Мерседес сидела с детьми в саду. Она была чуть выше среднего роста, очень хороша собой, настоящая красавица, но лицо строгое, суровое; безукоризненно стройная фигура с тонкой талией ничуть не расплылась, не отяжелела. На ней было серое платье, спереди его прикрывал широчайший накрахмаленный белый фартук, завязанный на спине аккуратнейшим, жестким от крахмала бантом. С раннего утра и до вечера жизнь ее протекала с детьми.

Она посмотрела на Мануэлу и Руди, гуляющих в саду.

— Мануэла, я тебе позволила с утра надеть лучшее платье с одним условием — чтобы ты его не запачкала. Посмотри на себя! Какая ты грязнуля!

Мерседес нахмурилась, углы красиво очерченных губ опустились.

— Она не виновата, — вступился за нее Руди. — Она поспорила с Марианной из-за куклы. Они хотели посмотреть, как действуют ноги и руки. Я им обещал, что мы поправим дело, и кукла будет опять как новенькая.

— Дай посмотрю. — Мерседес протянула руку.

Она не была щедра на слова, больше молчала. О чем она думала, не знал никто, даже ее муж Коррадо; держать в строгости детей она предоставляла ему, и все, что он велел, исполняла беспрекословно и безропотно, разве только случится что-то уж вовсе необычное.

Внимательно осмотрев куклу, Мерседес положила ее на траву и взглянула на Мануэлу.

— Завтра утром я постираю кукле платье и сделаю новую прическу. А сегодня вечером, после ужина, Руди может приклеить ей волосы и вымыть ее.

Слова эти прозвучали не то чтобы как утешение, скорее как приказ. Мануэла кивнула, неуверенно улыбнулась, ей сейчас ужасно хотелось, чтобы мать улыбнулась. Мануэла чувствовала — есть у нее с матерью что-то общее, что разнит их обеих от отца и всех остальных.

— Мама, можно я посмотрю, как Руди будет учиться ездить верхом?

Мерседес улыбнулась.

— Да, конечно, доченька. Я тоже пойду с вами, если только Руди будет не против.

— Нет, я не против, — сконфуженно проговорил Руди. — Но я еще не очень хорошо умею ездить.

— Ничего страшного. Нам обеим будет очень любопытно понаблюдать за тобой.

— Да, мама, — согласилась с нею Мануэла.

Мерседес поднялась с травы, и они втроем зашагали к конюшне. Дети шли впереди и разговаривали между собой. Мерседес задумалась.

Удивительный край эта Аргентина. Есть в нем величие и красота. Почва совсем красная, цвета свежепролитой крови, и там, где земля не отдыхает под паром, сахарный тростник на ее фоне особенно хорош, длинные и узкие ярко-зеленые листья колышутся в пятнадцати — двадцати футах над землей на красноватых стеблях толщиной в руку. Коррадо с восторгом объяснял ей: нигде больше тростник не растет такой высоченный и такой богатый, не дает столько сахара. Слой этой красной почвы толстый, до ста футов, и состав ее самый питательный, в точности такой, как надо, и дождя всегда хватает, вот и тростник растет самый лучший.

Руди неуверенно и неумело взобрался в седло. Лошадь под ним, почувствовав неопытного седока, загарцевала. Конюху стоило немалого труда успокоить ее.

Мерседес и Мануэла наблюдали за этой сценой издали.

— Ты довольна? — спросила у дочери Мерседес.

— Да, мама, — ответила та и засмеялась.

— А почему ты смеешься?

— Смотри на Руди, — Мануэла указала рукой.

— Ничего, — заметила Мерседес, — он скоро научится.

— Научится?

— Конечно, дочка.

Мануэла недоверчиво посмотрела на мать.

— Ведь это так трудно. Ты уверена, что он обязательно научится?

— Да. Разве ты не видишь? Он ведь старается. Главное — иметь желание научиться, а у Руди этого желания предостаточно.

— Если Руди станет таким же, как папа, — серьезно сказала Мануэла, — научится обращаться с лошадьми, я выйду за него замуж.

Слова дочери рассмешили Мерседес.

— Да, дорогая, ты права. Давай поддержим Руди. Молодец, Руди! Очень хорошо! Ты можешь поаплодировать ему.

— Очень хорошо, Руди! — закричала девочка. — Завтра мы поедем вместе!

«Наивная девчонка», — подумала Мерседес и вспомнила, какой она сама была в детстве, в молодости. Как наивно верила в безоблачную и полную счастья жизнь впереди. Она верила людям. Вспомнила свое первое знакомство с Коррадо. Он еще не был ее мужем. До встречи с ним Мерседес уже хотела иметь ребенка, и сколько ей пришлось ради этого вынести… Незавидная у женщин доля…

Ее первым мужчиной был Виктор. Они познакомились случайно и много потом путешествовали вместе. Но Мерседес никогда не забудет первую ночь близости с ним. Он не очень ей нравился, да она в ту пору еще и не знала, что такое любовь.

Во время первого их путешествия они остановились в какой-то гостинице, Виктор задержался в баре, и Мерседес легла спать одна. Летняя южная ночь внезапна, как удар грома: кажется, не успело сесть солнце — и вмиг все заливает густой теплой патокой непроглядная темень. Когда Виктор вернулся, Мерседес уже погасила свет и лежала в постели, натянув одеяло до подбородка. Виктор со смехом протянул руку, сдернул одеяло и швырнул его на пол.

— Не замерзнем, Мерсик! Укрываться нам ни к чему.

Она слышала, как он ходит по комнате, видела смутный силуэт — он раздевался — и прошептала:

— Я положила твою пижаму на туалетный столик.

— Пижаму? В такую жару? Неужто ты надела ночную рубашку?

— Да.

— Так сними. Все равно эта дрянь только помешает.

Мерседес кое-как высвободилась из длинной ночной рубашки; слава Богу, совсем темно, и Виктор ее не видит. Но он прав, гораздо прохладней лежать без всего, ветерок из раскрытых окон слегка овевает кожу. Только неприятно, что в той же постели будет еще одно горячее тело.

Виктор сел на кровать. Пружины скрипнули; влажная кожа коснулась ее плеча, и Мерседес вздрогнула. Виктор повернулся на бок, притянул ее к себе и стал целовать. Сперва она покорно лежала в его объятиях, стараясь не замечать его раскрытых жадных губ и неприлично назойливого языка, потом попыталась высвободиться: не желает она обниматься в такую жару, не нужны ей его поцелуи, не нужен ей Виктор. Сейчас все совсем не так, как было при их первой встрече, и она чувствует — сейчас он нисколько не думает о ней, коротко обрезанные острые ногти впились в нее… Чего он хочет? Испуг перешел в безмерный ужас, не только тело ее оказалось беспомощно перед его силой и упорством, сейчас он словно и не помнит, что она живой человек.

— Надо поосторожнее, — выдохнул он. — Ляг, как надо, пора. Да не так! Ты что, вовсе ничего не понимаешь?

«Нет, Виктор, я ничего не понимаю, — хотелось ей закричать. — Это отвратительно, это непристойно, что ты со мной делаешь, уж наверное, это против всех законов божеских и человеческих!»

Он навалился на нее всем телом, одной рукой давил на нее, другой так вцепился ей в волосы, что она не могла шевельнуть головой. Вздрагивая от чуждого, неведомого, она пыталась подчиниться Виктору. Даже сквозь туман страха и усталости Мерседес ощущала — надвигается неодолимое, неотвратимое, потом у нее вырвался громкий, протяжный крик.

— Тише ты! — глухо простонал Виктор, выпустил ее волосы и поспешно зажал ей рот ладонью. — Ты что, хочешь всю гостиницу переполошить, черт возьми? Подумают, я тебя режу! Лежи смирно, больно будет, сколько полагается, и все.

Как безумная, она отбивалась от чего-то жестокого, непонятного, но Виктор придавил ее всей тяжестью, ладонью заглушил ее крики, пытка все длилась, длилась без конца. Виктор не пробудил волнения в ее теле, и она чисто физически совершенно не готова была к происходящему, а Виктор не унимался и все чаще, все громче, со свистом дышал сквозь стиснутые зубы; и вдруг что-то изменилось, он затих, вздрогнул всем телом, передернулся, трудно глотнул. И наконец-то оставил ее, задыхаясь, вытянулся рядом на спине, и жгучая боль стала глуше.

— В следующий раз тебе уже не будет худо, — еле выговорил Виктор. — Женщине всегда больно в первый раз.

«Так что же ты мне заранее не сказал!» — в ярости хотела бы выкрикнуть Мерседес, но не хватило сил вымолвить хоть слово, всем своим существом она жаждала одного — умереть. Не только от боли, но от того, что поняла: для Виктора она сама — ничто, всего лишь приспособление для его удовольствия.

Во второй раз боль была ничуть не меньше, и в третий тоже; Виктор злился, он воображал, что некоторое неудобство чудом пройдет после первого же раза. Он не мог понять, с какой стати она отбивается и кричит; в сердцах он повернулся к ней спиной и уснул. А Мерседес лежала, и слезы катились по вискам.

Ему-то явно не больно. И потому она ненавидит, да, ненавидит и все это, и его самого.

Она совсем измучилась, пыткой было малейшее движение. Мерседес с трудом повернулась на правый бок, спиной к Виктору, зарылась лицом в подушку и заплакала. Сон не шел, а вот Виктор спал крепким сном, от ее робких, осторожных движений даже не изменился ни разу ритм его спокойного дыхания. Спал он очень тихо, не храпел, не ворочался, и Мерседес, дожидаясь позднего рассвета, думала: если б достаточно было просто лежать рядом в постели, она бы, пожалуй, ничего не имела против такого мужа. А потом рассвело — так же внезапно и нерадостно, как с вечера стемнело.

Проснулся Виктор, повернулся к ней.

— Ты не спишь?

— Нет, — дрожащим голосом ответила она.

Мерседес почувствовала, что он целует ей плечо, но она так устала, что не стала сопротивляться.

— А ну, Мерсик, дай-ка на тебя поглядеть, — скомандовал он и положил ей руку на бедро. — Будь паинькой, повернись ко мне.

Сейчас ей было уже все равно; морщась, она повернулась на другой бок и подняла на Виктора угасшие глаза.

— Мне не нравится имя Мерсик. — На такой протест он притянул ее к себе и припал губами к груди. Тело Мерседес терпело, а мысли были далеко; хорошо хоть, что он не повторяет вчерашнего и нет той боли, больно просто потому, что все ноет от каждого движения. Мужчин невозможно понять, что за удовольствие они в этом находят. Это отвратительно, какая-то насмешка над любовью. Еще тогда она сказала себе: не надейся, Мерседес, что все это завершится появлением ребенка.

Руди тем временем уже закончил свою тренировку и вернулся к Мануэле. Мерседес, глядя на них, подумала, что ей нужно постараться каким-то образом уберечь от такого морального бесчестия дочь. Нужно будет ей как-то все подробно объяснить. Ведь даже сейчас, живя с Коррадо, Мерседес ощущает в душе последствия той первой ночи.

Весь день прошел у Мерседес под впечатлением воспоминаний. Ей еще рано разговаривать о таких важных проблемах с дочерью, и поэтому вечером она заглянула в ее спальню с единственной целью: уложить спать.

Мануэла лежала в постели и играла с куклой.

— Тебе уже пора спать, — сказала Мерседес.

Мануэла не обратила на ее слова никакого внимания и попросила:

— Давай поговорим с тобой, мамочка!

— Давай. О чем же?

Лицо у Мануэлы сделалось серьезным.

— Как ты думаешь, настанет день, когда папа сможет мной гордиться?

— Конечно же, дорогая.

— Ты ведь любишь нашего папу?

— Конечно, Мануэла! Разве ты в этом сомневаешься?

Мануэла улыбнулась и погладила Мерседес по руке.

— А почему у вас больше нет детей?

Мерседес задумалась. Нужно было все же объяснить дочери.

— Мы с папой думаем, — сказала она, — что так будет лучше. Кроме того, моя и папина любовь полностью принадлежит только тебе.

— Да, но…

— Что — но?

— Мне бы хотелось еще иметь сестру или брата…

— У тебя ведь есть Руди и Марианна, — нашлась Мерседес.

— Но они мои кузены, — запротестовала Мануэла, — а мне бы хотелось иметь сестру, а не быть единственной дочерью.

Мерседес погладила дочь по головке, притянула ее к себе и крепко обняла.

— Мануэла, нет ничего плохого в том, что ты наша единственная дочь.

— Да, но мне будет трудно одной выполнить все, о чем мечтает наш папа. Поэтому я иногда думаю, что должна буду выйти замуж за Руди. Конечно, только тогда, когда он научится разбираться в лошадях. Это обрадует папу больше всего на свете!

— Ну хорошо, — усмехнувшись, сказала Мерседес. — Только я думаю, что в восемь лет есть много других предметов для размышлений. Рано тебе еще думать о замужестве.

— А почему, мама?

— Хотя бы потому, что уже поздно и завтра утром тебе нужно идти в колледж.

— Ай! Я не хочу, мама!

— Все, спокойной ночи!

Мерседес укрыла дочь одеялом и, выключив свет, удалилась.

Исабель быстро привыкла к жизни в Штатах, вернее, к внешним ее формам. Видя какую-нибудь вещь, Исабель тотчас спрашивала себя, пойдет ли ей это. Известно, что подобный метод мышления не является признаком мудрости или утонченности чувств. Красивый наряд всегда был для Исабель чем-то весьма убедительным — он говорил в свою пользу мягко и вкрадчиво. И только лишь когда желанные вещи оказывались у Исабель в руках или же на ней, она обретала способность думать о том, что надо отказаться от них.

Фернандо всячески укреплял в Исабель уверенность в правильности ее поступков и суждений, ослабляя таким образом ее способность к сопротивлению разным соблазнам. А добиться этого совсем не трудно, особенно когда наше мнение сходится с желанием.

В глубине души Исабель не была уверена, что по-настоящему влюблена в Фернандо. Она считала себя гораздо умнее его и смутно догадывалась, что ему многого недостает. Если бы не это обстоятельство, если бы она не могла оценивать его беспристрастно и не разгадала бы его, ее положение было бы гораздо хуже. Она всецело обожала бы его и была бы глубоко несчастной от страха, что не сумеет добиться его любви, что у него может пропасть интерес к ней, что он бросит ее и она останется без всякой опоры. А так Исабель лишь слегка тревожилась за свою дальнейшую судьбу, пытаясь завладеть Фернандо целиком, но потом стала спокойно выжидать. Она не была уверена, что он именно таков, и сама не знала, чего ей хотелось. В последнее время она все больше отдавалась мыслям о матери. Эти чувства полностью поглотили бы ее, если бы не появился Марио. Он поселился в соседнем номере гостиницы. Фернандо и Исабель в первый же день познакомились с Марио, и Исабель увидела перед собой человека намного умнее Фернандо. Нельзя было сказать, что Марио нравился Исабель, но он нашел в ее душе какую-то еще свободную и никем не занятую нишу.

Марио относился к женщинам с тем особым почтением, которое они так ценят. Марио не обнаруживал ни чрезмерного восхищения, не излишней смелости. Он чем-то напоминал ей Эмилио. Его обаяние усиливалось исключительной предупредительностью. Из его рассказов Исабель поняла, что он прошел хорошую школу, научившись завоевывать симпатии обеспеченных людей, крупных дельцов и людей искусства, умел очаровывать тех, кто ему нравился. Из хорошеньких женщин его более всего привлекали те, в ком он замечал некую утонченность чувств. Он был мягок, спокоен, уверен в себе, и, казалось, его единственное желание — угождать во всем даме.

Фернандо тоже вел себя так, когда игра стоила свеч, но он обладал слишком большим самомнением, чтобы выработать в себе ту изысканность, тот лоск, которые так привлекали в Марио. Фернандо был слишком жизнерадостен, слишком полон кипучей энергии и слишком самоуверен. Он, видно, раньше имел успех у женщин, не особенно изощренных в искусстве любви. Но он терпел жестокие поражения, когда ему случалось столкнуться с женщиной, более или менее опытной и обладающей природной утонченностью.

В Исабель Фернандо обнаружил много тонкости, но ни малейшего опыта в искусстве любви. Ему попросту повезло: случаи, так сказать, сам привел к нему Исабель. Несколькими годами позже, когда Исабель приобрела бы жизненный опыт и добилась пусть самого незначительного успеха, ему не удалось бы даже близко подойти к ней.

Исабель сидела на террасе и пила коктейль. Было утро. Оно выдалось ясное, воздух благоухал, а деревья и трава сверкали яркой зеленью после прошедшего накануне дождя.

Исабель сидела задумавшись, когда подошел Фернандо.

— Как всегда, вся в мечтах? — спросил он.

— Ну, не вся. Просто я думала.

Фернандо выглядел прекрасно. На нем был очень элегантный, с иголочки, костюм. Лацканы пиджака из превосходной ткани в меру приутюжены. На жилете в шотландскую клетку поблескивал двойной ряд круглых перламутровых пуговиц. Шелковый галстук, переливавшийся разными цветами, не был кричащим, но в то же время его нельзя было назвать неприметным.

— О чем ты думала? — спросил Фернандо, присев рядом. — Или это секрет?

— Нет никаких секретов.

— Не может быть, чтобы у человека не было секретов.

Исабель улыбнулась Фернандо той улыбкой, которой одаривают лишь из вежливости.

— Что ты, Фернандо, если они у меня и есть, то это такие секреты, которые я от тебя не скрываю.

— Прости меня! — Фернандо отсутствующим взглядом посмотрел вдаль. — Я предпочел бы, чтобы ты думала о своей матери, а не о секретах.

Исабель тяжело вздохнула.

— Все мои мысли только о моей матери и об отце. Пока мне не удается избавиться от них.

— Не унывай, — попытался успокоить Исабель Фернандо. — Любая мысль о матери уместна. К тому же твоя мать этого заслуживает.

— Да, моя мама заслужила, чтобы все мои мысли были о ней.

На некоторое время воцарилось молчание. Каждый думал о своем. Фернандо очень беспокоило состояние Исабель. Он полюбил ее с первого дня и готов был сделать для Исабель все. Он отдавался своей любви всецело, был ослеплен ею и, видно, поэтому не замечал или прощал некоторую отчужденность Исабель.

— Тебе никогда не приходила мысль, — вдруг спросил Фернандо, — что через несколько лет мы сможем приехать сюда не одни?

— Не один? — удивилась Исабель. — А с кем, с нашими друзьями?

— С нашими детьми, Исабель.

Эти слова вызвали у Исабель некоторое замешательство. Она не ожидала, что Фернандо будет говорить о детях, об их детях.

— Разве ты не думаешь о детях, Исабель?

— Да, конечно думаю, — нерешительно ответила Исабель и, помолчав, добавила: — Но я также думаю, что сейчас важно насладиться жизнью, а дети потребуют много времени.

— Хорошо, подождем, — согласился Фернандо. — Но только недолго. Я тебя уверяю, что и с детьми мы сможем насладиться жизнью так же, как сейчас. Нам ведь сейчас хорошо, верно?

— Да.

Фернандо приблизился к Исабель и обнял ее.

— А сейчас мы можем сходить на выставку. Ты не против?

— Я согласна, — ответила Исабель. — Но лучше пойдем вечером или ближе к вечеру, когда спадет эта невыносимая жара.

— Хорошо.

В этот же день вечером Фернандо застал Исабель перед зеркалом: она стояла и прихорашивалась.

— Ага! — шутливо воскликнул он, неожиданно входя. — Я начинаю думать, что ты становишься кокеткой.

— Ничего подобного, — улыбнувшись, ответила Исабель.

— Во всяком случае, ты чертовски хороша, — продолжал он, обнимая ее за талию. — Надень синее платье и пойдем в театр.

— Как в театр? — удивилась Исабель. — Ведь мы собирались пойти на выставку.

— Планы изменились, — виновато сказал Фернандо. — Выставка подождет, а сегодня мы пойдем с тобой в театр.

— С какой стати?

— Нас с тобой приглашает Марио.

— Право, не знаю, как и быть, — нерешительно сказала Исабель, вовсе не собираясь отказать Фернандо. — Этот Марио хороший парень.

— Да, — согласился Фернандо. — Нам неловко ему отказывать. Еще обидится. Он очень настаивал, чтобы мы непременно пошли с ним.

— А что сегодня будет в театре?

— Играет какой-то знаменитый музыкант. — Фернандо пожалел, что забыл фамилию музыканта. — Что скажешь на это?

— Ты лучше сам реши, Фернандо, — сдержанно произнесла Исабель.

— Тогда мы идем, — сказал Фернандо. Он тут же отправился к Марио сообщить ему, что они согласны.

— Как ты думаешь, сделать мне такую же прическу, как вчера? — спросила Исабель, когда Фернандо возвратился в номер; в руках она держала какие-то предметы туалета.

— Конечно, — отозвался Фернандо.

Исабель облегченно вздохнула. Просто провести вечер в обществе Фернандо и Марио было самым приятным из всех вариантов, какие были ей предложены в этот день.

Она оделась и причесалась с особой тщательностью, а Фернандо надел свой черный смокинг.

— Однако! — воскликнул Марио, когда Исабель и Фернандо показались в вестибюле театра. — Вы сегодня очаровательны!

Исабель вздрогнула, почувствовав на себе его восхищенный взгляд.

— Пойдемте! — сказал он и двинулся вперед, показывая дорогу.

Театр блистал нарядами. Это была живая иллюстрация к старому выражению «разодеться в пух и прах».

— Вы когда-нибудь были в этом театре? — спросил Марио.

— Нет, никогда, — ответила Исабель.

— О, он бесподобен, бесподобен!

И он стал рассыпаться в похвалах по адресу актеров и музыкантов, повторяя избитые фразы людей своего круга.

— Откуда вы их всех знаете? — удивилась Исабель.

— Я? — переспросил Марио. — Для этого нужно любить театр. — Он сделал особое ударение на слове «театр».

— Как мило! — отозвалась восхищенная Исабель. — У нас в Буэнос-Айресе тоже есть прекрасные театры. Вы бывали там?

— Нет, — ответил Марио. — Но надеюсь там побывать, если вы с Фернандо меня пригласите.

— Приезжайте, — отозвался молчавший все время Фернандо. — Мы будем рады принять вас у себя.

Марио отправил Фернандо за программкой и снова принялся рассказывать Исабель о театре.

Исабель была несказанно довольна роскошным убранством лож, элегантным видом своего друга. В его манерах присутствовали только любезность и вежливость.

Фернандо тоже принимал участие в разговоре, но по сравнению с Марио казался весьма недалеким. Их новый друг развлекал и его, и Исабель, и теперь она отчетливо понимала, насколько Марио выше Фернандо.

— Я получила огромное удовольствие, — сказала Исабель после концерта.

— Я тоже, — поддержал ее Фернандо.

Они оба улыбались и смотрели на Марио с благодарностью.

— А вы избавили меня от скучного вечера, — ответил Марио. — Спокойной ночи!

Он взял маленькую ручку Исабель и поцеловал ее.

— Еще раз благодарю вас! — сказала ему Исабель.

Бернарда поднялась с постели рано. Ночь пролетела быстро и незаметно. Можно сказать, что Бернарда совсем не спала, так, задремала несколько раз и все время пробуждалась от какого-то неприятного предчувствия.

Бернарда скоренько умылась, причесалась и надела свое повседневное платье. Она носила его уже несколько лет и так освоилась с этим нарядом, что не хотела менять ни на какой другой, пускай даже и новый.

После встречи и разговора с адвокатом Пинтосом Бернарда впала в отчаяние, но потом, поразмыслив, решила быть хитрее и выждать некоторое время, посмотреть, как дальше будут развиваться события.

Было еще очень рано, и потому Бернарда не торопилась идти в дом. Хозяева и прислуга еще спали. Она подошла к бельевому шкафу, открыла его и, пошарив рукой в ворохе белья, вытащила темно-синюю лакированную шкатулку. Держа ее в руке, она что-то задумчиво пробормотала себе под нос и, шаркая по полу ногами, подошла к стоявшему у окна стулу и села на него. Руки ее от волнения дрожали, сердце, казалось, вырвется из груди. Бернарда вспомнила об Исабель, и все ее мысли были только о ней.

Бернарда сняла с шеи цепочку с ключиком и открыла шкатулку. Вынув оттуда два каких-то документа, она бегло пробежала по ним глазами и опять задумалась.

— Оба документа совершенно законны, — сказала она вслух. — Но один из них — фальшивый. Вероятно, мне следовало бы уничтожить настоящий… Но нет, я не могу, не могу это сделать. Я не могу уничтожить единственное доказательство, подтверждающее, что Исабель моя дочь.

Бернарда вдруг заплакала. Слезы текли по ее щекам, и она не пыталась их утереть. Сидя на стуле, она начала раскачиваться из стороны в сторону и, мотая головой, приговаривала:

— Почему, Господи! Ну почему я не могу решиться и разом покончить со всем этим? Исабель должна носить имя и фамилию Герреро. Она и есть Герреро. Ведь от этого зависит ее счастье. Эти документы никогда не должны попасть в чужие руки, и когда-нибудь я уничтожу их. Но сейчас я не могу…

Горе, постигшее Исабель, сделало ее одухотвореннее. Она, как ей раньше представлялось, горячо любила Фернандо, но смерть матери оборвала что-то в самом ее существе. Исчезли ее жизнерадостность, бодрость, энергия и веселость. Казалось, потускнел и потерял свою теплоту даже цвет ее пышных волос. Лицо заострилось, приобрело что-то аскетическое, в голубых глазах сквозили глубокие темные крапинки, восхитительный цвет кожи словно померк. Но если в ней уже не было прежней живости, которая поразила Фернандо в первую их встречу, то красота ее стала более зрелой, а неизбывная печаль придала ее натуре глубину и значительность.

— Как ты сегодня себя чувствуешь, Исабель? — спросил ее Фернандо.

— Спасибо, дорогой, у меня все прекрасно!

— Хочешь, мы побродим сегодня по городу, зайдем в ресторан?

— Мне бы не хотелось, Фернандо. Если ты хочешь, то иди один, а я посижу сегодня дома.

Она говорила ласково, но без всякого воодушевления. Фернандо заметил, что голос у нее стал более глубоким и звучным. Он понимал ее горе и старался быть с нею деликатнее.

— Тебе здесь нравится, Исабель? — спросил он тихо.

— Да, мне здесь хорошо.

— Думаю, нам стоит выехать за город. Ты не будешь против? Не люблю бродить один. Я покажу тебе много интересного.

— Ну, раз так, я охотно пойду с тобой. — Она слабо сжала ему руку. — Мы будем с тобой всегда вместе.

— Да, Исабель.

Она выпустила его руку и устремила невидящий взгляд куда-то вдаль.

Они запаслись провизией и всем необходимым и отправились за город пешком. Благо жили они на окраине и идти было недалеко. Они прошли мимо нескольких выкрашенных в белый цвет домиков, мимо протестантской церкви и вышли на узкую дорогу, которая вела на запад.

— Еще далеко? — устало спросила Исабель.

— Не знаю, — ответил Фернандо. — Мы должны найти удобное и красивое местечко.

Исабель убрала несколько прядей своих светлых волос под белую шляпку; крутой поворот дороги заставил ее прижаться к плечу Фернандо. Чтобы помочь ей удержать равновесие, он взял ее под локоть.

Скоро они очутились в сосновом лесу, где под ногами сухо потрескивали иглы хвои, потом вышли на желтовато-серые пески пустошей. Затем они набрели на прекрасную дубовую рощу и решили остановиться там.

Исабель села на раскладной стул, который Фернандо прихватил с собой. Она держала в руках книгу, но не читала ее.

Когда наступило время обеда, они спрятались в прохладной тени и Исабель вынула еду из корзинки. День был безветренный. К еле ощутимому запаху дубовых листьев примешивался аромат водяных лилий, долетавший с соседнего болотца. Исабель доставала из корзинки и подавала Фернандо бутерброды с сыром. Фернандо глядел на Исабель и думал о том, что никогда не видел женщины прекраснее ее. Толстые ломти желтого сыра были очень аппетитны, вкусно было все, но есть Фернандо не мог. В нем просыпался новый, неутолимый голод. Он, как зачарованный, смотрел на нежную кожу Исабель, ее точеное лицо, задумчивые глаза, полные, свежие губы, которые теперь немного поблекли, но скоро, он знал, расцветут снова.

Возвращаясь домой, они часто останавливались у озер, чтобы полюбоваться отраженными в воде красками заката. Перламутровые облака были похожи на крылья бабочки, на воздушные замки, на какие-то сказочные одеяния. Осень была уже не за горами, солнце садилось очень рано, и супруги Салинос поспешили домой.

Фернандо обожал в Исабель буквально все: ее хрупкую, изящную фигуру, затянутую в белое платье, ее красивую шляпку, которую она надевала, идя в город, аромат ее тела, который чувствовал всякий раз, как она наклонялась к нему, манеру шевелить губами, когда она быстро говорила, испытующий взгляд ее темно-голубых глаз, прикосновение ее трепещущей руки, ее грудной низкий голос, который потрясал все его существо, блестящую белизну ее кожи, рождавшую в нем нестерпимое желание жадно прильнуть к ней губами.

Он понял теперь, что много лет жил неполной жизнью, что в нем погибло столько нерастраченной нежности и его иссохшие уста не могли припасть к чистому и студеному роднику любви. Он был счастлив только тогда, когда Исабель была рядом с ним; ее присутствие как бы овевало его лаской. Порой он чувствовал, что не может выдержать больше ни минуты, что сейчас вскочит с места и схватит, прижмет ее к себе что есть силы, припадет своими горячими губами к ее прохладному рту.

Он боготворил не одну только красоту Исабель, но все ее существо, каждое ее движение, ее спокойную поступь, ее удивительное самообладание, ее воспитанность, сквозившую в каждом жесте.

Фернандо даже не подозревал, как одинок он был все это время. Он понял, что за всю жизнь ни одна женщина, кроме Исабель, не одарила его такими нежными словами, такими ласковыми, любящими взглядами. Только Исабель умела так тихонько дотронуться до его лица, прижаться губами к его губам, которых только что коснулись ее ласковые пальцы.

Он понял, что ни одна женщина не любила его. Когда он любил Сильвину, это было еще не так ужасно, потому что в ту пору — пору юности — он стремился отдать самого себя. А теперь, когда пришла зрелая мужская любовь, он хотел не только давать, но и брать в равной мере. Он знал, что, если Исабель не утолит охватившую его жажду, жизнь будет невыносима.

Фернандо только теперь понял, что без любви многое в нем было мертво, знай он это раньше, он, не рассуждая, влюбился бы в первую встречную женщину. Любовь — главное в жизни, только в любви человек может испытать счастье бытия.

Теперь он был даже рад, что расстался с Сильвином. Как мелка и поверхностна была любовь в то время, как богата она теперь! Если бы он женился на Сильвине, ему никогда бы не довелось узнать меру истинной любви. Он никогда не полюбил бы Исабель! Впервые он отдал себе отчет в том, что Сильвина была ветреным, легкомысленным ребенком, лишенным всякой чуткости и духовных достоинств. Один час, проведенный с Исабель, стоит целой жизни с Сильвиной. Жизнь отныне пойдет хорошо; он будет трудиться, будет любить, они будут счастливы. Жизнь каждого человека имеет свою цель, свой идеал, и надо терпеливо трудиться, чтобы достичь его.

Вопреки своей пылкой натуре и любовному опьянению, Фернандо не давал себе воли. Еще в пору их знакомства, когда они с Исабель вели наедине разговоры о разных пустяках, ему часто хотелось воскликнуть: «Послушай, оставим все это притворство! Я хочу подхватить тебя на руки и целовать твои губы, целовать, целовать без конца. Я хочу, чтобы ты стала моей женой и не покидала меня никогда! Мы принадлежим друг другу, мы одиноки и нужны друг другу, нужны бесконечно!»

Но каким-то чудом он брал себя в руки и сдерживал. Он не мог тогда ни с того ни с сего заговорить о своей любви — это было бы слишком дерзко. Исабель никогда не давала ему никакого повода для этого. Она упорно избегала всяческих разговоров о любви. Он догадывался, что она это делает специально, и долго не мог решиться на признание.

Теперь Фернандо счастлив: он любит и любим. Путь, лежащий за плечами, был тернист, но он привел его к Исабель, и в этом было оправдание и надежда всей его жизни.

Адвокат Пинтос сидел в своем кабинете за массивным дубовым столом. Он только что вернулся от Бернарды и все еще был возбужден. С Пинтосом в кабинете находился Виктор. Адвокат встретил его по дороге и пригласил к себе для разговора. Заложив руки за спину, Виктор прохаживался по кабинету.

— Ох уж эта сеньора Бернарда! — воскликнул адвокат. — Крепкий орешек.

Виктор, остановившись у окна, заметил:

— Я думаю, мы тоже должны быть потверже.

— Потверже, говоришь? — переспросил адвокат. — Не знаю, не знаю… Быть здесь твердым или провернуть наше дело более дипломатично?

— По-моему, адвокат, — не унимался Виктор, — я вам уже доказал, что могу быть твердым.

— Да, — согласился адвокат. — Но в этом деле твердость, пожалуй, не нужна.

— А как же тогда мы будем действовать?

— Действовать мы будем хитро, Виктор. Что за дурачок такой живет у Салиносов?

— Какой?

— Молодой такой, кажется, протеже Терезы — сестры Фернандо Салиноса.

— А-а! — вспомнил Виктор. — Я видел его пару раз в баре. Этот сумасшедший напивается там до умопомрачения.

— Так, значит, он алкоголик?! — оживился адвокат.

— Да. К тому же, насколько мне известно, он принимает наркотики.

— Наркотики? Это уже серьезно!

— Да, наркотики. Мне известно, что он покупает их у одного моего знакомого.

Адвокат Пинтос возбужденно забарабанил пальцами по столу.

— Скажи мне, Виктор, как его зовут? У него есть имя?

— Конечно, — рассмеялся Виктор. — Этого дурачка зовут Хуанхо.

— Прекрасное имя — Хуанхо!

— Да, адвокат. А что вы от него хотите?

Адвокат перестал смеяться и заговорил уже серьезно.

— Слушай, Виктор, — сказал он. — Этот несчастный должен нам помочь.

— Каким образом? — спросил Виктор.

— У меня родился план. Этот Хуанхо будет работать на нас. Ты, Виктор, станешь представительным, деловым человеком.

— Ничего не понимаю.

— А что здесь понимать? Ты пойдешь в бар, где он часто бывает, представишься ему деловым человеком, угостишь как следует и при случае предложишь наркотики.

— Бесплатно?

— На первое время можно и бесплатно. Зато потом мы возьмем с него сполна.

Виктор недоуменно пожал плечами и опять заходил по кабинету.

— Я не понимаю, зачем нам этот парень?

Адвокат рассмеялся.

— Этот дурачок должен нам помочь. Ведь он живет в семье Салинос?

— Да.

— Так вот, он для нас будет добывать необходимую информацию.

— В обмен на наркотики?

— Да, Виктор. Твоя задача — как следует обработать его, и тогда он будет в наших руках.

— Понял! — весело сказал Виктор и от удовольствия потер руки.

В этот же день к вечеру Виктор заглянул в бар, где он раньше встречал Хуанхо. Бар размещался в небольшом подвальчике, и поэтому посетителей можно было пересчитать по пальцам.

Виктор не ошибся. Как только он вошел, то сразу заметил того, кто ему был нужен. Не привлекая внимания, Виктор заказал себе кружку пива и сел в сторонке понаблюдать.

Хуанхо сидел в нескольких метрах от Виктора и был уже пьян. Взлохмаченная голова его была опущена, и он сидел, уставившись в пустую кружку. Вдруг Хуанхо вскинул голову и пьяными глазами посмотрел по сторонам.

— Дай мне еще одну кружку! — потребовал он.

Через мгновение явился владелец бара и сочувственно посмотрел на Хуанхо.

— Знаешь, сколько ты уже не платишь? — спросил он.

— Я заплачу, заплачу завтра, — оправдывался Хуанхо. — Только налейте мне еще.

— Сожалею, — ответил бармен. — Но в последний раз платил я. А я не так богат, как те, что сюда ходят. Я здесь только работаю и не могу платить за всех.

— Хорошо-хорошо, — оправдывался Хуанхо. — Я обязательно заплачу вам завтра.

Бармен повернулся и ушел.

«Видно, мне пора!» — подумал Виктор и подсел за столик к Хуанхо.

— Привет, приятель! — сказал Виктор. — У тебя проблемы, да?

Хуанхо поднял на него пьяные, пустые глаза, а затем отвернулся.

— Я давно за тобой наблюдаю, — не отставал Виктор. — Я подумал: у этого парня проблемы.

— У меня нет проблем, — отозвался Хуанхо.

— У каждого человека есть проблемы. У кого их нет?

— Что вы хотите? — раздраженно спросил Хуанхо.

— Помочь. Только помочь.

— Чем же?

— Если у человека проблемы, то долг каждого доброго христианина прийти к нему на помощь.

— Мне помощь не нужна, — опять отозвался Хуанхо.

Виктор повернулся и позвал официанта:

— Эй! Официант, подойди сюда!

— Что вам угодно? — спросил тот.

— Принеси, что заказывал этот парень.

— Нет-нет, — закрутил головой официант.

— Не смотри на меня так. Успокойся, я плачу, — заверил его Виктор. — С сегодняшнего дня все счета этого юноши оплачиваю я, ясно?

— Простите, но кто вы такой?

— Это не важно. Но, возможно, мне кое-что нужно от тебя или от кого-то другого. И, возможно, у меня есть кое-что для тебя или для кого-нибудь другого…

— В таком случае, — сказал Хуанхо, — почему бы вам не поискать этого другого вместо меня? У меня для вас ничего нет.

— Есть, — уверенно сказал Виктор. — У тебя есть потребности и тебе необходимо кое-что, что стоит больших денег.

Виктор заговорщически подмигнул Хуанхо, и тот понял, о чем идет речь.

— Что вы мне хотите предложить?

Виктор протянул под столом Хуанхо небольшой сверток.

— Возьми, — сказал он шепотом. — Этим я могу помочь. Это наркотики.

Хуанхо выхватил пакет и, не веря в то, что произошло, выскочил из бара на улицу. Моросил мелкий дождь, но молодой человек не замечал этого. Он ничего не видел и не понимал, куда идет.

Как только Фернандо и Марио ушли, Исабель легла в постель и предалась мечтам. Все у нее складывалось как нельзя лучше. Она удачно вышла замуж, Фернандо очень любит ее. Хотя Исабель не все нравилось в Фернандо, но о такой любви со стороны мужчины некоторые женщины мечтают всю жизнь.

Исабель и вправду была достойна любви, если молодость, изящество и красота в полном своем расцвете дают на это право. Жизнь еще не лишила ее той душевной свежести, которая так украшает человека. Кроткий взгляд ее красивых глаз говорил о том, что она еще незнакома с чувством разочарования. Она испытала душевную тревогу, тоску и сомнения, но это не оставило в ней глубокого следа, разве лишь более вдумчивым стал ее взгляд, более осторожной речь. Губы Исабель, говорила она или молчала, складывались порою так, что казалось, она вот-вот расплачется, и это не от горя. Просто когда она произносила некоторые звуки, рот ее принимал страдальческое выражение, и в этом было что-то трогательное.

В ее манерах не было ничего навязывающего. Жизнь не научила ее властности, тому высокомерию красоты, в котором таится сила многих женщин. Она жаждала заботы и внимания, но желание это не было настолько сильно, чтобы сделать ее требовательней. Ей все еще недоставало самоуверенности, но она уже столкнулась с жизнью и потому не была такой робкой, как раньше. Исабель жаждала удовольствий, положения в обществе и вместе с тем вряд ли отдавала себе отчет в том, что значит и то и другое.

В области чувств Исабель, как и следовало ожидать, была натурой необычайно отзывчивой. Многое из того, что ей приходилось видеть, вызывало в ней глубокую грусть и сострадание ко всем слабым и беспомощным.

Когда Фернандо и Марко вышли из игорного зала было уже около двенадцати. Они почти не разговаривали. По дороге Марио отстал, сославшись на какие-то дела, и дальше Фернандо шел один. Пустые, холодные улицы, казалось, издевались над ним. Он медленно дошел до отеля, поднялся по лестнице и вошел в номер, стараясь делать вид, словно ничего не случилось. Но думал он только о своем проигрыше.

Заметив подавленное настроение мужа, Исабель спросила:

— С тобой что-нибудь случилось, Фернандо?

Он посмотрел на нее невидящим взглядом и, ничего не ответив, начал раздеваться. Исабель обиделась и отвернулась.

«Что это со мной в самом деле?» — растерянно подумал Фернандо.

Утром Исабель почти не разговаривала с ним, и Фернандо чувствовал, что ему нужно что-то предпринять. Он сознавал, что скверно обошелся с Исабель, но не решился сделать первый шаг к примирению. Им овладело отчаяние. Уже целую неделю, чтобы угодить Исабель, Фернандо тратил деньги налево и направо. Теперь он понял, что их осталось не так уж и много. Если дела пойдут так и дальше, то ему придется просить Терезу перевести ему в Штаты еще какую-нибудь сумму. Однако делать это ему не хотелось.

— Сегодня уже вторник, — первой начала разговор Исабель.

— Вот как? — удивился он.

— Сегодня уже первое число, — подтвердила она.

Фернандо нахмурил брови.

— Что ты хочешь этим сказать? — произнес он.

— Я хочу сказать, что наш медовый месяц подходит к концу. Нужно уже потихоньку собираться, купить подарки и всякую мелочь.

Фернандо обрадовался, что Исабель начала разговор первой. Значит, она простила ему вчерашнюю грубость. Чтобы сгладить неприятное впечатление, он улыбнулся и как ни в чем не бывало произнес:

— А я думаю, дорогая, что пора уже вставать.

— Нет, — надув губы, проговорила Исабель.

— Я хочу сказать, что тебе пора показать свои прекрасные глазки.

Фернандо пошел в другую комнату и через мгновение вернулся с бутылкой шампанского в руках.

— Шампанское, какая прелесть! — воскликнула Исабель. — Какая великолепная идея пришла тебе в голову!

Фернандо разлил шампанское в бокалы и один подал ей.

— За тебя, Исабель! — произнес он, поднимая бокал.

— За тебя, Фернандо!

Они выпили, Фернандо подсел к Исабель и обнял ее.

— Я люблю тебя! — сказала Исабель.

Фернандо поцеловал ее в щеку и слегка отстранил от себя.

— Извини, что я опять возвращаюсь к этой теме, — сказал он. — Но для меня это очень важно. — И, выдержав паузу, добавил: — Хотя для тебя, мне кажется, это не совсем приятно.

— Ты о чем?

— Я хотел сказать, что я был бы очень счастлив, если б у нас были дети.

Исабель удивленно посмотрела на него.

— Они у нас обязательно будут, — сказала она. — Не стоит думать об этом все время. Бог даст нам детей.

— Хорошо, — согласился Фернандо. — Для меня это очень важно, Исабель.

— Я знаю, дорогой.

— Это означает очень многое. Означает полное единение с женщиной, которую я люблю и буду любить в течение всей жизни. Это означает продолжение моего рода, моей крови. Я единственный мужчина в семье Салинос и чувствую на себе эту ответственность.

— Все это очень важно, слишком важно, — задумчиво сказала Исабель.

Фернандо крепко обнял ее и поцеловал.

— Не знаю, — сказал он, — слишком ли для других, но для меня очень важно.

— Я согласна с тобой и рожу тебе сына. Наш сын будет началом новой большой истории, истории Фернандо Салиноса и Исабель Герреро.

— Меня радует, что ты думаешь о сыне так же, как и я.

— Больше всего на свете я хочу родить тебе сына. Сына нашей крови.

— У нас будет много детей, Исабель. Но самое главное для меня это то, что я люблю тебя. Помимо крови и продолжения рода. Я хочу детей от женщины, которую люблю.

Исабель ласково улыбнулась ему.

— Я подарю тебе детей и сделаю тебя счастливым.

Последующий день прошел без эксцессов. К вечеру Исабель совсем устала и, сославшись на недомогание, опять легла в постель. Фернандо, сказав жене, что пойдет прогуляться, оставил ее одну.

Когда он уходил из отеля, было уже четверть шестого. Фернандо вдруг почувствовал голод. Сегодня они с Исабель так и не смогли хорошо пообедать. Фернандо оглянулся и, заметив, что находится неподалеку от крупных отелей, решил зайти в один из них и пообедать. Там он возьмет газету и устроится где-нибудь поудобнее.

Фернандо поднялся в роскошную гостиную одного из отелей, расположился в мягком кресле и принялся читать.

Хорошо одетые посетители, проходившие по толстым коврам, заставили его перенестись мыслями в прошлое. Фернандо понравилась какая-то жившая в отеле молодая дама, которая играла в нише на рояле, и он пересел со своей газетой поближе к ней.

Обед в ресторане отеля обошелся ему в пять долларов.

В восемь часов вечера Фернандо покончил с едой. Он заметил, что посетители расходятся, а толпа искателей развлечений на улице становится гуще. Он тоже вышел на улицу, думая о том, куда бы пойти. В свой отель ему идти не хотелось. Исабель уже, наверное, спит. Нет, сейчас он ни за что не пойдет в отель. Он проведет время так, как это может позволить себе человек независимый.

Фернандо закурил и остановился на ближайшем углу, где стояли группами десятки таких же праздношатающихся. Невольно вспомнились ему былые времена. Сколько раз он проводил вечера за картами с друзьями.

Его мысли вернулись к покеру.

«В прошлый раз я сглупил, — подумал он, вспомнив о том, как проиграл шестьсот долларов. — Напрасно сдался, в конце концов я бы запугал этого француза. Просто я был «не в ударе», вот это и погубило меня».

Он стал перебирать в уме возможности, которые открываются в игре, мысленно представляя себе, как бы он обыграл того или иного противника, если бы только блефовал посмелее.

«Я достаточно опытен в игре и должен этим воспользоваться. Надо еще раз попытать сегодня счастья».

Фернандо мерещились огромные ставки. Вдруг он выиграет тысячу-другую долларов. Вот это была бы удача! И он отправился в один из ближайших игорных залов, чувствуя себя почти так же хорошо, как в былые дни.

Игорный зал ничем не отличался от того, в каком Фернандо побывал в прошлый раз. Разница была лишь в том, что этот располагался при несколько лучшем баре. Некоторое время Фернандо наблюдал за игрой, а потом и сам присоединился к ней. Как и в тот раз, сперва все шло довольно гладко. Фернандо несколько раз выигрывал, что подбадривало его, потом проигрывал, что еще больше его затягивало. Его охватил азарт. Он наслаждался риском и как-то, имея в руках совершенно ничтожную карту, решился на блеф, чтобы сорвать крупный куш.

К величайшему удовольствию Фернандо, это ему удалось.

Победа вскружила ему голову, и он решил, что счастье на его стороне. Никто не выиграл больше. Ему попалась посредственная карта, и он попробовал открыть «праздник». Но его партнерами были наблюдательные игроки, которые почти что читали его мысли.

Началось повышение ставок.

— Ставлю еще десять, — заявил Фернандо.

— Ответил, — сказал партнер.

— Еще десять.

— Ответил.

— Еще десять.

— Ответил.

Дошло до того, что в банке набралось уже много денег. Противник Фернандо серьезно призадумался. «А вдруг, — мелькнула у него мысль, — у этого субъекта сильная карта?» Поэтому он решил открыться.

— Что у вас? — спросил он.

Фернандо открыл. Его карта была бита.

Это повергло его в отчаяние.

— Еще сдачу? — угрюмо предложил он.

— Идет, — согласился партнер.

Некоторые из игроков покинули свои места, и их сменили любопытные. Время шло, и вскоре часы пробили двенадцать. Фернандо выиграл и проиграл небольшие суммы. Он сильно устал и при самой последней сдаче проиграл еще двадцать долларов.

На душе у него кошки скребли. Фернандо чертыхнулся и торопливо зашагал в отель.

Экономка Бернарда скучала в своем кабинете. Она стояла у окна и наблюдала за садовником, который колдовал над розовым кустом. В его движениях было столько нежности и теплоты, что Бернарда внутренне позавидовала ему. «Счастливый человек, — думала она. — Ему есть о ком заботиться, и он знает, что этого у него никто не отнимет».

Стук в дверь отвлек Бернарду от раздумий.

— Кто там? Войдите!

Дверь отворилась и в кабинет вошла сеньора Тереза.

— Я на минутку к вам, Бернарда, — сказала она. — Мне нужно уточнить у вас несколько вопросов.

— Пожалуйста, сеньора. Я всегда к вашим услугам.

Сеньора Тереза выглядела великолепно. Светло-голубое платье — последний крик моды — идеально подчеркивало ее фигуру.

— Я хочу узнать у вас, — полюбопытствовала сеньора Тереза, — просматривали ли вы счета за последний месяц?

— Да. А как же иначе, сеньора. Со счетами у нас все в порядке.

— Все ли оплачено и нет ли у нас задолженности?

Бернарда удивилась такому вопросу. Еще никогда такого не случалось, чтобы сеньора Тереза интересовалась счетами. Обычно этим занимался сеньор Фернандо.

— Я просматривала их только вчера, — ответила Бернарда. — Все полностью оплачено, и никаких задолженностей у семьи Салинос нет.

— Ну что ж, прекрасно! — обрадовалась сеньора Тереза. — Я об этом спрашиваю потому, что хочу потратить некоторую сумму из семейного бюджета.

— Вы хотите сделать какую-нибудь покупку? — поинтересовалась Бернарда.

Сеньора Тереза улыбнулась.

— Да, Бернарда, вы угадали, — сказала она и при этом посмотрелась в зеркало. — Я хочу заказать парочку платьев у месье Диора.

— У месье Диора?

— Да, Бернарда. Пора мне уже поменять свой гардероб и приобрести что-нибудь необычное.

— Я рада за вас, сеньора Тереза, — сказала Бернарда. — Но, может быть, вы подождете приезда сеньора Фернандо? Неизвестно, как он отнесется к вашей покупке.

— Когда он вернется — дело уже будет сделано.

— Тогда вы что-нибудь закажете и для сеньоры Исабель?

— Для Исабель? — удивилась Тереза.

— Да. Может, это тогда смягчит реакцию сеньора Фернандо.

— Возможно, — задумчиво сказала Тереза. — Но у Исабель есть муж, и пусть он о ней заботится. — Она вдруг вопросительно посмотрела на Бернарду и тихо добавила: — А почему вас так заботит сеньора Исабель? В последнее время я не однажды это за вами замечала.

— Нет-нет, что вы, сеньора! — поспешно ответила Бернарда. — Я просто подумала, что для вас так будет лучше.

— Вы лучше следите за счетами, Бернарда, — отрезала Тереза. — Следите за порядком в доме, а не суйтесь ко мне с советами.

— Как скажете, сеньора. Просто я думала, что так будет лучше.

Сеньора Тереза, не проронив больше ни слова, ушла. Как только за ней затворилась дверь, Бернарда сразу изменилась в лице. Скулы на щеках заострились, взгляд ожесточился.

— Ничего, — сказала она вслух. — Будет еще и на нашей улице праздник! Я никому не позволю обидеть Исабель. Вы еще узнаете, кто такая служанка Бернарда…

Она подошла к окну: садовник уже ушел, и на землю спускались первые сумерки. Бернарда возвратилась к дверям и, открыв их, громко позвала:

— Дворецкий! Лоренцо, где ты?!

Через несколько минут в ее кабинет пришел Лоренцо.

— Вы меня звали, сеньора? — спросил он.

— Да, Лоренцо.

— Чем могу служить?

— Ты не знаешь, Лоренцо, когда должны вернуться сеньор Фернандо и сеньора Исабель?

— Нет, сеньора.

— Как же так?!

— Когда уезжали, они не назвали точной даты.

Бернарда занервничала.

— Ну сколько может, Лоренцо, сколько может длиться этот медовый месяц? — спросила она.

— Все зависит от людей, — медленно проговорил Лоренцо. — У меня, к примеру, его не было никогда. А у вас?

— Это не твое дело! — зло бросила Бернарда.

— Как знаете.

— Ты лучше выясни в офисе сеньора Фернандо точную дату их возвращения.

— Извините, сеньора, — скромно заметил Лоренцо. — Но зачем вам это надо знать?

— Мне нужна сеньора Исабель.

— Сеньора Исабель?

— Да. И запомни, Лоренцо. Мне всегда нужна сеньора Исабель! Я страдаю, когда долго ее не вижу. А я не люблю страдать, и еще меньше люблю рассказывать дворецкому о моей жизни. Ты понял?

— Понял, — невнятно ответил Лоренцо.

— Если понял, тогда иди, — указала Бернарда ему на дверь. — Помни, мне нужно знать точную дату их приезда.

Фернандо застал Исабель в унылом настроении. Она сидела у окна в кресле-качалке и тихонько покачивалась, погруженная в размышления. Не желая расставаться со своими фантазиями, она отвечала скупо или старалась промолчать.

— Что с тобой, Исабель? — немного погодя спросил Фернандо, заметя ее грустную молчаливость.

— Ничего, — бросила она. — Я себя неважно чувствую.

— Ты не больна, надеюсь? — спросил Фернандо, подойдя к ней.

— Да нет! — почти с раздражением отозвалась Исабель. — Просто мне не по себе.

— Очень жаль, — огорчился Фернандо. — Марио приглашает нас на ужин. Он завтра уезжает.

— Мне не хочется, — безразлично сказала Исабель. — Здесь так грустно, и надо сказать, что мне это путешествие уже надоело.

— Вот как, — сказал Фернандо. — Но мы не можем уехать сейчас. Я тебе все уже объяснял.

События развернулись иначе, чем ожидала Исабель. Когда Марио уехал, его номер недолго пустовал, вскоре туда переехала очень красивая молодая женщина с мужем. Исабель познакомилась с этой четой. Знакомству способствовало то, что оба номера обслуживались одним грузовым лифтом. Это полезное сооружение служило для подачи наверх присылаемых из магазинов покупок и для отправки вниз всевозможных хозяйственных отбросов. Всякий раз, когда швейцар подавал звуковой сигнал, хозяйки обоих номеров подходили к дверце лифта и сталкивались лицом к лицу. Однажды утром, когда Исабель подошла взять из лифта газету, новая соседка, красивая темноволосая женщина лет двадцати пяти, вышла из своего номера, очевидно, с той же целью. На ней был пеньюар, накинутый поверх ночной сорочки, волосы ее были растрепаны, но она казалась такой хорошенькой и такой симпатичной, что сразу понравилась Исабель. Соседка лишь смущенно улыбнулась, но этого было вполне достаточно. Исабель тотчас подумала, что было бы очень приятно познакомиться с нею. Она тогда не знала, что эта же мысль мелькнула и у той женщины, которая пришла в восхищение от наивного личика Исабель.

— Рядом с нами поселились очень красивая женщина с мужем, — заметила Исабель, садясь с Фернандо завтракать.

— Кто такие? — поинтересовался он.

— Я, право, не знаю, но кто-то из них прекрасно играет на рояле.

— Гм! — промычал Фернандо. — Ничего удивительного. В таком городе, как Нью-Йорк, никогда не знаешь, что за люди живут рядом с тобой.

— Да, — сказала Исабель.

— Никогда не знаешь, с кем имеешь дело, — продолжил Фернандо. — Порою можно натолкнуться на очень неприятных людей.

Прошло несколько дней. Через тонкую стену, разделяющую их гостиные, доносились звуки рояля. Исабель нравился и выбор музыкальных пьес, и блеск их исполнения. Сама она играла посредственно, и поэтому игра незнакомки граничила в ее представлении с виртуозностью. Все указывало на то, что их соседи культурные и образованные люди. И поэтому Исабель, естественно, с нетерпением дожидалась случая завязать наконец знакомство.

Однажды утром в номере Исабель раздался звонок. Когда Исабель вышла в коридор, чтобы узнать, кто это к ним направляется, она увидела стоящую у дверей соседку.

— Надеюсь, вы простите меня, — сказала соседка. — Уходя, я забыла взять с собой ключ, и потому позволила себе позвонить к вам.

К этой уловке прибегали и другие жильцы, когда по рассеянности забывали ключи, но никто не находил нужным извиняться.

— Я очень рада, что могу быть вам полезна, — сказала Исабель. — Я сама часто пользуюсь этим способом.

— Меня зовут миссис Стивенсон.

— А я — Исабель.

— Очень приятно, миссис Исабель.

— Очень приятно с вами познакомиться.

— Чудесная погода сегодня! — заметила миссис Стивенсон, задерживаясь на минуту.

Так после ряда незначительных фраз завязалось наконец это знакомство, и в миссис Стивенсон Исабель обрела очень милую собеседницу и приятельницу.

Исабель часто заходила после этого к соседке, и та, в свою очередь, навещала ее. Оба номера были уютными, но жилище супругов Стивенсон было обставлено несколько богаче.

— Не зайдете ли вечером к нам? — предложила однажды миссис Стивенсон. — Мне хотелось бы познакомить вас с мужем. — Этот разговор произошел после того, как между обеими женщинами завязалась дружба. — Мой муж тоже хочет познакомиться с вами. Вы играете в карты? — добавила миссис Стивенсон.

— Немного, — ответила Исабель.

— Вот мы и составим маленькую партию, — обрадовалась миссис Стивенсон. — Вы придете сегодня к обеду?

— Да.

В тот же вечер Исабель и Фернандо познакомились с семейством Стивенсон. Мистер Стивенсон был на несколько лет старше Фернандо. Тем, что у него была такая красивая и приятная жена, он был обязан больше своим деньгам, нежели внешности.

Исабель понравилась ему с первого взгляда, и он всячески изощрялся, стараясь быть с нею полюбезнее: он научил ее новой игре в карты, много рассказывал о Нью-Йорке и о том, какие развлечения есть в этом городе.

Затем миссис Стивенсон поиграла на рояле. Всем было очень хорошо в этот вечер.

— Очень рад познакомиться с вами, миссис Стивенсон, — сказал Фернандо, когда она закончила играть. — Вы прекрасная пианистка.

— Что вы, — смутилась миссис Стивенсон. — Просто мне нравится играть.

В манерах Фернандо появилась та изысканность, которая в свое время пленила Исабель. Фернандо перенес все свое внимание на миссис Стивенсон, и Исабель мгновенно увидела то, чего она за ним в последнее время не замечала: лоск и галантность светского человека. Увидела она и то, что была неважно по сравнению с миссис Стивенсон одета. Куда ей до нее! Исабель все стало ясно, словно завеса спала с ее глаз.

— Давайте пройдемся по Бродвею! — предложила миссис Стивенсон, заглянув однажды утром к Исабель.

На гостье был бледно-розовый халат, который она накинула, встав с постели. Фернандо и Стивенсон уже с час назад разошлись каждый по своим делам.

— Хорошо, — согласилась Исабель, любуясь холеной внешностью своей изящной приятельницы.

Миссис Стивенсон ушла к себе и к часу появилась снова. На ней были элегантное темное платье и очаровательная шляпка в тон. Исабель тоже приоделась и выглядела очень мило, но при виде приятельницы она ревниво почувствовала, как велика между ними разница. У миссис Стивенсон было много прелестных мелочей, которые дополняли ее туалет, золотые вещицы, изящная сумочка, премилый шелковый платочек.

Прогулка по Бродвею составляла одну из главных приманок Нью-Йорка. Здесь можно было встретить не только хорошеньких женщин, любящих показать себя, но и мужчин, готовых восхищаться ими. Это была яркая процессия красивых лиц и туалетов. Женщины появлялись в своих лучших нарядах и шли попарно, рука об руку, в роскошные магазины и театры, разбросанные по всему Бродвею. Точно так же щеголяли мужчины, разодетые по последней моде. Недаром говорится, что, если щеголь сошьет себе новый костюм, он прежде всего непременно «проверит» его на Бродвее.

За все свое пребывание в Нью-Йорке Исабель не видела такого.

— Вам здесь нравится? — спросила миссис Стивенсон.

— Очень! — восторженно ответила Исабель. — Мне ни разу не приходилось бывать на Бродвее в те часы, когда можно было все это увидеть.

— Я с вами согласна, — сказала миссис Стивенсон.

Исабель поняла, что ее приятельница часто бывала здесь и неоднократно принимала участие в этом параде мод, вызывая одобрительный шепот своим туалетом и внешностью. Она приходила сюда не только, чтобы посмотреть, но и чтобы лишний раз убедиться, что не отстала от моды.

Сколько было здесь нарумяненных и напудренных лиц, накрашенных губ, томных подведенных глаз! Внезапно Исабель поняла, что очутилась в центре выставки всего самого шикарного и модного, и какой выставки! Витрины ювелирных магазинов сверкали на каждом шагу. Улица была запружена шикарными автомобилями, а у подъезда стояли величественные швейцары. На всем Бродвее царила атмосфера богатства и внешней эффектности, и Исабель сознавала, что и она принадлежит к этому миру.

Через день после посещения Бродвея миссис Стивенсон пригласила Исабель в театр. Она слышала от Исабель, что у Фернандо появились срочные дела и он не придет к обеду.

— Почему бы вам не пойти с нами?

— Благодарю вас, я, пожалуй, пойду, — согласилась, не задумываясь, Исабель.

— Вот и прекрасно, мы будем ждать вас.

Исабель уже с трех часов начала одеваться, чтобы к половине шестого быть готовой отправиться в известный ресторан. В наряде Исабель уже сказывалось влияние изысканной миссис Стивенсон. Та постоянно обращала ее внимание на всевозможные новинки дамского туалета.

«А вы не хотите купить такую-то или такую-то шляпку?» или «Вы видели новые перчатки, которые теперь носят?» — такие вопросы Исабель постоянно слышала от своей подруги.

— Когда вы в следующий раз будете покупать себе туфли, дорогая моя, — наставляла ее миссис Стивенсон, — непременно купите с лакированным носком и на толстой подошве. Это самая модная обувь нынешней осенью.

— Спасибо, я так и сделаю, — говорила Исабель.

— Ах, дорогая моя, вы заметили, какие появились новые блузки? — сказала ей в другой раз миссис Стивенсон. — Изумительные фасоны! Я присмотрела там одну блузку, которая, я уверена, очень пошла бы вам. Я тотчас подумала об этом, как только увидела ее.

— Да, да, — соглашалась Исабель.

Миссис Стивенсон одобрительно кивала. Ей, видно, было приятно давать советы подруге.

Исабель с большим интересом прислушивалась к ее советам, ибо в отношении миссис Стивенсон к ней чувствовалось искреннее дружелюбие.

— Почему вы не купите себе юбку из синей саржи? — сказала однажды миссис Стивенсон. — Они как раз входят в моду; к тому же темно-синий цвет так идет вам!

Исабель жадно ловила ее слова. О подобных вещах ей никогда не приходилось беседовать с Фернандо. Постепенно она начала высказывать желание купить то одно, то другое, а он соглашался, ничем не проявляя своего мнения. Разумеется, он заметил новые наклонности Исабель и, слыша на каждом шагу похвалы по адресу миссис Стивенсон, сообразил, откуда дует ветер. Он ни в чем не препятствовал Исабель и вскоре убедился, что ее потребности растут. Он любил ее, а потому предоставил событиям развиваться своим чередом.

Как бы то ни было, но указания миссис Стивенсон не пропали даром, и Исабель была вполне прилично одета в тот день, когда она собралась со своими новыми друзьями в театр. Исабель надела свое лучшее платье и отметила, что оно ей к лицу и хорошо сидит. У нее, несомненно, был вид холеной женщины двадцати одного года, и миссис Стивенсон сделала ей комплимент, от которого на щеках Исабель выступила краска, а в больших глазах вспыхнул огонек удовольствия.

На улице собирался дождь, и мистер Стивенсон по просьбе жены вызвал такси.

— А ваш муж не поедет с нами? — спросил мистер Стивенсон, когда Исабель вошла в гостиную.

— Нет, — ответила она.

— В таком случае вы бы оставили ему записку.

— Вы правы, — сказала Исабель.

Сама она об этом не подумала.

— Напишите ему, что мы будем поздно.

— Хорошо.

Шурша платьем, Исабель прошла через коридор к себе в номер и, не снимая перчаток, набросала записку. Когда она вернулась к приятельнице, там оказался какой-то гость.

— Миссис Исабель, разрешите представить вам моего двоюродного брата, мистера Эдамса, — сказала миссис Стивенсон. — Он поедет с нами.

— Очень рад познакомиться, — произнес Эдамс, почтительно кланяясь Исабель.

Исабель с первого же взгляда успела заметить, что он очень высок и статен, тщательно выбрит, молод и недурен собой, но не более того.

— Мистер Эдамс приехал в Нью-Йорк на несколько дней, — сообщил Стивенсон, — и мы стараемся хоть немного развлечь его.

— Вы тоже приезжий? — спросила Исабель, снова оглядывая молодого человека.

— Да, — ответил тот.

— И надолго вы приехали?

— Я пробуду здесь с неделю.

Он присел на стул в ожидании, пока миссис Стивенсон закончит свой туалет.

Эдамс был, по-видимому, весьма благодушного нрава и не рисовался. Исабель показалось, что он еще не совсем преодолел остатки юношеской робости. Достоинство его заключалось в том, что он был хорошо одет и довольно храбро держался в обществе. Исабель решила, что с этим человеком ей очень трудно будет поддерживать разговор.

— Ну, теперь мы, кажется, готовы, — заверил Эдамс. — Такси у подъезда.

— Да, пойдем, — сказала миссис Стивенсон, входя в гостиную. — Боб, тебе придется позаботиться о миссис Салинос!

— Постараюсь, — улыбнувшись, ответил Боб и подошел ближе к Исабель. — Мне кажется, вы не потребуете особого надзора? — добавил он, как бы прося у нее прощения.

— Надеюсь, — отозвалась она.

Они спустились вниз, и вскоре вся компания разместилась в такси.

— Поехали, — сказал Эдамс, усаживаясь последним и захлопывая дверцу.

Такси тронулось с места.

— А что сегодня идет? — поинтересовался Эдамс.

— «Лорд Чомли», — ответил Стивенсон.

— Это бесподобно! — воскликнула миссис Стивенсон.

— Да, газеты хвалят этот спектакль, — вставил Стивенсон.

— Я нисколько не сомневаюсь, что мы получим огромное удовольствие, — сказал Эдамс.

Он сидел рядом с Исабель и потому считал своим долгом уделять ей должное внимание. Его заинтересовала эта еще совсем молодая и уже замужняя женщина, такая хорошенькая к тому же, но этот интерес был только почтительным. Молодой человек не был ловеласом. Он с большим уважением относился к брачным узам и помышлял только о хорошеньких девицах на выданье.

— Вы уроженка Нью-Йорка? — спросил он, обращаясь к своей соседке.

— О нет, я здесь совсем недавно.

— Значит, у вас не было времени ознакомиться с городом?

— Я бы не сказала, — ответила Исабель. — Но Нью-Йорк мне такой же чужой, как в первый раз.

— Вы не из западных ли штатов?

— Нет, я из Буэнос-Айреса.

— Да! — вздохнул Эдамс. — У меня такое впечатление, что большинство жителей города поселились здесь совсем недавно.

— А кем вы работаете? — спросила Исабель.

— Служу в одной электрической компании, — добродушно ответил молодой человек.

— Работа интересная?

— Да, очень. И я бы сказал — перспективная.

— Даже так?

— Иначе зачем работать?

— Тоже верно.

Они продолжали болтать, перескакивая с одной темы на другую, разговор их прерывался лишь замечаниями, которые время от времени вставляли супруги Стивенсон. Несколько раз беседа становилась общей и довольно оживленной, и наконец они подъехали к ресторану.

Здесь царила не поддающаяся описанию атмосфера, здесь все говорило посетителю, что он попал в особое место. Высокие цены ресторана ограничивали круг его посетителей. Здесь можно было встретить либо богатых, либо принадлежащих к классу охотников за развлечениями.

Эдамс шел впереди, между рядами столиков с ослепительной сервировкой, за которыми сидели обедающие. Новичку сразу бросались в глаза достоинство и уверенность, с какими держались посетители этого ресторана. От множества электрических лампочек, лучи которых отражались в хрустале, от блеска позолоты на стеках все сливалось в одном слепящем сверкании. Белоснежные сорочки мужчин, изысканные наряды дам, бриллианты — все это являло собой чрезвычайно эффектное зрелище.

Исабель шла по залу с горделивым видом, ничуть не уступая миссис Стивенсон. Она подмечала каждую мелочь окружающей их обстановки.

Едва они уселись, как им подали меню. Оно предлагало вниманию посетителей бесконечное разнообразие всевозможных блюд, которых хватило бы на прокорм целой армии, а цены сразу показывали, что думать о благоразумных тратах более чем смешно.

Столики сами по себе не представляли ничего особенного, но маленькие лампочки под красивыми абажурами на каждом столике отбрасывали розовый свет на лица, туалеты и стены и тем самым удивительно украшали зал.

К ним подошел официант. Мистер Стивенсон сделал общий заказ, предварительно выслушав советы и пожелания каждого.

Официант повторял за ним:

— Черепаший суп, так. Одну порцию, слушаю. Устрицы, полдюжины, так. Спаржа, слушаю. Оливки…

Стивенсон потребовал также несколько бутылок вина, которые официант поставил возле столика в плетеной корзинке. Исабель, широко раскрыв глаза, смотрела на собравшееся в зале общество. Так вот она, жизнь нью-йоркского высшего света! Вот как они проводят дни и вечера!

Эдамс довольно равнодушно разглядывал толпу, повернувшись к Исабель своим красивым профилем. У него был высокий лоб, довольно крупный нос и мужественный подбородок. Хорошей формы рот свидетельствовал о доброте.

Исабель угадывала в нем что-то мальчишеское, но все-таки это был вполне взрослый человек.

— Знаете, — сказал вдруг Эдамс. — Мне иногда кажется, что стыдно тратить столько денег подобным образом.

Исабель взглянула на него, слегка удивленная его серьезным тоном.

— Почему же? — спросила она.

— Потому что здесь платят больше, чем все это на самом деле стоит.

— А я не понимаю, почему бы людям не тратить деньги? — возразила миссис Стивенсон.

— Во всяком случае, это никому не приносит вреда, — поддержал ее мистер Стивенсон.

Он все еще изучал меню, хотя уже сделал официанту обильный заказ. Эдамс опять смотрел в сторону, и Исабель снова загляделась на него. Ей казалось, что этот молодой человек думает о странных вещах. Было что-то мягкое во взгляде, каким он обводил ресторан.

— Взгляните-ка на туалет вон той женщины, — сказал он, повернувшись к Исабель, и легким кивком указал направление.

— Где? — спросила Исабель.

— Вон там, в углу, довольно далеко от нас. Вы видите ее брошь?

— Боже, какая огромная! — воскликнула Исабель.

— Честно сказать, я давно не видел такого безвкусного нагромождения бриллиантов, — заметил Эдамс.

— Да, я с вами согласна, брошь слишком велика, — вторила ему Исабель.

Ей вдруг почему-то захотелось понравиться молодому человеку. Но от нее не ускользнуло, что интерес Эдамса к ней был в высшей степени отвлеченный. Она не вписывалась в сферу его жизни, не имела никакого отношения к интересовавшим его вопросам. И все же ей было приятно, что он обращается к ней и его слова находят у нее отклик.

— Вы плохо относитесь к богатству? — спросила Исабель.

— Меня нисколько не влечет к богатству, — сказал Эдамс. — А тем более у меня нет желания тратить деньги вот таким путем.

— В самом деле? — спросила Исабель, впервые в жизни чувствуя, что новый взгляд на вещи производит на нее сильное впечатление. — Почему?

— Как — почему?! Какая от этого польза? Разве это нужно человеку, чтобы быть счастливым? — воскликнул Эдамс.

Последние его слова вызвали некоторые сомнения у Исабель.

«Он, верно, мог бы быть счастлив и в полном одиночестве, — мелькнуло у нее в голове. — Ведь он такой сильный!»

Мистер и миссис Стивенсон почти непрерывно болтали, и таким образом Эдамсу лишь изредка представлялась возможность вставить несколько фраз, производивших на Исабель большое впечатление.

Когда они вышли из ресторана, Эдамс взял Исабель под руку, помог ей сесть в такси, и они всей компанией отправились в театр.

Во время спектакля Исабель внимательно прислушивалась к тому, что говорил ей Эдамс. Он часто обращал внимание именно на те места пьесы, которые особенно нравились и ей, которые глубоко ее волновали.

— Вы не находите, что чудесно быть актером? — спросила она.

— Да, — ответил он. — Но только хорошим актером. Ведь театр — такая великолепная вещь!

По окончании спектакля вдруг выяснилось, что Эдамс не намерен сопровождать компанию обратно.

— Неужели вы не поедете с нами? — вырвалось у Исабель.

— Нет, благодарю вас, — ответил он.

— А куда же вы поедете?

— Я остановился в другом отеле, здесь неподалеку.

— Очень жаль.

— Мне тоже.

Исабель больше ничего не сказала, но эта неожиданность почему-то огорчила ее. Она жалела, что приятный вечер близится к концу, но все-таки надеялась, что он продолжится еще хоть на полчаса. О, эти часы, эти минуты, из которых складывается жизнь! Сколько печали и страданий вмещается в них!

Исабель пожала Эдамсу руку с напускным равнодушием. Не все ли ей равно, собственно говоря!

Вернувшись в отель, Исабель стала перебирать в уме впечатления вечера. Она не знала, встретит ли еще когда-нибудь этого человека. Впрочем, не все ли ей равно?

Совершенно подавленным вышел Хуанхо от Терезы. Он брел по улице и не замечал людей. Мир как будто перестал существовать для Хуанхо. Его сверлила и жгла одна мысль. Как разобраться, как выйти из этой сложной ситуации? Хуанхо было стыдно за себя, за свою потерянную жизнь. Скорее от безысходности он забрел в первый попавшийся по пути кабак.

«Я сейчас напьюсь и умру, — думал он, сидя за столиком. — Мне такая жизнь больше не нужна! Что я в ней стою? Ничего, ровным счетом ничего. Уж лучше тогда умереть».

Перед мысленным взором бедняги предстали ненавистные лица адвоката Пинтоса и Виктора. Как они ему осточертели! Нужно избавиться от них, нужно обязательно избавиться…

— Не могу, не могу так больше! — воскликнул Хуанхо. — Я сейчас позвоню им!

Он подошел к телефону и набрал номер, который ему когда-то оставил Виктор. Ему долго не отвечали. Потом наконец он услышал долгожданный голос.

— Алло! — хрипловато ответили в трубке.

— Пожалуйста, адвоката Пинтоса! — попросил Хуанхо.

— А кто его спрашивает?

— Это Хуанхо.

Голос в трубке замолчал, но вскоре опять прохрипел:

— Адвокат Пинтос сейчас занят.

Хуанхо это вывело из терпения.

— Меня не волнует, что он занят! — заорал он. — Я срочно хочу поговорить с ним!

Адвокат Пинтос беседовал с Виктором, когда зазвонил телефон. Виктор снял трубку.

— Это наш дружок Хуанхо, — вполголоса сообщил он адвокату.

— Этот проходимец нам пока не нужен, — ответил Пинтос. — С ним мы разберемся попозже.

Но Хуанхо был упрям, и адвокат вынужден был взять трубку.

— Адвокат Пинтос слушает, — сказал он.

— Это Хуанхо, — послышалось на другом конце провода.

— Да, я слушаю.

— Я хочу вам сказать, — заговорил, заикаясь, Хуанхо, — я уже давно хочу сказать, что я сыт вами по горло! Я сыт таким дерьмом, как вы! Я все рассказал о вас и о вашем дружке!

— Я советую вам помолчать! — сказал адвокат. — С меня довольно вашего вранья! Мне не нужно угрожать. Вы потом очень сильно пожалеете об этом, молодой чел… Ох, черт! Он положил трубку! — выругался адвокат.

— Наглец, — заметил Виктор.

— Не меньший, чем ты! — зло бросил ему Пинтос.

Виктор безразлично пожал плечами.

— Так что мы с ним теперь будем делать? — спросил он.

— Я думаю, что от этого придурка ты сможешь добиться всего, чего хочешь.

— Чего вы хотите, адвокат, — уточнил Виктор.

— Ладно, — сказал Пинтос, — того, чего хочу я.

— Мне нужно убрать его или просто проучить? — спросил Виктор.

— Дело очень серьезное, — сказал Пинтос, — и я думаю, что без чрезвычайных мер тут не обойтись. Иначе мы рискуем потерять все.

— Я вас понял, — хладнокровно сказал Виктор. — Когда дело касается собственной безопасности — тут долго раздумывать не приходится.

— Вот именно, — согласился Пинтос. — Похоже, что этот молокосос нам все наврал. Я думаю, что ты, Виктор, позволил ему нас обокрасть.

— Но я…

— Молчать! — прикрикнул на него Пинтос. — Теперь этот мальчишка угрожает нам, что все расскажет полиции и семье Салинос. Как все же быстро перестаешь доверять людям.

— Вы имеете в виду меня, сеньор? — спросил Виктор.

— Да, я говорю о тебе! — гаркнул адвокат. — Мне не нравится, когда меня обкрадывают и делают из меня дурака. И этот мальчишка угрожает мне. Ах, как я испугался! Слова какого-то наркомана и алкоголика против такого уважаемого адвоката, как я. Так не пойдет! Нет ничего хорошего в том, что это произошло с тобой, мой бедный Хуанхо.

Дворецкий Лоренцо занимался уборкой, когда зазвонил телефон.

— Сейчас иду! — крикнул старик. — Не дадут как следует поработать.

Звонили из полиции и сообщили, что Хуанхо доставлен в больницу в тяжелом состоянии.

— Ай-яй-яй! — запричитал Лоренцо. — Что теперь будет с сеньорой Терезой!

Тереза вернулась домой только к вечеру. Она прошла в гостиную и устало опустилась в кресло. К ней сразу же поспешил дворецкий.

— Какое безобразие, какой кошмар! — воскликнула Тереза.

— Слава Богу, что вы пришли, — обрадовался Лоренцо.

— О, Лоренцо, я так устала, что у меня нет сил выслушивать тебя. Сделай мне лучше коктейль.

— Хорошо, сеньора.

— Какой кошмар, — сказала Тереза. — Сейчас даже за покупками сходить невозможно. Хотела купить два платья от Диора, а пришлось довольствоваться одним. Такие цены!

Дворецкий принес коктейль. Тереза отпила несколько глотков и поставила стакан на столик.

— Как хорошо! Спасибо, Лоренцо.

— Сеньора, — начал Лоренцо.

— Что случилось? Говори, что ты сегодня опять разбил в этом проклятом доме?

— Ничего, сеньора, — ответил Лоренцо. — Просто звонили из полиции.

— Из полиции? Зачем?

— Хотели поговорить об одном человеке.

— О ком, Лоренцо, говори быстрее.

— О сеньоре Хуанхо. Похоже, он в тяжелом состоянии. Вам, сеньора, срочно нужно позвонить в полицию.

Мерседес стояла у крыльца и провожала взглядом скачущую на лошади по тенистой аллее парка Мануэлу. Глаза у матери были задумчивы и излучали ласковый, нежный свет. Мерседес улыбнулась и помахала вслед Мануэле рукой. Было утро, а для дочери вошло уже в привычку совершать верховые прогулки в это время. Каждое утро Мануэла объезжала парк по периметру несколько раз. С детства она любила лошадей: эта любовь, видно, передалась ей от отца. Мерседес препятствовала поначалу увлечению дочери, но потом сдалась. Верховая езда, конечно же, не женское дело, но Мануэла так прекрасна, так жизнерадостна и беззаботна, когда едет верхом. За десять лет она выросла, стала совсем невестой.

«Мануэла у нас просто прелесть!» — думала счастливая Мерседес. В глазах ее вспыхивали озорные огоньки и тут же гасли. Она вспомнила, как и сама когда-то была молода и красива. Но те времена уже прошли, и теперь у нее осталась единственная забота — дочь.

Мерседес вдруг заметила какое-то движение слева от себя. Она повернулась и воскликнула:

— Руди! Боже мой!

К ней с распростертыми объятиями шел улыбающийся Руди. В его манерах было что-то по-мужски статное и элегантное.

— Тетя Мерседес, я вернулся!

Он подошел поближе, обнял ее за плечи. Руди был на голову выше ее, повзрослевший и возмужавший.

— Руди! Какой сюрприз! А я думала, что ты приедешь только завтра.

Руди вытер платком вспотевший лоб.

— Я решил не откладывать свой приезд на завтра. Я очень соскучился по всем, тетя Мерседес!

— Мы тоже скучали, Руди. Как у тебя дела, успехи?

Мерседес не сводила с него глаз. Руди чуть сконфуженно замялся.

— Я получил диплом и документы, тетя Мерседес. Вы просто не представляете, какое количество бумаг нужно оформить, чтобы уехать учиться в аспирантуру в Италию.

— Но ведь еще рано! — заметила Мерседес.

— Да, тетя, но я решил отправиться туда пораньше.

— Но зачем?

— Я хочу привыкнуть, немного обжиться там, прежде чем начнется учеба.

— Может, ты и прав, — сказала Мерседес. — Италия — прекрасная страна. Скажи мне, как все прошло? Как вручали дипломы, как вы отмечали? Все расскажи.

— Как обычно, — развязным тоном сказал Руди. — Немного музыки, немного слез… Так, ничего особенного.

Мерседес с удивлением посмотрела на него. У нее сложилось впечатление, что Руди не понравился выпускной вечер.

— Глупенький, — сказала она. — Ну почему ты не захотел, чтобы мы приехали? Тогда ты был бы не один.

Руди отвел взгляд.

— Я захотел устроить праздник здесь и только для вас.

— Ты что-то ищешь? — спросила Мерседес, заметив, что Руди завертел головой.

— Нет, что вы? — сконфузился он. — Главное, я хочу чтобы праздник был здесь. Я хочу кое-что вам объявить. — Руди опять замялся. — Я об этом долго думал и… в общем, это имеет отношение к Мануэле… Поймите меня правильно.

Мерседес улыбнулась, и Руди опять отвел глаза.

— Наша Мануэла — шальная девчонка, — сказала Мерседес. — Ты только посмотри на нее!

— Где? — встрепенулся Руди.

— Вон она, скачет верхом. Мануэла!

— Мануэла! — прокричал Руди.

— Иди встречай ее! — сказала Мерседес и толкнула Руди в бок.

— Мануэла! Мануэла! — закричал Руди и побежал ей навстречу.

Мануэла, завидев бегущего Руди, пришпорила коня. Подъехав к нему, она проворно соскочила на землю.

— Мануэла! — воскликнул Руди.

— Руди! Как дела?

— Прекрасно! — ответил улыбающийся Руди.

Мануэла поправила выбившиеся из-под шляпы волосы.

— Как я рада тебя видеть, Руди!

Руди переминался с ноги на ногу. Ему казалось, что в глазах Мануэлы он выглядит чудаком.

— Ты чудесно выглядишь, — сказал робко он.

Мануэла взглянула на него, и в ее глазах Руди заметил усталость.

— Ты тоже прекрасно выглядишь, Руди. — Мануэла похлопала лошадь по крупу. — Узнаешь?

— Это Серафим! — догадался Руди.

— Да, он самый!

— Прекрасная лошадь! Когда я уезжал, он был еще жеребенком.

— Да, — сказала Мануэла. — А сейчас он самый любимый мой скакун.

— Я узнал его сразу, — сказал Руди и восхищенно добавил: — Какая ты красавица, Мануэла! Какая у тебя чудесная шляпа!

Мануэла смутилась, и на щеках ее загорелся румянец.

— Как ты доехал? — желая переменить тему разговора, спросила она.

Руди перешел на развязный тон.

— Я прекрасно доехал. Только очень скучал.

— Правда?

— Да, — ответил Руди. — Путешествие было замечательным! Я должен столько тебе рассказать…

Мануэла недоверчиво покосилась на него. Она заметила, что Руди выглядел несколько подавленно, но старался держаться молодцом. Мануэла отметила, что она не скучала по нему все это время. Руди был для нее вроде брата и не более.

— Мы могли бы устроить прием в честь твоего приезда, — сказала она.

Руди пожал плечами и промолчал. Тем временем они подошли к Мерседес.

— Что случилось? — спросила мать.

— Почему он не предупредил нас? Ведь он должен был сделать это. Правда, мама?

— Верно, — ответила Мерседес. — Но он никогда не предупреждает заранее. — Затем уже дружелюбнее добавила: — Но ничего, я сейчас что-нибудь приготовлю.

Мануэла взяла Руди под руку, и он заулыбался.

— Тетя, сделай бутафроло! — попросил Руди.

— Не беспокойся, — ответила Мерседес. — Я все сделаю наилучшим образом.

— Ты никогда не предупреждаешь нас, — обиженно сказала Мануэла, едва Мерседес ушла.

— Да? — шутливо сказал Руди.

— Хоть бы прислал письмо или голубя с запиской…

Руди рассмеялся.

— Знаешь, Мануэла, я вообще предпочитаю сюрпризы.

— Тебе это нравится?

— Да. Но еще мне нравится, когда голуби летают на воле, а не служат почтальонами.

Тут уж развеселилась Мануэла.

— Ты всегда добиваешься своего? — спросила она.

— Свободы почтовых голубей? — иронически переспросил Руди.

— Сюрприза! — рассмеялась Мануэла.

— Сюрприза? — опять переспросил Руди и добавил: — Ты еще не знаешь, какие сюрпризы я приготовил тебе!

— Боже мой! — воскликнула Мануэла. — Я надеюсь, что только приятные.

— Да, очень! Особенно для тебя!

— Пойдем в дом, — предложила Мануэла. — Ты мне все расскажешь про свой сюрприз.

Она взяла Руди под руку.

— А как Серафим? — спохватился Руди.

— Джорджо! — позвала Мануэла конюха. — Позаботься о Серафиме!

— Ну что, идем? — спросил Руди.

— Пошли.

Фернандо Салиносу все утро не давали покоя мысли о жене. И это было неудивительно: ведь сегодня Исабель идет на прием к врачу. Предыдущие анализы показали, что она может забеременеть. Это известие вскружило голову Фернандо. Он на время забросил все дела и думал только об этом.

Уже около двух часов Фернандо и Эмилио играли в теннис. Эмилио, как всегда, не везло. Он то и дело проигрывал. После очередной партии он, усталый, подошел к Фернандо.

— Ну что? — спросил Фернандо. — Попробуем еще разок?

Эмилио виновато улыбнулся.

— Я больше не могу, Фернандо. В тебя словно бес вселился! Я чуть не умер от инфаркта.

— Ну давай еще один сет.

— Нет. Пойдем переодеваться.

— Если ты устал, то мне здесь тоже делать нечего, — сказал Фернандо. — Ты иди в раздевалку, а я позвоню домой.

— Зачем?

— Хочу предупредить, что не приеду к обеду. Ведь мы вместе пообедаем, правда?

— Да, — ответил Эмилио. — Традиции трудно нарушать.

— Вот именно, друг! — весело сказал Фернандо.

Через полчаса они вышли из раздевалки и направились в небольшое кафе, которое располагалось неподалеку от кортов.

Присев за столик, Фернандо спросил:

— Как ты себя чувствуешь, Эмилио?

— Отвратительно, — бросил тот.

Фернандо самодовольно улыбнулся.

— Может, в следующий раз сыграем на спор?

Эмилио поморщился и отвернулся к стойке. Там, как попугаи на жердочках, в разноцветных майках на высоких стульях сидели посетители.

— Нет, извини, — ответил Эмилио. — Спорить с тобой я не желаю.

Фернандо толкнул друга в плечо.

— Что ты, Эмилио? Опять отговорки! А как же реванш? Что ты за спортсмен!

— Никакого реванша!

— Да брось ты.

Эмилио положил руки на стол.

— Ну хорошо, не будем спорить, Фернандо. Я ведь никогда у тебя не выигрывал.

— Как это может быть? — удивился Фернандо.

— Очень просто, — ответил Эмилио и улыбнулся. — Верхом ты меня обгоняешь, в теннис обыгрываешь, не друг, а просто ужас какой-то!

Фернандо покачал головой.

— Скажи мне честно, — продолжал Эмилио, — неужели ты не можешь хоть разок пожалеть меня и ради успокоения своей совести дать себя обыграть? Ведь этим благородным поступком ты сможешь вернуть мне веру в собственные силы.

— Даже так? — удивился Фернандо.

— А почему бы и нет.

— Два стакана молока для сеньора, — сказал Фернандо подошедшему к столику официанту. — Этот сеньор сегодня проиграл, но на угощении он всегда выигрывает.

Фернандо рассмеялся, обнажив ровный ряд зубов.

— Вечно ты надо мной подтруниваешь! — возмутился Эмилио.

Фернандо подвинул ближе к Эмилио два стакана молока, которые уже принес официант.

— Я тебе серьезно говорю, Эмилио. Возможно, кое в чем ты прав. На лошади я тебя обгоняю, в теннис обыгрываю, но в бизнесе кто из нас впереди? Скажи.

— Извини, — улыбнувшись, сказал Эмилио. — Ты уходишь в сторону, хотя прекрасно знаешь, о чем я говорю. Ты всегда остаешься победителем, вот и все.

— Нет, нет! — возмутился Фернандо.

Эмилио подсел к нему поближе.

— Ты, Фернандо, прикидываешься скромным, а я ведь прекрасно знаю тебя. Как самого себя! Поверь, мне известны все твои причуды, удачи и промахи.

— Неужели?

— Может, тебе перечислить, по каким статьям ты меня обыгрываешь?

Лицо Фернандо приняло серьезное выражение.

— Я тебе и сам перечислю, — сказал он. — За последнее время я купил у тебя за бешеные деньги все предприятия твоего отца и сделал тебя партнером в большинстве моих фирм. Так?

— Да. Но при чем здесь это?

— Вот тут, братец мой, ты и обогнал меня! — горячо выпалил Фернандо.

— В чем же?

— За эти десять лет, которые мы работаем бок о бок, я успел убедиться, что в делах ты понимаешь больше моего и в этом за тобой никому не угнаться. Во всяком случае, не мне. И меня, заметь, это устраивает.

— По-моему, ты преувеличиваешь, друг мой.

Фернандо недоуменно пожал плечами.

— Возможно, ты в чем-то прав, Эмилио.

— Я тебе все сейчас скажу, Фернандо. Дело в том, что, пока ты отдавал свое время любви к прекрасным дамам, я учился у своего отца, как нельзя вести дела.

— Такому тоже нужно учиться.

— Вот именно!

— Но не хочешь ли ты сказать, Эмилио, что я понапрасну тратил время?

— Нет, Фернандо, я не хотел тебя обидеть. Но для того чтобы научиться бизнесу, требуется много времени. Ты согласен?

— Да, Эмилио. Ты знаешь, у меня сейчас трудный период в жизни, и очень напряженный.

— А что случилось?

— Все нормально, друг. Я говорю о том, что, возможно, в ближайшем будущем меня ждет огромное счастье. Мне очень хочется верить в это.

Эмилио внимательно всмотрелся в лицо Фернандо.

— Ты подписал контракт с Соединенными Штатами? Верно?

— Нет. Это касается Исабель и меня.

— Что же произошло?

— Сегодня у Исабель была последняя встреча с врачом, с доктором Вилья, и я надеюсь, что все хорошо.

— Что хорошо?

— Дорогой Эмилио, я имею в виду нашего ребенка. У нас с Исабель наконец будет ребенок.

— Это прекрасно, Фернандо!

— Да, Эмилио! Это лучший подарок, который мне могла сделать Исабель.

— И что говорит врач?

— Пока все обнадеживает.

— А как себя чувствует Исабель?

— Неважно. Бедняжка, ей еще предстоит продолжить лечение. А ведь сколько нужно было сделать всяких анализов, всяких утомительных процедур…

— Как она выдержала все это?

— Она необыкновенная женщина!

— И самая красивая в мире, — добавил Эмилио.

— Да, ты прав, друг. Она самая добрая, самая замечательная! Нам только одного не хватало все это время для счастья — ребенка.

— Дети — это очень хорошо, Фернандо. Вот видишь, и здесь ты меня обошел. Красавица жена, дети…

— Обогнал потому, что ты сам этого хотел.

— Почему?

— Просто ты превратился в закоренелого холостяка, Эмилио. Но я все-таки надеюсь, что в один прекрасный день на твоем пути появится та самая женщина, которая заарканит тебя. Все может быть.

— Вот именно, Фернандо, что может. А может, и нет.

— Как это нет, Эмилио? Не собираешься же ты всю жизнь жить один?

— Нет, конечно. Но пока мне не повезло так, как повезло тебе, Фернандо.

— Не отчаивайся, друг. Ты только оглянись вокруг. Видишь, сколько прекрасных девушек!

— Ты шутишь.

— Нет, Эмилио, я не шучу. Тебе и вправду давно пора обзавестись семьей. Ты уже не молод, а тут будет жена, дети… Что еще нужно человеку для счастья?

— А ты, Фернандо, счастлив?

— Разве не видно? — улыбнулся Фернандо. — Вот и сегодняшний день должен принести мне счастливое известие.

— Ты надеешься на приятные новости?

— Не могу пожаловаться, Эмилио, все идет хорошо!

— Видно, есть Бог на свете.

— Да. Мне все время везло. Я познакомился с Исабель, и это было удачей. Теперь уже прошло десять лет нашей супружеской жизни. Случались, конечно, и споры, но теперь… это известие…

— А долго еще ждать?

— Думаю, я вполне могу подождать еще месяц. Но на этот раз все сбудется, я в этом уверен.

— Я рад за тебя, Фернандо.

— Я тоже очень рад. Исабель говорит, будто врач подтвердил, что через месяц-другой она сможет зачать. Какое счастье для семьи! У нас родится сын, наш сын, Эмилио, ты понимаешь?

— Да, Фернандо, — с грустью в голосе сказал Эмилио. — Дай тебе Бог, чтобы все прошло хорошо.

— Так и будет. Вот увидишь, не может быть иначе.

Фернандо встал из-за стола, показывая, что он торопится уйти.

— Уже уходим? — спросил Эмилио.

— Да. Мне нужно идти, друг. Ведь Исабель уже вернулась домой, и мне не терпится побыстрей узнать от нее новости, которые меня порадуют.

— Желаю тебе удачи, Фернандо!

— Тебя подвезти? Ты ведь свою машину оставил дома.

— Нет, спасибо. Хочу здесь еще немножко посидеть, а потом доберусь на такси.

— Как знаешь, приятель. Не забудь только, что на следующей неделе мы опять встретимся на корте.

— Да, Фернандо. Я буду ждать от тебя хороших новостей.

— Обязательно, Эмилио. Я в этом уверен.

Фернандо торопливо вышел, а Эмилио заказал себе виски со льдом и, отпив несколько глотков, глубоко задумался.

Исабель лежала на кровати. Плечи ее вздрагивали от рыданий. В такие минуты каждому человеку кажется, что жизнь кончена. Но Исабель была сильным человеком. Что-то едва ощутимое подсказывало ей, что не все еще кончено, что будут еще в ее жизни счастливые времена. Нужно только не отчаиваться, нужно как-то выстоять в этой трудной ситуации и попытаться преодолеть неблагоприятное стечение обстоятельств. Но память все время возвращала ее назад. Ей все еще слышался приговор доктора: «У вас, сеньора, не может быть детей». Как это пережить? Жизнь ее рушится прямо на глазах, и никто не в силах ей помочь.

Исабель повернулась на бок, затем села. Ее блуждающий взгляд остановился на фотографии на стене. Она и Фернандо выглядели на этой фотографии счастливыми. Тогда они действительно были счастливы. У них был медовый месяц, они много путешествовали, наслаждались жизнью. Куда теперь ушло все это? Как теперь отнесется Фернандо к тому, что у нее не будет детей?

Исабель чувствовала себя несчастной, может быть, самой несчастной на свете. Она взяла с прикроватной тумбочки зеркало и посмотрелась в него. Сейчас она выглядит ужасно: веки припухли, губы вздулись, на щеках — болезненный румянец от слез. Нет, не нужна будет такая жена Фернандо. Он женится на другой, которая сможет родить ему детей. Исабель опять разрыдалась.

В дверь спальни кто-то постучал. Стучали настойчиво.

«Уж не Фернандо ли?» — пронеслось в голове Исабель.

За дверью послышался голос Бернарды.

— Сеньора Исабель! Откройте!

Исабель недовольно поморщилась. Ей не хотелось вставать, ей не хотелось сейчас ни с кем встречаться, а тем более вести разговоры. Но Бернарда была настойчивой. Исабель ничего не оставалось как открыть дверь.

Бернарда не вошла, а буквально ворвалась в спальню. Взволнованно прошлась несколько раз взад-вперед и остановилась возле кровати Исабель.

— Почему ты так долго не открывала?

— Я спала.

— Как спала?

— Просто прилегла на минутку.

Бернарда пристально взглянула на Исабель, по ее взгляду можно было определить, что она сильно взволнована.

— У тебя плохие новости? — спросила Бернарда.

Исабель резко отвернулась и хмыкнула:

— Тебе нужны подробности?

Бернарда подошла поближе и схватила дочку за плечо.

— Так новости плохие? Верно, Исабель?

— Да.

В глазах Бернарды помутилось, у нее началась одышка. Тяжело вздохнув несколько раз, она взяла себя в руки.

— Что же теперь делать, Исабель?

— Не знаю.

— Как это не знаешь?

— А кто знает, что нужно делать в моем случае?!

— Как это кто? Ты была сегодня у врача?

— Да, была.

— Он ведь дал тебе какой-то совет. Ведь можно попытаться снова. Начинать вновь и вновь столько раз, сколько потребуется.

Исабель заплакала.

— Не плачь, — ласково успокаивала ее Бернарда. — Я уверена, что все еще будет хорошо.

— Нет. Никаких новых попыток, — сказала сквозь слезы Исабель. — Времени больше нет. Это конец.

— А что посоветовал врач?

— Что он может посоветовать? Сказал, что нужно верить в науку. Возможно, в ближайшее время ученые найдут средство от моего недуга.

— И это все?

— Все.

— Это не врач, а какой-то шарлатан.

Исабель вытерла слезы, встала и отошла к стене.

— Я сухое дерево, — сказала она тихо, — неплодоносное. У меня никогда не будет детей. Никогда.

— Не может быть! — воскликнула Бернарда. — Это невозможно!

Бернарда присела на край кровати, нижняя губа у нее нервно подергивалась. Бернарде нужно было перевести дух, все детально обдумать. Исабель — импульсивная и поддающаяся настроению женщина. Ей ничего не надо доверять. Иначе она может натворить бед. Бернарда должна все решить сама, но прежде всего нужно подумать.

— Этого не может быть, — опять повторила Бернарда.

— Может! — воскликнула Исабель. — Посмотри на меня, я никогда не испытаю той боли, которую испытала при родах ты. Ни один мужчина не оставит во мне жизнь, и мое тело не станет телом беременной. Я теперь уже никогда не стану матерью, потому что я фальшивая.

— Какая же ты фальшивая?

— Молчи!

Бернарда вздрогнула и опустила глаза.

— Я фальшивая дочь и никогда не стану настоящей матерью, — продолжала Исабель. — Ведь мои мечты — плохо придуманный фарс. Ничто в моей жизни не сбылось, нет ни фальшивой развязки, ни даже забавной. Все новое, что входило в мою жизнь, только добавляло горечи.

— Дочка!

Исабель повернулась к Бернарде и закричала:

— Я никого не смогу так назвать! Никого!

У Бернарды навернулись слезы. Она приблизилась к Исабель, и они обнялись.

— Дочка! Миленькая моя! — приговаривала Бернарда. — Родная и единственная моя!

Исабель вдруг стало не по себе. Или слова матери не пришлись ей по вкусу, или что-то иное. Она вырвалась из объятий Бернарды.

— Хватит! — сказала Исабель. — Не желаю мелодраматических сцен! Сейчас не до этого.

Бернарда оживилась. Наконец в словах дочери появился здравый смысл.

— Да, нужно что-то предпринять, Исабель.

Исабель опять занервничала.

— Ничего не надо делать! Надо просто принять реальность такой, какая она есть.

— Но Фернандо…

— К черту Фернандо!

— Тише ты. Нас могут услышать.

— Пусть слышат. Это я виновата. Я не предназначена для того, чтобы быть обыкновенной женщиной, такой, как все. Мой организм не способен выполнять природные функции.

Бернарда подошла к окну и выглянула во двор. Затем задернула штору.

— Что ты делаешь? Здесь ведь и так темно.

— Так будет лучше, — успокоила дочь Бернарда.

Исабель опять опустилась на кровать, а Бернарда ходила по комнате. Она понимала, что ни в коем случае не следует сообщать о случившемся Фернандо. Никто не знает, какие могут быть последствия, как отнесется к такому известию Фернандо, как отреагирует Тереза. Ведь все в семье Салиносов ждут наследника. Нельзя, чтобы они знали, что Исабель бесплодна.

— И все-таки мы должны что-то сделать, — сказала наконец Бернарда.

Исабель медленно повернула к ней заплаканное лицо.

— Кто это мы? Ты, Бернарда, здесь совершенно ни при чем.

— Как это?

— Ты не была древом бесплодным, как я, к несчастью.

— Что ты такое говоришь?

Исабель устало взмахнула рукой:

— Это так. А теперь уходи.

— Боже мой! — воскликнула Бернарда. — Как это уходи! Ты ведь мне дочь, и мы что-нибудь придумаем, мы обязательно найдем выход.

— Я не могу больше! — сказала Исабель.

— Чего ты не можешь?

— Я все расскажу Фернандо.

— Ни в коем случае! — всполошилась Бернарда. — Этим ты только навредишь себе!

Исабель усмехнулась.

— Зачем медлить? Ведь Фернандо рано или поздно обо всем узнает. Я просто скажу, что подвела его, что никогда не стану матерью ребенка, которого он так ждет от меня. Если он ему так нужен — пусть купит его, как купили когда-то меня. Или же пусть заимеет его от другой женщины. Меня никогда не волновало, что у него могут быть другие женщины.

— Успокойся, успокойся! Что ты мелешь?

— Оставь меня! Я от тебя устала.

Бернарда нахмурилась и сжала кулаки.

— Ты не станешь с ним говорить! Обещай, что не станешь, пока не выслушаешь меня.

Исабель подняла на нее невидящие от слез глаза.

— И что же? Что ты можешь мне сказать?

Бернарда опять нервно заходила по комнате.

«Нужно срочно что-то предпринять, — думала она. — Иначе эта глупышка натворит бед».

— Ты не можешь рассказать мужу правду.

— Вот как? Ты думаешь, он никогда не поинтересуется, что со мной происходит и почему я не могу зачать?

— Я знаю только одно: пока нужно молчать.

— Да Фернандо ни о чем не может говорить, кроме как о ребенке! Ты понимаешь, я обязательно должна ему сказать, что у меня не может быть детей!

— Исабель, ведь можно пока обождать.

— Боже мой! Ты думаешь, он полный идиот?!

— Дело совсем не в этом.

— Не загадывай мне загадок, Бернарда. Хватит.

Исабель подошла к двери. Бернарда, поняв ее намерение, поспешила ей наперерез.

— Постой, дочка! У меня есть идея, которая может тебя спасти. Точнее, ты должна сама спасти себя. Теперь я знаю, как это сделать…

Бернарда вышла, а Исабель в раздумье осталась стоять у двери. Затем она подошла к окну и отдернула занавеску.

— Боже мой! — вырвалось у нее.

Исабель увидела подкатившую к дому машину. Из нее вышел Фернандо.

Он быстро взбежал по ступенькам и вошел в дом. Первое, что бросилось ему в глаза, — это портрет Исабель.

— Прекрасная, элегантная! — заговорил сам с собой Фернандо. — Как безмерно твое очарование! Ты скоро родишь мне сына. Новый член семьи Салиносов вступит в этот мир!

Фернандо стал степенно расхаживать, что-то бормоча себе под нос.

— Разговариваете сами с собой, сеньор?

Фернандо обернулся и увидел перед собой улыбающегося Лоренцо.

— Просто размышляю вслух об одном человеке, которого очень люблю.

— Я, кажется, догадываюсь, о ком идет речь.

— О ком?

— О сеньоре Исабель.

— Ты, как обычно, угадал. Она наверху?

В этот момент вошла Бернарда. Она несколько растерялась, увидев Фернандо:

— Сеньор Салинос!

Ее приход был неожиданным для Фернандо.

— Господи! Бернарда! — воскликнул Фернандо. — Ты всегда меня пугаешь. Вдруг возникаешь как призрак неизвестно откуда. — Фернандо повернулся к дворецкому: — Лоренцо, я пойду навещу Исабель, а потом ты мне принесешь виски.

Лоренцо поклонился:

— Типичная американская привычка, как говорит сеньора Тереза.

Фернандо рассмеялся.

— У моей сестры привычки европейские, а у меня американские. Приготовь мне виски и принеси наверх.

— Хорошо, сеньор.

Лоренцо удалился. Фернандо заторопился к Исабель, но его остановила Бернарда.

— Сеньор! — громко сказала она.

— Ты что-то хотела, Бернарда?

Бернарда подошла поближе. Лицо ее выражало тревогу и озабоченность.

— Сеньор, — обратилась она. — Вы простите, но дело в том, что сеньора Исабель просила меня предупредить ее, когда вы придете, а я отвлеклась.

— А в чем дело?

— Она хотела быть при параде к моменту вашего прихода, но устала и прилегла отдохнуть. Теперь я не хотела бы, чтобы она меня ругала за то, что я ее не предупредила.

— Для меня она всегда прекрасна, — возразил Фернандо и собрался уйти.

— Я вас очень прошу, — остановила его Бернарда.

Фернандо на мгновение задумался.

— Ну хорошо, — сказал он. — Если хочет принарядиться для меня — так и быть. Бернарда, поднимись к ней и скажи, что я жду ее в библиотеке. Пусть придет.

— Слушаюсь, сеньор.

Насвистывая, Фернандо пошел в библиотеку. Выждав, когда он уйдет, Бернарда вздохнула и поспешила к дочери. В голове у нее уже созрел план спасения.

— Эмилио! — вдруг раздался чей-то знакомый голос.

— А! Это ты, Карлос!

— Да, дружище! А что ты здесь делаешь один?

— Да вот, играли с Фернандо в теннис.

— С каким Фернандо? Что-то не припомню такого.

— С Салиносом.

— Ах, с Салиносом! — Карлос расплылся в улыбке. — Так бы сразу и сказал. Ведь это у него такая симпатичная сестренка. Тереза, кажется?

— Да.

Карлос присел за столик рядом с Эмилио. Он был уже с двумя большими залысинами и несколько полноват для своего возраста.

«А ведь мы когда-то вместе учились в колледже», — подумал Эмилио, глядя на него.

— А что ты здесь делаешь, Карлос?

— Проходил мимо и зашел что-нибудь выпить.

Эмилио уже собирался уходить и теперь пожалел, что встретился с Карлосом. Ради приличия он должен был задержаться хоть на несколько минут.

Карлос заказал выпивку, и они вместе вспомнили годы учебы, поговорили о разных пустяках и наконец Эмилио сделал вид, что ему пора.

— Ты спешишь? — спросил Карлос.

— Да. Я очень устал.

— В таком случае тебе пора идти. Уже половина девятого, — заметил Карлос, взглянув на часы.

— Да, мне пора, — сказал Эмилио.

— Заходи ко мне, — предложил Карлос. — Я хочу тебе кое-что показать.

— С удовольствием.

Они пожали друг другу руки, и Эмилио торопливо вышел наружу.

Дома на пороге Эмилио встретила служанка.

— Привет, Тина!

— Здравствуйте, сеньор Эмилио!

— Как дела, Тина?

— Хорошо. А как ваш теннис?

— Изумительно! Фернандо ни разу не дал мне выиграть.

— Разве?

— Да. Он настоящий чемпион!

— Но ведь вы тоже неплохо играете?

— Возможно, но я никогда у него не выигрываю.

— Вам что-нибудь нужно?

— Нет, Тина. Как дела с уборкой?

Тина улыбнулась.

— Да какие могут быть проблемы с такой уборкой? Мусора в этом доме нет. Вот если бы у вас была жена и детишки бегали повсюду, по всем комнатам — они бы пачкали, все вверх дном переворачивали, чашки бы били.

Фернандо посмотрел на Тину. Глаза его выражали удивление и восторг.

— Ну конечно, как же иначе? — сказал он. — Мазали бы стены айвовым вареньем, прыгали бы по стульям, плакали, просили соску по ночам. Но я не знаю, когда это будет. А тебе и вправду этого бы хотелось, Тина?

— А почему бы и нет, сеньор Эмилио? Разве вы не заслуживаете хорошей жизни, чтобы все было, как у людей? Вы уже в таком возрасте, что неплохо было бы об этом подумать.

— Да, наверное.

— Вы только представьте себе, сеньор Эмилио, что в один прекрасный день мальчишка, у которого будут ваши глаза, ваш голос, ваши манеры, обнимет вас и скажет: «Как дела, папа?»

Эмилио улыбнулся. По всему было видно, что ему нравятся такие слова.

— Любовь, брак, милая Тина, приходят не потому, что настал определенный возраст. Это игра. Либо тебе это в жизни дается, либо нет.

— Как так?

— Да. И ничего с этим не поделаешь.

Тина задумалась.

— Возможно, — сказала она. — Но иногда можно, как вы говорите, помочь судьбе.

— Помочь…

Эмилио задумался.

— Ну ладно, — сказала Тина. — Пойду на кухню. Уже вечер, и вы можете остаться без ужина и без десерта.

— Не волнуйся из-за ужина, никакой спешки нет, — попытался удержать ее Эмилио.

Тина ушла, и Эмилио махнул рукой.

— Ох уж эта женщина! — разочарованно произнес он.

Эмилио присел в кресло и задумался. В последние годы, как заметил Фернандо, он действительно много работал. За повседневными заботами и делами время летит незаметно. Служанка права, ему действительно пора подумать о семье. Но что поделаешь, если в своей жизни он любит только одну женщину. И эта женщина замужем, она замужем за его другом.

«Человек без житейского опыта — это былинка, увлекаемая бушующими ветрами, — думал Эмилио. — Наша цивилизация находится еще на середине своего пути. Люди уже не звери, ибо в своих действиях руководствуются не только одним инстинктом, но еще и не совсем люди, ибо мы руководствуемся не только голосом разума. Зверь не отвечает за свои поступки. Человек же становится слишком мудрым, чтобы всегда прислушиваться к голосу инстинктов и желаний, но он еще слишком слаб, чтобы всегда побеждать их. Человек подобен подхваченной ветром былинке: во власти порывов и страстей он поступает так или иначе под влиянием то воли, то инстинкта, ошибаясь, исправляя свои ошибки, падая и снова поднимаясь».

По природе Эмилио был добрым, если бы он стал жертвой хитроумных, неожиданных подвохов, которые судьба иной раз устраивает людям, он был бы беспомощен и наивен.

Что же касается влечения Эмилио к женщинам, то в его намерениях никогда не таилось зла. Он лишь стремился к сближению с ними и не видел в этом ничего дурного. Он любил ухаживать за женщинами, любил воздействовать на них своими мужскими чарами, но он не был хладнокровным, бессовестным негодяем — просто природные склонности влекли его к этому.

Но больше всего на свете Эмилио любил одну женщину…

Он встал и подошел к стене, на которой висел портрет его отца. С кем еще поговорить в трудную минуту, как не с отцом?

— Любовь есть, и ты об этом знаешь, отец, — вслух сказал Эмилио. — Но, как всегда, Фернандо Салинос меня обыграл. Я люблю и всегда любил Исабель, папа. Я буду любить ее всю жизнь! Я не просто люблю эту прекрасную женщину, она околдовала меня. Я всегда мечтал только о ней. Но мы с тобой хорошо знаем, что Фернандо Салинос выиграл у меня и эту партию.

Леопольдо сидел за столиком перед кафе. Это был стройный, спортивного сложения человек. На вид ему было лет двадцать пять. Одет он был просто и вел себя без излишнего позерства, как обычный завсегдатай таких мест.

День был душный и облачный. По тротуару сновали прохожие. К Леопольдо подсела девушка в оранжевой майке и шортах. У нее были длинные черные волосы, забранные назад.

— Не угостишь меня? — спросила она.

— Угощу. Но только оставь меня в покое. У меня здесь назначена встреча.

Девушка приветливо усмехнулась:

— Можно ждать и вдвоем.

— Не советую. Я жду одну известную спортсменку.

Девушка улыбнулась:

— Как знаешь. Тебе, видно, приятно скучать одному?

— Да. Мне и одному неплохо. Всего хорошего!

Леопольдо всматривался в лица людей, проходивших между столиками. Наконец он заметил знакомую фигуру.

— Тереза! Иди сюда, я здесь!

Леопольдо встал, чтобы Терезе было легче заметить его. Тереза улыбнулась и приветливо помахала рукой.

— Леопольдо, — сказала она, присаживаясь рядом, — ты долго меня ждешь?

— Вечность, — отшутился тот.

— Извини меня! Я задержалась в парикмахерской, потом разговаривала по телефону с Сильвиной.

— С какой еще Сильвиной?

— Мы встречались с ней на корте, помнишь?

— Ах да! Что-то припоминаю. И о чем же ты с ней болтала?

— Да так, о разных пустяках. Ты ведь знаешь, как я люблю поговорить?

— В этом тебе нет равных.

— Так вот, — продолжала Тереза. — Мы договорились встретиться с Сильвиной сегодня вечером. Я надеюсь, ты не будешь против?

Леопольдо пожал плечами:

— О чем речь, Тереза? У нас ведь с тобой еще уйма времени.

— Да, — согласилась Тереза. — Может, что-нибудь выпьем? Я изнемогаю от жары.

— Минутку.

— Ой, Леопольдо! — Тереза недовольно поморщилась.

— Что случилось?

— Пойдем внутрь. Там музыка, может, немного потанцуем?

— Но там ведь еще более душно.

— Ну и что? Я хочу танцевать.

Они прошли в зал и сели за свободный столик.

— Ты вернулся, — сказала Тереза тихо.

Она сидела совсем близко к нему. На мгновение Леопольдо показалось, что она хочет его обнять, но Тереза этого не сделала.

— Ты вернулся, — повторила она.

Леопольдо молчал.

— Ты уже давно в Буэнос-Айресе? — спросила она также тихо.

— Около недели.

— Около недели… И я не… Ты даже не подумал…

— Я был занят.

— Почему ты не позвонил?

— Но мог.

— Ты лжешь!

— Пусть так. Но я действительно был занят.

— Опять лжешь. Впрочем, не в этом дело. Ты занимаешься какими-то темными делишками, о которых мне никогда не рассказываешь.

— Я же не миллионер в отличие от тебя. Мне приходится зарабатывать на жизнь, разъезжать по разным городам и все такое.

— Я не знала, что ты в Буэнос-Айресе. Думала, ты уже никогда не вернешься.

— Почему ты так думаешь? Ведь я здесь живу, здесь мой дом и у меня сейчас есть ты, Тереза.

— Все это мило звучит, но ты больше не обманывай меня, Лео. — Тереза сделала обиженное лицо и добавила: — Ведь мы с тобой договаривались, что ты будешь ставить меня в известность.

— Да, Тереза. Но я не виноват, что все так получилось на этот раз. Как только у меня появилось свободное время, я тебе сразу же позвонил, ведь так?

— Ладно, — согласилась Тереза. — Может, закажем что-нибудь?

Леопольдо подозвал официанта, а Тереза в это время задумалась. Она знакома с Леопольдо уже полгода. Этот видный молодой человек ей сразу понравился. В первый раз они повстречались на теннисном корте. Тереза играла тогда в паре с Сильвиной. На соседней площадке игра проходила азартно и шумно. Тогда-то Тереза и обратила внимание на молодого и крепкого парня. И надо было такому случиться, что после игры он подсел со своим другом к ним за столик в кафе. Так они и познакомились.

Поначалу Терезу беспокоили сомнения: ей казалось, что Леопольдо не замечает ее, не обращает на нее внимания, как на женщину. Но вскоре отношения их наладились, Тереза почувствовала в себе прилив сил и бодрости, который часто приходит к влюбленным женщинам.

— О чем ты думаешь? — вдруг спросил Леопольдо.

Он уже сделал заказ и, откинувшись на спинку стула, курил.

— О чем я еще могу думать? Ты такой любопытный! Ты бы мог спросить, что я сейчас чувствую?

Леопольдо улыбнулся.

— Ну хорошо. Что ты сейчас чувствуешь?

Она выпрямилась и откинула назад волосы.

— Ты не смеешь оставлять меня одну. Ты отвечаешь за меня.

— Разве ты одна?

— Ты отвечаешь за меня, — повторила Тереза и улыбнулась.

Какую-то долю секунды Леопольдо показалось, что он любит ее за эту улыбку, за ее тон.

— Не болтай глупостей, Тереза.

— Нет. Ты отвечаешь за меня. С нашей первой встречи. Ведь без тебя…

— Хорошо. Видимо, я за все отвечаю с момента знакомства с тобой.

— Нет, не хитри. Ты отвечаешь только за меня. И имей в виду, Леопольдо, я очень ревнивая женщина.

Официант принес заказ.

— Ты заказал шампанское! — воскликнула Тереза. — Я так люблю шампанское!

— Я знал это. Ведь в прошлый раз мы набрались им.

— Ах да! Припоминаю. — Тереза расхохоталась. — А что ты еще знаешь из моей жизни? — вдруг серьезно спросила она.

— А какие события могут меня заинтересовать? Есть ли еще что-нибудь такое, о чем бы ты мне не поведала?

— Конечно. Вся моя жизнь необыкновенно интересна для тебя.

Леопольдо склонился над столом.

— Только не надо исповедей, — сказал он. — Мне это неинтересно. Я хочу лишь одного — чтобы наш разговор был чуточку содержательной.

Тереза с недоумением посмотрела на него.

— Почему ты ко мне вечно придираешься? Другие этого не делают. У тебя все вырастает в проблему.

— Правильно.

Леопольдо отпил глоток шампанского и поморщился.

— Но это действительно так, — сказала Тереза. — Никогда не знаешь, чего ждать от тебя. Ты делаешь вещи, о которых даже не хочется говорить. А потом сам набрасываешься на меня, как будто я во всем виновата.

— Не будем ссориться, дорогая.

— Да, — сказала Тереза. — А теперь…

Она прижалась к плечу Леопольдо.

— А теперь мы будем веселиться, Тереза.

Она посмотрела ему в глаза.

— Почему ты меня ни о чем не спрашиваешь, Лео?

— Я и так спрашивал тебя слишком много. Разве ты не говорила, что я любопытен?

— Сейчас я говорю совсем о другом.

— Мне не о чем спрашивать.

— И о том, что произошло со мной за это время?

— С тобой ничего не произошло.

Тереза игриво поднялась из-за стола. Она как бы только сейчас услышала, что играет музыка, и ей захотелось окунуться вместе с Леопольдо в это бушующее море звуков.

— Ну что? Пойдем, потанцуешь с мамочкой? — шутливо спросила она.

Леопольдо взял ее под руку, и они присоединились к танцующим. Тереза плотнее прижималась к нему, и он принимал это как должное. Ему были приятны прикосновения ее упругого тела и аромат ее духов. Они танцевали один танец, другой, пока Тереза, уже совсем обессилев, не попросила проводить ее обратно к столику.

— Здесь очень душно, — заметила она.

— Да. Я же тебя предупреждал.

— Знаешь, Леопольдо, когда мы танцевали, я подумала, что было бы замечательно познакомить тебя с моей семьей.

— Как это?

— Ты мог бы прийти к нам на ужин и познакомиться с моим братом и всеми остальными.

— Зачем мне знакомиться с твоей семьей?

— Ну, поскольку я выхожу за тебя замуж, то вполне естественно, что они захотят с тобой познакомиться. Да и тебе нужно посмотреть на них.

Леопольдо непонимающе вытаращился на нее:

— Замуж?!

— Да.

— Так мы поженимся?

— Конечно.

— Это решено? Да?

— Конечно, решено. Ты меня еще не знаешь, лапочка. А я обожаю самостоятельные решения.

— Вот как!

— Да. Кроме того, почему бы нам не пожениться? Мы с тобой дивная пара. Разве не так?

Леопольдо улыбнулся:

— С тобой трудно спорить, Тереза.

— В таком случае я очень рада за тебя. Мы поженимся, и ты будешь прекрасным мужем.

— Конечно, Тереза.

Тереза забарабанила пальцами по столу.

— Что-то не так? — спросил Леопольдо.

— А ты не будешь мне изменять?

— Ты ведь прекрасно знаешь, что я тебя очень люблю. Да и разве какая-нибудь другая женщина сможет тебя заменить?

— В таком случае я спокойна. А ты, Леопольдо, все по-прежнему занимаешься спортом?

— Как видишь. — Леопольдо повел плечами.

— Прекрасно! Видно, что ты занимаешься штангой. Руки у тебя, наверное, очень сильные. Мне это нравится.

— Я рад этому.

— Сильные руки украшают мужчину.

— Наверное.

Тереза подняла руку и крикнула в зал:

— Официант, счет, пожалуйста!

Подошел официант, и Тереза раскрыла сумочку.

— Дорогая, позволь мне расплатиться, — сказал Леопольдо.

Он протянул официанту пачку купюр. Тот отсчитал несколько и остальные вернул.

— Спасибо! — сказала Тереза. — Тебя подвезти?

Леопольдо ничего не ответил ей. Он поднялся и крепко поцеловал ее.

— Неплохо! — сказала Тереза, отстранив его от себя. — Ты знаешь, мне казалось, что я тебя не интересую как женщина. Это правда. Ты так холоден был со мной.

— Тебе это показалось.

— Так ты хочешь познакомиться с моей семьей?

Леопольдо замялся.

— Так да или нет?

— Я согласен, Тереза. Только мне еще хотелось обговорить с тобой некоторые детали.

— Какие детали? Ну да ладно, я спешу. Мне еще нужно заехать домой и встретиться с Сильвиной. Пока, Леопольдо.

— Пока, Тереза! Я позвоню.

Как обычно, Бернарда проснулась рано. Она открыла окно, и комнату заполнила утренняя свежесть. Хотя вчера у нее был трудный и напряженный день, Бернарда чувствовала себя превосходно. Она умылась и торопливо принялась собираться. Ее голубой, с темной каймой костюм был приготовлен еще с вечера. Она надела его и долго стояла перед зеркалом — скорее, не для самолюбования, а для того, чтобы собраться с мыслями. Бернарда четко определила для себя план действий и уже наметила очередную жертву своих интриг. Ею должен был стать доктор Вилья. Да, именно тот доктор, который лечил Исабель и был давним другом Фернандо. Ему на сей раз предстояло стать козырной картой в ее игре. В том, что ее план удастся, Бернарда ни капельки не сомневалась.

Когда она спустилась вниз, Лоренцо уже занимался уборкой.

— Вы куда-то собрались? — спросил он, заметив Бернарду.

— Да, Лоренцо.

— А что мне сказать, если сеньор или сеньора спросят, где вы?

Бернарда на секунду задумалась.

— Вообще-то ничего особенного. Просто я хотела кое-что купить для сеньоры по секрету от нее.

— Так что же мне сказать?

— Если меня будут спрашивать, Лоренцо, скажи, что я пошла узнать, правда ли вернулся в Буэнос-Айрес тот сеньор, ну, художник, который писал портрет сеньоры.

— А разве он приехал?

— Я слышала, что он приехал.

Лоренцо хитровато прищурился.

— Хорошо, сеньора, — сказал он. — Вы хотите, чтобы он теперь написал ваш портрет?

Бернарда недовольно фыркнула.

— Сеньора Исабель спрашивала об этом художнике, и я собираюсь узнать, приехал ли он. Вы понимаете?

— Да, сеньора.

— Это всего лишь предлог, чтобы выйти из дому, — объяснила Бернарда и, завидев служанку, добавила: — Чела, ты тоже меня слышала, верно?

— Да, сеньора Бернарда.

— Ну вот и хорошо.

Бернарда вышла из дому и, пройдя несколько кварталов, взяла такси. Пожилой таксист в широкополой шляпе спросил:

— Вам куда, сеньора?

— В контору доктора Пинтоса.

— Знаю, — сказал таксист. — Сеньор Пинтос известный адвокат. А вы к нему по какому делу?

Бернарда бросила на него презрительный взгляд и промолчала.

Над городом разгоралась заря. Небо было еще по-утреннему блеклым. По небу плыли редкие облака, похожие на спящих птиц.

— Посмотрите, какой день, сеньора! — сказал таксист. — А ведь совсем недавно шли дожди.

— Да, вы правы. Было пасмурно и без конца хлестал дождь.

На этом их короткий разговор оборвался. Вскоре такси вырулило на площадь и подъехало к зданию мэрии.

— Благодарю, — сказала Бернарда и, расплатившись с таксистом, вышла из машины. Она направилась не в мэрию, а в здание, расположенное рядом, где находился кабинет адвоката Пинтоса.

— Подождите, он с минуты на минуту будет, — сказал в приемной секретарь.

Бернарда присела на стул у окна и принялась ждать. Прошло не менее получаса, прежде чем появился адвокат. В новом с иголочки костюме он выглядел потрясающе.

— Бернарда! Какой сюрприз! — воскликнул Пинтос. — Я не ожидал вас увидеть. Я так обрадовался, когда узнал, что вы меня ждете и хотите со мной поговорить.

— Здравствуйте, адвокат! — сказала Бернарда.

Она поднялась навстречу, и Пинтос услужливо распахнул перед ней дверь кабинета. Бернарда прошла.

— Садитесь, — предложил Пинтос.

— Благодарю.

Бернарда осмотрелась. Кабинет был обставлен с лоском.

— Как вы поживаете, доктор Пинтос?

Он улыбнулся и достал из футляра очки.

— Хорошо, Бернарда. А вы?

— Вашими молитвами.

— Тоже неплохо.

— Я действительно хотела вас видеть по делу, сеньор Пинтос.

Лицо адвоката снова расплылось в улыбке:

— Я с удовольствием поговорю с вами, сеньора Бернарда. Ведь мы всегда были друзьями, не так ли?

— Да, адвокат.

— Бывало мы ссорились, как и полагается настоящим друзьям, — продолжил Пинтос. — Но я всегда готов вас выслушать и помочь.

— Я в этом была уверена.

— Сделаю все, что в моих силах, — заверил адвокат. — Я буду счастлив вам услужить.

— Прекрасно.

Бернарда обратила внимание на фотографию на стене. На ней адвокат Пинтос стоял в обнимку с Фернандо Салиносом.

— Прекрасная фотография, — сказал, перехватив ее взгляд, адвокат. — Это большая честь для меня.

— Да, адвокат, я понимаю…

— Вы даже не представляете, как изменилась моя жизнь с тех пор, как я начал работать с сеньором Салиносом. Точнее, не то чтобы работать, а оказывать ему некоторые юридические услуги.

— Вы хорошо выглядите, — заметила Бернарда.

— Да, Бернарда. Все в моей жизни изменилось. Вы сами прекрасно знаете, насколько важно получить доступ в этот мир.

— А кто помог вам в этом?

— Конечно, вы, Бернарда. Правда, не без некоторого нажима с моей стороны. Но что поделаешь. Жизнь заставляет делать то, что иногда не хочется. Порой приходится оказывать давление и на друзей.

— Я думаю, что теперь вы благодарны мне?

— Да, конечно! О чем речь?

— Вы мне должны оказать одну услугу.

— Какую именно?

— Это дело очень щекотливое…

— Не волнуйтесь, Бернарда, вы мне можете полностью доверять.

— Речь идет об одном человеке.

— О ком?

— Вы, наверное, о нем слышали. Это доктор Вилья.

Адвокат встал и начал прохаживаться по кабинету.

— Так, так, — задумчиво произнес он. — Ведь это личный врач сеньоры Исабель Салинос?

— Да.

— Так чего же вы хотите от меня?

— Не хитрите, адвокат Пинтос. Мне нужно от вас узнать о прошлой жизни доктора Вилья.

— Вы хотите отыскать в ней темные пятна, не так ли, Бернарда?

— Совершенно верно.

— Значит, я вас правильно понял.

— Мне нужно подтвердить, адвокат Пинтос, кое-какие несчастные случаи, происшедшие в клинике доктора Вилья. Может, там кто-нибудь умер внезапно или что-то еще?

Пинтос на мгновение призадумался.

— Понимаю, понимаю, — сказал он. — Вы, вероятно, имеете в виду тот несчастный случай… Смерть молодой сеньориты Гернис-Абаль, которая произошла много лет назад.

— Возможно.

— Это была красивая молодая девушка из весьма состоятельной семьи.

— Этот случай мне может пригодиться.

— Вот именно. Но сперва, Бернарда, я вам кое-что хочу сказать по этому поводу.

Бернарда настороженно посмотрела на Пинтоса. Но в глазах этого хитреца трудно было что-нибудь прочесть.

— Я вас слушаю, — тихо сказала Бернарда.

— Дело в том, сеньора, что я уже много лет веду учет всех серьезных происшествий, в которых фигурируют заметные личности из богатых и светских семей, а так же люди моего круга, где и вы также вращаетесь.

От таких слов Бернарду всю передернуло.

— Не пугайтесь, — сказал адвокат, заметив ее беспокойство. — Ведь эти сведения представляют для меня своеобразный капитал. Редкий человек согласится, чтобы выносили сор из его дома. Вы меня понимаете?

— Да, адвокат. Но что вам известно о докторе Вилья?

— Успокойтесь, Бернарда, прошу вас.

— Но вы ведь обещали помочь.

— Да, конечно. Но прежде чем выдать вам информацию, хотелось бы знать, для чего она вам понадобилась?

— А зачем вам это знать?

Адвокат смерил Бернарду строгим взглядом: так смотрит учитель на нерадивого ученика.

— Не мне вам объяснять, сеньора. Вы ведь должны знать, что я не могу рисковать, выдавая такие сведения. Существует профессиональная этика.

Бернарду последние слова Пинтоса прямо взбесили.

— Этика?! — завопила она. — Вы всегда беспрекословно следуете ей?

— Успокойтесь, Бернарда! Нас могут услышать.

— Пусть слышат. Вы, адвокат, наверное, забыли, какую услугу я оказала, порекомендовав вас сеньору Фернандо Салиносу?

— Успокойтесь. Я не хотел вас обидеть.

— Мне очень жаль. Я напрасно к вам пришла.

— Нет, нет, Бернарда. Я просто хотел узнать, как вы собираетесь поступить с этой информацией. Для чего она вам нужна, что сделал вам доктор Вилья?

— Пока я ничего не могу вам рассказать. Поверьте мне, адвокат. Я никогда не побеспокоила бы вас, если бы для подобной просьбы не было веских оснований.

Адвокат Пинтос облегченно вздохнул.

— Ах, Бернарда, я прекрасно знаю, что это за «веские основания».

— Вот и прекрасно! Значит, мы с вами договоримся?

— Конечно, сеньора Бернарда. Ведь мы с вами знакомы очень давно и должны помогать друг другу. Я сделаю для вас все, что смогу.

— Но мое дело срочное, — умоляюще сказала Бернарда. — Оно не терпит отлагательств.

— Хорошо, — ответил адвокат. — Я сегодня же пороюсь в своем архиве и все вам сообщу. А теперь оставьте меня.

— Тогда я с вами не прощаюсь, адвокат.

— Да, Бернарда. Ждите.

ГЛАВА 12
До праздничного обеда, который пообещала приготовить тетя Мерседес, оставалось еще примерно часа полтора. Руди уже распаковал свои вещи, умылся с дороги и вышел во двор. Он знал здесь все с детства. Каждая доска в заборе, каждое дерево, каждый кустик напоминали ему о прошлом. Раньше они часто играли с Мануэлой в мяч на лужайке, а по вечерам гуляли по парку. Но это было давно. Теперь Руди вырос и превратился в высокого и стройного юношу, движения его были неторопливы и уверенны, а взгляд на житейские вещи устоявшимся. Правда, до взрослого мужчины ему было еще далеко — не хватало жизненного опыта. Но этого Руди в данное время не замечал.

Он прошелся по двору усадьбы, заглянул на конюшню и затем не спеша направился к парку. Руди уже совсем скрылся бы из виду, если бы за спиной не услышал чей-то окрик. Оглянувшись, он увидел бегущую к нему по тропинке Мануэлу. Она была в легком платье и уже без шляпы. От быстрого бега ее волосы разлетались на ветру.

— Руди! — крикнула Мануэла.

Он помахал ей в ответ рукой. В душе Руди был очень доволен, что Мануэла решила прогуляться с ним.

— Ты собрался в парк? — спросила она, приблизившись.

— Да, — ответил Руди. — Решил прогуляться.

— Соскучился по дому?

— Конечно. Мне очень нравятся эти места.

Мануэла взглянула на Руди с восхищением.

— Мне тоже нравится гулять по парку. Какой ты стал взрослый!

— Ты тоже, Мануэла. Помнишь, как мы с тобой гуляли здесь раньше?

Мануэла нагнулась и подняла с тропинки сухую ветку.

— Да, помню. Ты мне рассказывал о том, что хочешь поступить учиться, о всех своих планах.

— И вот я опять здесь, — вздохнув, сказал Руди. — Даже не верится. А тебе?

Мануэла пожала плечами.

— Не знаю. Я ведь никуда надолго отсюда не уезжала. Была с папой в Буэнос-Айресе у тети Аделаиды, вот и все.

— Ничего, — сказал Руди, — ты еще попутешествуешь.

— Надеюсь.

Руди незаметно наблюдал за Мануэлой. Она шла рядом легко и свободно. Ее нежные щеки покрывал легкий румянец.

— А ты скучала по мне? — вдруг спросил Руди.

Мануэла опустила глаза:

— А как ты думаешь?

— Скучала, наверное.

— А ты?

— Я скучал.

Мануэла улыбнулась ему. Руди попробовал схватить ее за руку, но она отскочила от него и побежала вперед.

— Догоняй! — крикнула она.

Руди побежал за нею, стараясь обнять девушку за талию. Но Мануэла каждый раз искусно уворачивалась. Наконец они, запыхавшись, остановились у столетнего дуба.

— Ты помнишь, как под этим дубом читал мне сказки? — спросила Мануэла.

Руди поднял голову вверх. Дуб по-прежнему величественно шумел листвою.

— Да, помню, — сказал он. — Ты тогда была маленькая.

Мануэла присела на траву, и Руди последовал ее примеру. Некоторое время они сидели молча. Воздух был наполнен ароматом цветов и трав: мелодично пели птицы.

— Так ты скучала по мне? — спросил опять Руди.

Мануэла с укором посмотрела на него.

— А ты как думаешь? Конечно, скучала. Ведь мы с тобой раньше дружили.

— А почему раньше?

— Ты ведь уехал.

— Но что мешает нам дружить теперь? — с обидой спросил Руди.

Мануэла рассмеялась.

— Теперь ты приехал, и мы будем дружить опять.

Руди задумался.

— Что с тобой? — спросила Мануэла и толкнула его в плечо. — Ты о чем-то думаешь?

Руди как-то загадочно посмотрел на нее.

— Понимаешь, Мануэла. Я хочу тебе что-то сказать…

— Что ты мне хочешь сказать?

Мануэла хитро прищурилась.

— Я должен тебе это сказать. Но скажу попозже.

— Ты какой-то загадочный! — опять рассмеялась Мануэла. — Это твой сюрприз, да?

— Наверное, для тебя это будет сюрпризом.

— Почему наверное? Ты, должно быть, устал с дороги, Руди!

— Да, я устал немного. Я потом тебе все объясню.

Мануэла встала и погладила его по голове.

— Ах ты, мой бедненький! Я жду обещанного сюрприза, ты понял?

— Понял.

Мануэла взглянула на часы.

— Ой! — воскликнула она. — Нам нужно торопиться домой. Мама, наверное, уже все приготовила к празднику. И папа должен уже вернуться.

Руди поднялся.

— Тогда идем? — спросил он.

— Конечно. Давай поторопимся. Но помни, я жду от тебя обещанного сюрприза…

Коррадо вернулся домой к обеду. На пороге его встретила улыбающаяся Мерседес. Она и раньше встречала его так, но сегодня выглядела особенно взволнованно.

— Какие-нибудь новости? — спросил Коррадо.

— Руди приехал!

— Руди? Но ведь он должен приехать завтра.

— Он решил сделать нам сюрприз.

— Вот как? — удивился Коррадо.

Он прошел в дом. Там уже полным ходом шла подготовка к праздничному обеду. Коррадо подозвал жену.

— Скажи, Мерседес, у него все в порядке? Руди успешно сдал экзамены?

— Да, дорогой! Он выглядит таким повзрослевшим, что даже не верится.

— Ну что ж, хорошо. А где Мануэла?

— Она побежала вслед за Руди. Они гуляют в парке.

Вскоре все семейство Вересо сидело за праздничным столом, и Мануэла выглядела счастливей всех. Руди же, наоборот, был чем-то расстроен, хотя и старался не подавать виду.

— Папа, — весело щебетала Мануэла, — Руди сказал, что приготовил для нас много сюрпризов! Правда, Руди?

— Вообще-то я могу подождать, — отозвался Руди. — Сначала я собирался все рассказать тебе.

— Это что, такой секрет?

— Нет, Мануэла.

— Тогда скажи, чтобы все знали!

— Наверняка речь идет о твоей дальнейшей карьере, Руди, — сказал Коррадо. — Ты собираешься продолжить свою учебу в университете в Италии?

— Да. Отчасти и об этом тоже.

Мануэла хихикнула:

— Я думала, что ты собираешься сделать мне предложение.

Мерседес осуждающе взглянула на дочь и покачала головой. Руди покраснел.

— Понимаешь, я…

— Сеньорита Мануэла Вересо, — не обращая внимания на мать, продолжала Мануэла, — не хотите ли выйти за меня замуж, единственная дочь графа Вересо.

— Но я не граф, — заметил отец.

— Это не имеет значения, сеньор Коррадо, — не унималась Мануэла. — Не хотите ли вы быть первым гостем на нашей свадьбе?

Коррадо, который до сих пор спокойно выслушивал шутки дочери, неожиданно изменился в лице. По телу его вдруг пробежала мелкая дрожь. В мыслях он мгновенно перенесся на несколько лет назад, и в его памяти всплыл один очень важный для него эпизод. Толчком к этому послужили последние слова Мануэлы. «Не хотите ли быть первым гостем на нашей свадьбе?» — эхом отозвалось в его голове.

— Что с тобой, папа? — обеспокоилась Мануэла. — Я напугала тебя своими шутками?

— Нет, что ты? Просто я на мгновение задумался, — попробовал оправдаться Коррадо.

— У тебя проблемы? — спросила Мерседес.

— На работе всегда есть какие-то проблемы, — отозвался Коррадо и, обращаясь к Руди, спросил: — Так что же за сюрприз ты нам приготовил? Наверное, какое-нибудь лекарство для лошадей? Говори, Руди, мы тебя слушаем.

Руди вдруг поднялся из-за стола и, не говоря ни слова, быстро удалился. За столом стояла мертвая тишина. Все недоуменно уставились на Мануэлу. Но и она последовала примеру Руди, не забыв на прощание крепко хлопнуть дверью.

— Сеньора Бернарда! — послышался за дверью голос Лоренцо. — Сеньора Бернарда!

— Сейчас иду! — отозвалась Бернарда. — Чего так кричишь? Я ведь не глухая.

Бернарда отперла дверь кабинета.

— Чего беспокоишь в такой ранний час?

— Сеньора Исабель просила вас подняться к ней. Что ей передать?

— Скажи, что я скоро приду. И заодно передай на кухню, что я сегодня не смогу туда зайти. Пусть Чела сама проследит за приготовлением завтрака. Ты понял, Лоренцо?

— Да, сеньора Бернарда.

Лоренцо ушел, и Бернарда опять закрылась в своем кабинете на ключ. «Такая предосторожность не помешает», — мысленно решила она.

Затем, выдвинув ящик стола, достала из него стопку бумаг и внимательно стала вчитываться в них. Читая, она медленно шевелила губами, и постороннему наблюдателю могло показаться, что Бернарда читает шепотом утреннюю молитву. Но то, что так тщательно изучала экономка семейства Салинос, было далеко от Бога и, скорее, относилось к роду дьявольских козней.

Лицо Бернарды вдруг засветилось радостью, глаза прищурились, губы перестали шептать и растянулись в злорадной улыбке.

— Посмотрим, доктор Вилья, как вы решите эту проблему? — сказала вслух Бернарда.

Она опять собрала листки в стопку и положила их в лежащую на столе сумочку. Эти листки были не что иное, как компрометирующие сведения на доктора Вилья. Вчера вечером она получила их из собственных рук адвоката Пинтоса.

— Посмотрим, посмотрим, — опять произнесла Бернарда. — Настало время сказать вам это, доктор Вилья. Сегодня вы узнаете, о чем идет речь. Я это делаю только ради моей дочери, доктор Вилья. Только ради моей дочери…

Бернарда отперла дверь и вышла из кабинета.

Исабель еще лежала в постели, когда вошла Бернарда.

— Как ты себя чувствуешь, Исабель?

— Хорошо.

— Зачем звала?

Исабель потянулась в постели.

— Причеши меня. Я хочу сегодня выйти на прогулку в город.

Бернарда благосклонно улыбнулась.

— Вот это мне уже нравится, дочка! И вправду, чего сидеть дома в четырех стенах?

— Это не твоя забота, — оборвала ее Исабель.

— Ладно, — сказала Бернарда. — Садись, я тебя сейчас причешу.

Исабель села на постели.

— Куда ты вчера отлучалась из дома? — спросила она.

— Так, ходила в город по делам, — безразличным тоном ответила Бернарда.

— Лоренцо мне сказал, что ты разыскивала художника, который написал мой портрет. Зачем вдруг тебе понадобился этот художник?

— Это был лишь предлог, чтобы уйти.

— Куда?

— В одно место. И это тебя не касается.

Исабель повернулась и с любопытством посмотрела на мать.

— Не скрывай ничего от меня, — сказала она. — Я не желаю, чтобы ты делала что-то за моей спиной. Ты ведь опять что-то придумала, так?

Бернарда нежно обняла Исабель за плечи.

— Ты не волнуйся…

— Где ты была? — перебила ее Исабель.

— Я ходила к адвокату Пинтосу, — призналась Бернарда.

— К Пинтосу? По какому делу?

Бернарда кашлянула. Лицо у нее приняло озабоченное выражение.

— Это очень деликатное дело, Исабель, и я не хочу тебя в это вмешивать.

— Вы с адвокатом опять придумали какую-то гадость? Сейчас же говори!

— Я придумала способ, с помощью которого мы сможем выйти из трудного положения, в котором ты оказалась.

— И что же это за способ? — поинтересовалась Исабель и холодно взглянула на мать.

— Я повторяю, — проворчала Бернарда. — Это дело весьма деликатное…

— Мне плевать! — отрезала Исабель и отвернулась.

Бернарда отложила в сторону расческу.

— Сегодня я нанесу визит доктору Вилья, — тихо сказала она.

— Доктору Вилья? — запинаясь, переспросила Исабель. — Ты решила и его впутать в эту историю?

Бернарда, стараясь произвести впечатление, тяжело вздохнула.

— Другого выхода у нас нет, Исабель. Ведь только доктор Вилья сможет скрыть результаты обследования, и только он может обвести Фернандо вокруг пальца.

— Но ведь он его друг!

— Что поделаешь? Иногда и друзья становятся смертельными врагами. Такова наша жизнь.

— Скольких людей мы вовлекли в наши проблемы! — сказала с сожалением Исабель. — Сколько страданий терпят от нас другие.

— Не надо так, — произнесла Бернарда обиженным тоном. — Ведь ты моя дочь, я родила тебя на свет Божий. И я буду оберегать каждый твой шаг, моя девочка, я сумею отвести любую беду, которая встанет между тобой и твоим счастьем.

— Не упоминай это глупое слово! — раздраженно бросила Исабель.

— Да, твоим счастьем, — настойчиво повторила Бернарда. — Я буду защищать тебя любой ценой.

У Исабель брызнули слезы из глаз.

— Успокойся, дочка, — стала утешать ее Бернарда. — Перестань плакать и приди в себя. Ты только подумай и постарайся понять, что всегда рядом с тобой есть я, что ты не одна. Пойми, когда мы вместе — это кое-что значит.

— Продолжай так же лгать, Бернарда, — сказала сквозь слезы Исабель. — Иди и поговори с доктором Вилья. Что ты там ему приготовила? Ведь ты уже достаточно наплела всякой лжи. Ты уже приняла решение и теперь не сможешь остановиться.

— Да. Я не могу остановиться. Мне придется сделать все, чтобы спасти тебя.

— Уходи! — в истерике прокричала Исабель. — Я не могу тебя больше видеть! Уходи с моих глаз!

Бернарда встала с кровати и медленно, опустив низко голову, вышла из комнаты. Исабель упала на постель и уткнулась лицом в подушку.

«Ощущение счастья не для меня, — подумала она. — Не моими устами произносить это слово. У того мужчины, наверное, было ощущение счастья, когда он зачинал в теле моей матери мою жизнь. Будь он проклят! Будь он проклят, кто бы он ни был, живой или мертвый! Я никогда не видела его лица, но я его проклинаю!»

Исабель пролежала так с полчаса. Когда же она оторвала лицо от подушки и открыла глаза, то вдруг увидела склоненное над собой лицо Фернандо.

— Ой! — воскликнула она и вскочила с постели. — Я не заметила, как ты пришел!

— Ты испугалась? Прости, я не хотел, — извинился Фернандо.

— Нет, нет. Ты здесь ни при чем. Я просто немного задремала.

— Исабель, дверь спальни была не заперта. Что случилось?

— Ничего. Я просто выходила утром.

Фернандо пристально посмотрел на нее.

— Ты неважно выглядишь. Чем ты так взбудоражена?

— Нет. Ничего не случилось, Фернандо. Я просто немного задремала. Ты можешь успокоиться и не нервничать из-за меня. Все в порядке. Я хочу пойти прогуляться по парку.

— Может, мы поговорим?

— Только не здесь. Это место слишком располагает к другого рода занятиям, — попробовала отшутиться Исабель.

— Да, но…

— Ты опоздаешь к себе в офис, а я хочу погулять по парку, — отрезала Исабель.

Она набросила халат и выбежала в коридор.

Праздничный обед был испорчен. Коррадо махнул на все рукой и, выругавшись про себя, уединился в своей комнате. Мерседес, сжав плотно губы, промолчала. Первой ее мыслью было бежать за Мануэлой и Руди, но потом она передумала, решив, что они уже достаточно взрослые и в своих проблемах могут разобраться самостоятельно. Не спеша Мерседес принялась убирать со стола.

Коррадо присел у открытого окна. Ко всему в жизни он привык относиться спокойно, но поведение Мануэлы немного вывело его из себя. Хотя не это было главным, не это нарушило его внутренний покой. Что же вывело его из равновесия? Ах, вот! За столом, обращаясь к нему, Мануэла сказала: «Не хотите ли быть гостем на нашей свадьбе?»

«Где-то я уже слышал эти слова», — подумал Коррадо. Его охватило волнение.

— Где-то я это уже слышал, — повторил он вслух.

Бывают в жизни такие моменты или, может, просто случайное стечение обстоятельств, когда кажется, что с тобой все это уже происходило. За обедом Коррадо показалось, что он когда-то раньше уже сидел за столом с девушкой, очень похожей на Мануэлу. Какое-то тревожное предчувствие закралось в его душу.

«Да, — подумал он, — я уверен, что Мануэла повторила слова той девушки. И именно эти слова пробудили в моем сознании ее полузабытый образ. Да, я уверен, что подобное со мной происходило, и происходило давно. Может быть, лет десять назад? Это вполне возможно. Я ведь тогда некоторое время был в Буэнос-Айресе… Точно! Я уверен, что с той девушкой я встречался в Буэнос-Айресе! Но почему она так похожа на Мануэлу?..»

— Не знала, что ты здесь, — сказала вошедшая в комнату Мерседес.

Ее слова прервали размышления Коррадо.

— Это ты?

— А ты о чем тут мечтаешь?

— Ни о чем. Просто немного задумался.

— Ты думал о Мануэле и Руди?

— И о них тоже.

Мерседес присела у окна рядом с ним.

— Ты заметил, Коррадо, как Руди смотрит на Мануэлу? — спросила Мерседес.

— Да. Для меня это неудивительно. Это только мы с тобой не замечаем, что Мануэла выросла и превратилась в красивую девушку.

— Да, — сказала Мерседес. — Только мне кажется, что он это делает напоказ, чтобы мы все догадались о его чувствах к Мануэле.

— О каких чувствах?

— Руди влюблен в Мануэлу. Разве ты этого не заметил?

— Конечно, заметил. Но им еще рано думать об этом, особенно Мануэле.

— Я чувствую, — озабоченно сказала Мерседес, — что пройдет немного времени и он решится с тобой поговорить. Как ты ему ответишь?

— Как отвечу?

— Да. Как ты ответишь, если он решится заговорить с тобой о Мануэле?

— Ну, скажу ему…

Коррадо опять задумался. Образ девушки, похожей на Мануэлу, не выходил у него из головы. Какое-то таинственное чувство влекло его к ней.

— Мы с тобой говорим о Руди и Мануэле, — прервала его размышления Мерседес. — А ты думаешь о чем-то другом. Почему ты мне не отвечаешь? Что с тобой сегодня происходит?

— Ничего особенного, Мерседес. Я тебя прекрасно понял и обязательно поговорю с Руди.

— Но я хочу знать, что ты ему скажешь?

— Я об этом еще не думал. Скорее всего, я скажу ему, что думать о замужестве Мануэлы нам еще рано. Вот и все, что меня сегодня беспокоит.

Коррадо опять задумался. Видя его состояние, Мерседес толкнула Коррадо в бок.

— И все-таки, мой милый, ты озабочен чем-то другим. Ты какой-то рассеянный, и вообще мне кажется, что ты чувствуешь себя неважно.

— Нет, нет. У меня со здоровьем все хорошо. Ты просто пойми, что у человека всегда существуют причины для беспокойства. Сюда относятся работа, налоги и тому подобное. Я не говорю, что наши дела идут плохо, но забот всегда хватает.

— Настолько, что ты даже не слушаешь, когда мы говорим о будущем Мануэлы?

— Я же тебя слушал.

— Нет, ты не слушал меня! — настаивала на своем Мерседес.

— Я отвлекся на какую-то минуту.

— Тебя не волнует наша дочь, — обиделась Мерседес.

— Что ты? — возмутился Коррадо. — Как ты можешь такое говорить? Лично для меня моя дочь была и остается главным в жизни.

— Ладно, Коррадо, — примирительным тоном сказала жена. — Не будем сегодня ссориться. Я хотела поговорить с тобой о нашей дочери, но ты сегодня не в настроении.

Коррадо понял, что обидел жену. Глядя на то, как она опустила глаза, как нервно стала перебирать пальцами складки платья, он вдруг почувствовал, как много она значит в его жизни. Сколько они пережили вместе, сколько пришлось испытать, и тем не менее чувства их не испарились, не исчезли с годами. Они по-прежнему были привязаны друг к другу.

— Прости меня, Мерседес, — сказал он и улыбнулся. — Меня отвлекает от семьи множество других забот.

— Ладно, — согласилась Мерседес. — Я понимаю тебя. В последнее время ты слишком устаешь. Тебе необходимо отдохнуть и заняться своим здоровьем.

— Но со здоровьем у меня все нормально, — воспротивился Коррадо.

— Ты говоришь так всякий раз, но мне со стороны виднее. Нам нужно беречь себя. Хотя бы для Мануэлы.

— Я с тобой согласен. Мануэла скоро станет совсем взрослой, и нам нужно подумать о ее будущем.

— Знаешь, Коррадо, о чем я с тобой хотела еще поговорить?

— О чем? — Коррадо вопросительно посмотрел на жену.

— Я хотела бы продать те земли, что остались в наследство от моих родителей.

— Разве в этом есть необходимость? — удивленно спросил Коррадо.

— От них все равно нет никакой прибыли, а так мы могли бы купить что-нибудь Мануэле или отправить ее в Европу например.

— В Европу?

— Да. Она давно меня об этом просит.

Коррадо задумался.

— Нет, — сказал он. — С продажей этих земель мы могли бы немного обождать. А впрочем, как знаешь, Мерседес. Эти земли принадлежат тебе, и ты можешь распоряжаться ими как тебе вздумается.

— Но, Коррадо, я не хотела бы решать этот вопрос без тебя.

— Давай не будем торопиться, Мерседес, обсудим этот вопрос попозже, ладно?

Коррадо улыбнулся и ласково посмотрел на жену. Мерседес встала и выглянула в окно.

— Где это наша Мануэла и Руди? — спросила она. — Во дворе их не видно.

— Вернутся, — ответил Коррадо. — Помирятся и вернутся.