Глава 34

Вернувшись с фазенды, Лейя обошла квартиру и поняла, что все это время Ралф здесь не ночевал. Она села и горько заплакала. Разумеется, он опять был с одной из своих любовниц. Может быть, с Сузаной, а может, еще с кем-то. По существу, это не имело значения. Имело значение то, что она переоценила важность своего богатства и сделала неверный шаг. Понадеялась, что Ралф будет при ней, раз у нее появилась собственность. Но, как видно, она преувеличила его корыстолюбие. Ралф был корыстолюбив, но он любил тратить деньги, а не иметь их. Она не удержит его, если не предоставит хотя бы какую-то часть денег в его распоряжение…
И вместе с тем Лейя чувствовала, что, отдав хоть что-то Ралфу, она сделает первый шаг к собственной погибели. Откроет путь лавине, которую ей не остановить. Ралф промотает все, пустит ее по миру и бросит. Потому что если бы он хотел быть с ней, если бы искал обеспеченной жизни, то был бы заинтересован в приумножении ее собственности и не бегал бы по-прежнему за каждой юбкой…
Да, Лейя все понимала правильно – беда была только в том, что ни одного правильного шага она сделать не могла…
Ралф появился очень скоро, был рассеян, в меру весел и, как всегда, выхолен и щеголеват.
Глядя на него, Лейя опять и опять восхищалась его красотой, небрежностью его манер и непринужденностью.
- Где ты провел эту ночь? – тяжело дыша от подступающей злобы, спросила она.
- Был уверен, что ты проведешь ее у себя в имении, - весело ответил Ралф – поэтому переночевал в объятиях Сузаны.
- И ты смеешь мне это говорить? – вспыхнула Лейя.
- Но ты же посмела обращаться со мной как с лакеем! Теперь ты убедилась, что я по-прежнему человек свободный и независимый.
Лейя и хотела бы возразить, но возразить ей было нечего. Нет, она не выказала Ралфу своего нерасположения, гнева, не выгнала его, наконец, потому что как бы там ни было, пока все козыри были у нее на руках. Она была и богата, и свободна, и Сузана по большому счету не могла ей быть соперницей. Однако Лейя спасовала, почувствовав себя виноватой, и захотела загладить свою вину. Ей вновь показалось, будто в измене Ралфа виновата она.
Ралф великолепно разбирался во всех переливах чувств своей любовницы. Он не сомневался, что она готова была сделать ему предложение, которое он был согласен принять.
И Лейя действительно сказала уже совсем другим, почти виноватым голосом:
- А что, если бы ты почувствовал себя хозяином? Если бы мог распоряжаться всем, что у меня есть, наравне со мной? Как бы ты посмотрел на это?
- А как ты думаешь, Лейя? – ответил он вопросом на вопрос. – Неужели мне не надоело питаться объедками с чужого стола и выслуживаться перед каждой барыней как собачонка?
Лейя прекрасно знала, что он ей скажет, и прекрасно знала, что он обманет ее. Знала она и то, что Ралф создан прихлебателем и любителем объедков. Что особый смак для него в том, чтобы поглумиться и посмеяться над всеми. Как он обманул ее тогда, в случае с Луаной, заставил пережить такие страшные минуты – провоцировал, подначивал, пугал и манил убийством, выманил  деньги, довел чуть ли не до истерики и, уж точно, до бессонницы, а потом сказал со смехом:
- Ты что, не поняла, что я шутил? А деньги? Да я верну их тебе в любую минуту!
Да, Лейя знала, что делает шаг к собственной гибели, и все-таки сказала:
- Мы могли бы пожениться, Ралф.
- Ну что ж, попробуем, Лейя – снизошел великодушный красавец-мужчина к просьбе увядающей любовницы.
Оформить гражданский брак было делом несложным, и очень скоро Ралф Гомес и Лейя Медзенга были официально зарегистрированы как муж и жена. Затем Лейя дала Ралфу доверенность на ведение своих дел, и он уехал знакомиться с фазендой.
Теперь Лейя сделала для Ралфа все, что только могла сделать. Если он и сейчас отплатит ей черной неблагодарностью, то, может быть, ей не так больно будет с ним расстаться?..
Так думала Лейя, ожидая вестей с фазенды.
И вести не замедлили последовать. Ей позвонил Родригу, управляющий, весьма озабоченный распоряжениями, сделанными Ралфом. Очень осторожно он поинтересовался, должен ли выполнять эти распоряжения или можно с ними повременить.
- Мы еще посоветуемся с мужем, - дипломатично ответила Лейя, - и потом сообщим вам свое окончательное решение.
Сама она решила посоветоваться с Бруну – как бы там ни было, но в быках он понимал лучше всех. Но советоваться она собиралась, не вмешивая в это дело Ралфа.
Ралф же, побывав на фазенде, еще раз убедился, что разведение скота – совсем не его дело. Он никогда и не собирался заниматься быками. Его дело было – поскорее избавиться и от них, и от самой фазенды.

Жеремиас Бердинацци и Бруну Медзенга примерно одновременно узнали о продаже фазенды и двадцати пяти тысяч голов скота, читая «Бюллетень по продаже недвижимости». Но реакция на это у них была совершенно разная.
Бруну рассвирепел. «Не для этого я корячился столько лет и сделал из этой фазенды конфетку, чтобы ее пускали с молотка! – возмущался он. – Не иначе как к Лейеным делам приложил руку проходимец Ралф. Надо мне с ним разобраться!»
Когда он сообщил новость сыну, тот мгновенно взвился:
- Я поеду и разберусь! Я уверен, она вышла замуж за негодяя!
- Погоди, не спеши! Лучше сначала позвони матери, - предложил Бруну.
Не желая скандала, Бруну сам позвонил Лейе. Трубку взял Ралф и пренаглым образом нагрубил:
- Фазенда? А что, моя жена вам что-то должна? Или обязана перед вами отчитываться? Не советую совать нос в чужие дела, Медзенга!
- Да я годы жизни положил на эту фазенду, подонок ты этакий! – рявкнул Бруну. – Будешь распоряжаться чужим добром – убью!
И Бруну в раздражении бросил трубку.
- Ты можешь отнять у них быков, отец? – спросил Маркус.
- Нет, сынок. К сожалению, они действительно хозяева фазенды и могут делать с ней, что пожелают.
- Тогда я поеду в Сан-Паулу и разберусь, - заявил Маркус. – Я имею такое право. Мама обещала сделать нас с Лией своими наследниками.
«Нечего отцу мараться со всякой мразью, - думал при этом Маркус. – Я и сам могу убить этого гада. Не из-за быков, а из-за того, что не раз видел родную мамочку с синяками. И уверен, к продаже он тоже принудил ее побоями. Но он у меня за все заплатит!»
Видя, как у сына сжимаются кулаки, Бруну постарался успокоиться сам и успокоить его.
  - Погоди, сынок, - повторил он. – Мы еще успеем со всем разобраться.
Но необходимость разбираться возникла скорее, чем они оба думали.
Следующий телефонный звонок был от Жеремиаса Бердинацци собственной персоной.
- Не интересует ли вас имение с двадцатью пятью тысячами быков? – осведомился он издевательски. – Я тут оформляю купчую, могу потом продать.
Жеремиас потирал руки. Он предсказывал, что рано или поздно все богатства Бруну пойдет с молотка. И вот начались продажи. Где одна, там и другая. А он, Жеремиас, купит все, до последнего быка. И там станет видно, кто из них настоящий Король.
Он поехал в город и встретился с Ралфом. Старый Жеремиас и сам был прожженным плутом, поэтому с первого взгляда понял, с кем имеет дело. Парень был просто мелким мошенником, который торопился положить в карман чужие денежки, поэтому с ним можно было не церемониться и приобрести фазенду задешево.
При встрече Жеремиас уточнил, в курсе ли продажи жена Ралфа и как она на нее смотрит. И может ли он подписывать без жены деловые бумаги?
Надутый как индюк Ралф ответил:
- Могу! Как я решу, так оно и будет!
Жеремиас понял, что не ошибся в своих расчетах, и предложил за фазенду смехотворную сумму. Аванс равнялся миллиону, и его Жеремиас выдал сразу. Зато за расторжение купчей он потребовал немалой компенсации.
Ралф поморщился, но согласился, и тут же сунул деньги в карман.
После этого позвонил Бруну. А племяннице с мужем сказал:
- Нарожайте мне как можно больше наследников, чтобы их хватило на все, что я вам оставлю.
И Рафаэла наконец решилась. Она поняла, что дальше тянуть крайне опасно, и поэтому, когда они остались с Отавинью одни, подошла к нему и сказала:
- Похоже, что я готова исполнить пожелание дядюшки, - она протянула мужу губы для поцелуя, давая понять, что согласна лечь с ним в постель.
Но Отавинью, который так стремился к ней, который так ее добивался, вдруг тихо ответил:
- А теперь мне есть над чем подумать.
Теперь наступила его очередь отодвигаться от жены в постели, заставляя Рафаэлу нервничать с каждым днем все больше и больше.
Рафаэла даже дошла до того, что пожаловалась Жудити:
- Я со всей душой к нему, а он что-то не торопится выполнять условия дядюшки. Представь себе, Отавинью не хочет меня в постели!
- Может, потому, что ты ждешь маленького Медзенгу? – настойчиво спросила ее Жудити.
- Ничего подобного, если и жду, то от Отавинью, - быстро сказала Рафаэла.
- А он об этом знает? – поинтересовалась Жудити.
- Никто еще ничего не знает, в том числе и я сама, - отрезала Рафаэла.
Она решила держаться до последнего, а там будь, что будет!

Жудити же, хоть и не слишком сочувствовала Рафаэле, все же сказала Отавинью:
- На вашем месте я бы не откладывала исполнение условия сеньора Жеремиаса. Он человек переменчивый, не ровен час, и завещание изменит. Пока жив, может и переписать.
- Да, может, - согласился Отавинью. – Пока жив…

Ралф прекрасно понимал, что совершил незаконную сделку, и поэтому нервничал. Боялся, что ему могут помешать: вмешается Бруну Медзенга – и плакали его денежки.
Но, получив миллион наличными, он почувствовал себя увереннее. И очень наглым тоном заявил Лейе о сделке.
- Остальная сумма – при подписании купчей, - небрежно сказал он. – Ты подпишешь и мы сразу все получим.
- Я не подпишу, - ответила Лейя, чувствуя, что все, о чем она думала, становится реальностью.
- Еще как подпишешь! – злобно заявил Ралф.
- Ни за что! – заявила она. – Доверенность, которую я тебе дала, не включает права на продажу!
- Ах, вот как?! – заорал Ралф и кинулся на Лейю с кулаками. – Но ты сама подпишешь эту купчую! Сама! Сама!
Он избил ее и хлопнул дверью. Он будет бить ее смертным боем до тех пор, пока она не подпишет! Средство было испытанное – оно не раз уже приносило желаемый результат. А пока у Ралфа было свидание с Сузаной, и он не хоте опаздывать.

Сузана уже ждала Ралфа. В последнее время она стала в постели еще горячее, еще нетерпеливее. В нее будто вселился бес. Ралфу это нравилось. А Сузану подстегивал страх. Она чувствовала, как медленно и неумолимо сжимается вокруг нее ледяное кольцо. Скоро оно сомкнется, и она останется навсегда один на один со своим мужем, которому больше уже не сможет смотреть в глаза. Останется в темнице, где ей будут отмерять глотками и свободу, и воздух. Но пока она была еще на свободе и спешила насладиться ею. Все отчаяние. Все судорожнее.
- Я продаю имение, - сообщил Ралф, полунизвиняясь за невольное опоздание.
- Неужели Лейя согласна? – удивилась Сузана.
- В постели она на все согласна, - самодовольно сообщил Ралф, - но следом за фазендой я сплавлю и Лейю. Хватит с меня этой неврастенички! Она и в постели уже ни на что не годится!
- Зато ты у нас настоящий жеребец, - не то с осуждением, не то с восхищением произнесла Сузана.
И Ралф, желая слышать только восхищение, принялся умело раздевать ее, увлекая в постель.
Сегодня они оба были в ударе, и не слышали больше ничего. Впрочем, дверь отварилась бесшумно, Орестес прошел по коридору и со зловещей улыбкой посмотрел на резвящуюся в постели парочку.
Мысли его тоже невозможно было услышать, а подумал он, глядя на жену с любовником, вот что: «Ты, парень, подписал себе смертный приговор…»

Глава 36

Бруну вернулся из поездке к Лейе очень озабоченным: хотя с Маркусом все обошлось, но вопрос с фазендой так и остался нерешенным. Ралф куда-то исчез, и фазенда могла остаться у Жеремиаса. То, что она оказалась в руках старого Бердинацци, страшно раздражала Бруну. Он беспрестанно ругал всех Бердинацци и повторял Луане, что она будет настоящая Медзенга. Луана в ответ только вздыхала.
Когда они стали обсуждать вопрос о гостях на их свадьбе, Луана спросила:
- А Зе с Донаной ты пригласил?
- И не думал, - ответил Бруну, - они нужны мне на фазенде.
Луана опять вздохнула – это были ее друзья, они были привязаны к ней…
Видя ее огорченное лицо, Бруну со снисходительной улыбкой сказал:
- Полно тебе выдумывать! Скоро ты захочешь, чтобы я пригласил и твоих безземельных бродяжек!
- А разве Режину с Жасирой нельзя быть на моей свадьбе? – спросила Луана. – Они же мои друзья!
- Но им даже надеть нечего по такому случаю! – отрезал Бруну.
И Луана без всякой радости вспомнила свой роскошный свадебный наряд. Да, таких нарядов у ее друзей  никогда не было. Но нужны ли они, если из-за них теряешь друзей?
- А кто будет моими посажеными отцом и матерью? – спросила она.
Бруну замялся.
- Видишь ли, я просил сеньора Кашиаса, сенатора, но у него расхворалась жена, так что они не смогут. Думаю, проще всего пригласить посаженными отцом с матерью Маркуса и Лию.
«Лию разве что в мачехи», - подумала про себя Луана, а вслух сказала:
- Это потому что невеста – я, так ведь?
Бруну промолчал.
Да-а, после всех этих разговоров Луана вновь задумалась, стоит ли ей вообще выходить замуж за Бруну.
А Бруну не понимал, что теперь он невольно уподобился Лейе, которая вначале их супружеской жизни упрекала его в том, что для него не существует мира светских условностей. А как они могли существовать для тех, кто вырос вне этого мира?
На следующий день, к великому изумлению Бруну, к ним пожаловал старый Бердинацци собственной персоной. Бруну сгоряча собрался выставить его вон, но старик укоризненно покачал головой.
- Ты приезжал ко мне дважды, - сказал он, - и я позволил тебе говорить и в первый раз, и во второй. Я уже не упоминаю о том, что твой сын лазил в окно к Рафаэле… Так что будь любезен, выслушай, с чем я к тебе приехал.
Бруну ничего другого не оставалось – что-что, а чувство справедливости ему не изменило.
- Во-первых, я хочу расторгнуть заключенную с твоей бывшей женой сделку. А во-вторых, поговорить с Луаной наедине.
Бруну хоть и занервничал, но не мог не признать права старика поговорить с собственной племянницей.
На этот раз Луана не противилась разговору с Жеремиасом Бердинацци.
А старик, оставшись с ней наедине, стал уговаривать ее перебраться к нему и родить ребенка у него в имении.
- Ты же понимаешь, что мне нужен настоящий наследник. Ты Бердинацци, и ребенок будет Бердинацци. Я ведь забочусь о нашей фамилии. Поверь, я долго думал о тебе и пришел к выводу, что мы, Бединацци, должны держаться вместе.
Но Луана, не смотря на все сомнения относительно своего замужества, не была готова к такому решительному шагу. Она любила Бруну и рвать с ним не собиралась.
- А если я откажусь и не поеду? – спросила она.
- Тогда я все оставлю Рафаэле, - сказал старик. – Выбирай свою судьбу, дочка. Я тебя торопить не стану.
- И на том спасибо, - сдержано сказала Луана. – Мне и в самом деле нужно подумать.
На прощание Жеремиас еще раз сказал, что готов расторгнуть сделку, раскланялся и уехал.
Бруну, откровенно нервничая, спросил Луану, о чем велся разговор, и Луана все ему рассказала. Особенно рассердило Бруну то, что его ребенок будет Бердинацци. И еще, что старый Жеремиас не хочет брака.
- Надеюсь, ты отказалась поехать к нему? Ты же понимаешь, что это шантаж! – нетерпеливо и резко заговорил он. – В любом случае, он не может все оставить Рафаэле. Законная наследница – ты. Значит, ты отказалась, да?
- Я обещала подумать, - спокойно сказала Луана.
- Ах, вот как?! – взорвался Бруну. – Ну, если ты надумаешь ехать к нему, то между нами и в самом деле все будет кончено! – заявил он.
- Хорошо, я подумаю и об этом, - ответила Луана, а Бруну тут же почувствовал себя виноватым.
Проклятая несдержанность! Вечно она его подводит!
Он подошел к Луане, обнял, поцеловал ее, и она ответила ему с искренней нежностью, но что-то все-таки надломилось в их прежних, таких ясных, таких безмятежных отношениях…

Лейя узнала от Бруну, что есть возможность расторгнуть сделку, но для этого необходимо присутствия и ее, и Ралфа, а Ралфа не было. Его не было уже несколько дней. И где он был, она понятия не имела.
В теленовостях она услышала сообщение о трупе неизвестного, обнаруженном на пляже в Гуаруже. Потерпевший был сильно избит, потом засыпан песком и захлебнулся в прибое.
«Это Ралф, - ужаснулась Лейя. – Я чувствую, что это Ралф»
Она поспешила позвонить Маркусу, надеясь, что он как-то ее утешит или что-то объяснит. Но Маркус произнес только одну фразу:
- Ни с кем не говори об этом, мама!
Почему? Лейя напугалась еще больше. А когда к ней внезапно приехала Сузана, Лейе стало совсем худо. Эта женщина всегда была для нее вестницей всевозможных несчастий, хуже черного воронья…
- Я хочу поговорить о Ралфе, - начала Сузана.
- А я нет, я уже несколько дней не видела своего мужа. И не сомневаюсь, что он с тобой развлекался на яхте, - торопливо сказала Лейя.
- Ни на какой яхте его не было, - резко отозвалась Сузана. – И мне кажется, что теперь мы обе свободны от негодяя…
После ухода Сузаны, Лейя подумала, что та знает куда больше, чем говорит.

О найденном на полосе прибоя трупе Орестес и Сузана  также узнали из теленовостей. У Орестеса сразу же неприятно засосало под ложечкой, сердце забухало, как колокол.
- По моему приказанию его только избили. Все остальное – дело несчастного случая, - с неприятной улыбкой сказал он. – Как ты понимаешь, я тут ни при чем. Но если вдруг труп опознают и обвинят меня, ты будешь со мной или против меня? – спросил он у жены, но Сузана молчала.
После первой минуты волнения Орестес успокоил себя тем, что труп так и похоронят неопознанным и дело скоро забудется.
Однако вскоре ему позвонил Кловис и попросил о встрече. Звонок растревожил Орестеса еще больше, ему совсем не хотелось встречаться с детективом, но отказаться от встречи он тоже не мог. Сославшись на страшную занятость, договорился с ним о встрече по дороге, и говорили они в машине.
Сыщик отметил про себя излишнюю осторожность Орестеса, и она сказала ему о многом.
Орестес разыгрывал полное неведение, что тоже только подтверждало подозрения Кловиса, и он сказал:
- В свое время вы просили меня найти надежного человека, чтобы убрать любовника своей жены. Предлагали убрать его и мне самому. Я отказался. Так как могло случиться, что Ралф погиб? Вы нашли для этой цели кого-то другого?
- Нет, я прекратил тогда же всякие поиски, - продолжал стоять на своем и все отрицать Орестес.
- Пока еще труп не опознали, - пропустив мимо ушей отрицание Орестеса, продолжал детектив, - но его могу опознать я и тогда буду вынужден заявить, что пьяного Ралфа выбросили с яхты и избили. А вот кто зарыл его в песок, чтобы он захлебнулся во время прилива, остается под вопросом, - испытывающее посмотрел он на Орестеса.
Но тот, откровенно повеселев, стал еще энергичнее отрицать свою причастность к гибели Ралфа.
- Я вообще не уверен, что Ралф жив, - заявил он. – А это еще какой-то проходимец.
Кловис с сомнением покачал головой и попрощался с Орестесом. У него были кое-какие основания, и весьма существенные, не доверять словам Орестетса.

Ралф все не появлялся, и дело с фазендой затягивалось. Бруну нервничал. Жеремиас был доволен. Он проявил добрую волю, но, поскольку фазенда сама плыла к нему в руки, он не собирался отказываться.
- Если Луана не дура, - говорил старик Жудити, - то она непременно приедет. Я сказал ей правду, сказал, что моя вина не дает мне спать по ночам. И ты тоже знаешь, что это правда, - Жудити согласно кивнула, а он продолжил: - Сказал, что только она способна избавить меня от угрызений совести. Я просил ее помочь мне. Она – добрая девушка и должна понять меня. Я уже старый человек, мы должны смыть позорное пятно с имени Бердинацци. Свое имя она должна носить с высоко поднятой головой. Вот чего я хочу. Вот чего я добиваюсь. И она должна понять меня.
- А Рафаэла? – невольно спросила Жудити. – Вы ведь привязались к ней. Заставили выйти замуж за Отавинью.
- Заставил, и правильно сделал! Ей рядом нужен надежный человек. Пусть привыкнет к нормальной жизни. А то вертит, крутит. И сейчас опять что-то заворачивает. А потомство – дело серьезное. Я тут промашки допустить не могу. Денег же у меня на всех хватит!
- А что, если она беременна от Маркуса Медзенги? – спросила Жудити, проверяя, не переменилось ли настроение старика – может, теперь он станет снисходительнее и ему можно будет открыть правду?
- Ну, если она мне этого не скажет, если и здесь соврет, то нет – она не настоящая Бердинацци, - заявил старик. – Мы все грешили, это верно, но откровенно, у всех на глазах. А потом расплачивались за свои грехи дорогой ценой. Даже не предполагай такого, Жудити, чтобы не огорчать меня, - попросил Жеремиас.
- Хорошо, не буду, - кротко ответила Жудити.
Но старик уже не сомневался, что она сказала чистую правду.

Рафаэла узнала от дядюшки, что к ним, возможно, приедет Луана и даже, возможно, останется здесь жить, была неприятно поражена.
Дядюшка говорил о приезде Луаны как о чем-то само собой разумеющееся, но что тогда будет с ними – с Рафаэлой, с Отавинью, он не сказал ни слова.
Растерянность сменялась у Рафаэлы приступами злобы. Как смеет дядюшка так поступать с ней? Она сломала собственную жизнь, принесла в жертву его прихоти собственное счастье – и что? Выходит, единственное, что она получит от него, будет Отавинью в качестве мужа? Хорошенькое наследство! Да разве этот Отавинью способен на что-то толковое – этот тюфяк, рохля, размазня?!
Рафаэла честила про себя Отавинью, но все-таки улыбалась ему. Ей не хотелось потерять своего единственного союзника в свалившейся на них обоих беде.
Как бы там ни было, беда их сближала. Теперь они подолгу сидели вместе и обсуждали случившееся. У них появились общие интересы, общие разговоры.
- Как ты думаешь, что отдаст дядюшка Луане? – спрашивала Рафаэла.
- Думаю, отдаст то, что сейчас принадлежит нам.
- И я так думаю, - соглашалась Рафаэла. – Нам необходимо сделать все, чтобы он не переменил своего завещания, - задумчиво продолжала она.
И внезапно повернувшись к Отавинью, спросила:
- А тебе хватило бы смелости убить дядю?
- Если бы это открыло путь к твоему сердцу, да, - вдруг с неожиданной для Рафаэлы пылкостью ответил он.
Рафаэла не могла не растрогаться и раскрыла губы для поцелуя, и Отавинью жадно впился в них.

Глава 38

Возвращаясь после ужина с Лилианой, Маркус успел о многом подумать. С некоторых пор он стал остро чувствовать, что мирное течение его жизни может быть прервано в любую минуту. Видел, что у него не так уж мало долгов. И старался по мере сил рассчитаться с ними. А главным его долгом был долг перед будущим ребенком.
Прежде чем лечь спать, Маркус взял ручку, бумагу и написал:
«Родившегося у Лилианы Кашиас ребенка я признаю своим и тем самым даю ему все права, которыми пользуются Медзенги. Никто не имеет права оспаривать мою волю, и я прошу, чтобы настоящее письмо являлось документом». Поставил число и подпись.
Наутро он попросил Димаса отвезти письмо по адресу, но передать только лично сеньоре Лилиане. Лилиана спала, и, хотя Роза просила оставить письмо, Димас, помня строгое распоряжение хозяина, привез его обратно.
- Хорошо, я отдам его сам, - решил Маркус, а про себя подумал, что так оно будет и вернее, и лучше.

Получив от Маркуса такое необычное письмо, Лилиана встревожилась. С Маркусом происходило что-то странное: то ли его тревожило что-то, то ли он что-то задумал. Но она была довольна хотя бы тем, что у ее ребенка будет отец.
Зато Роза, которая никогда Маркуса не жаловала, возмущалась еще больше. Да и было отчего! На вопрос, почему его посыльный не мог оставить письмо ей, Розе, Маркус нахально ответил:
- Да потому, что я вам не верю. Я и на вашей дочери не женился только потому, что понял: я не смогу вас выносить всю жизнь.
У Розы дыхание перехватило от гнева, она слова не смогла вымолвить и только краснела все больше и больше.
Но у нее и своих бед хватало, так что ей было не до Маркуса. Она все никак не могла простить сенатору Шикиты. Их роман доводил ее до бешенства, исступления, сумасшествия!..

А Шикиту мучило отсутствие у нее романа с сенатором.
«И как он может хранить верность такой ужасной женщине? – думала она. – Я же чувствую, что я ему небезразлична. Так за чем дело стало? Сколько же можно изводить меня, и себя?»

Неизвестность – вот что было пыткой для Лейи. К ней опять приходила Марита и сообщила, что по звонку неизвестного была в морге, но человек, которого ей показали, совсем не походил на Ралфа. Между тем Ралф все не появлялся. Марите звонила его матушка, тревожилась из-за отсутствия денег – Ралф посылал ей каждый месяц пятьсот реалов.
- Я пошлю их ей, - внезапно решила Лейя. – Когда Ралф вернется, он мне отдаст.
Через несколько дней Марита пришла к ней снова.
- Деньги не успокоили матушку, - заявила она. – Старушка беспокоится, почему Ралф не появляется у нее. И хочет заявить в полицию о его исчезновении.
- Ралф звонил мне из Уругвайя, - внезапно соврала Лейя. – Он там проматывает мои миллион и совсем не хочет, чтобы его разыскивала полиция. Хотя деньги обещал мне вернуть.

В возможность того, что Ралф жив, поверил и Кловис, после того как самолично посетил морг и тоже не опознал труп. Что ж, вполне может быть, что Орестес говорил правду: он приказал только избить любовника своей жены, и, получив по заслугам, Ралф теперь почел за лучшее исчезнуть подальше с глаз своих недоброжелателей.
Исчезновение Ралфа сделало неизбежной продажу фазенды, и теперь старый Жеремиас должен был встретиться с Лейей, чтобы, получив ее подпись, окончательно оформить купчую.
Лейя чувствовала себя очень несчастной и беспомощной в этой такой обидной и невыгодной для нее ситуации и попросила Бруну непременно присутствовать при подписании.
- Хорошо, непременно буду, - пообещал он, хотя и ему оформление этой купчей попортило ему много крови. – Как только ты сообщишь мне точную дату, я мгновенно прилечу.
Сам Бруну оставался пока в Арагвайе, пытаясь немного прийти в себя и обдумать, что ему делать дальше.

Если для Медзенги день подписания купчей был днем траура, то для Бердинацци – днем радости. При одной только мысли об этом дне старый Жеремиас довольно потирал руки.
Сам он внимательно присматривался к Луане, к Рафаэле и Отавинью – трем своим возможным наследникам. Уже кем-кем, а простаком он никогда не был, и ему было очень интересно, как проявляет себя в такой необычной ситуации те, кому он предназначал свое наследство. Собственно, в зависимости от того, как они себя поведут, он и собирался распределить доли.
Но пока всячески заботился о Луане. Они вместе съездили в город и закупили малышу приданое.
Поначалу Луана отказывалась, говоря, что все привезла с собой. А Жеремиас твердил, что вещи, купленные на деньги Медзенги, нужно немедленно выкинуть. Однако видя, что Луана изменилась в лице и даже собралась уехать, пошел на попятный. Тогда уступила и Луана и согласилась, чтобы старик что-то купил малышу.
Вообще все наскоки Бердинацци на Медзенга она отводила, говоря, что никогда не будет ненавидеть их.
- Ну хотя бы постарайся не думать о своем Бруну, - просил, насупившись, старик.
Как неприятны были Луане выпады Бруну против Бердинацци, так теперь ее обижали и сердили выпады Жеремиаса против Медзенга.
«Ненависть с обеих сторон одинакова, - с печалью думала Луана. – Но в моем ребенке сольются обе крови. И я не хочу растить его в атмосфере ненависти. Думаю, что мне придется уйти отсюда».
Когда она стала укладывать белье малыша в шкаф, то обнаружила, что все привезенное ею пропало. Луана страшно рассердилась, стала спрашивать Жудити, но та ничего не могла ответить. Луана впрямую обвинила в пропаже Жеремиаса, а тот с искренним недоумением стал отрицать свою вину.
- Мы же с тобой обо всем договорились! – твердил он. – Ничего я у тебя в комнате не трогал. Сделал это тот, кто хочет, чтобы ты уехала от меня. А я этого никак хотеть не могу.
Спустя два дня пеленки и распашонки лежали на месте.
Когда Луана поделилась новостью с Жудити, та сказала:
- Совсем твой дядюшка спятил на старости лет!
Луана только вздохнула и опять подумала про себя:
«Нет, придется мне уезжать и отсюда! Если дядюшка такое выделывает с приданым малыша, то что он будет делать с самим малышом, который – никуда не денешься – Медзенга!»
Да, Луана не могла не сказать себе, что была права, когда не хотела ни  от кого зависеть, когда полагалась только на свои трудолюбивые руки и свой здравый смысл. Она чувствовала, что рано или поздно, но этим дело кончилось. Потому что жить в атмосфере постоянной ненависти было слишком уж тяжело…

Рафаэла же чувствовала, что Луана не слишком-то держится за наследство и может даже отказаться от него, и собиралась сделать все, чтобы так оно и вышло. Ее страшно раздражало, что теперь дядюшка был один свет в окошке – Луана, а ее, Рафаэлы, словно бы и вовсе не было. Она не могла понять, чем была вызвана эта внезапная перемена. Ведь не мог же старик узнать, что она ждет ребенка от Маркуса? Или кто-то ему проболтался?
Как-то Жудити спросила ее:
- Когда же ты признаешься, что беременна от Медзенги?
-  Никогда! – твердо ответила Рафаэла, потому что и сама ни в чем до сих пор не была уверена.
Так что, если кто-то и наговорил на нее дядюшке, она была готова опровергнуть любой навет. Но старик молчал и вел себя так, словно ее и вовсе не было. И его равнодушие до глубины души уязвляло Рафаэлу, которая на самом деле успела привязаться к старику…
А что касается Луаны, то, конечно, Рафаэла хотела бы выжить ее из имения.
Забрав приданное малыша, она хотела восстановить Луану против дядюшки, а дядюшку против Луаны.
После того, как Луана очень расстроилась из-за пропажи, Рафаэла сказала старому Жеремиасу:
- Я не удивлюсь, если она уедет из-за такого ничтожного повода – она же спит и видит, как бы ей оказаться вместе со своим Медзенгой.
Жеремиас только взглянул на нее и ничего не сказал. Но когда он собрался в Сан-Паулу для подписания бумаги и Луана попросилась с ним, спросил:
- Чего ты там не видела?
- Ничего не видела, - ответила Луана. – Я никогда не была в Сан-Паулу.
Старик решил взять ее с собой, хотя и не сомневался, что дело все в том, что Луана действительно спит и видит, как бы ей повидать своего Медзенгу.
Подмигнув ей, он сказал:
- Пока что я Молочный Король и получаю сорок тысяч литров молока в день, но скоро буду и Мясным Королем, вот увидишь! Так что горевать тебе будет не о ком!
Луана только вздохнула. Разве могла она позабыть единственную любовь своей жизни? Она понимала, что дядюшка шуткой хочет ее утешить. Но какие тут шутки? Какое утешение? И конечно, в Сан-Паулу она попросилась только ради того, чтобы повидать Бруну. Она не сомневалась, что он приедет на подписание купчей. Понимала Луана и то, что для дядюшки это не секрет. Иначе бы он так не шутил. Но что толку от того, что они друг друга понимают? Это же не мешает Жеремиасу Бердинаци ненавидеть Бруну Медзенгу и стараться завладеть одним из лучших имений, воспользовавшись непростительной глупостью бывшей жены Бруну.
Однако Луана не чувствовала себя вправе осуждать Лейю – Бруну один, и уже не по вине Лейи, и наверняка несчастен. И она должна его повидать!

Глава 40

У Бруну слово не расходились с делом, и, оставив Уере в Арагвайе, он полетел в Минас-Жерайс. Жеремиас как раз отсутствовал – осматривал свою новую фазенду.
«Ну и отлично, - решил Бруну, - ему ферма, мне – жена».
Жудити страшно испугалась, увидев на пороге Бруну, который спросил, где ему найти Луану.
Но Луану не надо было искать. Услышав голос Бруну, она сама вышла в холл.
- Здравствуй! – поздоровался Бруну. – Ну что, поедем домой?
У Жудити замерло сердце: что она скажет хозяину, если он приедет и не найдет здесь Луаны? Он же весь дом разнесет!
- Не поговорив с сеньором Жеремиасом, по-моему, уезжать не следует, - осторожно проговорила она.
Луана тоже так думала и попросила Бруну не торопиться.
- А я бы не стала ждать! – заявила подошедшая на голоса Рафаэла. Она мгновенно поняла, что происходит и о чем идет речь, и всячески стал советовать Луане ехать немедленно.
Но толку от ее советов было немного, Луана привыкла все решать сама, и раз она сказала, что сейчас она не поедет, то ничто не могло ее заставить переменить решение.
Так встреча и кончилась, к великой радости Жудити и немалому огорчению Рафаэлы.
Но не таков был Медзенга, чтобы, получив отказ, удовлетвориться им.
Жудити стала хвалить Луану за то, что та не уехала без ведома дядюшки.
- Ты же сама понимаешь, увези тебя Бруну, старый Жеремиас начал бы против него настоящую войну, - сказала она.
А Луана про себя подумал: «Нет, я все хочу решить миром! Мой ребенок не должен расти и постоянно слышать «проклятый Медзенга!» или «проклятый Бердинацци!» и чувствовать себя проклятым. Он должен расти в атмосфере любви и доверия».
- Да, я все понимаю, - сказала она вслух, но сидеть и болтать с Жудити ей не хотелось, она тосковала по Бруну и жалела, что Медзенга с Бердинацци никак не могут сговориться.
- Я что-то устала, - сказала она вскоре, - пойду-ка лягу пораньше спать.
А когда пришла к себе в комнату, то нашла там Бруну, и сама не знала, радоваться ей или горевать.
Но горевать оказалось некогда: они так стосковались друг без друга, что даже не говорили, а обменивались жадными, отчаянными поцелуями.
Глубокой ночью, когда Жудити, по своему обыкновению, обходила дом, она услышала из комнаты Луаны голос Бруну и опять похолодела от ужаса.
- А на рассвете полетим домой, так, моя голубка? – слышался голос Бруну.
Что отвечала Луана, Жудити не расслышала, но поняла, что ей теперь не спать до рассвета. Она лежа и думала, пытаясь найти слова, какими можно было бы помягче рассказать хозяину о бегстве Луаны.
С утра пораньше Жудити заглянула к Луане в комнату и застыла на пороге со счастливой улыбкой: Луана мирно спала на своей кровати. Она была одна.
- Бруну только утречком улетел, - ехидно заявила за завтраком Рафаэла.
- А когда ты скажешь хозяину, что и твой ребенок Медзенга? – так же ехидно ответила ей Жудити.
- Никогда! – сердито бросила Рафаэла. – В этом доме стало что-то уж слишком много Медзенга. Мой ребенок будет Бердинацци. Я нисколько не сомневаюсь, что он от Отавинью.
- Зато я сомневаюсь, - сказала Жудити, поджимая губы.
«Вот еще одна змея на мою голову! – подумала про себя Рафаэла. – Того и гляди наговорит дядюшке с три короба. А он возьмет и переделает завещание! Но не так-то я проста, как вам кажется. Меня голыми руками не возьмешь. И раз я сказала, что никогда не буду больше голодать, так оно и будет!»

Видел поднимающийся самолет и старый Бердинацци, когда подъезжал к имению, и тут же учинил допрос.
Но Луана и не думала прятаться и что-то утаивать.
- Это самолет Бруну, - сказала она.
- Он хотел с вами поговорить, - тут же вступила в разговор Жудити, пытаясь избежать и опасной темы и скандала.
- А со мной переспать, - так же спокойно добавила Луана. – И он спал со мной.
Старый Жеремиас хотел было по своей старой привычке начать кричать, но потом передумал, потрепал Луану по плечу и промолчал. Однако затем сказал:
- А я знаю, он хотел тебя увезти. Почему ты не поехала с ним?
- Хотела сначала поговорить с вами, дожидалась, - в тон ему ответила Луана. – И вот вполне осознано заявляю вам: я хочу жить с Бруну, дядюшка!
- Ладно, ладно, не спиши! Поговорим еще, - скороговоркой отвечал старик. – Не горит у тебя, не горит! Вон она как мне нравится, - кивнул Жеремиас в сторону Жудити, - а она не хочет жить со мной! Нет, не хочет!
И с этими словами он торопливо зашагал к себе в кабинет, а обе женщины с невольными и недоуменными улыбками переглянулись.
Поздравив дядюшку с приездом, Рафаэла не преминула спросить, рассказала ли ему Жудити о Бруну, который лазил в окно к Луане.
- Луана мне сама все рассказала, - спокойно ответил Жеремиас.
- И как вы с ней теперь поступите? – спросила Рафаэла, собираясь подогреть его негодование.
- Никак, - пожал плечами старик. – Я рад, что она не врет мне. Я дорого ценю, когда мне говорят правду, - с нажимом сказал старик, глядя на Рафаэлу.
«Ну уж от меня вы правды не дождетесь, - тут же подумала Рафаэла. – На эту удочку я не попадусь. Только я скажу, что ребенок от Медзенги, мне тут же будет от ворот поворот. Не скажу – опять виновата! А причина всему – Луана. Дядюшка теперь ее опекает. Она теперь в любимцах ходит, а я в постылых. Ей все можно! А меня!.. А меня!..» И Рафаэла едва не захлебнулась в рыданиях, чувствуя себя обманутой и преданной. А вскоре она получила подтверждение, что ходит в постылых. Спросив, как понравилась дядюшке фазенда, получила ответ:
- Понравилась. И я решил оставить там Отавинью управляющим. Мне кажется, ему тоже понравилось. И даже больше, чем мне.
- Что же, я одна жить буду? – поинтересовалась Рафаэла.
- Почему одна? – удивился дядюшка. – Ты к нему поедешь. Или ты не жена ему?
Рафаэла опять почувствовала ком обиды в горле: значит, вот как дядюшка решил от них с Отавинью избавиться! Ему уже наплевать на то, что она ждет ребенка. Ведь он им золотые горы сулил, если будет наследник. Она ему поверила, а он отсылает ее с нелюбимым мужем куда подальше! И она даже не узнает, когда он перепишет завещание. Ни во что вмешаться не сможет, раз всем будет заправлять Луана! Луана и ее ребеночек. Старик к ребеночку привяжется, а на малыша Рафаэлы ему и вовсе будет наплевать. И останется она, Рафаэла, на бобах. А она-то всем для старика пожертвовала! Сердце разбила! Счастье потеряла! Но он обманул ее! Предал! Растоптал! Ну нет же! Не бывать такому! Не бывать! Не бывать!

Ни минуты покоя не знала теперь и Лейя. Незнакомец, который звонил ей и советовал опознать тело в морге, оказался частным детективом Кловисом. Он попросил ее о встрече, и она не могла отказать.
- Я хочу доказать, что Ралфа убили, - заявил он после первых, ничего не значащих слов.
А вот уж Лейя никак не хотела этого, поскольку не знала, на кого в этом случае может пасть подозрение – на нее саму? На Бруну? На Маркуса? Все они в разные минуты жизни желали Ралфу смерти, все таили на него зло, все громко кричали об этом, а иногда и грозили пистолетом… Поэтому она повторила ту же ложь:
- Он мне звонил из Уругвая…
- А я думаю, что с ним свел счеты какой-то рогатый ревнивец, - продолжал настаивать Кловис. – Хотел избить до полусмерти, а избил до смерти… Честно говоря, меня настораживает ваше равнодушие, я ждал, что вы будете более активно доискиваться, куда подевался ваш супруг и кто виноват в его гибели…
Лейя похолодела: вот оно, вот уже начались подозрения… Но она постаралась взять себя в руки и как можно равнодушнее сказала:
- Видите ли, если для вас Ралф исчезает впервые, то на моей памяти он исчезает в десятый раз. И причиной этому всегда бывает женщина. Так что не стоит удивляться, если я не спешу найти его с очередной любовницей. Как только у него кончаться деньги, он появится…
Кловис не мог не согласиться, что в поведении Лейи есть своя логика, тем более что не только она, но и он сам не мог опознать в найденном трупе Ралфа…
Однако Кловис не собирался бросать поиски. Он хотел заставить признаться Орестеса или найти того, кто прикончил избитого Ралфа, закопав его в песок. Без чьей-то посторонней помощи даже пьяный и избитый Ралф не мог захлебнуться.
Кловис поддерживал связь с Маритой, Марита приходила к Лейе… Наконец при очередном разговоре с Маритой раздраженная Лейя сказала:
- Нет, я нисколько не верю в смерть Ралфа. Больше того, убеждена, что он просто-напросто занимается какими-то темными делишками – наркотиками или еще чем-то в этом роде.
После этого визита она позвонила в Рибейран-Прету и попросила разрешения у Бруну немного пожить у них на вилле.
- Я совершенно перестала спать, - сказала она. – У вас в доме я буду чувствовать себя под защитой, которая так мне сейчас необходима.
Бруну, подумав, решил:
- Ты у нам будешь на правах гостьи и можешь гостить, сколько тебе угодно…
Лейя горячо поблагодарила его и не замедлила приехать. Маркусу очень понравилась выдумка Лейи насчет наркотиков.
- Ты просто молодец, мама! Ты это здорово придумала, - одобрил он.
Вообще, как только Ралф исчез, отношение сына к матери очень переменилось – теперь Маркус заботился о ней, стал гораздо нежнее, внимательнее, и Лейе от этого было и горько, и радостно.
Часто она сожалела, что доставила своим детям столько тяжелых минут, связавшись с низким и недостойным человеком…
Но потом вспоминала Ралфа и горевала о нем…

Между тем Кловис связался с полицией в Гуаружи. Инспектор Жозимар, расспрашивая местных рыбаков, успел установить, что несколько дней назад возле этого пляжа останавливалась яхта. Двое здоровых парней волокли какого-то бедолагу и принялись избивать его. С яхты за избиением наблюдали мужчина и женщина. Потом избитого бросили на берегу, и яхта отплыла. Но следом к берегу подошла лодка. Что произошло потом, рыбаки не могли сказать. Начался прилив, они занимались своими сетями, им было не до чужаков. Они даже не могли сказать, как называлась яхта. Вспомнили только, что неподалеку от берега находился еще и вертолет. Однако один из рыбаков передал Жозимару золотою цепочку с медальоном. Ее-то и предложил Кловису для опознания.
- Сам я не знаю, принадлежала ли она тому, кого я ищу, - сказал Кловис. – А ищу я человека по имени Ралф. Но женщины, которые с ним спали, должны знать о медальоне.
Кловис хотел выяснить насчет медальона у Сузаны, но трубку взял Орестес и принялся кричать на него:
- Не смейте нас шантажировать! Еще одно слово, и я буду вынужден обратиться в полицию!
- Которая уже знает, что на избиваемого с яхты смотрели мужчина и женщина, а я сообщу, кто именно, - хладнокровно парировал Кловис и положил трубку, оставив Орестеса  беспомощно задыхаться на другом конце провода.

Беспомощно задыхался и Жеремиас. Он лежал на своей кофейной плантации, глядя широко открытыми глазами в безоблачное синее небо, и беспомощно хрипел. Работник, вместе с которым старик осматривал свои кофейные деревья, бросился вызывать медицинскую помощь. Старого Жеремиаса Бердинацци среди бела дня скосила пуля… Но чья? Неужели опять проклятые Медзенги?...

Рафаэла крадучись пробралась в комнату дядюшки и что-то судорожно сунула под кровать. Из комнаты вышла с явным облегчением. Когда же она спустилась в кухню, там плакали Луана и Жудити. Старого Жеремиаса только что отправили в реанимационное отделение.
- Кто же? Кто мог покусится на его жизнь? – дрожащим голосом спросила Рафаэла, садясь рядом с Жудити за стол и бессильно опустив руки, всем своим видом выражая крайнюю степень отчаяния.
- Я позвонила Бруну, он сейчас прилетит, - сказала Луана.
- Это еще зачем? – тут же возмутилась Рафаэла. – Зачем в нашем доме Медзенга! До похорон дело еще не дошло! Не торопишься ли ты, когда созываешь Медзенга к смертному одру Бердинацци?!
- Тише, тише, - попыталась утихомирить ее Жудити, которая зажгла свечку перед Пресвятой Девой Марией и потихоньку молилась за своего старого хозяина, прося, чтобы Господь продлил его дни…

Глава 42

С тех пор как сенатор Кашиас обнаружил у своей горничной неподдельный интерес к его либеральным идеям, он охотно просвещал ее в вопросах текущей политики, и Шикита всегда слушала его с огромным воодушевлением.
Однажды, когда сенатор особенно увлекался, излагая ей суть аграрной реформы, способной в короткий срок сделать Бразилию процветающей страной, Шикита в порыве благодарности обняла его и страстно поцеловала в губы.
Кашиас в первый момент опешил, но, увидев перед собой чистые, полные восторга и самоотверженности глаза Шикиты, уже сам притянул ее к себе  и тоже поцеловал – с меньшей страстью, зато с гораздо большей нежностью.
Шикита, осмелев, также захотела продемонстрировать свою нежность, которую она давно уже втайне испытывала к хозяину… Словом, их поцелуи могли бы продолжаться до бесконечности, если бы не внезапный звонок Розы.
- Алло, - ответила Шикита, не сумев скрыть своего недовольства.
Розе такой тон не понравился, она стала отчитывать зарвавшуюся горничную и заодно спросила:
- Что ты там успела натворить с моим мужем?
Шикита смущено поджала губы, и сенатор вырвал у нее трубку, из чего Роза смогла заключить, что «голубки» находились рядышком , очень близко друг от друга.
- Ты лежишь с этой девкой в одной кровати? – грубо прервала она мужа.
Кашиас начал неумело оправдываться, чем накликал на себя еще больший гнев жены.
А кончился весь разговор тем, что Роза потребовала от него развода.
- Что ж, ты получишь развод, потому что мне надоела твоя подозрительность! – заявил Кашиас.
И не успела Роза опомнится, как он прилетел в Рибейран-Прету специально для того, чтобы развестись с нею.  А Лилане он так объяснил свое решение:
- К сожалению, этот брак стал для меня невыносимым. Чтобы работать нормально, в полную силу, мне нужен мир и спокойствие. Я больше не могу с утра до ночи отвечать на исторические звонки.
Говоря это, сенатор старался не смотреть дочери в глаза, а когда она прямо спросила, влюблен ли он в Шикиту, неожиданно для себя соврал:
- Перед отъездом сюда я уволил эту девушку!
- Ну так, может, мама теперь успокоится? – высказала робкую надежду Лилиана.
- Нет, если я сейчас отступлю, то она тем более не даст мне спуску. За долгие годы я хорошо изучил ее мерзкий характер.
- Ты теперь постоянно будешь жить в Бразилиа?
- Да.
- А когда у меня родится ребенок, ты приедешь? – спросила Лилиана  так печально, что у Кашиаса больно сжалось сердце.
- Ну конечно, моя девочка, - ответил он, нежно обняв дочь. – Я ведь развожусь с Розой, а не с тобой.
Судебное заседание длилось недолго и прошло для Кашиаса как в тумане. Получив развод, он торопливо простился с Лилианой и, уже из окно машины, мельком увидел вздрагивающие плечи Розы, плакавшей на груди у дочери.
Шикита встретила его в праздничном наряде, и это почему-то взбесило сенатора.
- Я сказал дочери, что ты уволена, - бросил он с порога. – И это была не ложь, а правда. Ищи себе другую работу, Шикита.
- Ты даже после развода не чувствуешь себя свободным, - промолвила она разочарованно.
- Я чувствую себя дрянью! – огорошил ее Кашиас.
Шикита помолчала, пытаясь осознать, что с ним происходит, а потом заявила решительно и твердо:
- Считай, что горничная – ушла. А женщина – осталась!

О разводе Кашиаса Бруну узнал от Маркуса и очень огорчился.
- Вот еще одна семья распалась, - промолвил он в задумчивости. – Не умеем мы жить, как наши родители – вместе до самой смерти… Лилиана конечно же страдает. Ты бы поддержал ее сейчас.
- Да, страдает, - подтвердил Маркус. – Но выглядит при этом очень неплохо. Знаешь, мне кажется, что она вообще похорошела. От беременности. И спокойнее стала, не давит на меня.
Бруну взглянул на сына с удивлением, а тот продолжил:
- Я уже сгораю от нетерпения – хочу поглядеть на моего ребенка. А ты? Когда родится твой, ты оставишь его Жеремиасу Бурдинацци?
- Ни за что на свете! – ответил Бруну. – Если понадобиться, я не остановлюсь ни перед чем, чтобы забрать своего ребенка. Даже у Луаны.
- Отобрать ребенка у матери практически невозможно, если только она сама его не отдаст, - заметил Маркус.
- Ты мудреешь прямо на глазах, - улыбнулся Бруну. - Надеюсь, и Луана вскоре поумнеет. Когда поймет, что ненависть – плохой советчик в любви.
- Но ты ведь тоже ненавидишь Бердинацци! – напомнил Маркус.
- Ну и что? Моя ненависть не распространяется на Луану и будущего ребенка. И я почему-то уверен, что она родит его прямо в мои руки.
Отец и сын Медзенги теперь часто беседовали вот так, по-дружески, проводя вечера вдвоем, поскольку Лейя вновь уехала в Сан-Паулу, почувствовав себя здесь лишней, а Лия много времени уделяла своему возлюбленному Светлячку.
Бруну не препятствовал их отношениям, все больше убеждаясь в том, что эти двое любят друг друга.
И однажды Лия поставила его перед фактом, торжественно сообщив, что вышла замуж.
- Без свадьбы? Без праздника?! – спросил огорчено Бруну.
- Мы заключили только светский брак, - пояснил Апарасиу. – А деньги, которые понадобились бы для банкета, решили поберечь для покупки быков.
- И ты не боишься связывать свою жизнь с таким жмотом? – вынужден был пошутить Бруну, обнимая дочь. А зятя предупредил: - Смотри не переусердствуй в накопительстве. Женщины этого не любят. И моя дочь может тебя бросить!
- Не бойтесь, уж ее-то я никогда не обижу! – расплылся в улыбке Светлячок, счастливый оттого, что ему не пришлось выдерживать бой с тестем.
Вместо свадебного путешествия новобрачные уехали на фазенду в Арагвайю. С ними туда отправились так же Зе Бенту и Лурдинья, по-прежнему не терявшая надежды завоевать сердце этого богатыря с соловьиным голосом.
На время медового месяца Светлячок отменил все концерты, но, как выяснилось в Арагвайе, праздность его тяготила, и он все чаще стал захаживать на ферму, к быкам.
- Что, примеряешь на себя хозяйство тестя? – пошутил однажды Зе ду Арагвайя.
- Да, присматриваюсь, но совсем по другой причине, - серьезно ответил Апарасиу. – Выведываю секреты технологии. А быки у меня будут свои.
- Я тоже когда-нибудь уеду отсюда, - мечтательно произнес Зе ду Арагвайя. – Захвачу кусок земли и буду разводить свои собственный скот!

Вернувшись из больницы, счастливая Жудити сообщила, что хозяин уже полностью выздоровел и завтра его отпустят домой.
Рафаэла натянуто улыбнулась, изображая радость, и Отавинью не удержался от укола, шепнув ей:
- На этот раз у тебя ничего не вышло, дорогая.
Рафаэла вспыхнула  и, подождав, когда уйдет Жудити, обрушила свой гнев на мужа:
- Перестань меня обвинять в том, чего я не делала! Дядя видел, как в него стрелял Бруну Медзенга!
- У Медзенги есть алиби, - возразил Отавинью. – А твой дядя лжет, и ты знаешь почему.
- Думаешь, он выгораживает меня? – съязвила Рафаэла.
- Возможно, - в тон ей ответил Отавинью.
На следующий день они забрали Жеремиаса из больницы, и тот сразу заметил, что между супругами пробежала черная кошка. «Может, Отавинью догадывается, что ребенок, которого ждет Рафаэла, - не его? – подумал Жеремиас. – Или тут какая-нибудь другая причина? Вообще Рафаэла насквозь фальшивая. И не известно еще, действительно ли она Бердинацци, внучка Бруну. Надо бы наконец разобраться в этой истории».
- Врач сказал, что вам, дядя, еще необходим строгий режим отдыха и питания, - промолвила между тем Рафаэла. – Я пообещала ему заботится о вас.
- В этом нет нужды, - довольно сухо произнес Жеремиас. – При мне будут находится Луана и Жудити. А ты с Отавинью уедешь на свою фазенду.
- Но я не хочу туда ехать! – воспротивилась Рафаэла. – Мой долг – быть сейчас рядом с вами. И к тому же я не люблю эту фазенду, которая принадлежала бывшей жене Медзенги. Все, что связано с фамилией Медзенга, вызывает у меня отвращение!
- Ничего, потерпишь, - сказал Жеремиас. – У тебя нет выбора. Отправляйтесь туда завтра же.
Они уехали, но через несколько дней Отавинью позвонил Жудити и признался, что с трудом выносит капризы Рафаэлы и ее дурной характер. Жудити, естественно, рассказала об этом Жеремиасу, и он решил вызвать Отавинью для откровенного разговора.
Рафаэла конечно же увязалась вслед за мужем, но Жеремиас встретил ее холодно и сразу же увел Отавинью на кофейную плантацию, чтобы никто не мог их подслушать.
- Я сделал большую глупость, женив тебя на Рафаэле, - начал он с самого трудного для себя признания. – Дело в том, что ребенок, которого она ждет, не твой, а Маркуса Медзенги.
- Я подозревал это, но не был до конца уверен, - мрачно произнес Отавинью. – Что же мне теперь делать? Посоветуйте!
- Ничего не надо делать, - уверенно сказал Жеремиас. – Подожди немного. Я обратился за помощью в итальянское консульство. Хочу узнать, не завел ли мой брат детей во время войны и действительно ли Рафаэла – его внучка.
- Вы тоже думаете, что она не Бердинацци? – совсем расстроился Отавинью.
- Не исключаю такой вероятности. Но пока не пришел официальный ответ, держи это при себе, парень. Договорились?
Рафаэле очень не понравилось поведение дяди, вздумавшего посекретничать с Отавинью, и она, будучи готовой к любому повороту событий, рискнула на упреждающий маневр – затеяла «секретный» разговор с Жудити:
- Я бы на месте дяди остерегалась в первую очередь Луаны. Она очень опасна, потому что является сообщницей Бруну Медзенги. Даже если стрелял не он сам, а кого-то нанял, то Луана должна сообщить убийце, когда дядя отправился на кофейную плантацию.
- Луана не знала, когда сеньор ушел из дома, - возразила Жудити. – По крайней мере, так она сказала инспектору Валдиру.
- Вот именно! – подхватила Рафаэла. – Так она сказала сама! А что же ей оставалось говорить? Что она выкрала у дяди пистолет и дала его Бруну Медзенге? А потом спрятала пулю?
- Ты несешь какой-то бред! Луана не способна на такое! – возмутилась Жудити.
Рафаэла посмотрела на нее с сочувствием.
- Ты не испытала настоящей любви, бедняжка. Поэтому и не можешь знать, что влюбленная женщина способна на все, даже на преступление! Вот взять хотя бы меня… Признаюсь тебе по секрету, что я точно так же дала дядин пистолет Маркусу, чтобы он убил Фаусту.
- Боже мой! – испугано воскликнула Жудити. – Почему  же ты не сказала об этом раньше?
- Ну, во-первых я тогда любила Маркуса и не хотела для него неприятностей. А во-вторых, Маркус мне очень помог, избавив от Фаусту. Ведь тот требовал, чтобы я отравила дядю Жеремиаса. Только ты не говори об этом никому, а лучше следи за Луаной, - попросила Рафаэла, уверенная в том, что Жудити не сможет сохранить тайну и доложит обо всем Жеремиасу.
Экономка, таким образом, оказалась в сложной положении: с одной стороны, она не верила в виновность Луаны и не хотела поставить ее под удар, а с другой – считала своим долгом предупредить хозяина об опасности. Рафаэлу же и Маркуса ей не было жалко. Если они убили Фаусту, то пусть и ответят за это.
Терзаемая сомнениями, Жудити решила сначала осторожно поговорить с Луаной.
- Скажи, когда Бруну Медзенга провел здесь с тобою ночь, он ходил по дому? – спросила она.
- Нет, - ответила Луана, удивившись такому вопросу.
- А пистолет, который лежит в комнате хозяина, ты когда-нибудь трогала? – продолжала вести дознание Жудити.
- Никогда! Почему ты об этом спрашиваешь? – встревожилась Луана.
Жудити не стала объяснять причину своего любопытства. Но поскольку ситуация и теперь не прояснилась, то отважилась все же на прямой разговор с патроном. Однако сделать это было не просто, и она начала издалека:
- Признайтесь мне, сеньор, вы действительно видели Бруну Медзенгу на плантации в тот ужасный день?
- Нет. Это был один из его приспешников, - сказал Жеремиас.
Такой ответ еще больше озадачил Жудити.
- Значит, у Медзенги все-таки был сообщник? – вымолвила она с ужасом. – И… кто?..
Жеремиасу не понравилась такая дотошность.
- Уж не Валдир ли тебя подослал ко мне? – отшутился он.
- Нет, как вы могли такое подумать?! – приняла все за чистую монету Жудити. – Я знаю, что нехорошо выдавать чужие тайны, но и молчать не могу. Рафаэла призналась мне, что доктора Фаусту убил Маркус Медзенга. И она сама дала оружие, потому что хотела защитить вас…
- Неужели? Это очень интересно! – оживился Жеремиас. – Ну-ну, продолжай. Что еще она тебе поведала?
- Рафаэла так же сказала, что в вас стрелял Бруну Медзенга, из вашего же пистолета, который он получил от Луаны.
Жудити облегченно вздохнула, избавившись от непосильного груза, а Жеремиас, обеспокоившись, тотчас же открыл ящик стола, в котором хранил пистолет.
Оружие оказалось на месте. Жеремиас взял пистолет в руки, желая осмотреть его внимательно, и тут внезапно грянул выстрел.
Жудити на мгновение лишилась чувств, а когда очнулась, то увидела склонившегося над нею патрона – живого и даже не раненного.
- Это чудо, что пуля никого из нас не зацепила, - сказал он. – Только остается тайной, кто же зарядил пистолет. Я этого не делал.
- Неужели Рафаэла говорила правду? – высказала робкое предположение Жудити.
- Если так, то я потеряю Луану, мою настоящую Мариету Бердинацци, - мрачно молвил Жеремиас.
В этот момент дверь отворилась и в кабинет вбежали испуганные Луана, Рафаэла и Отавинью. Жеремиас успокоил их, сказав, что сам неосторожно задел курок.
Затем он уединился с Отавинью и рассказал ему, что произошло на самом деле.
- Тебе понятно, что тот, кто зарядил пистолет, хотел меня таким образом убить?
- Вы думаете, это сделала Рафаэла? – задал встречный вопрос Отавинью.
- Я уже ничего не думаю, потому что никому не верю – ни Рафаэле, ни Луане.
Отавинью выразил удивление, поскольку до сих пор Жеремиас полностью доверял Луане.
- А ты никогда не слышал от Рафаэлы, как она помогала молодому Медзенге убить Фаусту, а Луана соответственно помогла Медзенге-старшему, который стрелял в меня?
Отавинью был поражен услышанным.
- Нет, Рафаэла не посвятила меня в свою тайну, - сказал он, переведя дух. – Но в любом случае я благодарен Маркусу Медзенге за то, что он убрал этого негодяя. Не понятно только, почему Рафаэла вдруг проговорилась. Тут что-то не так. И почему молчала до сих пор насчет Луаны, хотя едва выносит ее? Боюсь, это просто наговор. У Луаны нет причин желать вам смерти.
- Есть, с сожалением произнес Жеремиас. – Она может мстить за своего отца, которого я когда-то обидел. А вообще, мне эта история тоже кажется довольно странной, потому я и решил обсудить ее с тобой. Поговори с Рафаэлой, выведай у нее, откуда она знает, что Луана давала Медзенге мой пистолет.
Отавинью конечно же не сказал ему, что знает, какую цель преследует Рафаэла, но у нее спросил без обиняков:
- Ты оговорила Луану только затем, чтобы дядя переписал завещание в твою пользу?
- Нет. У меня есть серьезные улики против Луаны, и раз уж это все равно всплыло наружу, то я саа расскажу о них дяде. Хочешь послушать? Тогда идем вместе!
История, которую она поведала Жеремиасу, выглядела так:
- В день убийства я выглянула в окно и увидела, как Бруну Медзенга быстро уходил в сторону от дома. И в руках у него был небольшой сверток.
- Ну и что это доказывает? – разочаровано спросил Жеремиас. – Допустим, Бруну действительно крутился в тот день возле нашего дома. Но в свертке не обязательно мог быть пистолет.
- Нет, вы не все поняли, - возразила Рафаэла. – Это доказывает, что он вас выслеживал. И пошел за вами на плантацию. А уж там спокойно в вас выстрелил.
- Ладно, теперь понял, - сказал Жеремиас. – Но при чем тут Луана? На каком основании ты обвиняешь ее?
- А это пусть она расскажет вам сама! – ушла от ответа Рафаэла. – Позовите ее сюда и спросите, как она выкрала у вас пистолет и отдала его Медзенге. А потом, когда покушение не удалось, зарядила тот самый пистолет в надежде на несчастный случай.
- Я так редко вспоминаю о своем оружии, что случая пришлось бы ждать довольно долго, - заметил Жеремиас, но у Рафаэлы и тут нашелся веский довод:
- Нет, не скажите! Я сама слышала, как она говорила вам, что убийца может повторить покушение и вы должны принять меры предосторожности. То есть намекала, чтобы вы всегда имели при себе оружие.
- Да, я припоминаю, - согласился Жеремиас. – Но об этом мне говорили также и Жудити, и ты.
- Конечно, мы все о вас тревожимся. Но сейчас речь идет о Луане, - вернула его в нужное русло Рафаэла. – Вы будете говорить с нею?
- Нет. Сейчас не буду, - твердо произнес Жеремиас. – Подумаю до утра, а там решу, как с вами со всеми поступить.
Утром он все же допросил Луану, но, кроме обиды и слез, ничего от нее не добился.
- Если вы можете думать обо мне так плохо, то я сегодня же уйду от вас! – заявила она.
- Куда? К Медзенге? – рассвирепел Жеремиас.
- Это вас уже не должно волновать, - отрезала Луана.
- Нет, ошибаешься! – грозно сказал Жеремиас. – Ты моя племянница, и я тебя никуда не отпущу. Забудь все, о чем я тебя спрашивал, и спокойно вынашивай моего внука. Валдир не узнает о подозрениях Рафаэлы, а я сегодня же отправлю ее на новую фазенду.
Рафаэла пришла в бешенство, узнав о таком решении Жеремиаса, и заявила, что сама все расскажет инспектору Валдиру.
Жереиас вынужден был осадить ее, прибегнув к шантажу:
- Ты от кого ждешь ребенка?
- От Маркуса! – ответила она с вызовом.
- То-то же, - удовлетворенно заключил Жеремиас, пологая, что одержал верх в схватке со строптивой племянницей.
Но он ошибся. Рафаэла и не думала сдаваться, а потому выложила свой главный козырь:
- Вас еще интересует та пуля, которую искал инспектор Валдир? Если да, то я, кажется могу ему помочь. Совсем недавно мне припомнилось, как в день покушения Луана что-то закапывала или раскапывала в дальнем угла сада. Пойдете туда, и мы найдем там пулю, я теперь в этом не сомневаюсь.
- Что ж, зови Отавинью и пойдем, - согласился Жеремиас.
Как и следовало ожидать, злосчастная пуля лежала в указанном месте.
Жеремиас в очередной раз задумался, не зная, как ему теперь поступить.

Глава 44

Не найдя Луаны в лагере безземельных крестьян и на фазенде Арагвайя, Бруну попросил своего давнего приятеля комиссара Бордона заняться ее розыском. При этом он не исключал, что Луану держит взаперти Жеремиас Бердинацци, чтоб она не смогла опровергнуть показания Рафаэлы. Бруну не терпелось поехать в Минас-Жерайс и перевернуть там все вверх дном, только бы вызволить Луану, но Бордону удалось отговорить его от столь рискованного поступка.

А между тем Луану искал также и Жеремиас, и Валдир. Прежде всего они выяснили, что в доме Бруну ее нет. Жеремиас, правда, высказал предположение, что Медзенга прячет Луану где-нибудь в другом месте, но у Жудити на сей счет имелось собственное мнение:
- А я думаю, она скрывается и от тех, и от других, потому что для нее невыносима эта вражда между Медзенга и Бердинацци.
Валдиру ее замечания показалось любопытным, и он счел необходимым поговорить с нею наедине, в отсутствие Жеремиаса.
- Насколько я мог понять из ваших слов, вы не верите в виновность Луаны?
- Нет, - твердо ответила Жудити. – И ее побег – лишнее тому доказательство. Она не смогла больше здесь находиться, потому что патрон усомнился в ее честности.
- А как вы думаете, в вашего хозяина стрелял Бруну Медзенга или кто-нибудь другой?
- Откуда мне знать? Я сама спрашивала об этом сеньора Жеремиаса, и он сказал, что это не Бруну.
- Вот как? – изумился Валдир. – А кто же?
- Больше он мне тогда ничего не сказал.
- Но если Бруну Медзенга и Луана непричастны к покушению, то как это соотнести с показаниями Рафаэлы?
Жудити на секунду задумалась, решая, стоит ли ей говорить всю правду инспектору, но страх за хозяина и злость на Рафаэлу пересилили ее сомнения.
- Рафаэла – змея! Она могла все выдумать, чтобы поссорить Луану с сеньором Жеремиасом.
- Но она же призналась и в собственной вине, - напомнил Валдир. – Как вы это объясните?
- Тут какая-то мудреная хитрость, которую мне не понять, - ответила Жудити. – Но Рафаэла способна на все, и я, честно говоря, опасаюсь за жизнь патрона.
- То есть, вы допускаете, что стрелять в него могла Рафаэла?
- Я не могу этого утверждать. Просто у меня нет никакого доверия к Рафаэле, - пояснила Жудити. – Слава Богу, хоть она сейчас далеко отсюда – сеньор отправил их с Отавинью на новую фазенду.
После разговора с экономкой Валдир понял, что внести ясность в ситуацию может только Луана, которую надо разыскать во что бы то ни стало. А пока у него имеются только двое подозреваемых – отец и сын Медзенги.

Покидая дом Жеремиаса, Луана не знала куда направляется. Просто вышла на дорогу, села в первый попавшийся грузовик и поехала в нем, желая только одного: оказаться как можно дальше от Минас-Жерайс.
Затем, немного успокоившись, она подумала, что ее наверняка будут искать – и дядя, и, вероятно, Бруну. О том, что она представляет интерес также для полиции, Луана даже не вспомнила.
Тем не менее надо было где-то найти пристанище. Она перебрала в памяти тех немногих людей, которые относились к ней хорошо, и поняла, что все они так или иначе были связаны с Бруну. Даже безземельные Режину и Жасира! Ведь благодаря им Луана познакомилась с ним. И он, скорее всего, станет искать именно там, у Режину и Жасиры. Поэтому путь туда ей был заказан.
А все, что происходило до встречи с Бруну, ассоциировалось в памяти только с рубкой сахарного тростника.
И, не найдя никакого другого решения, Луана отправилась на тростниковую плантацию, где ее тоже поначалу не хотели брать на работу из-за беременности, но две добрые женщины – Жоана и Мария –в конце концов уговорили хозяина, пообещав ему, что присмотрят за новенькой.
Поселилась Луана в доме Марии, которая рассказала ей свою печальную историю:
- Я совсем одна на свете. Отец и брат в прошлом году ушли к безземельным крестьянам, хотели отвоевать себе кусок земли, но погибли в перестрелке с охранниками. Эта хижина – все, что у меня осталось от отца.
Луана на всякий случай утаила некоторые подробности своей биографии. Сказала только, что еще в детстве лишилась родителей, а сюда приехала из штата Парана.
- Когда твой живот подрастет еще немного, я не пущу тебя на плантацию, - покровительственно сказала Мария. – Как-нибудь проживем! Родишь здесь, у меня. И вместе мы выходим твоего ребеночка, не волнуйся.
- Спасибо, ты очень добра ко мне, - ответила Луана. – Но я буду рубить тростник, насколько у меня хватит сил. Даже если моему сыну придется родиться прямо на плантации! Ты дала мне кров, и это уже само по себе очень много. А кормить себя и ребенка я должна сама.
И она работала. Сцепив зубы, превозмогая боль в спине. Когда становилось совсем невмоготу – вспоминала о том, ради чего бежала сюда: «Мой малыш появится на свет, и здесь его никто не возненавидит, потому что он не будет ни Медзенгой, ни Бердинацци!»
Мария же, видя, с каким упорством работает Луана, очень жалела ее и однажды заговорила об отце будущего ребенка: может, он не совсем законченный негодяй и захочет помочь своему дитяти?
Луана решительно пресекла этот разговор:
- Отец моего ребенка вовсе не подлец. Но он – несчастный человек, и мне от него ничего не надо.
- Он слишком беден? – по-своему поняла ее Мария.
- Нет, он богат. И, возможно, даже слишком, - совсем запутала Марию Луана.

Не добившись ничего от Лейи, Жозимар и Кловис решили сделать ставку на Сузану, а точнее, на ее мужа Орестеса. Кловис был зол на него за пропавшие кассеты и говорил Жозимару:
- Этот тип способен на все, даже на убийство. Он болезненно привязан к своей жене! Надо его еще раз прощупать.
И подобраться к Орестесу он намеревался через Жералдину, который наверняка должен был что-то выболтать во время официального допроса.
Жералдину действительно чувствовал себя неуютно, сидя перед комиссаром Жозимаром, был чересчур напряжен и явно испуган.
Жозимар спросил, кого из дам Ралф приводил на яхту. Жералдину назвал троих: Лейю, Сузану и Мариту.
- Вы выполняли какую-нибудь секретную работу для доктора Орестеса? – задал следующий вопрос Жозимар.
Жералдину ответил отрицательно, однако на лице его проступил еще больший испуг.
Комиссар же, не дав ему опомниться, бросил коротка:
- А для Бруну Медзенги?
Жералдину нервно заерзал на стуле, и Жозимар понял, что попал в болевую точку. Теперь оставалось только довериться профессиональной интуиции.
- Вы следили за яхтой Орестеса? Отвечайте, кто был там вместе с вами, в вертолете!
Жералдину совсем растерялся. Ему показалось, что комиссар уже сам все знает и отпираться нет смысла. Но и решиться на откровенное признание он тоже не мог. И потому, справившись с волнением, решил не выкладывать сразу все карты, а попытался проверить, что на самом деле известно комиссару.
- Ну, вы будете отвечать? – строго произнес тот.
- Да, я сейчас все расскажу, - вымолвил Жералдину. – Тот вертолет принадлежит Маркусу Медзенге. Он прилетел на нем в Гуаружу. И оба мы увидели, как на яхту доктора Орестеса прошли сеньор Ралф и донна Сузана. А потом туда же, крадучись, поднялся и сам Орестес вместе с какими-то здоровенными парнями. Нам стало ясно, что тут будет драка, и мы с Маркусом Медзенгой поплыли вслед за яхтой на лодке. Вскоре яхта причалила к берегу. Было уже темно. Мы спрятались и увидели, как те парни выбросили Ралфа на берег, отдубасили как следует и закопали в песок.
- Ралф в это время был еще жив?
- Да, он стонал от боли. Видимо, его крепко избили.
- И вы ничего не сделали, чтобы ему помочь?
- Нет. Мы же не думали, что прилив будет в ту ночь таким сильным и сеньор Ралф сможет захлебнуться.
- А просто помочь человеку, которого бьют, вы не считали нужным? – допытывался Жозимар.
- Ну, вообще-то, он получил поделом. Так я считаю, - Жераллдину смутился, испугавшись, что сболтнул лишнее.
Комиссар поблагодарил его за признание и велел отправляться в камеру.
- За что? – возмутился Жералдину. – Я же вам все рассказал!
- За неоказание первой медицинской помощи, - пояснил Жозимар, а затем, когда Жералдину увели, сказал Кловису: - Я изолировал его, чтобы он не смог контактировать с Маркусом Медзеногой, пока мы того не допросим. Посмотрим, насколько совпадут их показания.

Маркус, однако, оказался в то время в отъезде, и Жозимар взялся за Орестеса, против которого теперь появились новые свидетельские показания.
Когда Орестес и Сузана вошли в кабинет комиссара, тот сразу же увидел, что настроены супруги по-разному: жена явно испугана, а муж буквально кипит от раздражения.
- Зачем вы нас вызвали? Сколько это может продолжаться? – не стал скрывать своего негодования Орестес. – В прошлый раз мы рассказали все, что нам было известно.
- Нет, не все, - строго произнес Жозимар. – Вы умолчали о главном – о том, как ваши люди не только избили Ралфа Гомеса, но и сами же зарыли его в песок.
- Это ложь! – закричал Орестес. – Не пытайтесь взять меня на испуг! Мне нечего скрывать, и я даже на суде повторю, что не убивал этого негодяя!
- У нас есть свидетельство матроса Жералдину, который видел, как нанятые вами люди закопали раненого Ралфа, - сказал Жозимар.
- Ваш матрос лжет! – стоял на своем Орестес.
- Чтобы убедиться в этом, мы должны найти тех двоих, которые по вашей просьбе избивали потерпевшего. В прошлый раз вы утверждали, что даже не знаете их имен.
- Я действительно их не знаю. А если вас интересуют имена, то спросите об этом у частного детектива Кловиса. Это он нанимал для меня тех двоих.
- Думайте, что говорите! – предостерегающе воскликнул Кловис, но Орестеса его окрик не остановил.
- Мне теперь нужно защищать себя и свою жену, а вовсе не вас, - сказал он. - Я, как никто, сейчас заинтересован, чтобы те двое пришли сюда и подтвердили мою невиновность.
- Мы их ищем, - сердито ответил Кловис. – А ваши нападки на меня тут совершенно неуместны. Держите себя в руках!
- Нет уж, извините, - возразил ему Орестес. – Если ищете вы, то никогда не найдете, потому что это не в ваших интересах. Те двое могут рассказать, как мы с Сузаной ушли на яхте, а они остались вместе с вами возле избитого Ралфа. И я не поручусь, что это не вы потом закопали его в песок.
Кловис вновь возмутился, но Жозимар велел Орестесу продолжать, причем попросил его рассказать более подробно об условиях сделки с Кловисом.
Орестес охотно пошел на встречу комиссару:
- Поначалу я нанял частного детектива Кловиса затем, чтобы он установил слежку за моей женой. А когда выяснилось, что у нее имеется любовник, который, к тому же, избил ее, то я просто обязан был проучить негодяя. И спросил детектива, как это лучше сделать без лишнего шума. Тогда ваш коллега сказал, что за миллион крузейро сможет устроить, чтобы Ралфа закопали как бродягу.
- Не верь ему, Жозимар! – закричал Кловис. – Это он хотел, чтобы я организовал смерть Ралфа, но я не согласился. И тех двоих тоже не нанимал!
- Ты арестован, - глухо произнес комиссар. – За пособничество в убийстве и за вымогательство денег у подозреваемых.
Из кабинета Жозимара Орестес вышел белый как полотно и всю дорогу молчал, тяжело дыша. Дома Сузана дала ему сердечных капель, и он понемногу пришел в себя.
- А это правда, что Кловис попросил у тебя миллион крузейро за то, что чтобы Ралфа закопали как бродягу? – спросила Сузана.
- Нет, - усмехнулся Орестес,- он попросил у меня два миллиона.
Сузана поняла, что муж шутит, а значит, а значит, и все кошмары сегодняшнего дня кончились.
Однако Орестесу вдруг вновь стало плохо, и, пока Сузана звонила в клинику, он умер.
Жозимар, узнав об это, выпустил из-под ареста Кловиса и велел ему где угодно разыскать тех двоих, что избили Ралфа.
А Сузана, похоронив мужа, нанесла визит Лейе.
- Скажи мне правду, - попросила умоляюще она, глядя на Лейю, - Ралф тебе действительно звонил уже после того происшествия?
Лейя, опасаясь очередной ловушки, ответила неопределенно:
- Я не помню, когда был его последний звонок – до или после.
- Пойми, для меня это очень важно, - продолжала умолять ее Сузана. – Комиссар обвинил Орестеса в убийстве. И теперь только Ралф, если он жив, способен восстановить честное имя моего мужа!
Лейя искренне ей посочувствовала, но никаких новых сведений о Ралфе не сообщила.
Внезапная смерть Орестеса привела Лейе не только Сузану, но и другую соперницу – Мариту.
- Прости, - сказала та. – Я тебя подозревала, но теперь уже точно известно, то ты была ни при чем. Ралфа убил Орестеса, и, надеюсь, он сам отправился прямо в ад. Эта гадина Сузана оплакивает своего муженька. Ралфа она никогда не любила, а он из-за нее погиб! Давай помянем его! – она вытащила из сумки бутылку виски и поставила ее на стол перед Лейей.
- Прости, но ты, по-моему, уже и так… помянула? – сказала та с некоторым высокомерием.
- Да, - нисколько не обиделась Марита. – Сегодня у меня на душе почему-то такая боль, что я не нахожу себе места. Вот и выпила с горя, и к тебе пришла… Только ты сможешь понять мою боль, потому что Ралф был тебе тоже небезразличен.
Лейя не стала обижать ее и выпила вместе с ней рюмку за упокой души Ралфа. Но затем осторожно спросила:
- А откуда ты знаешь, что убил его Орестес?
- Мне сказал Кловис.
- Так, может, это всего лишь какая-то хитроумная игра? – высказала предположение Лейя. – Ты не подумала, что он нарочно тебя дезинформировал?
- Нет, - уверенно произнесла Марита. – Он мне все рассказывает, потому что влюбился в меня. Кстати, от него я узнала и о том, что ваш матрос Жералдину тоже видел, как люди Орестеса закапывали Ралфа в песок.
Лейя, услышав это, похолодела.
- Я не знала, что Жералдину – свидетель, - сказала она, стараясь скрыть свое волнение. – Надо бы порасспросить его подробнее. Может, Ралфу и в самом деле удалось выжить?
- Нет, Ралф погиб, - заплакала Марита. – А с этим матросом мы не сможем поговорить, потому что он сидит под арестом.
- За что?! – воскликнула испуганно Лейя. – Ты же говоришь, он – только свидетель…
- За то, что не оказал Ралфу помощь, - пояснила Марита. – Представляешь, если б он хотя бы вытащил Ралфа из песка!.. Все могло закончиться совсем по-другому.

Глава 46

Лейя тоже конечно тревожилась о судьбе Маркуса, и тревога была во сто крат сильнее, оттого что к ней примешивалось острое чувство вины. В том, что случилось с ее сыном, Лейя винила себя, испытывая глубокое раскаяние за свое недавнее легкомыслие и неразборчивость в людях.
А Жозимар между тем распорядился наконец похоронить Ралфа, до неузнаваемости изуродованного побоями и морем.
Из дальней провинции приехала несчастная мать покойного, и тут выяснилась, что у нее нет денег на похороны.
Узнав об этом от Мариты, Лейя дала ей нужную сумму и попросила все устроить как полагается. Но сама идти на похороны отказалась.
Зато Сузана поехала на кладбище и рыдала над гробом возлюбленного так же, как совсем недавно рыдала над могилой мужа. Горе Сузаны было настолько искреннем и глубоким, что даже Марита впервые посмотрела на нее без всегдашней ненависти и увидела в ней не более удачливую соперницу, а подругу по несчастью.
- Я так одинока, - призналась Сузана Марите. – Потерять сразу двоих!..
Та повезла ее с кладбища прямо к Лейе, с которой теперь особенно сблизилась. Там они втроем помянули покойного, а затем Сузана рассказала Лейе, что недавно у нее был разговор с адвокатом Маркуса.
- Что тебе от него было нужно? – сразу ощетинилась Лейя, но Сузана спокойно  пояснила:
- Не мне, а ему! Он сам ко мне приехал и попросил, чтобы на суде я выступила как свидетель – в защиту Маркуса. Попросил честно рассказать судьям, как Ралфа меня бил.
- И у тебя хватит смелости в этом признаться? – спросила Лейя.
- Да, - твердо произнесла Сузана. – Я пойду на это, чтобы помочь твоему сыну. Ведь его признание следователю сняло все подозрения с Орестеса. Маркус не побоялся признаться, и тем восстановил доброе имя моего мужа. А я теперь не побоюсь вытерпеть любой позор, чтобы облегчить участь Маркуса!
- Спасибо тебе, - растроганно молвила Лейя.
- Нет, это я должна благодарить твоего сына, о чем и скажу непременно в суде, - взволнованно пообещала Сузана.
Лилиана позвонила Маркусу, как только почувствовала, что начинаются схватки. Он тотчас же помчался на машине к ней домой и вдвоем с Розой отвез ее в клинику.
Спустя несколько часов Бруну подошел к телефону и услышал взволнованный голос сына:
- Папа, я тут…
- Ну наконец-то! – не дал ему договорить Бруну – Где ты пропадаешь? Я уже хотел звонить комиссару, - боялся, что тебя опять арестовали.
- Я сейчас в клинике. У меня родился сын! Я сам присутствовал при родах… Это было ужасно. То есть я хотел сказать, что все прошло хорошо и я счастлив! Лилиана чувствует нормально… В общем, поздравляю тебя: ты теперь – дед!
- Назови адрес, я сейчас к вам приеду! – крикнул в трубку Бруну.
Вскоре он появился в родильном отделении с огромным букетом цветов, которые медсестра отнесла в палату Лилианы. Самого же Бруну туда не пустили, пояснив, что роженице сейчас требуется отдых.
Роза и Маркус тоже сидели в холле – уставшие, опустошенные.
Бруну обняв сына, поздравил с рождением внука Розу. Та заплакала.
- Я так переволновалась, - сказала она, извиняясь за свои слезы.
- Это же понятно, - пробормотал Бруну, чувствуя, что сам готов прослезиться от счастья.
- Я сейчас попрошу доктора, чтобы тебе показали малыша! – засуетился Маркус.
Он вошел в кабинет врача, а Роза растроганно сообщила Бруну:
- Не узнаю Маркуса! Он так переживал за Лилиану! И потом, когда все закончилось, я видела в его глазах слезы…
- Да, мой сын стал совсем взрослым, - согласился Бруну. – И я добьюсь для него оправдательного приговора, чего бы мне это ни стоило!
Маркус отсутствовал всего несколько минут и вновь появился вместе с доктором, который любезно проводил Бруну и Розу в палату к Лилиане.
Она приветливо улыбнулась Бруну и слабым голосом промолвила, поведя глазами в сторону букета:
- Спасибо…
Медсестра тем временем вынула из кроватки младенца:
- Видите, какой он хорошенький?
- Да он, по-моему, просто богатырь, расплылся в улыбке Бруну.
- А как ты считаешь, он похож на меня? – спросил Маркус, и, не дожидаясь ответа, сам воскликнул с гордостью: - Очень похож!
- Да, уже сейчас видно, что это – маленький Медзенга! – поддержал сына Бруну.
- Слава Богу, я видел, как мой сын родился, а все остальное для меня теперь не важно, - сказал Маркус, и в его голосе прозвучала невольная печаль.
Вечером вся семья Медзенга, включая Лейю, собралась за праздничным ужином. Все поздравляли Маркуса и старались не говорить о предстоящем суде.
- Как ты себя чувствуешь в роли бабушки? – спросил он Лейю.
- Постаревшей лет на сто! – пошутила она.
Лию же волновало другое: не собирается ли Маркус привезти Лилиану и ребенка к себе домой?
- Я еще не говорил с ней об этом, - ответил он уклончиво.
- Но ты хоть теперь-то на ней женишься? – не отступала Лия.
- Да. Ради нашего сына, - сказал Маркус, несколько смутившись.
Лию такой ответ не удовлетворил.
- И только?! – возмутилась она.
- Нет, - улыбнулся Маркус. – Ради Лилианы – тоже…
- Ой, как я за вас рада! – захлопала в ладоши Лия.
- А я, наоборот, не советовал бы тебе жениться, - с напускной серьезностью промолвил Светлячок. – Послушай меня как человека более опытного и уже достаточно претерпевшего от семейной жизни. Пока мы с твоей сестрой не были женаты, то ни разу не поссорились. А теперь скандалы чуть ли не каждый день.
- Неправда! Не верь ему, Маркус, - засмеялась Лия. – У нас иногда случаются небольшие размолвки, потому что я не могу сейчас колесить с ним по стране…
Она осеклась, поняв, что невольно коснулась запретной темы, но Маркус благодарно сжал ей руку:
- Я все знаю, сестричка. Ты не хочешь уезжать из дому из-за меня. Задал я вам всем хлопот!
Светлячок исправил положение, опять сведя все к шутке:
- Ты тут ни при чем, друг. Просто я ей наскучил.
Бруну слушал их шутки вполуха, с грустью думая о том, что вот празднует сейчас рождение внука и ничего не знает о своем сыне, который тоже скоро должен родиться. И о Луане ничего не знает! Зе ду Арагвайя уже объехал множество тростниковых плантаций, заезжал также к Режину и Жасире, но не нашел никаких следов Луаны. Бруну оставалось только молить Бога, чтобы ребенок родился нормальным и здоровым.
Как раз в то время, когда Лилиана рожала, корчась от боли, и Маркус, стоя над ней, ощущал эту боль, как свою собственную, Рафаэла упала с лошади.
Слуги помогли ей подняться и вызвали врача, но спасти ребенка все равно не удалось.
Доктор позвонил в Минас-Жерайс, вызвал Отавинью, и тот поехал к Рафаэле несмотря на их разрыв. А когда увидел ее в больничной палате – бледную, осунувшуюся, под капельницей, то и вовсе почувствовал к ней жалость.
- Нет больше моего ребеночка, - заплакала она. – Все-таки Господь наказал меня.
Отавинью молчал, не находя для нее слов утешения.
Позже, вытерев слезы, Рафаэла спросила, нет ли каких вестей от дяди, из Италии.
- Он иногда звонит из Жудити, но о результатах своего поиска не докладывает, - сказал Отавинью.
- Хоть бы он поскорее установил, что я – внучка Бруну Бердинацци, и наконец переписал на меня завещание, - произнесла она в своей обычной жесткой манере, от чего Отавинью стало не по себе.
- Ты все-таки не исправима! – произнес он с сожаление и досадой.
А Жудити в его отсутствие навестил инспектор Валдир.
- Вы знаете, где сеньор Бердинацци хранит патроны к пистолету?
- Да, - насторожилась Жудити. – А зачем они вам?
- В сеньора Жеремиаса стреляли из его же пистолета. И тот, кто держал в руках это оружие, стер все отпечатки пальцев, так же как и в случае с убийство доктора Фаусту. Но я все же хотел бы осмотреть коробку,, в которой лежат патроны.
Жудити, после некоторого колебания, открыла ящик стола и указала Валдиру на небольшую пластиковую коробку.
Он осторожно положил ее в специальный пакет и попросил Жудити никому не рассказывать о том, что она отдала патроны на экспертизу.
- А если о них спросит Рафаэла, - добавил он, - то скажите ей, что патроны взял с собой сеньор Жеремиас.
- Она теперь постоянно живет на новой фазенде, - пояснила Жудити. – К тому же у нее случилось большое несчастье: бедняжка не уберегла ребенка и сейчас находится в больнице.
Валдир отреагировал на это сообщение своеобразно:
- Что ж, это многое для меня упрощает.
- Я вас не поняла, - недоуменно произнесла Жудити.
- Я имел в виду, что очень неприятно сажать в камеру беременную женщину, усмехнулся инспектор.
- Вы хотите арестовать Рафаэлу?!
- Нет, я подожду, пока вернется из Италии сеньор Бердинацци, - сказал Валдир, так и не объяснив, за что именно собирается взять под стражу Рафаэлу. – Только прошу: пусть все, о чем мы сейчас говорили, останется между нами, - еще раз напомнил он, прежде чем уйти.
К вечеру хлынул ливень и разразилась страшная гроза. На душе у Жудити стало тревожно. Она подумала о несчастной Луане, которая скитается неизвестно где, о своем дорогом сеньоре Жеремиасе, давненько не подававшем никаких вестей, и принялась творить молитву за их здравие и благополучие.
Внезапный звонок в дверь заставил Жудити вздрогнуть. Кто бы мог быть в такое ненастье?
- Откройте, это мы! – послышался из-за двери голос Отавинью.
- Да-да, сейчас, - засуетилась Жудити.
Вместе с Отавинью приехала и Рафаэла.
- Я подумал, что здесь она быстрее оправиться от болезни, - пояснил, оправдываясь, Отавинью.
- Разве можно беременной женщине ездить на лошади? – укорила Жудити Рафаэлу, но та ответила усталым отстраненным голосом – так, словно речь шла не о ней, а о каком-то постороннем человеке:
- Произошло то, что должно было произойти. Это судьба.
Затем, немного отдохнув с дороги, она спросила о Луане, а также поинтересовалась, нет ли каких новостей из Италии.
Отавинью, поручив Рафаэлу заботам экономки, ушел спать в свою комнату. Рафаэла же через какое-то время направилась в свою.
- Вы так и не помирились? – спросила ее Жудити
- Нет. Отавинью очень помог мне в эти трудные дни, но с нашим браком действительно покончено.
- Да, вы собственно, никогда и не были женаты, - заметила Жудити. – Потому что в свидетельстве о браке значится Мариета Бердинацци, а не Рафаэла.
- Это замужество было моей очередной глупостью, - призналась Рафаэла. – Я хотела, чтобы у ребенка был отец. Но теперь это уже не имеет никакого значения. Отавинью мне никогда не нравился. А Маркуса я люблю до сих пор!.. Ты позвони ему завтра, пожалуйста. Скажи, что нашего ребенка больше нет…
- Да, конечно, я все сделаю, - прониклась к ней сочувствием Жудити. – Ты теперь будешь жить здесь все время?
- Надеюсь, - довольно жестоко ответила Рафаэла. – Я терпеть не могу бывшую фазенду Медзенги! Пусть там живет Отавинью.
- А что на это скажет сеньор Жеремиас? – осторожно спросила Жудити.
- Дядя переменит свое отношение ко мне, когда узнает, что я действительно внучка Бруну Бердинацци.
- А сможешь ли ты ужиться тут с Луаной? – не удержалась от очередного вопроса Жудити.
- Я думаю, она сюда больше не вернется, - зло ответила Рафаэла.
Жудити напугали ее слова. Она даже подумала, не расправилась ли Рафаэла с Луаной, если так уверена, что та не вернется. Но, несмотря на все свои подозрения, утром позвонила Маркусу и сказала ему, что Рафаэла лишилась ребенка, которого ждала.
Маркус ответил на это весьма жестоко:
- Мне жаль, что так случилось, но я к этому ребенку не имею никакого отношения. Мой ребенок родился здесь, в Рибейран-Прету.
Когда Жудити передала эти слова Рафаэле, та буквально застонала от бессильной злобы.

А Маркус, наоборот, почувствовал облегчение от того, что все так удачно разрешилось.
- Ты меня опять огорчаешь, сын, - сказал ему Брун. – Это ведь был твой ребенок! Как же можно радоваться тому, что он не появился на свет?
- Я вовсе не радуюсь, - возразил Маркус. – Но и не скрываю, что такой исход меня вполне устраивает. Во-первых, я не до конца уверен, что этот ребенок был моим. А во-вторых, не хочу иметь с этой злобной и насквозь фальшивой особой ничего общего. Она ведь - Бердинацци, и этим все сказано!
- Луана тоже Бердинацци, - напомнил ему Бруну. – Однако она никого не оклеветала. Что же касается того несчастного ребенка, то дай Бог, чтобы он и в самом деле оказался не Медзенгой.
Маркус уже пожалел, что разговор на эту не слишком приятную тему, а потому очень обрадовался звонку Лилианы.
- Меня навестил папа, - сообщила она. – Я ему сказала, что малыша мы назовем Маркус Роберто Кашиас Медзенга. Надеюсь, ты не будешь возражать против такого имени?
- Нет, конечно. Могу зарегистрировать его под этим именем хоть завтра! – порадовал ее Маркус.
- Я вижу, у вас с ним теперь полное идинодушие, - удовлетворено заметил Кашиас.
- Да, Маркус очень внимателен ко мне. Буквально задарил подарками, - смущено улыбнулась Лилиана.
- А я ничего не могу оставить в наследство моему внуку, кроме имени, - грустно молвил сенатор.
- Разве этого мало? – возразила Лилиана. – Я горжусь твоим честным именем! И научу сына тоже гордиться своим дедушкой!
Кашиас растрогался до слез.
- И все-таки жаль, что я не могу одарить его еще и чем-то материальным.
- Но ведь ты купил ему кроватку! – напомнила Лилиана. – Для него это сейчас самая нужная вещь. А всем остальным его обеспечит другой дедушка. Он обещал! Да и Маркус не собирается сидеть сложа руки. Правда, у него большие неприятности…
- Я знаю, - сказал Кашиас. – И употреблю все свои связи, чтобы вызволить его из беды.

Глава 48

Расчет инспектора Валдира  на то, что Рафаэла, испугавшись ареста, начнет давать правдивые показания, успеха не принес: она оказалась весьма крепким орешком.
- Ну как, тебе понравилось сидеть за решеткой? – спросил он ее после того, как Рафаэла провела ночь в камере.
- Нет, мне все это вообще не нравится. И дяде Жеремиасу, я уверена, мой арест будет не по душе, - прибегла она к угрозе.
- Но ты же сама призналась в содействии убийце, - напомнил ей Валдир. - Значит, должна быть готова к тому, что тебе придется отбывать срок в тюрьме. Или, может быть, ты хочешь изменить свои показания? Может, Маркус Медзенга вовсе не убивал доктора Фаусту, а ты не помогала ему в этом?
- Чего вы добиваетесь от меня? – уставилась на него Рафаэла. – Чтобы я сказала, будто я сама убила Фаусту?
- Нет, с меня и без того достаточно лжи. Я хочу наконец услышать правду.
- А вы докажите, что я лгу! – приняла вызов Рафаэла. – Если сами не можете, то передайте это дело в суд!
Она дерзила, блефовала, насмехалась над инспектором, и он понял, что даже главный его козырь – отпечатки пальцев на коробке с патронами – является косвенной уликой, а потому не будет иметь на Рафаэлу должного воздействия.
Вот если бы отыскалась Луана! Или если бы старик Бердинацци привез из Италии подтверждение тому, что эта верткая особа – мошенница!
Задерживать Рафаэлу в тюрьме больше суток у Валдира, таким образом, не было никаких оснований, и он отпустил ее домой.
А спустя день вернулся из поездки Жеремиас. Да не один, а вместе со своим внучатым племянником Джузеппе.
Рафаэла с ужасом и неприязнью смотрела на молодого человека – еще одного конкурента, от которого можно было ждать неизвестно чего.
- Успокойся, - перехватив ее взгляд, сказал Жеремиас. – В твоих документах действительно написано, что ты – Бердинацци.
- Ну вот, я же вам всем говорила, а вы не верили! – воскликнула Рафаэла, обиженно поджимая губы.
- Да, ты – внучка Джемы Бердинацци, - продолжил между тем Жеремиас. – Но к моему брату Бруну не имеешь никакого отношения, потому что твоим дедом был совсем другой человек.
- Я не понял, как это может быть? – спросил Отавинью.
- Очень просто, - принялся пояснять Жеремиас. – После смерти Бруну Джема полюбила другого мужчину, но он ее бросил, и она дала своему сторому сыну тоже фамилию Бердинацци. Так что в тебе, Рафаэла, нет нашей крови.
- Клянусь, мне это было неизвестно, - пробормотала она. – Я всегда думала, что моим дедом был ваш родной брат – Бруну Бердинацци, а отцом – его сын, тоже Бруну. И о том, что у меня есть двоюродный брат, не знала…
- А Джузеппе знал о тебе, - сказал Жеремиас. – Впрочем, я не возьму на себя смелость утверждать, что ты и сейчас говоришь неправду. Потому что твой отец рано ступил на сомнительную дорожку и плохо кончил: погиб в какой-то пьяной драке. С матерью твоей он к тому времени уже развелся, да они, собственно, и пробыли вместе всего несколько месяцев. Бабушки Джемы тоже не было уже на свете. Но ее старший сын Бруну знал о твоем существовании.
- Неужели мать не сказала тебе, как на самом деле звали твоего отца? – не поверил Рафаэле Отавинью. – И с чего ты взяла, что твой отец – Бруну Бердинацци?
- Я почти не помню мою мать, - заплакала Рафаэла. – Мне пришлось скитаться по приютам… Но в моей памяти навсегда осталось, как хорошо отзывалась о каком-то Бруну Бердинацци. Поскольку у меня была такая же фамилия, то я и решила, что речь тогда шла о моем отце… А спросить об этом мне было не у кого…
- Ладно, не плачь, - примирительно произнес Жеремиас. – Будем считать, что я тебе верю. О твоей дальнейшей судьбе мы поговорим потом, а пока мне надо заняться делами, которые я запустил из-за этой поездки.

Уединившись с Жеремиасом в его кабинете, Валдир пояснил, почему решился на временное задержание Рафаэлы:
- Я обнаружил отпечатки пальцев на коробке с патронами от вашего пистолета. Она не стерла их, полагая, что коробка сделана из картона, а не из пластика.
- И что это означает? – насторожился Жеремиас.
- Думаю, ваша племянница стреляла в доктора Фаусту. И, что еще хуже, она покушалась и на вашу жизнь. Сейчас я в этом не сомневаюсь, хотя прямых доказательств по-прежнему не имею. Рафаэла очень хитра и коварна.
- Но неужели у нее поднялась рука выстрелить в меня?
- Есть люди, способные на все ради наследства, - вздохнул инспектор.
- А что вы думаете о Луане, - настоящей Мариете Бердинацци? – спросил Жеремиас.
- Она не причастна к этому покушению. Жаль только, что мы до сих пор не смогли ее найти.
- Меня очень беспокоит судьба Луаны, - сказал Жеремиас. – Продолжайте искать ее. А Рафаэлу… не арестовывайте, пожалуйста.
Валдир удивлено вскинул брови.
- Вы же сами говорите, что у вас имеются только косвенные доказательства ее вины. Коробку с патронами Рафаэла могла держать в руках случайно, даже не открывая ее. Что же касается тех признаний, которые она уже сделала, то я в них не слишком верю.
- Но Рафаэла повторяла их, даже находясь под арестом, - напомнил Валдир. – Я не знаю, как заставить ее говорить правду!
- Позвольте это сделать мне, - попросил Жеремиас. – Думаю, на сей раз я сумею вызвать ее на откровенность.
Припереть Рафаэлу к стенке Жеремиас надеялся с помощью тех сведений, которые получил только что от Валдира: отпечатки пальцев на коробке с патронами, угроза ареста за попытку убить его, Жеремиаса. Разве этого мало, чтобы Рафаэла наконец созналась во лжи и сказала правду?
Оказалось – мало! Все вышеперечисленные аргументы Рафаэла легко опровергала, объясняя подозрения Валдира предвзятым к ней отношением.
- Но ты должна учесть, что я не позволил ему вновь засадить тебя за решетку, - перешел к обыкновенному торгу Жеремиас. – Хотя бы в благодарность за это ты могла бы сознаться, что оклеветала Луану! Она ведь ушла отсюда из-за тебя!
- Она ушла, потому что испугалась расплаты за преступление! – парировала Рафаэла. – А я, наоборот, никуда не убежала и согласилась отвечать за то, что помогла Маркусу убить Фаусту.
Терпение Жеремиаса лопнуло.
- Все, довольно куражится! – произнес он таким устрашающим голосом, от которого у Рафаэлы мурашки побежали по коже. – Ты никак не могла дать мой пистолет Маркусу Медзенге, потому что это я убил подонка Фаусту!
Глаза Рафаэлы расширились от изумления.
- Неужели вы… смогли?
- Да, я отомстил ему за смерть моего друга.
- Но почему ж вы сразу не уличили меня во лжи? – недоумевала Рафаэла.
- Потому что твое грязное вранье помогло мне поссорить Луану с Медзенгой. Но терпеть этот фарс и дальше я не намерен.
- Вы признаетесь инспектору Валдиру, что убили Фаусту?
- Нет.
- И не боитесь, что я проговорюсь об этом? Пусть даже не специально, а случайно? – осведомилась Рафаэла, прямо намекая на возможность шантажа.
Лицо Жеремиаса исказила гримаса отвращения.
- Я давно понял, что для тебя не существует ничего святого. Ни дружбы, ни любви, ни родственных отношений. Ты пыталась убить меня. К счастью, неудачно.
- Это неправда! – закричала Рафаэла, но Жеремиас ответил спокойно и твердо:
- Правда. Ты стреляла в меня. И если я скажу об этом Валдиру, у него будут все основания привлечь тебя к суду на покушение на мою жизнь. К этим показаниям он присовокупит пулю, которую нашла именно ты, а не кто иной, плюс отпечатки пальцев на коробке с патронами…
Рафаэла сникла, поняв, что окончательно проиграла. Теперь только от Жеремиаса зависело, проведет ли она свои лучшие годы за решеткой или будет жить в нищете, но все же на свободе. О том, чтобы получить от него хоть малую долю наследства, уже не могло быть и речи.
Ей бы следовало сейчас повиниться, сказать, что в тот роковой день на нее нашло затмение, но не такова была Рафаэла. Даже осознав свое поражение, она продолжала упорствовать:
- Все улики против меня – косвенные. А ваши показания не будут иметь веса, потому что вы убили Фаусту!
- Но об этом знаешь только ты, причем с моих слов, - напомнил ей Жеремиас. – И если вздумаешь сказать Валдиру, это будет выглядеть как еще один оговор. Тебе не поверят, потому что ты ты уже таким же способом пыталась обвинить Луану, Маркусу и Бруну.
- Вам могут не поверить по той же причине, - не сдавалась Рафаэла. – Вы ведь тоже обвиняли Бруну.
- Мои мотивы суд может счесть даже благодарными, - усмехнулся Жеремиас. – Будь я присяжным, то отнесся бы с симпатией к человеку, который простил стрелявшую в него племянницу и попытался направить инспектора по ложному следу.
- А вы и вправду меня простили? – ухватилась за соломинку Рафаэла.
- Нет. Для таких, как ты, у меня нет прощения, - гневно произнес Жеремиас. – Но я не жажду расплаты, а всего лишь требую, чтобы ты призналась Валдиру в том, что сознательно оговорила Луану. Я же, со своей стороны, обещаю молчать, кто на самом деле стрелял в меня.

Очередное признание Рафаэлы не принесло Валдиру ожидаемого удовлетворения: он чувствовал, что это еще не вся правда, что, сознавшись в одной лжи, она утаила нечто более существенное и важное. И сделала это, вероятно, с одобрения самого Жеремиаса. Валдир злился на них обоих и не считал нужным скрывать свое недовольства:
- Меня не устраивает роль марионетки в ваших семейных интригах. Я не могу закрыть дело, как вы того хотите, сеньор Жеремиас, потому что у меня есть факт покушения, есть пуля…
- Я же вам говорю, что нашла эту пулю не на кофейной плантации, а здесь, рядом с домом! – прервала его Рафаэла. – И подумала, что с ее помощью можно выжить отсюда Луану.
- Это вам вполне удалось, - хмуро заметил инспектор.
- Я глубоко раскаиваюсь в своем поступке, - елейным голоском произнесла Рафаэла.
- Верится с трудом, - сказал Валдир. – К тому же есть еще отпечатки пальцев на коробке с патронами. Как вы это объясните?
- Я иногда помогаю дяде работать с его бумагами, - выложила она заготовленный ответ, - и, вероятно, случайно коснулась этой коробки, когда искала нужный документ в ящике стола.
Валдир больше не мог видеть наглую комедиантку и попросил ее уйти, оставив иих с Жеремиасом наедине. А потом сказал старику Бердинацци:
- Не кажется ли вам, что вы переоцениваете собственные силы? В вас ведь уже однажды стреляли! И, оставляя Рафаэлу на свободе, вы, на мой взгляд, очень рискуете. Я, к несчастью, не могу этого доказать, но уверен, что именно она стреляла в вас, и в доктора Фаусту.
- Нет, Рафаэла тут ни при чем, - твердо ответил Жеремиас. – А у меня и у Фаусту много было врагов.
- Тем более мне не понята такая беспечность!
- Инспектор, если вы имеете в виду Рафаэлу, то у нее больше нет мотивов для покушения на меня, - попытался успокоить его Жеремиас. – Как выяснилось, она не является внучкой моего брата, а потому и не может претендовать на наследство. Но в память о ее бабушке Джеме я подарю Рафаэле одну свою дальнюю фазенду, где она и будет жить постоянно. Так что вам не стоит за меня беспокоится. Вы лучше ищите Луану, мою единственную племянницу.
Дом Бердинацци Валдир покинул с тяжелым чувством и, чтобы развеять его, поспешил позвонить Бруну Медзенге, к которому с первой же встречи испытывал симпатию.
- С большим удовольствием сообщаю вам, - сказал он Бруну, - что все подозрения с вас и вашего сына сняты. Эта интриганка Рафаэла отказалась от своих прежних показаний.
- Значит, и Луана теперь вне подозрений! – обрадовался Бруну. – Остается, правда, свидетельство старого негодяя, будто я покушался на его жизнь.
- Нет, сеньор Бердинацци тоже фактически отказался от своих слов, - сказал Валдир, не удержавшись от собственной оценки этого факта. – Вообще я могу вас понять, когда вы награждаете сеньора Жеремиаса нелестными эпитетами!
- О, это чудовищный мерзавец! – подхватил Бруну. – Вы же сами знаете, что он сотворил с несчастной Луаной. Беременная, без средств к существованию, она теперь вынуждена скитаться по свету. И я, к несчастью, до сих пор не смог ее найти.
Казалось бы, после звонка Валдира настроение Бруну должно было улучшиться, но этого не произошло. Вот если бы позвонил Жозимар и сказал, что Маркусу больше не угрожает судебное разбирательство! Или – если бы нашлась Луана…
- Ты, я вижу, совсем загрустил, - заметил Маркус. – Что мне сделать, чтобы ты так не убивался?
- Увы, ты ничего не в силах сделать, так же как и я, - вздохнул Бруну. – Выходит, что весь мой капитал, все мои быки не имеют никакого веса и теряют всякий смысл, если я не могу спасти тебя от приговора, а Луана предпочитает рубить тростник, лишь бы не быть со мной.
- Папа, мы только что помогли убедиться в торжестве справедливости. Если даже подлый старик Жеремиас одумался и взял свои обвинения обратно, то присяжные тем более поверят мне, что я не убивал Ралфа и не замышлял этого убийства. А Луана… Забудь ее!
- Не могу! – с болью вымолвил Бруну.
Маркус молчал, напряженно думая о том, как помочь отцу. Может, самому отправиться на поиски Луаны? До суда есть еще какое-то время. Лилиана си малыш здоровы. Правда, жениться он так и не рискнул, опасаясь сурового приговора и не желая втягивать Лилиану в трудности. Зачем ей быть женой осужденного за убийство? Пусть лучше остается свободной. Конечно, она готова выйти за него замуж хоть сейчас, но он-то должен думать о последствиях! Нет, пусть до суда все остается по-прежнему. Лилиана его поймет. А вот отцу надо помочь сейчас, немедленно, пока еще не родился этот несчастный ребенок, чья мамаша вздумала податься в бега!
И, не сказав никому ни слова, Маркус отправился на поиски Луаны, начать которые решил с лагеря Режину.

Луана вместе с другими женщинами готовила ужин на костре и внезапно вскрикнула от боли. Жасира и Бия тотчас же предположили, что это начались схватки.
- Нет, еще рановато, - усомнилась Луана, - Кажется, отпустило.
Женщины, однако, настояли, чтобы она полежала в хижине и позвала их, если приступ боли повторится?
А несколько минут спустя вблизи костра остановилась машина, и из нее вышел Маркус Медзенга.
- Мне нужно повидать Луану Бердинацци, - произнес он так, будто не сомневался, что она находится именно здесь.
Его хитрость удалась: Бия и Жасира не сказали сразу же, что Луаны здесь нет, а спросили, кто он и зачем ему нужна Луана.
- Я сын Бруну Медзенги – ее мужа. Мы очень беспокоимся о Луане – она ведь скоро должна родить.
-Да-да, - в растерянности молвила Бия, понимая, что неожиданный приезд Маркуса может быть спасительным для Луаны и ее ребенка, но в то же время не решаясь нарушить данное ей обещание. – Луане сейчас трудно, мы знаем…
- Но ее нет среди нас, - продолжила Жасира, проявив гораздо большую решительность.
От Маркуса, однако, не укрылось то замешательство, в котором прибывали обе женщины, и он продолжал настаивать на своей просьбе:
- Поверьте, я ищу Луану ради ее же блага. Скажите, где она. Мне надо хотя бы поговорить с нею.
Жасира вновь повторила уже ранее сказанное, а Бия, пробормотав: «Извините, мне надо заниматься делами», ушла в хижину, где лежала Луана.
- За тобой приехал сын Бруну Медзенги, - сказала она. – Мне кажется, его послал сам Господь. Ты не должна прятаться и теперь, когда у тебя ужа начались схватки.
- Нет! Нет! – испуганно прошептала Луана. – Уведи его куда-нибудь подальше отсюда, умоляю!
- Ты поступаешь безответственно по отношению к ребенку, - высказала свое мнение Бия.
- Именно ради ребенка я и прошу тебя: помоги! Не дай Маркусу найти меня. Иди к нему быстрее, пока он сам сюда не вошел!
Бия вынуждена была отступить ее просьбе и отвлечь внимание Маркуса от хижины. Но по тому, как она волновалась, Маркус окончательно убедился, что Луана скрывается где-то здесь.
- Я верю вам, - сказал он женщинам. – Вы прячете Луану, не понимая, что подвергаете ее опасности. И дай Бог, чтобы вам не пришлось потто м раскаиваться, если с нею случится что-нибудь ужасное.
- Мы говорим правду, - виновато пролепетала Жасира, но Маркус и на этот раз не внял ее уверениям, заявив:
- Я обшарю тут каждый уголок, но найду Луану!
Эта угроза донеслась до самой Луаны, и она, не задумываясь о последствиях, выскользнула из хижины, никем не замеченная.
Маркус же отыскал все вокруг и, не найдя Луаны, позвонил отцу:
- Я уверен, что Луана здесь, у Режину! Пока я не нашел ее, но буду продолжать поиск.
- Спасибо, сынок, - ответил взволнованный Бруну. – Я сейчас же вылетаю к тебе!
Не найдя Луаны на месте, Бия пожалела, что пошла у нее на поводу. Хорошо, если бедняжка успела добраться до ближайшей больницы. А если родила где-нибудь на дороге?!
Шум приближающего вертолета заставил Бию встрепенуться. Она выбежала из хижины и помчалась к тому месту, где приземлился вертолет.
- Что с Луаной? Где она? – грозно произнес Бруну, выйдя из пилотской кабины.
- Она была здесь, но… ушла, - взволновано ответила Бия. – Найдите ее, сеньор! У нее уже начались предродовые схватки…
- Так почему же вы ее отпустили?! Куда она могла пойти?
- Думаю, в ближайшую больницу. Это недалеко отсюда.
- Садитесь в машину! Покажите, куда ехать, - распорядился подоспевший Маркус.
В больнице, однако, Луаны не оказалось. Бруну заторопился к Режину.
- Прикажи своим людям прочесать окрестности. Если с Луаной случится беда, вы все ответите за ложь и укрывательство!
Сам он тоже отправился на поиск, и вскоре ему повезло набрести на ветхую лачугу, одиноко приютившуюся вблизи дороги.
С замиранием сердца толкнул скрипучую дверь и увидел на полу корчившуюся от боли Луану.
- Это ты?.. – слабым голосом вымолвила она. – Наш сын сейчас родится…
- Да-да, теперь все будет хорошо. Я помогу тебе, - пробормотал Бруну, понимая, что уже не успеет довести Луану до больницы. – Ты ничего не бойся: он родится прямо в мои руки.

Глава 50

Отыскав, наконец, своих племянников по линии Бруну и Джакомо, Жеремиас понял, что теперь не может составить завещание, которое удовлетворило его в полной мере. Все карты ему спутала Луана. Оставить ее вовсе без наследства он не хотел, но и не мог допустить, чтобы часть его кровного капитала фактически перешла к проклятому Медзенге.
Как ни ломал голову Жеремиас, но выхода из этой запутанной ситуации не находил.
И однажды в счастливый момент, его внезапно осенило, что он рановато задумался о завещании, а стало быть, и о смерти.
Рядом с ним был Джузеппе – родной племянник и хороший парень, которого надо обучить всем тонкостям молочного производства, чтоб он смог продолжить семейный бизнес. И еще рядом была верная и преданная Жудити – престарелая девственница, много лет влюбленная в хозяина, но всегда пресекавшая его неуклюжие и грубоватые ухаживания.
В очередной раз, когда Жеремиас попытался обнять ее и получил отпор, он вдруг выпалил:
- А если я на тебе женюсь, ты позволишь тогда хоть один поцелуй?
Жудити восприняла это как неуместную шутку, но Жеремиас подумал всерьез: а почему бы и вправду на ней не женится? Женщина она добрая, надежная, неизбалованная. Да и ему еще не чужды любовные утехи. Так что они вполне могли бы составить достойную пару. Двое таких милых старичков, нежно заботящихся друг о друге.
Размышляя таким образом, Жеремиас настолько растопил себя, что встал с постели и, крадучись, чтобы ненароком его не увидел Джузеппе, пошел в спальню к Жудити.
Дверь, однако, оказалась запертой изнутри, а на все его страстные мольбы Жудити отвечала решительным отказом и защелку не открывала.
Боясь разбудить Джузеппе, Жеремиас вынужден был отступить.
Но уже вернувшись в свою спальню, вспомнил, что Жудити обычно спит при открытом окне. «Сейчас или никогда!» - решил он и, приставив к стенке лестницу, стал взбираться по ней к открытому окну.
Заслышав шум, Жудити испугано вскрикнула, но Жеремиас, легко перемахнув через подоконник, погасил этот крик своим страстным поцелуем…
На следующий день он объявил Джузеппе, что женится на Жудити и вообще отходит от дел.
- Оставляю все хозяйство на тебя, - говорил он, мечтательно закатывая глаза, - а сам уеду с молодой женой на старую фазенду, где прошло мое детство и юность.
- Разве эта фазенда тоже принадлежит вам? – удивился Джузеппе.
- Нет, не принадлежит. Но это не имеет никакого значения, потому что я куплю ее! – решительно произнес Жеремиас.
- Нынешние хозяева могут и не продать ее, - осторожно заметил Джузеппе.
- Продадут! – уверенно заявил Жеремиас. – Я предложу им такие деньги, что они не смогут устоять. А заодно куплю и соседнюю фазенду, где протекает ручей! Снесу ко всем чертям забор и заживу в свое удовольствие! Мой отец всю жизнь мечтал об этом, но у него поперек дороги всегда стоял проклятый Медзенга.
Джузеппе был ошеломлен такой новостью и не очень-то поверил, что старик сможет бросить все и уехать. Но Жеремиас не мешкая позвонил агенту по продаже недвижимости и попросил его купить обе фазенды на любых условиях.

Сразу после оглашения приговора, прямо в зале суда, Маркус сообщил своим близким, что теперь со спокойной совестью может жениться на Лилиане, и пригласил всех на свадьбу.
Сыграли ее через несколько дней, довольно скромно, в кругу родственников и самых верных друзей – таких как Зе и Донана.
Лейя была вынуждена терпеть присутствие Луаны, которая уже вполне освоилась в доме Бруну с ролью хозяйки.
- Ты действительно намерен поселиться здесь с женой и сыном? – спросила Лейя Маркуса. – Не боишься, что Лилиана не уживется с… молодой свекровью?
- Мама, я понимаю, тебе неприятно, - ответил Маркус, - но мне самому не хотелось бы уезжать из этого дома. А Лилиане и малышу будет везде хорошо рядом со мной.
- Ну что ж, я только могу пожелать вам счастья, - сказала Лейя, вздохнув. – Жаль, что внука придется видеть не часто.
- Об этом ты не волнуйся, - улыбнулся Маркус. – Мы будем приезжать к тебе! Я же очень люблю тебя, мамочка!
Он поцеловал мать, и Лейя, боясь расплакаться, поспешила проститься с ним.
Застолье между тем продолжалось, ухода Лейя никто не заметил, и она почувствовала себя совсем одинокой. Возвращаться в пустую квартиру не хотелось. Близких подруг у Лейи не было. Разве что последнее время появились подруги по несчастью. К одной из них – Марите – Лейя и поехала, не в силах самостоятельно справиться со своим одиночеством.
Марита встретила ее радушно и сказала, что Лейе надо заняться каким-нибудь делом, чтобы не маяться от тоски.
- Я уже думала об этом, - призналась та. – Знаешь, мне бы хотелось открыть бутик класса люкс.
- Не советую, - деловито заявила Марита. – Богатые женщины делают покупки гораздо реже, чем бедные, и к тому же любят выписывать липовые чеки.
- Неужели? Я этого не знала, - растеряно сказала Лейя.
- А что ты вообще знаешь о жизни? – добродушно усмехнулась Марита. – Прожила за спиной Бруну как за каменной стеной. Теперь вот надо осваивать азы… Знаешь, что я тебе посоветую? Открой бутик для среднего класса, но с обслуживанием по высшему разряду!
- А ты станешь моей компаньонкой? – оживилась Лейя. – Ты такая практичная! Твой опыт плюс мои деньги – неужели этого будет мало для процветания нашего предприятия?
- Нет, не мало, - засмеялась Марита. – Спасибо за доверие. Твое предложение для меня лестно, и я его охотно принимаю.

Вечером, после ухода гостей, Луана и Бруну еще долго обсуждали впечатления минувшего дня.
- Ты вела себя вполне как светская дама, - одобрительно заметил он. - Значит, не прошли даром уроки, которые тебе давала Лия?
- Да, я, кажется, научилась носить дорогие платья и туфли, - улыбнулась Луана. – Но все равно для меня это было большим испытанием. Если говорить честно, то мне хотелось бы жить где-нибудь на фазенде, поближе к земле.
- Мне тоже, - признался Бруну. – Я уже давно подумывал осуществить мечту моего отца – выкупить нашу родовую фазенду. Но ты же знаешь, какие неприятности валились на мою голову в последнее время! Теперь, слава Богу, все позади, и можно наконец заняться этим важным делом.
Не привыкший откладывать важные дела даже до завтра, он тот час же позвонил знакомому агенту по недвижимости и попросил его купить бывшую фазенду Антонио Медзенги. Затем, осененный внезапной идеей, добавил:
- А заодно и соседнюю, принадлежащую некогда Джузеппе Бердинацци! За ценой я не постою!
Луане, смотревшей на него с изумлением и восторгом, Бруну объяснил свое решение так:
- Покупать надо непременно две фазенды, а не одну, поскольку во мне и в моих детях течет кровь обеих враждующих фамилий. Я снесу проклятый забор и устрою одну, свою фазенду!
- Мы… будем там жить? – робко спросила Луана.
- Может, и будем, - не совсем уверенно ответил Бруну. – Я был на тех землях в младенчестве, так что не помню их. Поедим посмотрим…

Агенты по недвижимости, нанятые Жеремиасом и Бруну, начали действовать практически одновременно и вскоре доложили своим клиентам, что у каждого из них есть возможность купить только одну фазенду, причем не свою фамильную, а соседнюю.
Ни Жеремиас, ни Бруну даже не подозревали, кто является тем непримиримым конкурентом, отказывающимся уступить вторую фазенду. Но решение они приняли абсолютно одинаковые: купить тот участок земли, какой продается, а уж потом, на месте, предложить соседу такие условия сделки, от которых тот не сможет отказаться.
- Я купил фазенду Бердинацци! – радостно сообщил Бруну Луане. – А теперь мы с Маркусом поедим туда и, надеюсь, купим другую фазенду, на которой родился и вырос мой отец.
Примерно то же сказал и Жеремиас, отправляясь в дорогу с Джузеппе:
- Не волнуйся, Жудити, как только я куплю отцовскую фазенду – ты сразу же ко мне приедешь.
От агента по недвижимости он знал, что обе интересующие его фазенды давно находятся в запустении. После отъезда братьев Бердинацци и Энрико Медзенги на тех плантациях почему-то невозможно было что-либо вырастить. Буйствовали там только дикие кустарники да трава едва ли не в человеческий рост. Несколько сменивших друг друга хозяев пытались привести в порядок эти земли, но в конце концов отчаялись. Двое последних владельцев уже много лет искали покупателей на эти, словно кем то проклятые земли, но охотников купить их не находилось. Даже безземельные крестьяне были наслышаны о дурной репутации двух заброшенных фазенд и не зарились на них, предпочитая захватывать другие земли, зачастую под пулями.
Нынешние владельцы обеих фазенд, купившие когда-то их по глупости, давно жили вдалеке от этих гиблых мест, уже смирившись с безвозвратно потерянным капиталом, и не сразу поверили в то, что нашлось двое чудаков-покупателей, затеявших между собой этакую аукционную войну: кто дороже заплатит.
В результате деньги были выложены немалые, но, как ни старались агенты по недвижимости, осчастливить столь щедрых покупателей они смогли только наполовину. А дальше – пусть сами вытесняют друг друга! У кого окажутся крепкие нервы и туже кошелек, тот и победит.

Прежде чем ступить на родную землю, Жеремиас завернул в знакомую таверну, надеясь унять все нарастающее волнение с помощью виски.
- Когда-то в этой таверне заправлял делами Тони Бенаквио, - сказал он племяннику. – Сейчас его, наверное, уже нет в живых…
- Да, дедушка умер давно, - подтвердил молодой бармен. – А я – внук Тони Бенаквио. Вы знали моего деда?
- Ну как же я мог не знать его, если жил тут неподалеку, - осушив рюмку, ответил Жеремиас. – Теперь опять буду жить здесь. Пока – в бывшей фазенде Медзенги, а потом выкуплю и отцовскую. Моя фамилия – Бердинацци. Слышал, наверное, о нашей семье?
- Вообще-то нет, - смутился парень. – Хотя… Вы говорите не о тех заброшенных фазендах, которые у нас считаются проклятым местом?
Жеремиас выпил еще рюмку и спросил с плохо скрываемой обидой:
- А почему это – «проклятым»?
- Ну, говорят, там земля бесплодная и по ней бродят какие-то привидения. Все, кто пытался там поселится, сбегали в страхе после первой же ночевки. Считается, что духи прежних хозяев охраняют свои полуразвалившиеся лачуги, изгоняя любого, кто вздумает туда войти.
- И вы верите во всю эту чушь? – изумился Джузеппе.
- Да я сам в детстве забрел туда с ребятами, так мы еле ноги унесли. Там что-то ухало, свистело, выло. И будто какой-то вихрь крутил нас и толкал в спину.
- Ничего удивительного, - сказал Жеремиас. – Там жили крепкие люди. Лично я могу понять, что они и после смерти обороняют свои жилища.
- А вы не боитесь, что вас они тоже вытолкают оттуда? – спросил бармен.
- Нет. Я сам – Бердинацци! – гордо заявил Жеремиас. – Один из потомков тех… духов.
Он смело направился к старому дому Медзенги - осевшему, прохудившемуся, с заколоченными окнами. Но у самого порога все же предупредил Джузеппе:
- Ты на всякий случай будь осторожен. Потому что с проклятым Медзенгой и вправду шутки плохи. Давай, что ли, перекрестимся.
Они перекрестились, но Джузеппе все равно почувствовал неприятный холодок ужаса.
Войдя в дом, оба действительно услышали какие-то странные звуки, похожие на завывания и посвистывание. Джузеппе явно оробел, но Жеремиас был настроен воинственно:
- Сейчас откроем все окна, проветрим этот гадюшник и заколотим щели. Эти сквозняки гуляют тут со свистом.
Джузеппе безропотно принялся за работу, но при мысли о том, что здесь придется ночевать, у него сразу же начинали дрожать руки и ноги.

Похожих ощущений не избежали также Бруну и Маркус, когда вошли в бывший дом своих предков по линии Бердинацци.
Стоило им только открыть дверь, как невесть откуда налетел сильный ветер, можно даже сказать ураган, который буквально внес их внутрь дома.
Окна здесь тоже были заколочены, и, хотя, сквозь имевшиеся в них щели пробивался слабый свет, темнота в доме казалась кромешной. Маркуса охватил ужас. Бруну же, не трусивший и в более опасных ситуациях, здесь чувствовал себя, мягко говоря, неуютно.
Однако он знал, на что шел, затевая эту покупку, а потому не собирался отступать. Продираясь сквозь плотную паутину и чихая от пыли, нащупал-таки на стене выключатель, и тусклая лампочка под потолком осветила убогое пространство комнаты, в которой давным-давно жили мать Бруну, его бабушка Мариета, а также все «проклятые Бердинацци».
- Ты думаешь, здесь можно будет… жить? - глухо, не узнавая своего голоса, спросил Маркус.
- А почему бы нет? – расхорохорился вдруг Бруну. – Это ведь дом моей матери! Конечно, в таком виде его нельзя показывать Луане, а то у нее от испуга пропадет молоко. Но я сейчас найму людей, из местных, пусть вычистят здесь все. А потом, законопатят дыры в стенах и крыше. А потом уже сам займусь основательным ремонтом.
- Значит, мы не будем здесь ночевать! – воскликнул Маркус, нисколько не скрывая своей радости.
Бруну в ответ лишь улыбнулся.
Выйдя из дома, они увидели, что ветер утих. Но дикие заросли во дворе все равно производили жутковатое впечатление.
- Чтобы вырубить эту траву и кусты, потребуются крепкие мужчины, - сказал Бруну. – Найдем ли мы здесь таких?
Крепких мужчин среди местного населения он нашел, да вот подрядить их оказалось непросто: общаться с духами умерших никто не желал даже за большие деньги.
И тогда Бруну предложил им такую сумму, на которую можно было не то что отремонтировать старый дом, но и построить новый.
Мужчины, преодолевая страх, взялись за дело.

А Жеремиас предпочел наводить порядок во дворе и в доме собственными силами, полагаясь на помощь Джузеппе и Жудити, которую он вызвал из Минас-Жерайса.
- Сосед наш, похоже, человек с размахом, - заметил он однажды, глядя, как основательно работают люди, нанятые Бруну. – Денег на ремонт не жалеет. Такого сложно будет склонить к продаже фазенды.
Жудити была не робкого десятка и не очень-то поверила Джузеппе, когда он рассказал о странностях, происходивших в доме, где ей предстояло жить.
- Ничего, - беспечно молвила она. – Я же буду здесь не одна, а с моим дорогим Жеремиасом!
Вскоре ей, однако, пришлось убедиться в наличии тут разных мистических штучек. Однажды она увидела в дверном проеме женский силуэт, который внезапно появился и так же внезапно растаял. Жудити вскрикнула от испуга, но Жеремис пояснил ей вполне спокойно:
- Это Нэна, жена проклятого Медзенги. Ты ее не бойся. Она и при жизни не была зловредной.
В другой раз Жудити почудилось будто ее окликнул незнакомый мужской голос, но она уже сама догадалась, что он принадлежал, вероятно, Антонио Медзенге.
Жеремиасу и Джузеппе тоже периодически мерещились всякие видения, о которых они предпочитали не говорить вслух. Но когда старый радиоприемник Медзенги стал сам собою включаться и выключаться, Жеремиас не выдержал и попытался разбить его.
Однако в тот же момент явственно услышал у себя за спиной голос Джакомо:
- Не надо, брат. Оставь все, как есть.
- Ты… жив? – невольно вымолвил Жеремиас и сделал шаг навстречу невидимому Джакомо.
- Что с тобой? – похолодела от ужаса Жудити.
- Мне показалось, будто здесь был мой брат Джакомо, - растерянно произнес Жеремиас. – Наверное, это воспоминание детства плюс болезненное воображение…
- А может, неспокойная совесть? – добавила Жудити. – Помирился бы ты с Луаной! Я по ней соскучилась, да и ребеночка ее хотелось бы увидеть.
- Нет! Она – предательница. Связалась с Медзенгой! – сердито отрезал Жеремиас, но образ Джакомо, возникший на этот раз в дальнем углу комнаты и глядевший на брата с укоризной, заставил его сникнуть.

Ремонт в доме Бердинацци между тем закончился, и туда переехал Бруну вместе с Луаной.
- Как здесь легко дышится! – сказала она и у Бруну, который по-прежнему чувствовал себя неуютно, отлегло от сердца: значит, на ремонт он потратился не зря.
Но Луана, не догадываясь о его мыслях, высказала другую причину своего прекрасного самочувствия:
- Вот что значит родной дом! Мне кажется, будто я жила здесь всегда. Тут все дышит добром и любовью.
- Дай Бог, чтоб так оно и было, - уклончиво ответил Бруну.
Жеремиаса Бердинацци, появившегося на пороге дома, он поначалу принял за одно из тех привидений, о которых был наслышан. И даже спросил вслух:
- Разве ты тоже умер?
- Нет, не надейся! – грозно ответил Жеремиас. – Я живу на соседней фазенде и пришел купить эту, отцовскую! Ты должен уступить мне родовое гнездо!
Бруну велел ему убираться вон, но Луана решительно встала между ним и Жеремиасом. Затем обняла дядю, и он не посмел оттолкнуть ее.
- Ой, как я рада! – воскликнула вошедшая Жудити. – Вы помирились?!
- Нет, - улыбнулась ей Луана. – Пока нет. Дяде и Бруну еще надо спокойно поговорить друг с другом.
- Что ж, попробуем поговорить, - неохотно согласился Бруну.
- Не будем им мешать, - проявила деликатности Жудити, обращаясь к Луане. – Покажи мне лучше своего Филипе!
Прийти к какому-то соглашению давним противникам не удалось, и они стали жить каждый на своей фазенде, не общаясь друг с другом, однако не препятствуя Луане и Жудити, души не чаявшей в маленьком Филипе.
Так продолжалось несколько дней, пока Бруну не увидел во сне бабушку Мариету, которая настоятельно велела ему пойти в сад и там под кривым кофейным деревом откопать медаль, зарытую дедом.
Бруну был так ошеломлен этим сном, что решил проверить, действительно ли под тем деревом лежит медаль его покойного дяди.
И – каково же было его изумление, когда он вынул из земли медаль и письмо, адресованное Джузеппе Бердинацци,  в котором сообщалось, что его сын Бруну геройски погиб!
Луана, узнав о находке, призналась мужу, что ночью тоже видела во сне бабушку Мариету, знакомую ей лишь по фотографиям, а также собственного отца, умолявшего ее любой ценой помирить Бруну и Жеремиаса.
- Пойдем к дяде, - сказала она твердо. – Эта медаль принадлежит его брату и деду Джузеппе. Они должны ее увидеть.
- Да, ты права, - не стал возражать Бруну.

Увидев медаль, письмо и остатки полуистлевшей тряпицы, Жеремиас – этот кремень – вдруг заплакал как дитя.
- Я узнал платок моей матери, - сказал он, взглядом указывая на тряпицу. – И эта медаль… Когда-то я держал ее в руках… А из-за этого письма мой бедный отец лишился рассудка, не вынес горя…
Он вновь заплакал навзрыд, и Луана принялась его успокаивать:
- Теперь все худшее – позади. Мы будем жить дружно, как одна семья. Ты ведь не станешь возражать? Посмотри на этого малыша. Его зовут Филипе Бердинацци Медзенга. Он – твой внук!
Жеремиас, впервые за все время взглянув на младенца, улыбнулся:
- И вправду хорош! По всему видать, крепкий парень. Не зря же он – мой наследник. Да-да, - подтвердил, перехватив удивленный взгляд Бруну, - я так решил. А ты ведь тоже носишь двойную фамилия. И в твоих детях, Маркусе и Лие, течет кровь моей сестры Джованны. Так что вы все, вместе с Луаной и Джузеппе, - мои наследники. Теперь я точно знаю, как надо составить завещание!
Он облегченно вздохнул, словно скинув с себя тяжелую ношу, а потом вдруг озорно сверкнул глазами и предложил совсем другое решение:
- Нет! К черту завещание! Мне сейчас пришла в голову гораздо лучшая идея. Давай объединим твой и мой капитал, и пусть все Бердинацци-Медзенгаа станут компаньонами. У нас будет общий семейный бизнес, и все мы будем жить как родные люди. А потом, когда меня не станет, вы уже сами разберетесь, как вам жить дальше – вместе или по отдельности. Ну что, согласен, племянник?
- У меня голова идет кругом от твоего проекта, - честно признался Бруну. – Дай хотя бы немного привыкнуть к мысли, что ты – мой близкий родственник, самый старший из нас, почти как отец.
- Я постараюсь стать для всех вас отцом! – пообещал растроганный Жеремиас.
- Знаешь, нам следует сделать для начала? – с улыбкой обратился к нему Бруну. – Снесем проклятый забор!
- Да я только об этом и мечтал, когда задумал купить обе фазенды! – воскликнул Жеремиас. – Не веришь? Спроси у Жудити, она – свидетель.
- Я мечтал о том же, - рассмеялся Бруну. – Луана может это подтвердить.
- Тогда не будем тянуть, - подвел итог Жеремиас и, приняв командирскую позу, отдал четкую команду племянникам: - Ребята, за мной!
Через несколько часов от забора, многие годы разделявшего не только две фазенды, но и две семьи, не осталось никакого следа.
А еще спустя неделю в объединенном родовом поместье собралось все огромное семейство Бердинацци-Медзенга, включая и его новых членов – Жудити, Апарасиу, Лилиану, а также сватью Розу с неким мужчиной, которого она представила всем как своего будущего мужа. Ну и, конечно, здесь были верные друзья Бруну и его детей – Зе ду Арагвайя, Донана, малыш Уере и Зе Бенту с Лурдиньей.
- Какой праздник без музыки? – сказал Зе Бенту, расчехляя свою гитару. – Ну-ка, Апарасиу, давай тряхнем стариной!
И над кофейными плантациями, помнящими всех Медзенга и Бердинацци, начиная с Антонио и Джузеппе, полилась протяжная, чуть грустноватая песня о непреходящей ценности любви и о бренности земного бытия.
Жеремиас, ставший в последнее время чрезмерно сентиментальным, прослезился.
Но Апарасиу и Зе Бенту не дали ему возможности долго пребывать в печали, заиграв веселую, зажигательную мелодию. Все, от мала до велика, пустились в пляс. Жеремиас, приобняв Жудити, тоже ступил с нею в общий круг.
Потом, когда уже было выпито довольно много вина, он спросил Бруну:
- А ты случайно не знаешь какой-нибудь итальянской песни? Так хочется спеть что-нибудь на родном языке?
- Знаю, и очень много! – оживился Бруну, которому понравилась эта идея. – Мои родители и бабушка Мариета всегда пели по-итальянски. А я им подпевал. Лия, Маркус, идите сюда! – позвал он детей. – Будем петь итальянские песни.
- А про меня забыл? – с укоризной спросила Луана. – Я ведь тоже кое-что умею.
- Нет, это вы все забыли про единственного тут коренного итальянца! – засмеялся Джузеппе. – Дай-ка мне гитару, Апарасиу!..
И дружный семейный хор грянул старинную песню о любви и счастье, которые два итальянских семейства нашли не на живописных берегах Адриатики, а здесь, среди кофейных деревьев и сочных лугов в долине Арагвайя.