавшись   к   груди   Хуана   Антонио.   Он,   чуть
отстранившись, взглянул на Даниэлу: - Ты тоже любишь меня...
      - Неужели это имеет какое-то значение, - в ее глазах блеснули слезы, -
У меня в душе столько всего накопилось, Хуан Антонио.
      - Дорогая, я помогу тебе  во  всем.  И  разве  мы  не  преодолеем  все
преграды вместе?
     Даниэла отошла к стене и задала ему вопрос, который мучил ее все долгие
месяцы ее одиночества: чем она провинилась перед ним, что он променял ее  на
эту девочку, Летисию? И он отвечал словами, рожденными горькой разлукой:
      - Нет, жизнь моя, ты ни в  чем  не  виновата,  только  я,  я  во  всем
виноват.
     И, о Боже! Она призналась, что любит его, продолжает любить, только  не
уверена, что у них все будет, как раньше.
     Даниэла вздохнула и напомнила Хуану  Антонио  о  неприятностях  в  Доме
моделей, о предательстве Росы. Хуан Антонио кивнул: да, он читал  обо  всем,
но и это они вместе преодолеют.
      - Знаешь, мне придется теперь очень много и напряженно работать. Я  не
могу потерять Дом, свое дело, которое помогло мне пережить все испытания, да
и просто, я люблю свою профессию, свой труд.
      - Дорогая, ты можешь во всем рассчитывать на меня,  как  на  себя.  Мы
ведь вместе? - Хуан Антонио вопросительно смотрел на Даниэлу.
      - Прошу тебя понять, мне необходимо закончить новую коллекцию, этому я
посвящу все время, а если и будет свободная минута, я  отдам  ее  внуку.  Мы
встретимся и все-все обсудим  после  показа.  И  мне  бы  хотелось  пока  не
встречаться с тобой. Прошу не приходи ко мне и не ищи со  мной  встреч...  -
Она опустила глаза. - Не хочу лишний раз страдать...
     Когда на следующий день опечаленный  Хуан  Антонио  рассказал  об  этом
странном для него финале разговора  и  условиях  перемирия  Мануэлю,  тот  в
недоумении лишь пожал плечами.
      - Честно  говоря,  я  этого  не  понимаю!  Но  ты  же  знаешь,  женщин
невозможно понять до конца.
     Самое главное, она тебя любит и простила.
      - Да,  конечно,  это  главное,  ты  прав.  Я  чувствую,  в  душе   она
сомневается насчет моих отношений с Летисией, хочет дождаться, когда родится
ребенок. Но если ей кажется, что  я  могу  возобновить  с  Летисией  прежние
отношения, она глубоко заблуждается: этого никогда не будет, с ней покончено
навсегда... Ну что ж, а пока переберусь к Сонии, хотя ты  не  представляешь,
как я соскучился по своему дому.
     Мануэль одобрял решение Хуана Антонио переселиться к Сонии -  он  давно
советовал другу поступить  так.  Да,  придется  пожить  у  сестры  несколько
месяцев - до тех пор,  пошутил  Хуан  Антонио,  пока  Сония  с  Мануэлем  не
поженятся. Ох, как не понравилась Мануэлю эта шутка! Он вспылил, сказал, что
устал от подобного рода выпадов, и нервно закружил по кабинету...
      - Полно, полно, Мануэль, - засмеялся Хуан Антонио,  -  просто  мне  не
терпится скорее стать твоим родственником.
     Мануэль, уже взявшийся за ручку двери, обернулся:
      - Мы с тобой уже давно, как братья.
     Хуану Антонио были очень приятны эти слова., ..
     Сония сердечно встретила Хуана Антонио, заранее приготовила ему в  доме
комнату, постаралась убрать ее во вкусе брата. И,  когда  он  вечером  после
работы явился к ней с чемоданом, она встретила его теплыми словами:
      - Думаю, нет  необходимости  напоминать  тебе,  что  здесь  ты  можешь
располагаться, как у себя дома. Я очень рада, что  ты  переселился  ко  мне.
Живи, сколько угодно...
     Сония,  уловила,  как  погрустнел  брат  при  словах:  "Живи,   сколько
угодно...", наклонившись к нему, произнесла:
      - Очень скоро ты вернешься домой, я поговорю с Даниэлой  и  постараюсь
убедить, что не стоит так долго испытывать судьбу, это нелепо!
     А Даниэла и Джина, по сложившемуся у них правилу, обсуждали перед  сном
события минувшего дня. Даниэла поведала подруге о разговоре с Хуаном Антонио
и о своем условии.
      - Ну, это ты хватила через  край,  дорогая!  Ты,  ей-Богу,  похожа  на
Женщину-вампира! Причем  здесь  ребенок  Летисии?  Хуан  Антонио  тебе  ясно
сказал, что с Летисией покончено раз и навсегда. Мало тебе этого? Что-то  ты
вечно выдумываешь, ставишь сроки.
     Джина видела, что и Алехандро по-прежнему  не  оставляет  без  внимания
Даниэлу, часто навещает ее в Доме моделей, старается остаться с ней наедине,
чтобы лишний раз напомнить о своей любви. Но  сердцу-то  не  прикажешь,  она
прекрасно знала это по собственному грустному опыту: хотела досадить  Филипе
романом с красавцем Хансом, а в результате Ханс в  Германии,  а  она  каждый
день посылает своему "Пиноккио" букеты  роз.  И  поет  серенады  под  окнами
конторы.  А  упрямец   Филипе   отворачивается   от   нее.   Может   поэтому
неподатливость, упрямство Даниэлы так выводили из себя Джину. Что она о себе
думает, эта гордячка, Хуан Антонио, можно сказать, в ногах  у  нее  ползает,
умоляет,  а  Даниэла  со  своей  принципиальностью  еще  несколько   месяцев
собирается испытывать его терпение, заставляет ждать вдали от  дома,  ставит
условия  не  видеться  вообще!..  Плохо  она  мужчин  еще  знает,  поступает
опрометчиво, так, глядишь, не дай Бог, и поддастся снова искушению ее муж...
     Даниэла больше  всего  боялась  за  Монику  и  Хуана  Мануэля.  Ей  уже
казалось, что охраны круглосуточной мало, она сама была  готова  и  день,  и
ночь не спать, охраняя покой своих детей.  Особенно  это  усиливалось  после
звонков  Альберто,  но  проходило  какое-то  время,  и   чувство   опасности
ослабевало, какой-то голос  внутри  подсказывал,  что  все  будет  хорошо  и
бояться нечего...
     Еще один телефонный звонок заставил сжаться сердце Даниэлы от недоброго
предчувствия: она услышала в трубке голос Ирене - в сознании она всегда была
неразрывно связана с Альберто. Но страхи оказались напрасными.  Голос  Ирене
был растерян:
      - Ты права была насчет Альберто. Он бросил меня и оставил без гроша.
      - Я ничуть не удивляюсь, - Даниэла уже справилась с собой  и  отвечала
вполне спокойно. - Ты этого вполне заслуживаешь.
     Будто не слыша ответа, Ирене,  одержимая  одной  идеей  -  отомстить  -
быстро заговорила:
      - Нам надо объединиться, Даниэла. Впервые  за  нашу  жизнь  мы  должны
стать союзниками, чтобы покончить с ним.
     Нет, у Даниэлы не было  ни  малейшего  желания  по  какому-либо  поводу
связываться с этой женщиной, причинившей ей столько горя и  зла,  а  поэтому
она резко, откровенно-неприязненно ответила Ирене:
      - Оставь меня в покое и  катись  вместе  со  своим  Альберто  ко  всем
чертям! Они давно заждались вас.
      - Да ты просто ..., - взорвалась Ирене.
      - Нет, - спокойно возразила Даниэла, - это ты, моя дорогая, ...!  Что
ты способна делать без денег? Тебе снова придется искать богатого старика, -
Даниэла намекнула на брак Ирене с Леопольдо, и жестко добавила: - Ни на  что
другое ты просто не способна!
     Звонок Даниэле был с отчаяния. Никогда бы раньше не позволила она  себе
терпеть  такие  унизительные  слова  от  вечной  соперницы,  а  теперь   вот
проглотила... Что она сказала насчет богатого старика? Об этом надо серьезно
подумать, ей эти мысли и самой приходили в голову. Друг ее  мужа-миллионера,
богатенький Матиас - вот выход! Вот надежда.
      - Я бы на вашем месте продала дом или сдала его в наем, - подсказывала
практичная Матильда. - Он все равно слишком велик. Почему вы так не хотите с
ним расстаться?
      - Нет, нет, нет! - негодовала Ирене. - Матиас, Матиас! Он поможет.
     Матильда брезгливо фыркала, вспоминая все те унижения, которые довелось
пережить ее хозяйке с покойным Леопольдом и его друзьями.
      - Вы что, с ума сошли? - уже не сдерживала  пыл  Матильда.  -  Это  же
немыслимо, вернуться к тому, с чего вы начинали!  Мне  страшно  представить,
что вы снова  будете  иметь  дело  с  этими  паршивыми  старцами!..  Этот...
Матиас... может, он уже вообще давно в могиле. Из него  и  тогда  уже  песок
сыпался....
      - Нет! - упрямо стояла на своем Ирене. - Лучше я буду терпеть все  эти
гадости, чем жить в нищете. Пусть, Матильда, это будет мне наказанием за то,
что я была такой доверчивой. Мужчин, моя дорогая, надо  использовать,  а  не
любить. Теперь я это знаю наверняка!
     И в  один  прекрасный  день  отыскался  старик  Матиас,  хотя  Матильде
пришлось по поручению своей хозяйки немало побегать, чтобы выяснить, где  он
живет. Голова его теперь изрядно полысела;  он  весь  ссутулился,  согнулся,
напоминая засохшую корягу. Лицо прорезали глубокие  морщины,  а  при  улыбке
отвратительно обнажались зубы.
     "Ну, и любовничек, ничего не скажешь!" - с  отвращением  думала  Ирене,
гостеприимно приглашая Матиаса в дом.
     Они удобно устроились друг против друга в мягких креслах, пили  кофе  с
ликером, и Ирене намеренно, кладя ногу на ногу, не скрывала своих прелестей:
"Товар - лицом", - похохатывала она про себя, то обнажая  холеную  руку,  то
легким поворотом  плеч  умело  выставляла  все  еще  соблазнительную  грудь,
приоткрывая ее ровно настолько, чтобы сидящий напротив Матиас уже не спускал
с нее похотливого взгляда своих слезящихся щелочек-глаз.
      - Вот, Матиас,  теперь  ты  знаешь  все,  -  между  тем  непринужденно
продолжала разговор Ирене, - такая печальная история со мной случилась. И  я
в полном отчаянии.
     Матиас  промокнул  платком  глаза,  допил  свой  кофе   и   неторопливо
огляделся: роскошная обстановка гостиной, дорогие обои, мебель лучше  всяких
слов говорили о том, как привыкла жить их владелица.
      - Если бы бедный Леопольдо  узнал,  кому  достались  его  денежки,  он
перевернулся бы в гробу, - констатировал старик. - Что я  могу  сделать  для
тебя?
      - Ты можешь помочь мне, - тотчас ухватилась за этот вопрос Ирене. - Ты
был когда-то другом Леопольдо, поэтому не можешь  оставаться  равнодушным  к
несчастной судьбе его бедной вдовы, которая стала  жертвой  обстоятельств  и
проходимца.
      - Все это, конечно, так, - прошамкал Матиас, снова оглядываясь  вокруг
себя, словно прикидывая, чего стоит эта красотка.  -  Только  что  я  получу
взамен?
     Ирене с облегчением вздохнула:
      - Все, что пожелаешь, дорогой Матиас!
      - Спасибо. Сегодня вечером я зайду к тебе и скажу, что решил.
     Да,  права  Матильда,  это  все....  немного   унизительно,   но,   как
говориться, бодро тряхнула Ирене копной волос, в нужде и волка съешь.
     А горничная не унималась, пытаясь  уговорить  Ирене  не  связываться  с
противным стариком.
      - Не так-то уж  вы  нуждаетесь,  сеньора!  Продайте  все,  что  у  вас
осталось, и попробуйте начать жить сначала.
      - Нет, нет, Матильда, только не это! Я однажды уже попробовала,  когда
ждала ребенка от Альберто и, видишь, чем это закончилось.
      - Но не всегда же так бывает, попробуйте, сеньора,  последний  раз,  -
Матильда, похоже, исчерпала все доводы.
      - Нет! Меня преследует злой рок. В душе я точно такая же, как была моя
мать-арестантка. Так что от себя самой никуда не уйдешь...
     Тем же вечером Матиас явился и железным голосом изложил  свои  условия.
Он определил сумму месячного содержания, в которую входила и оплата расходов
по дому, и карманные деньги. Взамен она должна была беспрекословно выполнять
то, что он прикажет. Предупредил, что никогда не женится на ней:  она  будет
для него - он так и сказал! - чем-то вроде  рабыни.  А  раз  рабыня,  то  не
должна звать его по имени: он для нее просто хозяин...
      - Хозяин? - глаза Ирене округлились от ужаса.
      - Если тебе не нравится все это, я ухожу... и останемся друзьями.
      - Нет, нет, я согласна, - ни минуты не  раздумывая,  тряхнула  головой
Ирене, - ...хозяин.
     Когда закрылась за  Матиасом  дверь,  Ирене  только  и  подумала:  "Все
вернулось на круги своя... Все как при Леоподьдо... Словно страшный сон".

0

63

Глава 62

     Когда-то, когда все дети были еще маленькими, кто-то из близких Даниэлы
сказал, глядя на Летисию: это будущая Ирене. Она с детства  была  эгоисткой,
ее не волновала ничья судьба, кроме своей, но и  тут  она  шла  напролом,  а
когда  забеременела,  сказала  себе:  "Тем  лучше.  Сеньор   Мендес   Давила
непременно женится, на моей стороне молодость,  пикантная  привлекательность
и, конечно, способность иметь детей,  о  чем  она  поставила  в  известность
Даниэлу и что, в конечном итоге, повлияло  на  развод  супругов.  И  только,
ожидая этого ребенка, начала Летисия прозревать.  Ей  это  прозрение  далось
дорогой ценой. Ее ребенок еще не родился, а она уже  поняла,  что  он  будет
лишен отца. В ее представлении это было самым  большим  несчастьем.  Она  не
сможет дать своему ребенку ничего сверх того скромного  содержания,  которое
обещает Хуан Антонио.  А  то,  что  ее  заоблачным  мечтам  уже  никогда  не
осуществиться, это становилось понятным с каждым днем  все  более.  Отец  ее
ребенка не переставал и не перестает любить t вою жену, он ей  об  этом  так
прямо и сказал;  и  ничего  его  не  вернет  к  ней,  ни  ее  молодость,  ни
привлекательность, : ни  ребенок...  Конечно,  существовал  всегда  запасной
"вариант Фико", так она всегда цинично думала про влюбленного в  нее  юношу,
но никогда серьезно к нему не относилась. Беден, с детства влюблен в нее без
памяти, недаром она безо всякого чувства  сострадания  всегда  смеялась  над
ним, а он всегда все безропотно терпел. Теперь, когда она думала о Фико,  ей
приходила на память та соломинка, за которую хватается утопающий. Нет, после
долгих мучительных раздумий она  не  пожалела  этой  соломинки  и  все  свое
недовольство жизнью обрушила  на  голову  ни  в  чем  не  повинного  Фико...
Печальная истина: мы всегда свои неудачи несправедливо вымещаем  на  любящих
нас людях, которые, получив  удар  по  одной  щеке,  тут  же  с  готовностью
подставляют другую:  Фико  в  ответ  на  все  грубости  и  дерзости  Летисии
предложил выйти за него замуж.
      - Не смеши меня! - делано хохотала она в ответ на это предложение. - В
таком случае, мне лучше подыскать своему ребенку отца, у которого есть  хоть
половина того, чем обладает Хуан Антонио. Пойми, чтоб создавать семью, нужны
деньги, деньги и деньги. А ведь у тебя ни гроша за душой!..
      - Деньги достаются трудом, я буду работать,  я  добьюсь  многого...  -
Фико попробовал взять ее за руку.
      - Может, ты еще и поцелуешь меня? - выдернула руку Летисия.
     Фико, забыв обо всем на свете, обнял Летисию  и  страстно  поцеловал  в
губы.
      - Нет, ты все равно мне не  подходишь!  -  Летисия  вырвалась  из  его
объятий. - А целовать тебя все равно, что целовать пень!
      - Не оскорбляй меня, -  покачал  головой  Фико.  Но  это  были  мольбы
вопиющего в пустыне, и они не могли быть  услышанными  никогда:  Летисия  по
своему существу не могла проникнуться чужой бедой...
     Что же погнало ее  в  Дом  моделей  Даниэлы  Лоренте,  такую  гордую  и
неприступную? То же чувство, что несколько недель назад  потянуло  в  родной
дом?  Одиночество?  Желание  покаяться  перед  теми,   кого   она   обидела?
Предчувствие чего-то? Может быть...
     Даниэла была удивлена, шокирована, испугана ее визитом. О чем она может
говорить с этой  разрушительницей  ее  счастья?  Но,  оказывается,  говорить
пришла Летисия
      - Я хочу попросить у вас прощения,  -  смиренно  опустила  она  голову
перед Даниэлой.  -  Я  не  имела  никакого  права  разрушать  вашу  семью...
Поверьте, мне слишком дорого обошелся мой поступок. Ведь испортила жизнь  не
только вам, Хуану Антонио и Монике. Я и свою жизнь сломала тоже. Кроме того,
и ребенок мой будет расти без отца...
     Сердце Даниэлы дрогнуло. Несмотря на то, что жизнь не раз уже учила  ее
не верить тем, кто предавал, обманывал, она искренне пожалела будущую мать:
      - Нет, Летисия, у твоего ребенка будет отец. Хуан  Антонио  не  бросит
вас.
     Та будто не слышала, занятая своими горькими мыслями.
      - Все будут насмехаться над моим ребенком, когда узнают, что его  мать
живет одна.
      - Все будет хорошо, сейчас другие времена. Посмотри хотя бы на Монику.
     Пример был явно неудачным, и Летисия с кривой усмешкой произнесла:
      - Моника была женой Альберто, а теперь она наверняка выйдет  замуж  за
Лало, и он усыновит ее ребенка.
      - Да откуда тебе известно?
      - Я видела Фико, он мне рассказал обо всем.
      - Но вот  Фико...  Он  по-прежнему  любит  тебя,  -  с  воодушевлением
вспомнила Даниэла.
      - Нет, - обреченно вздохнула девушка. - Он только играет  в  любовь...
И... простите меня за все, что я наговорила вам тут. Понимаю только одно:  я
никогда не смогу стать женой Хуана Антонио. А бедный малыш мой  будет  расти
без отца...
     Насколько искренна была Летисия, судить Даниэле было  трудно.  Она  еще
долго сидела  в  задумчивости,  выбитая  из  колеи  визитом  Летисии.  Любой
ребенок, с ее точки зрения, нуждался  в  любви  и  защите,  и  будущее  дитя
Летисии тоже. Даниэла уже жалела и саму Летисию, ведь  она  выглядела  такой
неприкаянной, такой несчастной, и  верила,  что  девушка  стала  другой.  Во
всяком случае, на все возражения Джины, что  такого  не  бывает,  что  люди,
подобные Летисии, не меняются, Даниэла твердила одно: за то,  что  совершила
мать, расплачиваться приходится ни в чем неповинному ребенку! И Джина просто
остолбенела от неожиданности, когда в завершение  их  разговора  Даниэла  со
слезами на глазах сказала:
      - Нет, Хуану Антонио придется жениться на ней... Ему придется жениться
на Летисии.
     Негодовала и  Моника,  услышав  о  решении  матери.  ,  -  Жениться  на
Летисии?! Да ты подумала, мама, о чем ты говоришь?  Ее  ребенок  никогда  не
будет счастливым, если ему придется жить  с  родителями,  которые  постоянно
ссорятся. А это при характере Летисии неизбежно! А потом... потом,
     ты же знаешь, ее всегда интересовали только деньги, а отец  никогда  не
испытывал к ней серьезных чувств.
      - Летисия не  заслуживает  такой  жертвы,  с  вашей  стороны,  сеньора
Даниэла, - тихо промолвила Мария,  укачивающая  на  руках  маленького  Хуана
Мануэля. - И это чистая правда, видит Бог.
      - Ладно, - нехотя согласилась Даниэла, -  вы  меня  почти  убедили,  я
постараюсь не думать о Летисии. Но... мне жаль ее. Вот вы,  Мария,  помните,
сколько слез пролили из-за  вашего  Марсело.  А  посмотрите,  каким  хорошим
человеком он  стал.  Разве  я  была  неправа?  Когда  они,  кстати,  приедут
навестить нас?
      - Ах, сеньора, - лицо Марии просияло. - Сегодня  звонила  Дора.  Скоро
приедут посмотреть на малыша Моники. Бог благословил их  жизнь,  Дора  снова
ждет младенца, а я очень соскучилась по Игнасио.  Вы  сами  знаете,  сеньора
Даниэла, какая прелесть эти наши внуки.
     Даниэла и Мария склонились над колыбелькой Хуана Мануэля.
      - Да, да, Мария, совершенно согласна с вами: они  как  бы  наши  новые
дети...
      - Марсело, сеньора, очень хочет, чтобы я  переехала  к  ним,  -  скоро
нужно будет помочь Доре с маленьким.
      - Вы знаете, Мария, как мне всегда плохо без вас, но если вы  захотите
ехать, я вас вполне понимаю.
      - Нет, нет, сеньора, не теперь! Я не  могу  оставить  вас  одну  -  по
крайней мере, сейчас... А потом, вы согласитесь, молодые всегда  любят  жить
одни, и я не хочу, чтобы Дора жила со свекровью.
      - Зачем вы так говорите, Мария? Я-то знаю, кем вы были  для  Доры  все
эти долгие годы, пока не вернулся Марсело. Вы для  нее  больше,  чем  родная
мать.
      - Да благословит вас Господь, сеньора, за эти слова. И пусть он пошлет
вам счастье и покой, которые вы заслужи ли...
     Даниэла с нежностью смотрела на  родное  лицо  Марии.  Как  многим  она
обязана этой чудесной женщине, незримо поддерживающей ее  все  эти  годы.  И
Даниэла сказала:
      - Мы не всегда говорим то, что следует сказать. Но сейчас я не могу не
сказать, как я люблю и благодарю вас за все, Мария.
     ... Как было бы прекрасно, если бы слова доброй Марии были услышаны,  и
исполнились ее пожелания. Вечером  в  комнату  Даниэлы  заглянули  Моника  и
смущенный Лало.
      - Мамочка!  Я  так  счастлива,  поздравь   меня,   Лало   сделал   мне
предложение. И как только я разведусь, мы поженимся.

0

64

Глава 63

      - Друзья мои, сегодня вы должны играть, как никогда,  -  Джина  встала
впереди музыкантов и запела.
     Филипе, уткнувшийся в бумаги, поднял голову и  оторопело  посмотрел  на
смеющегося Херардо:
      - Опять она?
     Он подошел к окну, раздвинул жалюзи и, посмотрев вниз, заключил:
      - Она, сумасшедшая Джина снова явилась сюда.
      - Вообще-то она обещала приходить каждый день, а вчера ее не  было,  -
подмигнул ему Херардо. - Послушай, Филипе, хватит ломать  комедию!  Миритесь
немедленно.
     Филипе без слов ринулся к двери и через несколько минут  они  с  Джиной
счастливо   целовались   посредине   адвокатского   кабинета,   к   немалому
удовольствию Херардо.
     А вечером Филипе и Джина прощались с Даниэлой, которая  одновременно  и
радовалась и грустила; она так привыкла к постоянному присутствию подруги, к
их вечерним задушевным беседам. Джины будет очень не хватать этому дому.
      - Но не на край же света я  ее  увожу,  в  конце-концов  вы  увидитесь
завтра утром, - извинительно сказал Филипе; а Джина побежала  собрать  самое
необходимое.
     После их отъезда Моника, глядя вслед удаляющейся машине, вздохнула:
      - Наша Джина просто прелесть! Я ее так люблю.
      - А мне будет очень скучно без нее... И Сония у нас бывает редко с тех
пор,  как  Хуан  Антонио  поселился  у  нее,  наверное,  чувствует  какую-то
неловкость.
      - Да брось, мамочка, так думать.  Просто  она  вся  в  своих  делах  и
большую часть времени проводит в семье Мануэля.
     Она очень переменилась к лучшему  в  последнее  время,  стала  веселой,
общительной. На нее очень хорошо влияет Долорес... Ты когда Сонию  видела  в
последний раз? А-а-а, когда она заходила к тебе  на  работу  заказать  новое
платье? Так это уже, наверное, месяц целый прошел...
     Раз женщина шьет себе новое платье, значит, ее  дела  не  безнадежны...
Сколько раз Даниэла предлагала Сонии, когда та еще была с Рамоном,  освежить
свой гардероб, заказать что-нибудь новенькое, модное... Но куда  там!  Сония
всегда твердила одно: у нее навалом туалетов и надевать их некуда, они  ведь
с Рамоном почти никуда не выходят,  все  больше  сидят  дома.  Теперь  Сонию
застать дома не так-то просто. Даниэла пыталась дозвониться ей  днем,  когда
Хуан Антонио на работе, но телефон вечно молчит. Права Моника, значит,  и  у
Сонии дела налаживаются. Даниэле это было приятно, ведь они дружили с Сонией
с первого дня их знакомства.

     * * *

     Долорес методично шла к цели - сначала  выбрала  своему  сыну  жену,  а
Тино - мать, затем преодолела замкнутость  Сонии  и,  наконец,  приучила  их
видеться часто. Одного она не могла  сделать  -  объясниться  с  Сонией.  Но
Мануэль ни в какую не соглашался, хотя Лолита чувствовала, что Сония вошла в
его жизнь. И Долорес торопила Мануэля: ей  ждать  некогда,  кубинец  Рафаэль
намерен сделать ей официальное предложение... Скоро Мануэль  познакомится  с
будущим отчимом... Тот схватился за голову.
      - Никогда! - едва слышно пошевелил он губами.
      - Что значит никогда? - возмутилась  Долорес.  -  Если  ты  не  можешь
договориться, седой мальчик мой, со своей невестой, то у меня за  этим  дело
не встанет! Будь уверен! И почему ты не можешь решиться? Тино души не чает в
Сонии, говорит, что после Ракель, лучшей мамы для него  нет  во  всем  мире.
Чего тебе еще надо?..
     Другой раз он спрашивал мать:
      - Тебе, наверное, надоела Сония, мама?
      - Наоборот, - смеялась Долорес. - Мне с  ней  очень  хорошо.  Наверно,
почти так же, как и тебе с ней!
      - Мы ходим есть с тетей Сонией пирожки и  мороженое,  -  сообщил  отцу
Тино.
      - Ну, знаешь... это уж слишком, мама! - обвинял он
     Долорес. - Ты нарочно подкидываешь Сонии Тино, я ведь тебя хорошо знаю.
      - Не болтай чепухи, сынок! - возмущалась мать.  -  Она  сама  захотела
остаться с Тино, а он  -  с  ней.  Так  что  я  просто  не  могла  им  обоим
отказать, - шла на хитрые уловки Долорес, и ей трудно было возразить. - А ты
понимаешь у меня время своим занудством.  Мы  с  Рафаэлем  идем  сегодня  на
танцы. И я должна тебе сообщить, что он официально объяснился мне в любви, и
я стала его невестой.
      - Рафаэль хороший парень, папочка, не расстраивайся! -  Тино  искренне
хотел успокоить отца.
      - Господи, сжалься надо мною! - только и  был  в  состоянии  вымолвить
Мануэль...

     * * *

     Сония поймала себя на мысли, что с нетерпением ждет вечера,  -  так  не
бывало уже очень давно. В последнее время, вечера пугали ее  своей  одинокой
пустотой. Но с переездом Хуана Антонио все изменилось. Ей доставляло радость
встречать его, кормить, пить с ним кофе, обсуждая происшедшее за  день.  Она
отвыкла чувствовать себя сестрой, но теперь с радостью осознавала, что у нее
есть брат, которому она может помочь, да и он поддержит ее в трудную минуту.
     Они расположились за шахматами, к которым Сония пристрастилась с уходом
Рамона. Подперев кулачками голову, она задумчиво склонилась  над  доской.  И
Хуан Антонио неожиданно  представил,  как  каждый  вечер  она  вот  так  же,
согнувшись, сидит одна за шахматным  столом,  играя  сама  с  собой.  И  так
проходят годы, - нет, он не допустит этого!
      - Сония, как твои дела с Мануэлем?
      - Даже не знаю, как тебе сказать. Мы с ним подружились, ну, а Тино,  я
просто люблю. Когда я вижу мальчика, - Сония говорила с горящими глазами,  -
мне хочется его обнимать, целовать.
     Хуан Антонио сопоставил это с тем, что  слышал  ежедневно  в  офисе  от
Мануэля... Не могу забыть Ракель... Тино хватает пока отца  и  бабушки...  И
все в том же духе. Но с  каждым  разом,  чувствовал  Хуан  Антонио,  Мануэль
говорит все это  скорее  по  привычке.  Что  побуждало  его  не  форсировать
события, не ускорить свой союз с Сонией? До недавнего времени он не понимал.
И только когда на днях Мануэль осторожно спросил его о планах  Рамона,  Хуан
Антонио предположил, что Мануэль безотчетно ревновал Сонию к прошлому.
     Но болезненному восприятию прошлого  был  положен  конец.  Это  сделали
Рамон и Маргарита, однажды придя к Сонии и  предложив  ей  стать  посаженной
матерью  Рамона  на  их  свадьбе.  Сначала  Сонию  покоробило  это  странное
предложение. Но  подумав,  она  поняла,  что  только  ей,  сделавшей  Рамона
образованным, интеллигентным человеком, по праву принадлежит это место.
      - Что же, я согласна.
     И потрепав Рамона по щеке, Сония с легким сердцем сказала:
      - Будь счастлив, малыш. А ты, Маргарита, люби его, он очень добрый.
     ... Рамон и Маргарита были на седьмом небе от счастья. Только Рамон был
немного печален.
      - О чем ты думаешь, дорогой, - спросила Маргарита.
      - Я размышляю, смогла бы ты полюбить садовника?
      - Никогда! - ответила Маргарита и счастливо рассмеялась.

     * * *

     Однажды вечером Хуан Антонио затащил в гости к Сонии Мануэля. Им  обоим
захотелось после трудного рабочего дня в офисе  расслабиться,  "пропустить",
как выразился Мануэль, по рюмочке коньяка. Мануэль уже не хмурился при  виде
оживленного лица Сонии, разливавшей чай, они мило  и  непринужденно  болтали
обо всем на свете, в том числе, конечно, и о своих заботах и делах.
      - Я очень люблю Рамона, - вдруг ни с того, ни  с  сего  начала  Сония,
взглянув на Мануэля, - но  теперь  понимаю,  что  он  был  для  меня  просто
спасательным кругом, за который я ухватилась когда-то, чтобы не утонуть.  Но
больше мне круг не нужен, я сегодня дала согласие стать  посаженной  матерью
на свадьбе Рамона.
      - Да, я понимаю тебя очень хорошо, Сония, - Мануэль согласно кивнул. -
Иногда можно в жизни совершить отчаянный поступок, потому что одиночество, я
понял, страшная вещь.
      - С тех пор, как со мной нет Даниэлы, - вздохнул  Хуан  Антонио,  -  я
тоже это узнал...
      - И  все-таки  иногда,  -  в  лице  Сонии  появилось  что-то  детское,
беззащитное, - иногда... нет иного выхода, чем остаться одной... Или одному.
     Хуан Антонио решил не развивать эту пессимистическую идею.
      - Ну, вы-то могли быть уже, наконец, вдвоем? - Хуан Антонио поднялся с
кресла и смотрел на них сверху вниз. - Я  хочу  сказать,  что  идея  Долорес
соединить вас вовсе не так уж безумна.
      - Ах, Хуан Антонио, не говори так! Люди не должны быть  вместе  только
из-за боязни одиночества. Этого чувства недостаточно... - смутилась Сония.
      - А почему бы нет?  -  настаивал  брат.  -  Это  может  быть  неплохой
отправной точкой...
      - Прошу тебя, Хуан Антонио... - в глазах Мануэля снова было  смятение,
просьба не затрагивать эту больную для обоих тему.
      - И я прошу, - взмолилась Сония. - Мы с Мануэлем опять стали друзьями,
а ты можешь все испортить, если будешь продолжать в том же духе...
     А вечером, перед сном, Мануэль все смотрел на портрет  Ракель,  стоящий
на ночном столике: "Как я  могу  тебя  забыть?  Только  у  тебя  была  такая
улыбка..."

     * * *

     Мануэль был очень доволен, что уговорил Фико  вернуться  в  офис  Хуана
Антонио. И тут не последнюю роль сыграло отношение к нему Летисии. Юноша был
оскорблен обидами, которые она постоянно причиняла ему. Как он ни любил  ее,
но ее  нескрываемая,  эпатирующая  расчетливость,  задевала  его,  заставляя
признавать правоту тех, кто осуждал ее. Уже совсем было Фико решил не ходить
к ней, но все-таки чувство, еще не  умершее  в  нем,  подсказывало,  что  ей
тяжело и,  кроме  него,  наверное,  никто  не  навещает  бедную  девушку.  В
очередной визит он поделился с ней  предложением  Хуана  Антонио  и  Мануэля
вернуться к ним.
      - Ты думаешь, я буду возражать против него? - Летисия удивилась не его
словам, а его мыслям: неужели он думает, что это ее волнует? -  Возвращайся.
Для тебя так будет лучше.
      - Да, конечно. Но я считаю, что был неправ, когда оскорбил  его  из-за
ваших с ним отношений.
      - Когда на  карту  поставлено  что-то  ценное  для  тебя,  надо  уметь
сдерживать свои чувства. Я никогда не одобряла твоего поступка. Ты  совершил
глупость, уйдя от него.
      - Ну, что тут говорить... Все,  что  я  делаю,  тебе  кажется  глупым.
Неужели ты думаешь, что сама поступаешь исключительно правильно?  Почему  же
твои правильные поступки приводят к таким последствиям? - еще  никогда  Фико
не позволял себе так резко разговаривать с Летисией.
      - Да, кто ты такой, чтобы учить меня и так разговаривать  со  мной?  -
злобная усмешка исказила ее лицо.
      - Ты всегда всем недовольна, тебе ничто не нравиться.  И  ты  думаешь,
Летисия, что тебе все обязаны...
      - Какое тебе дело до того, что я думаю? - все более озлоблялась она. -
И зачем я только разрешила тебе приходить сюда?!
      - Я и сам не понимаю, какого черта я сюда хожу!  -  в  сердцах  бросил
Фико. - Очень надеюсь, что наступит день, когда и ты мне будешь не нужна,  и
я тебя забуду.
     И уже в дверях Фико настиг саркастический смешок Летисии и ее слова:
      - К несчастью для тебя... ты меня не сможешь забыть,  даже...  если  я
умру.
     Не знал Фико, что почти в это же время  его  вспоминали  добрые  друзья
Лало и Моника. Они сидели в светлой гостиной дома Даниэлы на широком диване,
играли со своим малышом и обсуждали возвращение Фико к Хуану Антонио.
      - Мне будет очень скучно без Фико, - Лало взял на руки ребенка.  -  Но
так лучше для него, будем видеться в университете, обедать вместе...
      - Я тоже так думаю,  не  беда!  Он  такой  последнее  время  грустный,
ранимый, - Моника поцеловала пяточку сына. - Зря он ходит к Летисии,  ничего
путного из этого не выйдет, ему лучше держаться от нее подальше, но он  так,
похоже, и не может ее забыть.
      - Кто знает, чем она его приворожила с  детства,  помнишь,  Моника?  -
глаза их встретились, и Эдуардо, будто и ее  спрашивал,  помнит  ли  она  то
время, когда началась и их любовь. - Как бы ни старался Фико, он  не  сможет
забыть ее. Она его словно околдовала... Как ты меня, Моника...

0

65

Глава 64

     Дни летели за днями, события делили жизнь на праздники и будни, горести
сменялись радостями, надежды - свершениями.
     Джина была счастлива как никогда, вновь обретя дом и семью.  И  тем  не
менее, она оставалась все той же неиссякаемой на выдумки,  неуемной  Джиной,
поражавшей своими поступками даже самых близких. Даниэла слушала  подругу  с
изумлением: с первого дня возвращения домой Джина стелила Филипе на диване в
гостиной, к его не наигранному возмущению.
      - Вчера колотил полночи в дверь спальни, -  Джина  игриво  передернула
плечом.
      - А ты?
      - Не пустила. Буду вести себя по-умному и  впущу  его  к  себе  только
после бракосочетания.
      - Бедный Филипе! - Даниэла представила себе ночную сцену  и  не  могла
удержаться от смеха. - Смотри, не перегни палку!
     Джина ушла к себе, а Даниэла задумалась о своем.  Хуан  Антонио  держал
данное ей слово, не приходил, не искал поводов для встреч. Только  по  утрам
Даниэла ежедневно находила на столе гостиной изящные  букеты  с  неизменными
записками: "Даниэле с любовью"...
     Течение жизни свело их на крестинах внука, где она  была  необыкновенно
хороша в белом костюме и широкополой шляпе. Хуан Антонио, стоявший напротив,
не сводил с нее глаз. Даниэле это было приятно...
     Заполненные неустанной работой, подготовкой новой коллекции,  пролетели
несколько  месяцев.  И,   наконец,   долгожданное,   выстраданное,   событие
свершилось: великолепный праздник - показ новой  коллекции  Даниэлы  Лоренте
состоялся.
     На следующий после  презентации  день  они  с  Джиной  листали  газеты,
наперебой провозглашающие Лоренте лучшим модельером Мексики. Дверь  кабинета
Даниэлы открылась, на пороге появился  Алехандро.  Увидев  ее  настороженный
взгляд, он сразу заметил, что пришел один, без сына,  и  ей  нечего  бояться
новых уговоров.
     Джина повернулась к нему:
      - Вы довольны вчерашним?
     Алехандро прошелся по кабинету, стал за стулом Джины, и, глядя прямо  в
глаза Даниэлы, сказал:
      - Не доволен. Вчера вечером вернулась моя жена, умоляет простить ее, и
я не знаю, что мне делать... Карлитос простил ее сразу, как только она вошла
в дом.
     Они не смогли договорить, - начались звонки,  пошли  люди,  и  разговор
пришлось отодвинуть на вечер. То, что он будет иметь продолжение, Даниэла не
сомневалась, хотя и не очень стремилась к нему.
     Вечером Алехандро, проводив Даниэлу, не колеблясь принял ее предложение
попить вместе кофе. Они расположились в гостиной.
      - Ты знаешь, Даниэла, я целый день думал обо всем случившемся, и  хочу
сказать, что люблю тебя и хотел бы быть с тобой.
     Даниэла покачала головой и мягко, стараясь не обидеть, сказала:
      - Не надо заблуждаться, мы встретились с тобой, когда каждому  из  нас
было очень тяжело. Но мы никогда не смогли бы быть вместе. У каждого из  нас
свой путь. Тебе надо дать жене шанс, - Даниэла вспомнила слова Моники,  -  у
человека должна быть возможность не только совершать ошибки, но и исправлять
их. Если ты простишь ее, то сделаешь счастливой  и  ее,  и,  самое  главное,
Карлитоса. Он-то свой выбор уже сделал.
     Алехандро молча выслушал ее, не отрицая и не соглашаясь.  Они  посидели
еще какое-то время в тишине, которую снова нарушил голос Алехандро:
      - Ты возвращаешься к Хуану Антонио? Даниэла покачала головой.
      - Вот уже несколько недель он  не  звонит,  не  появляется.  Мне  надо
перестать думать о нем, а я не могу...
      - Даниэла,  не  будь  мазохисткой.  Зачем   мучить   себя.   Гордость,
самолюбие, вот что получается главным в жизни. Но ведь это не так. Главное -
любовь, а ты ведь любишь его! Почему сама не придешь и  не  скажешь  ему  об
этом? А если все же ты передумаешь, я жду только твоего слова, - Алехандро с
надеждой посмотрел на нее.
      - Нет, Алехандро. Не стоит больше возвращаться к этому. Между нами все
уже ясно - мы будем с тобой добрыми настоящими друзьями, если,  конечно,  ты
не возражаешь.
     С тяжелым вздохом Алехандро кивнул и попрощался.
     Даниэла еще долго сидела в гостиной, погружавшейся в полумрак. Сидела и
думала о Хуане Антонио.
     "Где  же  он?  Почему  не  звонит?  Ведь  он,  наверняка,  знает,   что
презентация состоялась",  -  эти  вопросы  задавала  себе  Даниэла  вот  уже
несколько дней. Неужели права Джина, когда бранила ее за  то,  что  она  без
конца ставит терпеливому мужу свои условия. "Если  отец  перестал  приходить
сюда, - говорила разумная Моника, - то только потому, что ты сама не  хочешь
его видеть". - Что ж, горькая правда, высказанная  в  глаза,  больно  колола
сердце...
     Утром она поделилась своими горькими мыслями с Джиной.
      - Откуда твои сомнения7 - спросила  Джина.  -  Ведь  Хуан  Антонио  не
приходит к тебе лишь потому, что ты все время находила  какой-нибудь  повод,
чтобы не видеться с ним.. А теперь у тебя этих поводов нет? Скажи.
      - Кажется, нет, - неуверенно призналась Даниэла  У  нее  было  желание
позвонить в эти дни Сонии, но она так и не решилась  сделать  этого,  боясь,
словно девчонка, что трубку возьмет Хуан Антонио...
     А он, конечно, был в курсе всех  ее  дел.  Знал  о  большом  успехе  ее
презентации. Оглушительный успех! Он радовался за нее.  Мечтал  увидеть  ее.
Был уверен... и вдруг...
     В один из  вечеров  раздался  телефонный  звонок,  и  испуганный  голос
Летисии позвал на помощь. Он сейчас же выехал.
      - Как хорошо, что ты пришел. Мне так страшно! - она неловко  сидела  в
низком кресле, вытянув длинные ноги. На лице было страдание.
      - Ничего, ничего, все будет хорошо! - он приобнял ее. - Едем сейчас же
в больницу. Я  уже  предупредил  по  телефону  доктора  Карранса.  Вот  так,
осторожно, поднимайся... Он взял  подготовленную  сумку,  подхватил  ее  под
руку, помогая подняться. Летисия застонала: - Осторожней, осторожней...
      - Успокойся, обопрись на мою руку. Вот так.
     Лифт плавно спустился вниз. Поддерживаемая Хуаном Антонио, Летисия села
в машину. Всю дорогу Летисия тихо постанывала, сетуя на свою женскую долю.
      - Ну, почему рожать приходится нам, а не мужчинам?
      - Тут  уж  ничего  не  поделаешь,  -  отвечал  Хуан  Антонио.  -  Надо
торопиться, мало ли что... Я предупрежу твоих родителей.
      - Я думаю, их это не волнует... Лучше не звони. Доехали  быстро.  Хуан
Антонио проводил Летисию до дверей палаты, сел в вестибюле и  прикрыл  глаза
ладонью.
     Доктор Карранса просил его подождать. Прошло еще какое-то  время,  Хуан
Антонио не мог сказать, сколько. Он сидел все в  той  же  позе,  его  сердце
почему-то все время сжималось  в  не  добром  предчувствии.  Наконец,  вышел
Карранса  и,  сказав,  что  придется,  почти  наверняка,   делать   кесарево
сечение, - быстро удалился в операционную. Хуан Антонио сел в кресло и  стал
ждать.

     * * *

      - Ах, Мануэль, разве так ходят! - Сония переставила фигуру на  прежнее
место. - Вот, смотри. Можно только так.
     Это был приятный для обоих вечер. Мануэль, сняв пиджак, с удовольствием
смотрел и слушал Сонию, не забывая при этом изображать  шахматного  профана.
Они вдруг снова почувствовали себя молодыми. Да  и  разговор  был  у  них  о
молодых - о Долорес и Рафаэле.
      - Представляешь, теперь она курит сигары, одну за другой.
     Сония скорчила удивленную гримаску.
      - Я думала, она шутит - просто держит сигару во рту...
      - Шутит! Я боюсь за Тино, ведь он отражение Долорес... - глаза Мануэля
округлились от воображаемой картины: Тино с сигарой во  рту.  -  Я  чувствую
себя лишним, когда они все время обсуждают "кубинский вопрос"...
     Сония лукаво взглянула на Мануэля:
      - Когда тебе будет совсем невмоготу, приходи сюда. Обещаю, что не буду
курить сигары... Ой, Мануэль,  ты  снова  ошибаешься,  -  Сония  переставила
фигуры.
      - А ты знаешь, -  Мануэль  встрепенулся,  глаза  его  блеснули,  -  я,
пожалуй, не откажусь.
     Он быстро сделал ход.
      - Шах и мат!
      - Хитрюга! - Сония потянулась к Мануэлю, но телефонный звонок спас его
от "расправы".
     Улыбка сползла с лица  Сонии.  Она  повесила  трубку  и  повернулась  к
Мануэлю:
      - Звонил Хуан Антонио. С Летисией очень плохо. Я еду в больницу.
      - Я с тобой.
     Не в  силах  более  испытывать  состояние  полной  беспомощности,  Хуан
Антонио встал и подошел к стеклянным  дверям  операционной.  Он  видел  тени
передвигающихся фигур, слышал сквозь, бело-матовые двери громкие голоса.
      - Спокойно... Тужьтесь, сеньора, тужьтесь...
      - Доктор, пуповина... - тревожный женский голос.
      - В чем дело?
      - Доктор, инфаркт.
      - Массаж. Скорее.
      - Пришла в себя?
      - Нет. Сердце... остановилось.
      - Надо...
      - Безрезультатно, доктор.
     Через минуту вышла сестра, почти столкнувшись в дверях  операционной  с
Хуаном Антонио.
      - Я все слышал. Спасибо.
      - Девочка жива и здорова. Вы скоро сможете забрать ее...
     ... Хуан  Антонио,  Сония  и  Мануэль  сидели  на  ступенях  больничной
лестницы, не в силах опомниться от удара.
      - Как Летисия? - к ним навстречу спешил ее отец. Хуан Антонио поднялся
со ступенек:
      - Большое горе. Летисия умерла... Девочка жива, здорова.
     ...Панихиды не было. Сеньор Роберто, Хуан Антонио и
     Мануэль стояли у открытой могилы. Отец Летисии пришел без жены и сына -
они не захотели идти с ним. Он знал всегда: у жены каменное сердце...  Даже,
когда она узнала, что у ее родной дочери при родах остановилось сердце,  она
спокойно сказала, что это божье наказание... "Мне безразлично, - добавил  ее
брат, - я ничуть не огорчен"... И с этими  людьми  он  прожил  столько  лет.
Бедная, бедная его девочка, хорошо, что она уже не слышала этих слов...  Что
ж, со смертью Летисии кончилась и его семейная жизнь...
     Когда на следующий день Роберто пришел на кладбище, у  одинокой  могилы
дочери стоял молодой человек - Роберто не видел его на похоронах. Он плакал,
а уходя, положил на могилу розу. Может  быть,  хоть  этот  юноша  любил  его
несчастную дочь, горько вздохнув, подумал Роберто.

0

66

Глава 65

     Альберто вздрогнул всем телом: из зеркала на него смотрела,  не  мигая,
Даниэла. Потом донесся и ее голос: "Спасибо тебе  за  внука..."  Альберто  с
криком поднялся с кровати и приблизился  к  зеркалу.  Всклокоченные  волосы,
безумные глаза, раскрытый в крике рот, - Сауседо успокоился,  узнав  себя  в
зеркальном отражении.
     Он быстро оделся и вышел из номера. Но в его глазах по-прежнему  стояла
Даниэла со спокойной улыбкой на губах. "Нет! Я не успокоюсь, я не  дам  тебе
жизни. Ты сойдешь с ума от горя!.." Альберто вытер о рубашку влажные  ладони
и вошел в небольшой полутемный бар. Приглядевшись в полумраке, он подошел  к
столику, за которым сидел высокий мужчина. Альберто лихорадочно заговорил:
      - Хорошо, что ты  пришел...  Я  так  долго  искал  тебя...  Мне  нужен
паспорт, надоело быть Альберто Сауседо, - он дико захохотал,  -  носить  его
вещи, видеть его сны...
     Незнакомец прервал горячечную речь Альберто.
      - Я давно не занимался этим, но, если есть деньги, могу  найти  нужных
людей. У тебя есть большие деньги?
      - Сколько угодно, сколько угодно, .. Мне нужно  вернуться  в  Мексику,
кое-кто будет "очень рад" видеть меня...
      - Придется подождать...
      - Времени и денег у меня достаточно.
     Альберто вернулся в гостиницу. Открыв дверь номера, он замер на пороге:
Рубен лежал на постели и смотрел на него. "Что ты здесь делаешь?" - закричал
Альберто. - "Жду тебя, Чтобы спросить: зачем ты погубил меня? Ведь я же твой
маленький сын..." Альберто бросился душить Рубена, но постель была  пуста...
Он зарылся головой в подушку и вдруг отчетливо осознал, что сходит с ума...

     * * *

      - Бедная девочка, - Даниэла слушала со  слезами  на  глазах  печальный
рассказ Сонии о смерти Летисии. - Она была еще так молода,  ровесница  нашей
Монике.
     В кабинете Даниэлы собралось  много  народа:  Джина,  Моника  с  Хуаном
Мануэлем, Сония, Каролина...
      - Пусть меня простит Бог, но раз уж ее  нет,  ты,  Даниэла,  могла  бы
переменить свое отношение к Хуану Антонио, - Джина обняла Даниэлу, прижалась
щекой к ее щеке. - Теперь стало ясно, почему он пропал и не  пришел  к  тебе
после презентации...
      - А дочь Летисии - такая трогательная, хорошенькая малышка... -  Сония
приложила платок к глазам, на которых блеснули слезы. - Почему Хуан  Антонио
сразу не поставил вас в известность, не сообщил? Считает, что не должен  был
этого делать, он  чувствует  себя  очень  виноватым  перед  всеми.  С  одной
стороны, смерть Летисии освободила его, с другой стороны -  принесла  немало
проблем.
      - Если ты, мамочка, вернешься к папе, - Моника с  надеждой  посмотрела
на Даниэлу, - я смогу выйти за Л ало и буду спокойна, зная, что ты не  одна.
Он так просит тебя об этом. А бабушка Аманда дарит нам квартиру.
      - Я буду скучать по Хуану  Мануэлю,  -  загрустила  сразу  Даниэла.  -
Пойдемте к нам обедать, пригласила она всех,
      - Я поеду и буду ждать дома Хуана Антонио, - отказалась Сония.  -  Мне
бы не хотелось оставлять его сейчас одного.
      - А я должна встречать детей из школы,  -  Джина  засобиралась,  боясь
опоздать к концу уроков.
      - Ну, мамочка, пойдем, - Моника взяла на руки сына и подошла к матери.
Они вышли из Дома моделей и стали спускаться по ступеням.  Предзакатный  луч
упал  на  лицо  мальчика,  и   он,   проснувшись,   заплакал.   "Ему   нужны
солнцезащитные очки",  -  засмеялась  Моника.  Они  остановились,  поправляя
одеяльце ребенка.
      - Наконец, я рассчитаюсь с вами за все, я дождался своего часа!
     Женщины окаменели от ужаса, - на них  двигался  вооруженный  пистолетом
Альберто. Лицо его было искажено дикой,  нечеловеческой  гримасой.  Безумные
глаза, казалось, выскочат из орбит. Даниэла закричала  и  мгновенно  закрыла
собой Монику и ребенка.
     Раздался выстрел. Громко заплакал испуганный Хуан Мануэль. Мать и  дочь
увидели, как Альберто, шатаясь, вплотную приблизился к  лестнице  Дома,  где
стояли они.
      - Я еще жив, не надейтесь... - он пытался снова поднять пистолет.
      - Нет, ты уже мертв - крикнул Черт, укрывшись за деревом, и  выстрелил
в Альберто еще и еще...
     Мертвый Альберто сполз по парапету лестницы, оставив  на  сером  бетоне
кровавый след, тянувшийся к ногам женщин. Даниэла и Моника  с  ребенком  все
еще стояли,  тесно  прижавшись  друг  к  другу,  не  веря  в  смерть  своего
сумашедшего палача. Лишь вой полицейской сирены привел их в чувство,  и  они
увидели убегающую фигуру человека в черном плаще с капюшоном. Но полицейские
настигли его, и, уже падая на землю, он  сорвал  с  себя  капюшон,  встречая
смерть с открытым лицом. Лицом, обезображенным предательской пулей Альберто.

     * * *

      - У Альберто были поддельные документы на другое имя, поэтому мы и  не
знали, что он вернулся в Мексику, - рассказывал Херардо домашним подробности
драматических событий у Дома моделей.
      - Нам надо было догадаться, что именно так он и  поступит.  Подумайте,
что могло бы произойти с Даниэлой,  Моникой  и  маленьким  Хуаном  Мануэлем,
страшно представить - Каролина теснее прижалась к мужу.
      - К счастью, улыбнулся Херардо, - все  закончилось  хорошо.  Словно  в
сказке.
     Аманда перекрестилась:
      - Мертвые не воскресают., . И слава Богу!
      - И значит, - подняла свои огромные глаза  Луисита,  -  вы  теперь  не
будете расстраиваться?
      - Больше никогда, - успокоил ее отец. - Виновник всех наших  несчастий
умер и, как тут не вспомнить,  дорогая  Аманда,  ваши  слова,  помнится,  вы
сказали, что мы узнаем покой, тогда, когда умрет этот дьявол во плоти.

     * * *

     В один из дней Даниэла устроила у себя большой прием.  В  саду  накрыты
столики, за которыми вольготно расположились многочисленные друзья Даниэлы.
     Поводов для праздника было много: великолепная презентация, завершившая
собой долгий напряженный период работы; помолвка Моники и Лало;  предстоящее
бракосочетание Долорес и Рафаэля, и, наконец... освобождение от Альберто...
      - Да, что уж теперь говорить об Альберто, -  махнула  рукой  Джина.  -
Когда он давно в аду! И гореть ему не сгореть во веки за все его грехи перед
людьми... добрыми. Все потихонечку налаживается, встает на свое место...
      - Слушай, Мануэль, перегнулся через  стол  седой  красавец  Рафаэль  с
неизменной сигарой во рту. - Ты все еще сердишься за то, что я остановился в
вашем доме?
      - Я считаю это вполне естественным, - Мануэль осторожно  положил  свою
руку на руку Сонии, сидящей рядом с ним. -  Меня  только  беспокоит  акцент,
который переняли у вас Лолита и Тино.
      - Ах, дорогой,  -  Долорес  обвела  присутствующих  молодыми  лукавыми
глазами, - должна же я привыкнуть к образу жизни моего нового мужа!..
      - А я - моего нового дедушки, - подхватил непоседа Тино.
     Мануэль лишь вздохнул...
      - Послушай, сынок, Тино! - Рафаэль придвинулся к мальчику. - Ты  и  не
представляешь, какое чудо твоя бабушка. Настоящая конфетка! Я  тебя  обожаю,
мой бутончик в золотых кудряшках!  -  И,  обернувшись  к  Сонии  и  Мануэлю,
сказал: - Приглашаю вас на нашу свадьбу в Майами!..
     "Свадьба!" Это слово сегодня порхало от столика к столику.
      - Когда же, наконец, мы поженимся? - Лало не сводил влюбленных глаз  с
Моники. - Я умру от зависти к Рамону и Маргарите...
     Подошедшая незаметно Даниэла, ответила за Монику:
      - Скоро, теперь уже очень скоро.
     Моника окинула обожающим взглядом мать. Как  хороша  она  сегодня!  Как
идет ей это черное узкое платье! И шляпка - просто необыкновенная!
      - Мамочка! Сядь с нами.
      - Нет, нет, меня в доме ждет Мария...
     Но она не успела сделать и двух шагов, как к ней  подошли  Алехандро  и
Карлитос, держащийся за руку молодой эффектной женщины:
      - Познакомься, Даниэла. Это моя жена, Офелия.
      - Очень рада, что вы пришли к нам,  -  Даниэла  приветливо  улыбнулась
жене Алехандро, и та сразу  почувствовала  симпатию  к  этой  очаровательной
женщине. Но сын не дал сказать матери и слова, увлекая ее за собой.  И  лишь
спустя минуты, Офелия снова подошла к Даниэле.
      - Сеньора Даниэла, дорогая! Я не хотела, чтобы Карлитос слышал нас. Но
я вам очень благодарна за все, что вы для него сделали, пока...пока меня  не
было с ним и мужем.
      - Главное,  что  вы  все  вместе,  -  Даниэла  пожала  Офелии  руку  и
направилась к дому.
      - Ты заметила, как нервничает мама? - шепнула  Моника  жениху.  -  Она
ждет отца, которого я пригласила на праздник. Но его почему-то  до  сих  пор
нет. Жаль, если но не придет, - сегодня прекрасный день для того, чтобы  им,
наконец, помириться. Я только не понимаю, почему  папа  не  идет?  -  Моника
огляделась вокруг. Но ее взгляд упал  на  нарядную  Аманду,  которая  громко
интересовалась, по какому поводу они собрались у Даниэлы?
      - А разве обязательно должен быть  какой-то  повод,  донья  Аманда?  -
громко рассмеялась Джина, подошедшая к их столику. - У нас  столько  поводов
для веселья!..
      - Я поднимаю этот бокал за наше счастье, за  радость,  за  жизнь.  Это
говорю вам я, Долорес, а я понимаю толк в жизни! - Долорес осушила  бокал  и
поцеловалась с обнимавшим ее Рафаэлем.
      - Старуха явно с приветом, - проворчала на ухо дочери  Аманда.  -  Ишь
вообразила себя кубинкой! - и громко сказала:  -  Послушайте,  Долорес,  ваш
жених намного моложе вас, не так ли?
      - Всего-то на несколько десятков лет! Я  познакомлю  тебя,  Аманда,  с
братом Рафаэля, он настоящий красавец! Слушай, Рафаэль, я нашла невесту  для
твоего Гумерсиндо.
      - Да? Отличная получится пара. Он младше меня, ему лет сорок.
     Аманда поперхнулась соком:
      - Что?!
      - Мама, мама...
      - Оставь меня, Каролина.
     Джина легко подхватила затухающий разговор:
      - За нашим дружным столом не хватает только Хуана Антонио, и, если  он
немедленно не появится здесь, я сама поеду к нему и просто притащу его сюда,
у меня хватит сил! Нет, подумать только, я уже злюсь на него!
     На дорожке, ведущей к дому, Даниэлу обогнали  весело  скачущие  Тино  и
Луисита.
     "Все вместе!" - подумала  Даниэла.  Она  видела  обнимающихся  Джину  и
Филипе, склонившихся друг к другу Сонию и Мануэля, целующихся Монику и Лало,
танцующих Долорес и Рафаэля, лежащих на траве  Рамона  и  Маргариту!  Вместе
Каролина и Херардо, Алехандро и Офелия... А она  одна!  Даниэла  переступила
порог дома. К ней радостно обернулись Мария  с  Хуаном  Мануэлем  на  руках,
Дора, Марсело.
      - У вас прекрасный внук, сеньора Даниэла, - Дора потрепала  малыша  за
щечку.
      - Я боготворю его, Дора. Когда Моника и Лало поженятся, я  буду  очень
скучать без него.
      - О, сеньора, они нам время от времени  будут  его  подкидывать.  Дети
молоды и захотят иногда развлечься. - Мария прижала к себе ребенка.
      - Как хорошо,  Мария,  что  ваши  близкие  приехали  навестить  нас!..
Простите, я оставлю вас на минутку...
     Даниэла вдруг захотелось тишины. Она была рада видеть у себя  милых  ее
сердцу людей. Оказалось, их так много, - тех, кого любит она и кто любит ее.
Но не было среди них самого дорогого, самого  желанного.  Нет,  решила  она,
если он не придет сегодня, он вообще никогда не придет в этот дом.  И  жизнь
ее будет пуста, бессмысленна. И одинока.
     Смеркалось. В пустом доме было тихо. Лишь скрип открывающейся двери, да
звук чьих-то шагов нарушали мрачную тишину. Шаги приближались.
      - Даниэла! - Родной голос звал ее.
     Она подняла голову:  перед  ней  стоял  Хуан  Антонио  с  завернутым  в
одеяльце ребенком на руках.
      - Надеюсь, - тихо прошептал он, ты не будешь иметь  ничего  против...Я
пришел с малышкой. Мне не хотелось оставлять ее одну.
      - Нет, ты правильно сделал, Хуан Антонио.
      - Ее зовут Даниэла. Как тебя, дорогая... если  бы  ты  могла  полюбить
ее, - голос его охрип от волнения. - Если бы могла!.. Она очень одинока. Как
и я... Ты не согласилась бы быть ее второй мамой?
     Даниэла протянула к ним обоим руки, взяла у  Хуана  Антонио  девочку  и
молча прижала ее к своей груди.

К-О-Н-Е-Ц !

0