глава 2
в доме оласаблей случилось несчастье. однажды утром дона мануэля нашли без сознания, а когда врач привел его в чувство, то выяснилось, что у старика помутился рассудок. дон мануэль все время звал свою жену энкарнасьон, и мария, щадя его, говорила, что мать пошла в церковь или еще куда-нибудь.
потом он напугал лусию, назвав ее викторией. у марии же спросил, действительно ли она так сильно любит сержанта, что собирается за него замуж.
- нет, папа. это все уже осталось в прошлом, - ответила мария.
- значит, ты меня поняла? - обрадовался мануэль. - поняла, что с гонсало. тебе будет лучше?
- да, папа, да, - едва сдерживая слезы, подтвердила она.
на какое-то время мануэль успокоился, даже начали проглядываться признаки здравого ума. во всяком случае, он стал сознавать, где находится и кто рядом с ним. но это продолжалось недолго.
однажды, когда лусия принесла ему лекарство, он вновь принял ее, темноволосую и худенькую, за викторию и стал молить о прощении:
- я очень виноват перед тобой. не смог тебя защитить... выгнал из дома с ребеночком... прости меня... не уходи!..
- вы сошли с ума, дедушка! я - не виктория! - закричала лусия, но он крепко ухватил ее за руку.
- не уходи, прошу! я - твой отец, я люблю тебя! не оставляй меня!
- дедушка, я - ваша внучка. а виктория давно исчезла! - плакала лусия. - может, она даже умерла.
- как? виктория умерла? - упавшим голосом спросил мануэль и отпустил руку лусии. - моя девочка умерла... я погубил ее...
лусия побежала искать утешения у гонсало.
а спустя какое-то время мария вошла в комнату отца и, не найдя его там, бросилась искать по всему дому.
дверь в бывшую комнату виктории была распахнута настежь, и, заглянув туда, мария похолодела от ужаса: отец повесился!..
когда все слезы были выплаканы и мария уже смогла воспринимать то, что говорили домашние, гонсало предложил ей скрыть ото всех, каким образом умер мануэль.
- надо сохранить добрую память о доне мануэле, - пояснил он. - пусть все думают, что у него просто отказало сердце.
мария не стала перечить мужу и лишь вымолвила с болью:
- еще одна ложь! всегда - только ложь!
с дочерью гонсало был более откровенным, пояснив ей, что слухи о самоубийстве дона оласабля могут лечь пятном на всю семью и повредить политической карьере самого гонсало. лусия с пониманием отнеслась к предложению отца, пообещав хранить семейную тайну.
мария же словно окаменела, сидя у гроба отца: не плакала, не отвечала на соболезнования многочисленных горожан, пришедших проститься с доном мануэлем. гонсало стоило большого труда уговорить жену снять черное траурное платье, поскольку губернатор своим указом запретил гражданам носить траур.
накануне похорон, однако, в доме появилась асунсьон, вызванная марией, и она тоже была в трауре. на замечание гонсало ответила, что не слышала о губернаторском указе, живя в глуши. но пообещала, что во время похорон будет одета соответствующим образом.
затем асунсьон прошла к марии. та, увидев тетю, поднялась ей навстречу. они молча обнялись и долго стояли так, припав друг к другу.
лусия смотрела на гостью враждебно, помня о том, что дед при жизни не хотел видеть сестру у себя в доме.
- как она посмела сюда явиться?! папа, выгони ее!
- я не могу этого сделать: ее пригласила мама, - пояснил дочери гонсало.
лусия недовольно поджала губы.
всю ночь асунсьон и мария не сомкнули глаз, вспоминая тех, кого потеряли, и, говоря о том, насколько ничтожными выглядят все распри перед лицом смерти.
утром гонсало с тревогой спросил жену, не рассказала ли она асунсьон в порыве откровения, как умер дон мануэль.
- нет, не волнуйся, - успокоила его мария. - асунсьон ничего не знает.
в дальнейшем у гонсало действительно не возникало поводов для беспокойства: мария и асунсьон были одеты, как того требовал губернатор, отпевание прошло гладко - святой отец не заподозрил в покойном самоубийцу, а господь почему-то не счел нужным подсказать это своему служителю. возможно, простил несчастного мануэля и принял в свое лоно.
однако во время похорон случилось то, чего не мог предвидеть никто. неподалеку от места погребения остановился экипаж, и оттуда вышли две стройные женщины в черных платьях и густых вуалях. лиц их не было видно, и все присутствующие замерли: кто же это отважился так дерзко нарушить волю губернатора?
женщины тем временем прошли сквозь толпу, и одна из них, бросив горсть земли на крышку гроба, сказала:
- это я, отец, ваша дочь виктория. пришла проститься с вами... а это - ваша внучка камила.
возглас изумления прокатился по толпе присутствующих: виктория! объявилась! жива!
асунсьон первой подошла к племяннице и обняла ее.
а затем, когда погребение закончилось, викторию обняла и мария, сказав:
- благословен господь, вернувший тебя в семью. поедем домой. надеюсь, ты теперь будешь жить там вместе с камилой.
виктория тоже надеялась на это. узнав из газет о смерти отца, она спешно продала свою таверну компаньонке, забрала из школы камилу и поехала с нею на кладбище.
- теперь нам ничто не помешает вернуть то, что я когда-то потеряла, - сказала она дочери.
доминга едва не лишилась чувств, увидев викторию, входящую в родительский дом. а лусия высказала свое раздражение отцу:
- папа, они, похоже, намерены тут поселиться. но ты ведь этого не допустишь?
гонсало вынужден был ее разочаровать:
- этот дом принадлежит твоей тетке так же, как и нам. постарайся найти общий язык с нею и со своей двоюродной сестрой. так надо. поверь мне. потом ты все поймешь сама.
- ладно, - нехотя уступила лусия. - я верю тебе, папа.
- вот и хорошо, - улыбнулся гонсало и пригласил асунсьон к себе в кабинет, сказав, что сестрам надо побыть наедине.
- я понимаю, вы хотите поговорить со мной о делах, - облегчила его задачу асунсьон. - а точнее - о завещании.
- к сожалению, дон мануэль не оставил завещания, - развел руками гонсало.
асунсьон это удивило, но она сказала, что еще много лет назад они с братом составили договор, согласно которому в ее собственность отходила «эсперанса», а все остальное принадлежало мануэлю.
- у вас есть этот договор? - спросил гонсало.
- я не помню... я не придавала этому значения...
- боюсь, что он существовал только на словах, - заявил гонсало. - я двадцать лет вел все дела дона мануэля, и мне ни разу не подвернулся этот договор.
- к чему вы клоните? - прямо спросила его асунсьон.
- к тому, что все должно быть по закону. я должен позаботиться о своей семье, о будущем моей дочери, а также о дочери виктории.
- у меня тоже есть сын, - напомнила асунсьон, - и я тоже должна позаботиться о нем и о себе,
- тот, кого вы называете сыном, - всего лишь индеец без роду - племени. у него нет никаких прав на собственность оласаблей!
- катриэль - мой сын, - повторила асунсьон. - и у него имеются такие же права на «эсперансу», как и у меня!
- вы можете оставаться при своем мнении, - холодно произнес гонсало, - но я предупредил вас, что «эсперанса» будет принадлежать тому, кто имеет на нее официальные права.
- что ж, все дальнейшие переговоры вам теперь придется вести с моим адвокатом, доктором ирибарне, - сказала асунсьон, покидая кабинет гонсало.
затем простилась с племянницами, пригласив их в свой здешний дом.
- я не была там уже много лет. поеду приведу его в порядок. а потом - милости прошу ко мне с вашими замечательными дочками.
разговор марии с викторией складывался очень непросто. обеим трудно было преодолеть отчуждение, возникшее за годы разлуки. а, кроме того, мария чувствовала, что сестра относится к ней с недоверием и, возможно, даже с неприязнью. сама же мария была несказанно рада возвращению сестры и всячески пыталась показать ей это.
- твое возвращение - единственное светлое событие за последние годы, - честно призналась она виктории. - с гонсало я никогда не была счастлива, тебе это известно. лусия выросла во всем похожей на отца. между нами нет душевной близости... отец всегда был грустным, угрюмым: его мучила вина перед тобой. и я всю жизнь казню себя за то, что не сумела тогда понять тебя...
- ладно, не будем ворошить прошлое, - махнула рукой виктория. - скажи лучше, как умер отец.
мария не сочла возможным скрывать правду от сестры и рассказала ей, как все было на самом деле.
- боже мой, он действительно страдал из-за меня, - наконец поверила сестре виктория. - а я так и не смогла простить его при жизни...
- гонсало предложил мне скрыть ото всех, что это было самоубийство, - сказала мария. - не хотел бросить тень на честь папы и на всю нашу фамилию.
- наверное, гонсало прав, - согласилась виктория.
- он не должен знать, что я открыла тебе правду, - предупредила ее мария. - пусть это будет нашей тайной. как в детстве...
- детства уже не вернешь, - горестно вздохнула виктория. - с тех пор произошло слишком много несчастий.
- расскажи, как ты жила все эти годы, - попросила мария.
- да как жила? не жила, а лишь пыталась выжить и достойно воспитать камилу. когда отец выгнал меня из дома, я чуть было не погибла... а потом встретила хорошего человека, который вернул меня к жизни. но и он вскоре умер... его звали фелипе, он занимался торговлей. его состояния хватило только на плату за обучение камилы... так что на сегодняшний день у меня ничего нет.
- у тебя есть дом, есть семья! - взволнованно заговорила мария. - теперь мы будем вместе, и все худшее останется в прошлом. я надеюсь, ты простила меня и папу?
- да, я всех простила, - сказала виктория. мария обняла ее и впервые почувствовала, что долгожданное примирение с сестрой, наконец, наступило.
но уже через несколько минут выяснилось, насколько по-разному смотрят сестры на одни и те же проблемы. виктория пришла в ярость, узнав, что асунсьон усыновила индейца.
- я не смогу теперь с нею общаться, - сказала она. - и никогда не прощу краснокожим ублюдкам того, что они убили самых дорогих мне людей!
- но асунсьон нашла в этом мальчике утешение, - попыталась мария смягчить сердце виктории. - он вырос благородным человеком.
- о чем ты говоришь? - с изумлением посмотрела на нее виктория. - никогда жестокий дикарь не может стать человеком, и уж тем более - благородным!
лусия едва выносила камилу, которой она вынуждена была показывать дом, сад и конюшни. особенно ее бесило то, что камила задавала много вопросов о дедушке и бабушке, которых лусия считала только своими.
при первой же возможности она улизнула от кузины, сбежав к отцу.
- не могу ее видеть! такая нахальная: таращится на все так, будто вернулась в свой дом!
- а мне камила, наоборот, показалась скромной, - заметил гонсало. - ты будь с нею поласковей, не груби ей. не забывай, что ее мать - единственная прямая наследница всего состояния оласаблей. ведь твоя мама была их приемной дочерью.
- ты думаешь, у нас могут возникнуть из-за этого проблемы?
- надеюсь, мне удастся поладить с викторией, но тебе придется мне в этом помочь. тетя виктория не должна почувствовать с нашей стороны неприязни.
- я постараюсь, - заверила его лусия.
- а пока я прошу выполнить одно важное поручение, - сказал гонсало. - в моей комнате стоит металлический ящик с бумагами. отбери, пожалуйста, все, где хотя бы мельком упоминается «эсперанса». ты поняла меня?
- да, папа.
- умница моя! - поцеловал ее в щеку гонсало. - а я должен ненадолго уйти по делам.
естественно, он не сказал дочери, что отправляется к бенито с очень важным поручением. по плану гонсало, бенито должен был ближайшей ночью сжечь дотла весь архив нотариуса ирибарне, в котором хранилось и завещание мануэля, и его договор о передаче «эсперансы» в собственность асунсьон.
а вернувшись домой, он сам сжег копии этих документов, найденные для него лусией в металлическом сейфе деда.
утром, когда бенито доложил об успешно проведенной операции, гонсало приступил ко второй части плана: теперь ему надо было сделать своими союзницами марию и - главное - викторию.
против его ожиданий, мария активно вступилась за асунсьон, заявив, что не позволит ущемлять интересы тетки.
- но у нее нет юридических прав на имение! - гнул свое гонсало.
- если отец и не оставил завещания, то это не значит, что мы должны поступать бесчеловечно! - парировала мария.
виктория, видя, как расстроена сестра, вызвалась сама поговорить с гонсало и убедить его не обижать асунсьон.
однако, войдя в кабинет гонсало, она очень легко согласилась с тем, что родовое имение оласаблей не должно принадлежать краснокожему.
гонсало, не ожидавший такой поддержки со стороны виктории, воспользовался ситуацией и пошел еще дальше.
- я надеюсь, ты с дочкой будешь жить теперь в этом доме, - сказал он.
- боюсь, как бы мы не стали для вас помехой, - ответила виктория.
- ну что ты! это твой дом! мы будем только рады! - с горячностью стал уверять ее гонсало. - более того, ведь ты единственная родная дочь дона мануэля, и я просто не позволю вам с камилой уйти отсюда.
- хотелось бы верить в твою искренность, - задумчиво молвила виктория. - когда-то мы с тобой заключили союз врагов, а теперь настала пора объединиться в союз друзей?
- полагаю, это будет самым разумным решением, - улыбнулся гонсало. - как прямая наследница, ты подпишешь доверенность на мое имя, и я незамедлительно займусь имением. обещаю, что индейцу оно не достанется. а бумаги отца ты можешь посмотреть хоть сейчас.
- я сделаю это чуть позже. давай свою доверенность, я подпишу ее.
вернувшись к марии, виктория сказала, что ей не удалось убедить гонсало, так как документа о владении асунсьон «эсперансой» не существует.
- боже мой! мне стыдно, что я замужем за таким подлецом! - только и смогла вымолвить мария.
виктория же отправилась на кухню, чтобы тайком выпить там чего-нибудь покрепче - многолетнее пристрастие к спиртному давало о себе знать.
едва она успела осушить рюмку, как в кухне появилась доминга, напугав викторию.
- что-то на душе неспокойно, - смущенно молвила та, кивнув на графинчик с ликером. - воспоминания нахлынули...
- да, эта кухня может навеять грустные воспоминания, - согласилась доминга. - сколько тут было всего пережито! никогда не забуду о том несчастном сержанте, царство ему небесное!
- что? энрике умер? - встрепенулась виктория.
- а вы разве не знаете, госпожа? - растерялась доминга. - поверьте, я не хотела вас огорчать... еще когда вы были в монастыре, пришло известие, что он погиб в бою.
у виктории отлегло от сердца.
- нет, доминга, он не погиб, - сказала она. - энрике был только ранен. а потом - женился, даже детей завел. я это знаю точно.
- ну, слава богу! - облегченно вздохнула доминга. - а вы с ним виделись?
- нет. и не хочу его видеть. для меня он все равно что умер. не будем говорить о нем.
позже, когда об энрике заговорила мария, тоже вспомнив о его смерти, виктория не стала убеждать ее в обратном и лишь попросила сестру больше не вспоминать о прошлом.
однако в этом доме трудно было уйти от воспоминаний, и виктории пришлось вернуться к ним уже в разговоре с дочерью. камилу интересовало, почему мать прежде не рассказывала ей о своих родителях, о сестре, о тете асунсьон.
- я рассказывала, только не очень подробно, - ответила виктория. - мне трудно было говорить об этом, потому что отец выгнал меня из дому.
- выгнал?! - изумилась камила.
- твой дедушка был очень хорошим человеком, но слишком принципиальным, - стала пояснять виктория. - а я влюбилась...
- но разве это плохо - влюбиться?
- нет, конечно. только дедушка считал, что мой избранник мне не пара. тогда мы поженились тайно. а дедушка совсем рассвирепел и выгнал меня из дому. человек же, которого я любила, и был твоим отцом. так что ты - дитя нашей любви.
- теперь я все понимаю!.. - произнесла камила со смешанным чувством восторга и горечи.
понимая, что ей предстоит тяжба с гонсало, асунсьон решила распродать мебель в своем городском доме, чтоб выручить дополнительные деньги, необходимые для ведения процесса. но тут к ней пожаловал адвокат ирибарне и сообщил печальную новость: все документы, которые надеялась предъявить суду асунсьон, сгорели.
- я знаю, чьих это рук дело! - воскликнула она.
- я тоже догадываюсь, - хмуро произнес адвокат.
- что же мне теперь делать?
- возможно, у вас сохранилась копия договора...
- увы, я проверила все мои бумаги - ничего нет. все было у мануэля.
- может, еще не поздно поискать их там, в его доме? - не слишком уверенно посоветовал ирибарне.
- если сгорел весь архив, то копии, полагаю, сгорели и подавно, - печально молвила асунсьон. - теперь мне остается только вырыть ров вокруг имения и стрелять в каждого, кто посмеет к нему приблизиться.
- а вот этого не стоит делать ни в коем случае! - предостерег ее ирибарне. - закон будет полностью на стороне линча. документов у вас нет, а свидетелям судьи не поверят, скажут: подкуплены.
- я обращусь в верховный суд!
- верховный суд всегда стоит на страже правительства, а гонсало линч- лицо, приближенное к губернатору... на вашей стороне будут очень немногие, - огорчил ее ирибарне.
- да, все это ужасно, - молвила асунсьон. - но у меня остается еще один, маленький, шанс: я попробую обратиться за помощью к племянницам. неужели они не смогут повлиять на гонсало?