Трудно понять, почему люди радуются приходу Нового года, вместо того чтобы плакать.

Если вдуматься, новогодний праздник — печальное событие в нашей скоротечной жизни. Ведь все мы еще на один шаг приближаемся к роковой черте. А сама процедура встречи Нового года ускоряет процесс приближения. Вместо того чтобы спать, сохраняя здоровье, люди всю ночь нарушают режим и безобразничают.

В честь сомнительного праздника происходит массовое уничтожение зеленого друга и массовое употребление зеленого змия.

Наступление Нового года всегда окутано таинственностью и ожиданием счастья. Именно под Новый год могут случаться совершенно немыслимые события, которые никак не могут случаться в обычную, рядовую ночь.

Наша маловероятная и тем не менее достоверная история началась 31 декабря, часов за десять до смены года.

В новехоньком микрорайоне, на окраине Москвы, в домах, похожих друг на друга, как граненые стаканы, одним словом, в одинаковых, белых, крупно- или мелкопанельных домах велись лихорадочные приготовления к встрече Нового года. Во всех квартирах пекли пироги, варили студень, жарили индеек (а где не достали индеек, жарили кого-нибудь другого), заправляли майонезом салаты, выставляли на балконы водку и шампанское и, разумеется, украшали елки — натуральные или искусственные — разноцветными, яркими игрушками.

В доме № 25 по Третьей улице Строителей отмечался сегодня двойной праздник — и Новый год и новоселье. А раз новоселье, значит, жильцы совсем недавно переехали в этот дом. Кое-что побилось, сломалось, все лежало не там, где нужно, все валялось друг на друге, мебель была расставлена впопыхах, не все люстры повешены, занавески в одних квартирах уже висели на окнах, а в других еще лежали в чемоданах. Новый дом, новая квартира, новая жизнь, новое счастье.

И, наверно, поэтому хирург Евгений Лукашин — внешность заурядная, зарплата заурядная (стоит ли много платить человеку, который режет других людей?), возраст заурядный (около сорока), — одуревший от переезда Евгений Лукашин находился в своей новой квартире № 12 в опасной близости от красивой молодой женщины по имени Галя. Симпатичная мама Лукашина — Марина Дмитриевна — благоразумно пряталась на кухне.

— Женя, — говорила Галя с явной хитрецой, — у меня к тебе предложение, совершенно неожиданное.

Лукашин был искренне заинтригован:

— Галя, не пугай меня!

— Давай вместе встречать Новый год!

Однако сообразительность не являлась достоинством Лукашина.

— Но мы и так встречаем вместе!

— Ты меня не понял. Давай встречать совсем вместе и не пойдем к Катанянам! — Гале очень хотелось перейти из разряда возлюбленных в разряд невест.

Раздался звонок в дверь. Мама, которая до этого прислушивалась к разговору — в современной квартире была современная звукопроводимость, — недовольно поднялась с места и пошла отворять.

— С наступающим, Марина Дмитревна! — весело сказал благополучный, мордатый Павел Судаков, бывший школьный друг Евгения Лукашина. Павел явно намеревался войти, но Марина Дмитриевна решительно преградила ему дорогу:

— Тише, что ты кричишь?!

— А что случилось?

— Кто там пришел? — донесся из комнаты голос Лукашина.

— Соседка зашла за луковицей! — отозвалась мать, а Павел оторопел и, невольно включаясь в игру, перешел на шепот:

— Что у вас происходит?

— Павлик, зайди, пожалуйста, завтра! — попросила Марина Дмитриевна.

— Завтра не смогу. Вечером я улетаю в Ленинград.

— Счастливого пути! — И Марина Дмитриевна захлопнула дверь перед самым носом Павла.

Нахальный Павел тотчас же позвонил снова.

На этот раз Марина Дмитриевна сначала накинула на дверь цепочку и только потом приоткрыла.

— Ты что хулиганишь? — озорно спросила Марина Дмитриевна.

Павел растерянно смотрел на нее сквозь дверную щель.

— Мама, кто там опять? — послышался голос Лукашина.

— Телеграмма от тети Веры! — и глазом не моргнув, сочинила родная мать.

— А вы, Марина Дмитриевна, с детства учили нас говорить только правду! — укоризненно сказал Павел.

— Бывают обстоятельства, когда неплохо соврать! — доверительно объяснила Марина Дмитриевна.

— Но Саша и Миша ждут нас в бане! А прямо из бани я еду на аэродром!

— Сегодня повеселитесь без Жени! Кстати, зачем ты едешь в Ленинград?

— Ира застряла там в командировке. Требует, чтобы я прилетел встречать с ней Новый год. — Павел еще больше понизил голос. — Я никому не скажу, все-таки… что происходит?

— Пока это тайна… Узнаешь… в свое время. — Видно было, что дразнить Павла доставляло Марине Дмитриевне удовольствие.

— У Жени от меня нет тайн!

— Иди в баню! — Марина Дмитриевна защелкнула дверь и вернулась в кухню, на пункт подслушивания.

Тем временем Лукашин все еще не понимал хитрого Галиного плана:

— Но мы же договорились встречать Новый год с Катанянами. Подводить некрасиво. Ты уже сделала салат из крабов. Кстати, где ты достала крабы?

— Давали у нас в буфете!

— Я так люблю крабы!

— Тогда тем более съедим их сами! — намекнула Галя.

— А где мы их станем есть? — простодушно спросил Женя.

— Какой ты непонятливый! — нежно сказала Галя. — Мы будем встречать здесь, у тебя.

— А кого еще позовем? — спросил тупой Лукашин.

— В том-то и весь фокус, что никого! — Галя была терпелива.

— А мама? Она будет встречать с нами?

— Мама уйдет. Она все приготовит, накроет на стол, конечно, я ей помогу, а потом уйдет к приятельнице. У тебя мировая мама!

А мама, которая услышала, как Галя распоряжается ее судьбой, только лишь вздохнула.

— Ты умница, — воодушевился Лукашин. Он только сейчас осознал все выгоды, которые принесет ему реализация Галиного плана. — Почему это предложение не пришло в голову мне?

— Кто-то из двоих должен быть сообразительным!

— Ты знаешь… мне эта идея определенно нравится! Я выпью, я расхрабрюсь, обстановка будет располагать, и я скажу тебе то, что давно собираюсь сказать!

— А что именно? — с надеждой спросила Галя.

— Обожди до Нового года! — Лукашин явно не мог решиться на объяснение, что-то ему мешало.

— Боюсь, у тебя никогда не хватит смелости! — подзадоривала Галя.

— Трусость старого холостяка. Однажды я уже делал предложение женщине. К моему великому изумлению, она согласилась. Но когда я представил себе, что она поселится в этой комнате и будет всю жизнь мелькать перед глазами, туда-сюда, туда-сюда, я дрогнул и сбежал в Ленинград.

— А от меня ты тоже убежишь? — Галя сняла со стены гитару.

— Нет, от тебя не убежишь! — В голосе Лукашина прозвучала нотка обреченности. — Все уже решено окончательно и бесповоротно. Я так долго держался и наконец рухнул.

Галя победно улыбнулась, глаза у нее блеснули.

— Женя, а когда люди поют?

— Поют?.. На демонстрации поют…

— А еще?

— В опере…

— Нет, нет!

— Я не знаю… когда выпьют, поют…

— Балда! — нежно сказала Галя. — Не знаешь, когда поют…

— Когда нет ни слуха, ни голоса!

— Люди поют, когда счастливы! — подсказала Галя и протянула Лукашину гитару.

Сообразив, что он на самом деле счастлив, Лукашин тепло взглянул на Галю, взял гитару и встал у окна. За окном виднелись снежные поля Подмосковья, которые еще не успели застроить. Лукашин начал напевать. У него оказался негромкий, как говорят, домашний голос, немного хриплый, но приятный. Теперь таких доморощенных акынов у нас пруд пруди.—  Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин.
Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк маховой,
Только крыши, снег и, кроме
Крыш и снега,  — никого.
И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной.
Но нежданно по портьере
Пробежит вторженья дрожь.
Тишину шагами меря,
Ты, как будущность, войдешь.
Ты появишься у двери
В чем-то белом, без причуд,
В чем-то впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют… — Это чьи слова? — спросила Галя, прижимаясь к Лукашину.

— Пастернака. — Лукашин отложил гитару в сторону и… поцеловал девушку.

После долгого поцелуя Галя вырвалась из объятий и выбежала в переднюю. Лукашин помчался следом.

— Женечка, мне пора! — Галя вела беспроигрышную игру. — У меня еще столько дел сегодня.

Лукашин нервно потоптался на месте, потом снял с вешалки и подал Гале белую шубку, а потом… капитулировал. Он вынул из кармана брелок, на котором болтался ключ. По-видимому, это был ключ не только от его квартиры, но и от его сердца.

— Вот, возьми ключ и приходи к одиннадцати часам встречать Новый год! Я тебя люблю и хочу, чтобы ты стала моей женой!

Галя взяла ключ и, скрывая торжество, лицемерно заметила:

— Но я ведь буду мелькать у тебя перед глазами?

Лукашин чистосердечно признался:

— Я так этого хочу!

— Салат принести?

— Но я не понял главного: ты согласна или нет? — Очевидно, Лукашин был не самым крупным знатоком женской психологии.

— Но я ведь взяла ключ! — И, быстро поцеловав Лукашина, Галя исчезла за дверью.

— А как же с Катанянами? — крикнул вдогонку счастливый зануда.

С лестничной площадки донесся веселый голос:

— Обойдутся!

Несколько ошарашенный случившимся, Лукашин направился в кухню, где хозяйничала Марина Дмитриевна.

— Мама, кажется, я женюсь…

— Мне тоже это кажется, — согласилась мать.

— Ну и как тебе Галя, нравится?

— Ты ведь на ней женишься, а не я! — ушла от ответа Марина Дмитриевна.

— Но ты же моя мама! — парировал Лукашин.

— Важно, чтобы ты не забыл об этом после женитьбы!

— Значит, Галя тебе не нравится… — огорчился сын.

— Не могу сказать, что я от нее в восторге, но в общем она неглупая, воспитанная… И потом… если ты сейчас не женишься, ты уже не женишься никогда…

— Мне еще только тридцать шесть!

— Это бестактно с твоей стороны напоминать мне о моем возрасте, — улыбнулась мама, — но я не обижусь, и же мировая мама! Я все приготовлю и уйду к приятельнице!

— И что она во мне нашла? — рассуждал вслух Лукашин. — Я много старше ее, а она ведь красавица…

— Я тоже удивляюсь, что она выбрала тебя, когда ты такой болван!

— Почему я болван? — притворно обиделся Лукашин.

— Зачем ты рассказывал ей про Ленинград? Когда делают предложение одной женщине, не вспоминают про другую!..

— Внимание! Внимание! Объявляется посадка в самолет «ТУ-134», следующий рейсом 392 по маршруту Москва — Ленинград. Пассажиров просят пройти на посадку…

Голос диктора разносился по всему аэродрому, включая буфет. А там, не выпуская из рук портфелей с вениками, мирно спали Лукашин и Павел.

Александр мужественно боролся с дремотой, и лишь Михаил сохранял видимую бодрость.

Когда диктор еще раз повторил объявление, Александр вскочил с места:

— По-моему, это наш самолет!

— Я с тобой согласен! — Михаил сохранял спокойствие.

— А ты не помнишь, кто из нас улетает?

— Не помню, — сказал Михаил. — Но ты можешь на меня положиться. Сейчас мы пойдем простым логическим ходом.

— Пошли вместе! — примазался Александр.

— Ты летишь в Ленинград? — спросил Михаил.

— Нет, что ты! — испугался Александр. — А ты?

— И я нет! Применяем метод исключения. Значит, остаются эти двое. — Михаил показал на спящих.

— Их спрашивать бесполезно! — махнул рукой Александр.

— Ты наблюдателен. Спрашивать надо меня. Я единственный из вас не потерял природной смекалки. — Михаил всегда был скромен.

— За это я тебя люблю! — признался Александр.

— Сейчас не об этом, — застенчиво отмахнулся Михаил. — Павел может лететь в Ленинград?

— Может.

— А Женя?

— Тоже может. Давай кинем жребий! — Александр был в восторге от своей идеи.

Зато Михаил отнесся к ней отрицательно:

— Мы не станем полагаться на случай! Кроме того, я напоминаю тебе, что надо торопиться, а то самолет улетит без нашего друга!

— Без какого? Ты же трезвый! Ты никогда не пьянеешь!

Михаил гордо кивнул:

— Поэтому я тебе отвечу. Сегодня в бане мы пили за Лукашина, потому что он женится!

— У тебя поразительная память! — восхитился Александр.

— Сейчас не об этом! Значит, Женя летит в Ленинград на собственную свадьбу! Он бы сам нам это рассказал, но его развезло от усталости.

— Подожди, — спохватился Александр, — а разве он не рассказывал, что невеста приходила к нему в поликлинику?

— Рассказывал! — Сбить Михаила с толку было не так-то просто. — Значит, она приезжала в Москву в командировку!

— Железная логика! — И вместе с Михаилом Александр подхватил Лукашина под руки и поволок к выходу на посадку.

— Куда вы меня ведете? — промычал спросонья Лукашин.

— К твоему счастью! — ответил Михаил. Он достал из кармана билет и протянул бортпроводнице. И, улыбнувшись, шепнул Александру: — Все-таки хорошо, что мы его помыли!..
В предновогодних небесных просторах спешил в Ленинград рейсом № 392 самолет «ТУ-134».

В салоне воздушного корабля безмятежно спал Евгений Лукашин, прижимая к груди портфель с березовым веником.

А через час сердобольный попутчик уже вводил Лукашина, который мешком висел на его руке, в зал ожидания Ленинградского аэровокзала.

Не стоит говорить о том, что зал ожидания в Ленинграде ничем не отличался от зала ожидания в Москве: одинаковые разноцветные кресла, одинаковые киоски, одинаковые табло и одинаковые огромные окна, за которыми смутно белели самолеты. Брошенный попутчиком, Лукашин приоткрыл глаза, с надеждой поискал друзей, но их нигде не было видно.

— Скажите, пожалуйста, — обратился Лукашин к грузному лысоватому мужчине, который понуро забился в красное псевдокожаное кресло и не моргая, тоскующим взглядом взирал на мир. — Который теперь час?

— До Нового года два часа пятьдесят минут! — трагически возвестил незнакомец.

— А где я? — спросил Лукашин.

— Там же, где и я!

— А где вы?

— На аэродроме! — грустно ответил мужчина. — По дороге в Красноярск нелетная погода, и в худшем случае я встречу Новый год в этом кресле!

— А в лучшем случае?

— Тоже в кресле, но только в воздухе. Вы встречали Новый год в воздухе?

— Нет! — отрезал Лукашин. — И не хочу! С наступающим вас! Мы проводили Павлика, и теперь я поехал домой. — Вдруг Лукашин сообразил, что уже много времени. — Боже мой! Галя скоро придет!

Диктор бодро объявил:

— К сведению пассажиров, отлетающих в Красноярск: в связи с неблагоприятными метеорологическими условиями…

Собеседник Лукашина простонал:

— Почему я не уехал поездом? Почему?..

…В былые времена, когда человек попадал в незнакомый город, он чувствовал себя одиноким и потерянным. Вокруг все было чужое: иные дома, иные улицы, иная жизнь.

Зато теперь совсем другое дело. Человек попадает в любой незнакомый город, но чувствует себя в нем как дома: такие же дома, такие же улицы, такая же жизнь. Здания давно уже не строят по индивидуальным проектам, а только по типовым.

Прежде в одном городе возводили Исаакиевский собор, в другом — Большой театр, а в третьем — Одесскую лестницу. Теперь во всех городах возводят типовой кинотеатр «Космос», в котором можно посмотреть типовой художественный фильм.

Названия улиц тоже не отличаются разнообразием. В каком городе нет Первой Загородной, Второй Пролетарской, Третьей Фабричной… Первая Парковая улица, Вторая Садовая, Третья улица Строителей… Красиво, не правда ли?..

Лукашин ввалился в такси и сказал водителю:

— Третья улица Строителей, дом 25, квартира 12, четвертый этаж…

— Хоть на пятый! — ответил таксист, и машина рванула с места…

…Одинаковые лестничные клетки окрашены в типовой приятный цвет, типовые квартиры обставлены стандартной мебелью, а в безликие двери врезаны типовые замки.

Типовое проникает в наши души. Встречаются типовые радости, типовые настроения, типовые разводы и даже типовые мысли!

С индивидуализмом у нас покончено, и, слава богу, навсегда!..

Мчалось такси по разукрашенному, праздничному Ленинграду, а на заднем сиденье сладко дремал Лукашин и не подозревая о том, что его отделяет от дома приблизительно семьсот километров.

Такси подъехало к новостройке. Лампочка, спрятанная под козырьком, освещала родной адрес: «Третья улица Строителей, 25».

Лукашин вывалился из машины, с трудом преодолел ступеньки при входе в подъезд и облегченно вздохнул:

— Наконец-то я приехал!..

Добравшись до двери под номером 12, Лукашин порылся в карманах, добыл ключ и успешно вставил его в скважину нижнего замка. Совсем нетрудно догадаться, что ключ подошел.

Слегка пошатываясь, Лукашин открыл дверь, оказался в передней и машинально начал раздеваться. Совсем нетрудно догадаться, что планировка ленинградской квартиры ничем не отличалась от планировки московской. И обои, конечно же, были такими же.

Объяснить это легче легкого. Жилые дома в Москве и жилые дома в Ленинграде сдавались в эксплуатацию одновременно. В это время выпускались обои именно этого цвета и артикула, а серия дверных замков с ключами — именно такой конфигурации. Все очень просто. И, главное, удобно для промышленности. В ленинградскую квартиру недавно въехали новоселы. И здесь вещи еще не нашли постоянного места и был тот славный беспорядок, который еще долго бывает после переезда.

Лукашин содрал с себя дубленку, сорвал с головы шапку и зашвырнул ее куда попало, бросил на пол пиджак (пиджак ведь тоже должен отдохнуть) и вступил в единоборство с брюками. Избавиться от них оказалось не так-то легко. Ослабленный алкоголем и авиацией, Лукашин вконец изнемог в неравной борьбе. Он все-таки выбрался из брюк и, едва живой, дополз до тахты, которая, как уже совсем нетрудно догадаться, стояла точно в том же месте, что и у него дома. Лукашин взобрался на тахту и блаженно свернулся калачиком, натянув на себя мягкий гедеэровский плед. Через мгновение он спал.

Вскоре дверь в квартиру № 12 снова отворилась. Это пришла хозяйка, Надежда Васильевна. Пожалуй, Надю можно назвать красивой женщиной, но все-таки было видно, что ей уже перевалило за тридцать. Она сняла пальто, зажгла полный свет. Лукашина Надя не замечала. Она достала из сумки покупку, это была электрическая бритва по имени «Агидель», и положила ее на буфет. Затем критически осмотрела накрытый новогодний стол. Потом подошла к шкафу, вынула из него новогоднее платье, кинула на тахту, платье упало на Лукашина. Только теперь Надя его заметила и, как положено женщине, вскрикнула.

Но Лукашин даже не пошевелился.

— Эй! — закричала Надя, медленно приходя в себя. — Эй, вставайте! Что вы здесь делаете? Эй, кто вы такой?.. Проснитесь, слышите, немедленно проснитесь!

Лукашин не отвечал.

— Вы живой или нет? — Преодолев страх, Надя попыталась растолкать Лукашина, но ее усилия оказались тщетными.

— Не… не надо меня трясти… — пробормотал сквозь сон Лукашин.

Надя в растерянности заметалась по комнате. Яростно схватила подушку, бросила в Лукашина.

— Кошмар какой-то… — Не открывая глаз, Лукашин взял подушку и запустил ею в Надю.

— Ах так, ну ладно, берегитесь!

Надя выбежала в кухню и вернулась с чайником.

— Я вас в последний раз предупреждаю!

И по лицу Лукашина побежали струйки холодной воды.

Поначалу это показалось спящему приятным. Он блаженно заулыбался.

— Ой, как хорошо! Ой, поплыли!

Потом веда проникла за шиворот, и Лукашин сразу же приподнялся:

— Вы что, с ума сошли? Я… я вам не клумба!

На всякий случай Надя отскочила в сторону.

— Вы откуда взялись? — закричал Лукашин. — Выметайтесь отсюда! И без разговоров!

Надя оторопела:

— Это неслыханно! Что вы здесь делаете?

— Я… тут… мы спим! А кто вы такая? Что вам здесь нужно?

Надя поставила чайник на стол.

— Хватит дурака валять! Что вы здесь разлеглись!? Ну-ка, выкатывайтесь отсюда, живо!

— Ну, это уже нахальство! — возмутился Лукашин. — Мало того что вы ворвались ко мне в квартиру, вы ведете себя как бандитка!

— Я его не знаю! — пожала плечами Надя.

— Я посторонний, я здесь нечаянно… — добавил Лукашин.

— Это совсем незнакомый мужчина… — сказала Надя.

— Да, я мужчина, — покорно согласился Лукашин.

— Как он сюда попал? — прошипел Ипполит.

— Понимаешь, это невероятное совпадение… — начала объяснять Надя.

— Невероятное… — как эхо вторил Лукашин.

— Он тоже живет: Третья улица Строителей, 25, квартира 12…

— 12, — вздохнул Лукашин.

— Но только в Москве, — продолжала Надя.

— В Москве я живу… — Эхо проявило крохотную самостоятельность. Ипполит негодующим жестом указал на брюки Лукашина, валяющиеся на полу:

— А это что?

Надя в который раз запустила брюками в их владельца.

— Это мои штаны, — с гордостью произнес Лукашин и поморщился. — Осторожнее, помнете!

Пока Лукашин тщетно пытался под пледом натянуть на себя брюки, Надя старалась вдолбить Ипполиту, как было дело.

— Он с приятелями пошел в баню…

— В баню мы пошли, — подтвердил унылый голос.

— Там они выпили, и его по ошибке запихнули в самолет!

— В самолет, — отозвался Лукашин. Он все еще пытался под пледом всунуть ноги в штаны. Однако это оказалось для него непосильным делом.
— Где? В бане? — повысил голос Ипполит. — Ну, с меня достаточно.

— Нет! В бане нет самолетов! — Ради такого важного сообщения Лукашин даже высунул голову.

— Вас не спрашивают! Заткнитесь!

— Да, мы там мылись! Скажите ему! — обратился Лукашин за подтверждением к Наде. — С Павликом мылись!..

— Да замолчите вы! — в отчаянии крикнула Надя, понимая, что пьянчужка только ухудшает и без того ужасное положение. — Они из бани поехали на аэродром.

— Провожать Павлика, — кротко пояснил Лукашин.

— Ах, здесь еще Павлик?! — Ипполит заметался по комнате в поисках второго соперника.

— Его нет, я вместо него! — Лукашин честно старался помочь, но от его чрезмерной помощи правда начинала казаться неуклюжим враньем.

— Значит, должен был прийти Павел? — Ипполит все понимал по-своему.

— Подержите плед, я оденусь! — Лукашину надоело мучиться, он отдал плед Наде и Ипполиту и наконец натянул проклятые брюки.

— Дорогой мой! — теперь уже занервничала Надя. — Никто не должен был прийти. Этот вот попал в самолет по ошибке…

— Что, его в багаж сдавали? — серьезно спросил Ипполит.

— Может быть. Я не помню, — искренне признался Лукашин.

А Надя, желая польстить Ипполиту, показала на Евгения:

— Ты посмотри на него, какой он несимпатичный!

Ипполит немедленно согласился:

— Он просто отвратителен!

— Это спорный вопрос! — не согласился Лукашин. — Зачем вы так? Что я вам сделал плохого?

— Все-таки, как он оказался в твоей постели? — допрашивал Ипполит.

— Я не нарочно! Извините, хозяйка, не знаю, как вас зовут?.. — спросил Лукашин, с ботинком в руке двинувшись к Наде, но Надя его грубо оттолкнула.

— Прекрасно, он у тебя в постели, — перебил Лукашина Ипполит, — но он не знает, как тебя зовут! Нет, я пошел!

— Значит, если бы он знал, как меня зовут, ты бы остался? — разозлилась Надя. — Ипполит, дорогой, я тоже не знаю, как его зовут. Я его вижу первый раз в жизни!

— Вот теперь я тебе верю. Прекрасные современные нравы!

Во время перепалки Ипполит ринулся к вешалке, но Надя силой вернула жениха обратно. По пути они совершенно нечаянно опрокинули на пол Лукашина, который с большим трудом пытался принять вертикальное положение.

— Что же вы меня все время роняете? — взмолился Лукашин. — Дайте я встану и уйду навсегда…

— Ипполит, — говорила Надя, не обращая на Лукашина внимания, — давай не будем портить друг другу новогодний вечер. И не заставляй меня все время оправдываться, я ведь ни в чем не провинилась. Какой-то забулдыга попал ко мне в квартиру…

— Я не забулдыга, я — доктор, — запротестовал Лукашин.

— Ну, предположим, он случайно оказался в Ленинграде, — Ипполит, мужчина логического склада, стремился докопаться до истины, — предположим, он живет по такому же адресу, но зачем ты его впустила?

— Она меня не впускала, — разъяснил Лукашин, — ключ подошел!

Он предъявил ключ.

— Вы можете проверить.

Ипполит повернулся к Наде:

— Значит, ты дала ему ключ?

— Не давала она ключ! — в который раз вмешался в разговор Лукашин. — Какой вы тупой!

— Но почему ты мне не веришь? — вспылила Надя. — Этот тип противен мне так же, как тебе.

— Себе я тоже противен! — Лукашин взял портфель с веником, в коридоре схватил в охапку дубленку и оказался на лестнице. Только в лифте он надел пальто и напялил на голову шапку. Выскочив на улицу, Лукашин поглядел на здание, которое он только что покинул и в котором случилось с ним столь невероятное происшествие.

— Дом точно такой же… — грустно пробурчал бедолага.

А в комнате Надя зажигала новогоднюю елку. Ипполит, как бука, сидел насупившись и нервно вертел в руках вилку. Надя подошла к Ипполиту и обняла:

— Ну, перестань дуться… И не смей меня ревновать… Если я кого-нибудь полюблю, ты узнаешь об этом первый…

— Я не сержусь… Но ты должна меня понять… Я прихожу… — сказал Ипполит, невольно оттаивая.

— Я понимаю… Я на твоем месте закатила бы такое!.. — выпалила Надя, и оба засмеялись.

— То, что он появился у тебя в доме, — говорил Ипполит, — соответствует твоему характеру!

— Но почему? — Надя надула губы.

— Ты безалаберная… молчи… ты непутевая… у меня в доме или в моей лаборатории он бы не смог появиться… странно, что вообще ты его заметила. Ну мало ли что там валяется?

— Ты угадал, — улыбнулась Надя, — я его заметила не сразу.

Она развернула подарок, принесенный Ипполитом:

— Ой, это же настоящие французские духи, они же такие дорогие! Но я тебе тоже приготовила… — Надя достала бритву… — вот, самой последней марки… с этими, как их, плавающими, что ли, ножами!

— Зачем ты сделала такой дорогой подарок? — Ипполит был явно польщен.

— Беру пример с тебя! — Надя всплеснула руками. — Ой, я же не надела праздничное платье… — Она схватила платье, выбежала в другую комнату, вернулась, взяла флакон с духами и опять убежала…

А на улице Евгений Лукашин на всякий случай спросил у прохожего, который спешил встречать Новый год:

— Извините… Это действительно Ленинград, город на Неве?

Прохожий с укором поглядел на Лукашина:

— Пить надо меньше!

— Надо меньше пить! — согласился Лукашин. — Пить меньше надо.

…Надя в нарядном платье вплыла в комнату, Ипполит влюбленно оглядел ее:

— Просто принцесса из сказки!

— Я рада, что тебе нравится! — счастливо улыбнулась Надя.

Ипполит и Надя не без торжественности уселись за праздничный стол.

— А сейчас давай проводим старый год! Ведь в этом году я встретил тебя… — разливая вино, сказал Ипполит.

— А я тебя… — Надя и Ипполит подняли бокалы и чокнулись.

— Так хочется побриться… Но ничего, к утру я обрасту…

— Люблю встречать Новый год! — сказала Надя.

Ипполит встал и снял со стены гитару.

— Надя, мне так нравится, как ты поешь…

— Просто ты ко мне необъективно относишься. — Надя взяла гитару и стала перебирать струны.

— Это верно. — И Ипполит устроился поудобнее в кресле.

Надя начала напевать. Пела она просто и сердечно.По улице моей который год
Звучат шаги — мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
Той темноте за окнами угоден.
О Одиночество, как твой характер крут
Посверкивая циркулем железным,
Как холодно ты замыкаешь круг.
Не внемля увереньям бесполезным.
Дай стать на цыпочки в твоем лесу.
На том конце замедленного жеста
Найти листву и поднести к лицу
И ощутить сиротство как блаженство.
Даруй мне тишь твоих библиотек,
Твоих концертов строгие мотивы,
И — мудрая — я позабуду тех,
Кто умерли или доселе живы.
И я познаю мудрость и печаль,
Свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
Объявит свои детские секреты.
И вот тогда из слез, из темноты,
Из бедного невежества былого
Друзей моих прекрасные черты
Появятся и растворятся снова.

— Верно! — улыбнулся Лукашин и присел около проигрывателя. — К ней пока еще не вламывался. А ведь мы с вами своеобразно встречаем Новый год… — Лукашин поставил пластинку. — И, знаете, если мы встретимся с вами, ну, когда-нибудь, ну, случайно… и вспомним все это, мы будем покатываться со смеху…

И Евгений церемонно поклонился, приглашая Надю на танец.

— Положим, мне было не до смеха, когда я вошла и увидела… как вы тут разлеглись… — Надя подала руку Лукашину, и они стали медленно кружиться в центре комнаты.

— А я… — вспоминал Женя, — просыпаюсь в собственной постели оттого, что какая-то женщина поливает меня из чайника! Мне тоже было не смешно! — И Лукашин прыснул.

— Я говорю: выкатывайтесь отсюда… — рассмеялась и Надя.

— А я отвечаю: что это вы безобразничаете в моей квартире! — заливался хохотом Лукашин, чисто автоматически прижимая Надю к себе.

— Я от возмущения… просто растерялась… Кто вы?.. Если вор, то почему вы легли… Вор, который устал и лег поспать в обкраденной квартире… — И щека Нади непроизвольно коснулась щеки Лукашина.

— А вы мне сначала так не понравились… — давился от смеха Лукашин… — Ну так не понравились…

Надя хохотала еще громче Лукашина:

— А вы мне тоже были так омерзительны!

И тут раздался звонок в дверь.

Лукашин и Надя смолкли, сразу почувствовав себя крайне неловко, будто их застигли на месте преступления. Оба не смели взглянуть друг на друга.

Пауза затягивалась. Раздался еще один звонок.

— Открыть? — вполголоса спросил Лукашин.

Надя встала и направилась отворять. В дверях торчал Ипполит. Войдя, Ипполит начал оправдываться:

— Родная, прости… я погорячился, был не прав… Я испортил нам новогодний вечер.

— Молодец, что вернулся! — сказала Надя. — Я боялась, что ты уже не придешь. Снимай пальто, и идем!

Надя помогла Ипполиту раздеться, он нежно поцеловал ей руку, и они направились в комнату. Увидев Лукашина, Ипполит оцепенел.

— Как, он еще здесь?

— Не могу же я выставить его на улицу. Первый самолет только в семь часов.

Крупными шагами Ипполит направился в комнату.

— Мог бы посидеть на аэродроме. Ничего бы ему не сделалось!

Лукашин молчал. Ипполит осмотрелся и оценил обстановку:

— Так-так… Поужинали… я вижу, вы неплохо проводите время… Музычку завели…

— Не сидеть же голодными, — сказала Надя, выключая проигрыватель, — присоединяйся к нам!

— К вам? — с нажимом переспросил Ипполит.

— Не цепляйся к словам! — поморщилась Надя.

Уловив ее интонацию и, наверно, вспомнив предыдущую ссору, Ипполит пришел к третейскому решению:

— Вот что… вызовем ему такси и оплатим проезд на аэродром…

— В новогоднюю ночь такси придет только под утро… — констатировала Надя, а Лукашин попытался скрыть улыбку…

— Тогда… Тогда… — Ипполит с трудом сдерживал себя. — Пускай идет пешком.

— До аэродрома? — Надя пожала плечами. — В такую даль?

— Ты его уже жалеешь? — раздраженно спросил Ипполит.

— Дорогой! — Надя тоже была взвинчена. — Даже моему ангельскому терпению приходит конец!

Вот тут Ипполит наконец-то вспылил:

— Значит, я во всем виноват! Может, он успел тебе понравиться? Может, между вами что-то произошло? Может, я здесь третий — лишний?

Теперь не выдержал и Лукашин:

— Как вам не стыдно!

— Молчите! Вас это не касается! — прикрикнул на него Ипполит, а Лукашин назидательно продолжал:

— Если вы любите женщину, Ипполит Георгиевич, вы должны ей доверять, любовь начинается с доверия…

— Не читайте мне мораль! — попытался одернуть его Ипполит.

— Вам полезно послушать!

— Надя, уйми его! — прошипел Ипполит.

Но Лукашин уже завелся и остановиться не мог:

— Надежда Васильевна — замечательная женщина… как человек… Она умна, она вкусно готовит… я ел!.. Она тактична, она красива, в конце концов! А вы ведете себя с ней отвратительно! Немедленно извинитесь!

— Сейчас я его убью! — в ярости прохрипел Ипполит и кинулся на Лукашина.

Завязалась потасовка. Надя взирала на нее с некоторым интересом, как некогда на рыцарских турнирах женщины глядели на своих кавалеров, кидавшихся друг на друга с мечами и копьями.

— Для полноты картины не хватало только драки! — крикнула Надя.

В схватке победил Лукашин. Он повалил Ипполита на пол и заломил ему руки за спину:

— Проси у нее прощения!

— Почему вы говорите мне «ты»? — тяжело дыша, возмутился Ипполит.

— Потому что ты побежденный! — Лукашин нажал посильнее, и Ипполит вскрикнул:

— Вы мне сломаете руку!

— Сам сломаю, сам и починю! — милосердно пообещал Лукашин. — Проси у нее прощения.

Наде надоело это зрелище.

— Женя, отпустите его!

— Ах, он уже и Женя! — сдавленным голосом произнес Ипполит.

— А что же, по-твоему, я должен быть безымянным? — сказал Лукашин и послушно выпустил Ипполита.

— А теперь уходите! Оба! — приказала Надя.

— А я не хотел его бить! — как в детстве, протянул Лукашин. — Он сам полез! Первый!

Встретившись со свирепым Надиным взглядом, мужчины молча пошли к выходу.

Возле двери они постояли, вежливо уступая друг другу дорогу. Никто не желал уйти первым.

— Перестаньте кривляться! — прикрикнула Надя.

И тогда оба, как по команде, одновременно протиснулись в дверь, внимательно следя друг за другом, взяли свои пальто и так же одновременно вышли из квартиры.

Только они ушли, Надя схватила телефонную трубку и набрала номер:

— Николай Иванович, с Новым годом вас!.. Это Надя… Спасибо. Татьяна у вас?..
Ипполит с Лукашиным вышли из дома и остановились.

— Вам в какую сторону? — спросил Лукашин.

— Мне туда! — вытянул руку Ипполит.

— Тогда мне туда! — И Лукашин вытянул руку в противоположном направлении.

— Это естественно, что нам не по пути! — сказал Ипполит и зашагал.

Лукашин тоже зашагал, хотя понятия не имел, куда он идет.

Он дошел до конца улицы, свернул налево, прошел еще немного и остановился в задумчивости.

А Надя в это время заканчивала телефонный разговор с подругой:

— Я сейчас к вам приду… Да нет… Ничего у нас не случилось… Потом расскажу… Ну, тогда… тогда вы заходите за мной…

А Лукашин постоял немножко на снежном перекрестке. Потом какая-то мысль пришла ему в голову. Если бы мы могли читать чужие мысли, то узнали бы, что Лукашин подумал: «А вдруг Ипполит меня перехитрил и уже вернулся?»

И Лукашин резво побежал обратно.

Когда он подбегал к дому № 25, то увидел, что с другой стороны к дому бежал Ипполит, которому, очевидно, пришла в голову точно такая же мысль, как и Лукашину.

— Так! — сказал один.

— Та-ак! — протянул другой.

— Но вас же выгнали! — напомнил Лукашин.

— Нас выгнали обоих! — уточнил Ипполит.

— Это тоже правда! — не стал возражать Лукашин.

Они постояли.

— Будем долго стоять. У меня до самолета уйма времени.

— А у меня вообще выходной день!

— Холодно! — первым признался Лукашин.

— Да, прохладно, а бельишко, как я успел заметить, у вас не по сезону! — поддакнул Ипполит.

— А у вас ботиночки на тонкой подошве! — не остался в долгу Лукашин.

— Схватите воспаление легких, а там, глядишь, и летальный исход, — пугал соперника Ипполит.

— Мы погибнем рядом! — стоял насмерть Лукашин.

— Я погибать не собираюсь! Я могу и в машине посидеть!

Они замерзали, но никто из них не сдавал позиций. Соперники брали друг друга на измор.

Вдруг Ипполит иронически усмехнулся.

— О чем вы подумали? — тотчас отреагировал Лукашин.

— Не собираюсь перед вами отчитываться!

— У вас на лице написано — вы думаете обо мне!

— О вас, искатель приключений! — с насмешкой сказал Ипполит. — Для вас нет ничего устоявшегося, ничего законного, ничего святого. Такие, как вы, верят не в разум, а в порыв. Вы — угроза для общества!

Лукашин пританцовывал, пытаясь спастись от холода.

— Весьма лестный отзыв!

— Я жду вашего ответа! — сказал Ипполит. — Откровенность за откровенность.

— Пожалуйста! Такие, как вы, всегда правы. Вы живете как положено, как предписано, но в этом и ваша слабость. Вы не способны на безумство. Великое вам не по плечу, а жизнь нельзя подогнать под выверенную схему! — Лукашин неожиданно прервал дидактический монолог и заорал: — Ура!
— Чего — ура? — подозрительно спросил Ипполит.

— Я возвращаюсь. У меня уважительная причина. Я портфель забыл! — с торжеством ответил Лукашин.

— Вы это сделали нарочно!

— Тогда зачем я здесь мерз столько времени? — На этот раз логика явно была на стороне Лукашина.

— Я вам вынесу портфель! — нашелся Ипполит.

— Не доверяю! — Лукашин уже шел к дому. — В портфеле ценный веник!

— Скажите, — Ипполит не отставал от Лукашина, — зачем вы пошли в баню? Что у вас, дома ванной нету?

— Вам этого не понять! — отрезал Лукашин.

Конкуренты вошли в подъезд.

В это время у Нади позвонил телефон.

Надя сняла трубку:

— Алло? Москва?..

— Позовите, пожалуйста, Лукашина, — попросил женский голос.

— Это Галя? А Женя уже ушел на аэродром, — сообщила Надя.

— Кто вы такая? — с вызовом поинтересовалась Галя.

— Случайная знакомая! — ответила Надя.

— А как он оказался у вас в квартире?

— Сейчас я вам все объясню. — И, подражая Лукашину, Надя начала с самого начала: — Женя вчера пошел в баню…

— В какую баню? — переспросила Галя. — У него дома есть ванная!..

На лестничной площадке появились Лукашин и Ипполит. Ипполит поднял руку к звонку, но позвонить не решился…

В телефонной беседе с Галей Надя искренне старалась быть убедительной.

— Это у них такая традиция. Женя и его школьные друзья каждый год тридцать первого декабря ходят в баню.

— Откуда вы это знаете? Значит, вы знакомы много лет?

— Нет, мы познакомились несколько часов назад. Вы поймите, мой адрес такой же, как у него в Москве: Третья улица Строителей, 25, квартира 12. Он пришел ко мне, как к себе домой…

Галя не верила ни единому слову:

— Я все поняла. Вы даже знаете его московский адрес…

Ипполит и Лукашин по-прежнему торчали у дверей Надиной квартиры. Лукашин протянул сопернику брелок с двумя ключами. Ипполит попытался открыть верхний замок, но безуспешно.

— Вы не волнуйтесь! — посочувствовал москвич.

— Прошу не указывать! — отбрил его ленинградец.

— Хотите, я вам помогу? — вкрадчиво предложил Евгений.

— Нет, не хочу, — наотрез отказался Ипполит.

Лукашин отобрал ключ и вставил его в нижнюю замочную скважину.

— Все очень просто! — сказал Лукашин и, распахнув дверь, пропустил вперед Ипполита. — Пожалуйста!

А тот презрительно усмехнулся:

— Сразу видно, что вы профессиональный жулик!

Оба шагнули вперед, переступая порог, и оба одновременно услышали, что Надя говорит по телефону. И оба, услышав, что именно говорит Надя, замерли.

— Галя… Галя… — торопливо говорила Надя. — Только не вешайте трубку. Вы ничего не поняли… Ваш Женя славный, добрый… Он ни в чем не виноват… И я вам немного завидую… Вы знаете, он мне очень понравился… Простите его…

При этих словах Ипполит с ненавистью взглянул на соперника и в бешенстве скатился по лестнице. Лукашин проводил его взглядом, облегченно перевел дух и, не желая подслушивать разговор, остался на лестничной площадке.

— Почему вы его защищаете? — спрашивала Галя. — Вы замужем?

— Какое это имеет значение? — уклонилась от ответа Надя.

— Значит, не замужем… — с чисто женской мудростью заключила Галя. — И он улетел в Ленинград встречать с вами Новый год.

— Все было не так, — волновалась Надя. — Вчера Женя вместе с друзьями пошел в баню и там…

— Мне надоело слушать про баню, — перебила Галя и добавила неожиданно: — Сколько вам лет?

— Много… — после паузы тихо ответила Надя.

— Последний шанс?

— Как вам не стыдно!

— Это мне-то стыдно? Я у вас жениха не крала!

— Вы все неправильно понимаете…

— Вы хищница! Но все равно у вас ничего не выйдет! В последний момент он все равно сбежит…

Галя повесила трубку. Машинально Надя еще сказала: «Алло… Алло», потом тоже положила трубку на рычаг.

Лукашин снова отпер дверь, прислушался — телефонный разговор вроде бы закончился.

— Можно? — спросил Лукашин. — Извините… Я забыл портфель.

— Вам Галя звонила…

— Откуда она узнала номер? — притворно удивился Лукашин. — Ну да, я же ей сам сообщил… И потом, у вас легкий номер…

— Я ей пыталась все объяснить, но она не поверила… Я ей сказала, что вы уехали на аэродром.

— Большое спасибо! — поблагодарил Лукашин и, помолчав, робко проговорил: — Ну, я пошел!

Надя не оправдала надежд Лукашина, потому что ответила:

— Счастливого пути!

Лукашин мялся, не зная, что бы еще сказать:

— Большое спасибо…

— Не за что… — кивнула Надя.

— Ну, я пошел! — Словарь Лукашина не блистал многообразием.

— А как вы будете добираться до аэродрома? — Этим Надя вроде бы выводила Лукашина из тупика. — Автобусы еще не ходят…

— Сам не знаю… — ответил Лукашин. — Как-нибудь.

И Надя совершенно неожиданно резко бросила:

— Ну, идите!

Не будучи знатоком капризной женской души, Лукашин покорно двинулся к двери.

— Так я, значит, пошел… Я вам только хотел сказать…

— Что? — быстро спросила Надя.

— Можно, я вам как-нибудь позвоню?

— Вы помните телефон?

— 14-50-30!

— Позвоните! — разрешила Надя.

— Большое спасибо. — Лукашин еще сделал шаг к двери. — Простите за вторжение!

— С Новым годом! — В голосе Нади едва-едва прозвучал оттенок горечи, но Лукашин его не уловил:

— Спасибо! Вас тоже!

Он уже взялся за ручку двери, и Надя, отчетливо видя, что этот недотепа сейчас действительно уйдет, вскрикнула:

— Что вы делаете?!

— Ухожу!

— Но вы же… вы же ищете предлог, чтобы остаться!

— Тридцать четыре… — задумчиво повторил Лукашин. — А семьи все нет, ну не складывалось. Бывает. Не повезло. И вдруг появляется Ипполит, положительный, серьезный. С ним спокойно, надежно. За ним как за каменной стеной. Он ведь, наверно, выгодный жених. Машина, квартира. Подруги советуют: смотри, не упусти…

— А вы, оказывается, жестокий!..

— Хирург. Мне часто приходится делать людям больно, чтобы потом они чувствовали себя хорошо.

— А вы жалеете своих больных?

— Конечно… — пожал плечами Лукашин.

— А я себя тоже иногда жалею, — грустно улыбнулась Надя. — Приду домой вечером, сяду в кресло и начинаю себя жалеть. Но это со мной редко бывает…

— И вы ни разу не были замужем?

— Была. Наполовину.

— То есть как? — Лукашин даже растерялся. — На какую половину?

— А так… Встречались два раза в неделю… В течение десяти лет… С той поры я не люблю суббот и воскресений. И праздников тоже. На праздники я всегда оставалась одна.

— Он был женат? — догадался Лукашин.

— Он и сейчас женат.

— И вы, — с видимым усилием спросил Лукашин, — его до сих пор любите?

— Нет! — твердо ответила Надя. Уловила пристальный взгляд Лукашина, улыбнулась: — Нет! Давайте лучше пить кофе!

— А я у женщин успехом не пользовался, еще со школьной скамьи! — Лукашин пришел в хорошее расположение духа. — Была у нас в классе девочка, Ира, — ничего особенного… но что-то в ней было. Я в нее еще в восьмом классе… как говорили… втюрился. А она не обращала на меня ну никакого внимания. Потом, уже после школы, она вышла за Павла…

— С которым вы пошли в баню и вместо которого улетели в Ленинград? — уточнила Надя.

— За него, родимого… — подтвердил Лукашин. — Меня, конечно, пригласили на свадьбу. Я сильно переживал, встал и сказал тост: «Желаю тебе, Ира, поскорей уйти от Павла ко мне. Я тебя буду ждать!» Со свадьбы меня, конечно, вытурили. Был большой скандал!

— А теперь вы с Павлом близкие друзья?

— Почему теперь? Всю жизнь. Он же не виноват, что она его выбрала Именно к ней он должен был прилететь в Ленинград встречать Новый год Она здесь в командировке.

— Бедная Ира! Значит, она тоже пострадала!

— Почему тоже? — обиделся Лукашин. — Я себя, например, не чувствую пострадавшим! — И, улыбнувшись, добавил: — И с удовольствием пойду варить кофе…

— Почему вы? — удивилась Надя.

— Поете вы на самом деле славно! — озорно констатировал Лукашин. — А вот готовить совершенно не умеете! Ваша заливная рыба — это не рыба… Стрихнин просто!..

— Но вы же меня хвалили! — ахнула Надя.

— Я подхалимничал…

— Вы не слишком вежливы… — нахмурилась хозяйка. Ведь каждая женщина убеждена, что именно она готовит превосходно.

— Это правда, — согласился Лукашин. — Я вообще себя не узнаю. Дома меня всю жизнь считали стеснительным. Мама всегда говорила, что на мне ездят все, кому не лень, а приятели прозвали тюфяком.

— По-моему, они вам льстили! — сухо заметила Надя.

— Я сам был о себе такого же мнения…

— Вы явно скромничали, — насмешливо добавила Надя.

— А теперь я чувствую себя другим, более…

— Наглым! — саркастически вставила Надя.

— Зачем же так? — огорчился Лукашин. — Нет, смелым… Более…

— Бесцеремонным! — с той же издевкой вновь подсказала Надя.

— Нет, решительным! Более…

— Развязным! — продолжала суфлировать Надя.

— Нет, не угадали! Я чувствую себя человеком, который может всего достигнуть! Понимаете, во мне дремала какая-то сила, а теперь вот пробуждается. Это, наверное, оттого, что я встретился с вами. Благодаря вам во мне проявился мой подлинный характер, о котором я и не подозревал.

Надя от изумления всплеснула руками:

— Вы соображаете, что говорите?! Значит, это я сделала из вас хама?!

Лукашин зашелся от восторга:

— Меня никто и никогда так не обзывал! Надя, я счастлив!

И тут раздался звонок в дверь.

— Ну и настырный же он! — рассвирепел Лукашин. — Я не знаю, что с ним сейчас сделаю!

Он решительно направился к двери, но Надя оттолкнула его:

— Не смейте! Я сама!

Надя вышла в коридор и резко распахнула входную дверь. На пороге стояли Валентина и Татьяна. Как и договорились по телефону, они зашли за Надей.

— Идем ночевать ко мне! — предложила Валентина. — Надька, что случилось? Он хулиганил, да?

— Вы поссорились? — спросила Татьяна.

— Он женат? — продолжала Валентина. — Я его сразу раскусила!

— У него ребенок! — высказала догадку Татьяна.

Услышав женские голоса, Лукашин подошел к шкафу, где красовалась фотография Ипполита, сокрушенно развел руками, как бы извиняясь перед соперником, и повалил карточку лицом вниз. После содеянного Лукашин решительно появился в прихожей:

— Зачем вы пришли? Кто вас звал? Уходите, пожалуйста!

— Вы что, с ума сошли! — возмутилась Надя.

Гостьи растерялись от подобного приема.

— Но Надя сама просила… — начала заикаться Татьяна.

— Надю я не отпущу! — решительно объявил Лукашин.

— По какому праву вы здесь хозяйничаете? — Надя тоже опешила.

Ответ Лукашина прозвучал нахально, главное, правдиво и убедительно:

— Потому что я — Ипполит!

Надя захохотала.

— Что это вы смеетесь? — поинтересовался Лукашин.

— Потому что ты врешь! — ответила Надя, даже не заметив, что перешла на «ты». — Девочки! — обратилась она к подругам. — В прошлый раз я постеснялась вам сказать…

— Говори, говори! — угрожающе посоветовал Лукашин.

— Это не Ипполит! — продолжала с отчаянием Надя. — Это совсем незнакомый мужчина. Я даже не знаю его фамилии.

— Не верьте ей! — вмешался Лукашин. — Я Ипполит. Надя не стала бы проводить ночь с незнакомым мужчиной.

— Я вам все объясню, девочки! — Надя не знала, как выпутаться. — Когда я вечером пришла домой…

— Ты им расскажи про мою баню! — перебил Лукашин. — И тогда тебе сразу поверят!

— Когда я вечером пришла домой, то увидела… — продолжала выкручиваться Надя.

— Расскажи им, что я лежал в твоей постели, — посоветовал Лукашин.

— Пожалуй, мы пойдем! — смущенно сказала Валентина.

— Женя, — вспылила Надя, — немедленно прекрати балаган!

— Какой Женя? — вспылил Лукашин. — Вы Женю привели? Развод!

— Сейчас я его поколочу! — Надя явно собиралась выполнить свое намерение, но подруги силой удержали ее.

— Лучше это сделать, — сказала Татьяна, — после нашего ухода.

— Тогда вы не уходите! — попросил Лукашин.

— Я ему задам! — не унималась Надя.

— Девочки, побудьте еще немного. Давайте выпьем по рюмочке. Все-таки Новый год! — Лукашин подталкивал подруг к праздничному столу. Проворно разлил вино по бокалам.

— За дружбу! — Татьяна, видимо, хотела примирить «молодых».

— Какая там дружба! — посетовал Лукашин. — Она меня всю ночь по полу валяла.

Валентина поспешно произнесла тост:

— Дорогие Надя и Ипполит!

— Но он не Ипполит! — устало перебила Надя.

— Надя, это уже неостроумно! — вмешалась Татьяна.

— Конечно, неостроумно! — Лукашин победоносно поглядел на Надю.

— Я поднимаю этот бокал, — продолжала Валентина, — за то, чтобы в Новом году вы уже не ссорились!

— Мы больше не будем! — охотно согласился Лукашин.

— Девочки, я ухожу вместе с вами! — сказала Надя.

— Не болтай глупостей! — грубо, как муж, прикрикнул Лукашин. — Почему вы на этот раз не кричите «горько»?

Надя онемела от его неслыханной дерзости.

— Если вы просите… Горько! — неуверенно пролепетала Валентина.

— Горько, горько! — поддержала Татьяна.

Надя стала отступать:

— Я не буду с ним целоваться!

Лукашин, приближаясь к Наде, объяснил свое поведение:

— Народ требует!

— Женя, не прикасайся ко мне!

— Я не Женя! Я — Ипполит!

Преодолев Надино сопротивление, Лукашин обнял ее. Долгий поцелуй. Такой долгий-предолгий, что подруги успели деликатно удалиться. В дверях Татьяна обернулась, чтобы еще раз посмотреть любовную сцену, но Валентина силой вытащила ее на лестницу.

Наконец Лукашин и Надя смущенно отошли друг от друга.

— А где Татьяна и Валя? — не зная, как себя вести, спросила Надя.

— Мне очень нравятся твои подруги… — переводя дыхание после поцелуя, ответил Лукашин.

— Разве мы перешли на «ты»? — удивилась Надя.

— Давным-давно! — ответил Лукашин. — Разве ты не заметила?

И здесь снова раздался звонок в дверь.

— Это не квартира, а проходной двор! — Лукашин в гневе бросился открывать. — Кто бы ни был, убью!..

В квартиру ворвалась шумная молодая компания.

— Синицыны здесь живут?

— Минуточку. Надя! — крикнул Лукашин. — Как твоя фамилия?

— Шевелева! — отозвалась Надя.

— Нет, не здесь. Увы… — развел руками Лукашин. — Мы — Шевелевы!

— Будем звонить во все квартиры подряд! — предложила девушка, а парень с аккордеоном заиграл бравурное вступление.

— А как твоя фамилия? — поинтересовалась Надя после того, как компания удалилась.

— Лукашин.

— А отчество?

— Михайлович.

— Евгений Михайлович Лукашин, — озорно поклонилась Надя, — весьма приятно познакомиться.

Ничего не сказав, Лукашин подошел к телефону и снял трубку.

— Куда ты собираешься звонить? — удивилась Надя.

Лукашин набрал номер:

— Хочу узнать, когда уходит второй самолет…

— Почему ты решил отложить отъезд?

— Не хочу уезжать, и все! Алло, аэропорт, скажите, пожалуйста, когда уходит самолет на Москву, нет, первый я знаю… а второй… а третий?… а четвертый?.. Безобразие! — Лукашин в сердцах кинул трубку: — Просто черт знает что! Они уходят через каждые полчаса! — Он прошелся по комнате. — Я вообще ничего не понимаю.

— Ты о чем? — Надя, увидев, что фотография Ипполита валяется на пустой полке, водворила ее на законное место.

— А почему я должен улетать утром? Мне на работу второго, днем мы погуляем, сходим в Эрмитаж… А вечером я улечу или уеду поездом.

— Ты ведешь себя бесцеремонно! — сделала выговор Надя. — По-моему, я тебя не приглашала.

— Так в чем же дело? Пригласи! — посоветовал Лукашин.

— Зачем? — совершенно серьезно спросила Надя.

Вместо ответа Лукашин подошел к шкафу, отодвинул стекло и взял фотографию Ипполита.

— Я не могу так разговаривать! У меня ощущение, будто нас трое!

— Не смей трогать Ипполита!

— Я не сделаю ему ничего плохого! Я засуну его между книгами! — И Лукашин исполнил угрозу.

Надя достала фотографию и вернула ее в исходное положение.

— Хорошо, — согласился Лукашин, — давай оставим его здесь, только повернем лицом к стене. Главное, чтоб его не было видно!

Лукашин перевернул фотографию, Надя тотчас же возвратила ее на прежнюю позицию.

— Оставь Ипполита в покое! — прикрикнула Надя.

— Почему ты за него заступаешься? — запальчиво ответил Лукашин. Оба говорили о фотографии, как о живом человеке. — Он дорог тебе как память?

— Тебя не касается! — отрезала Надя.

Лукашин случайно перевернул фотографию и увидел надпись: «Любимой Наденьке». Фамильярная надпись просто взбесила Лукашина:

— Ну это уже чересчур! Это… это переходит все границы!..

Лукашин открыл форточку.

— Что ты собираешься делать? — насторожилась Надя.

— Пусть подышит свежим воздухом, ему полезно! — Лукашин привел приговор в исполнение, выбросив фотографию за окно.

Фотография покружилась в воздухе и плавно опустилась на сугроб.

— Пойди и подними Ипполита! — приказала Надя.

— И не подумаю! — Лукашин уселся в кресло и блаженно вытянул ноги.

— Я тебе повторяю… — ледяным голосом продолжала Надя.

— Надя, не утруждай себя! Я этого не сделаю!

— Знаешь, лети-ка ты первым самолетом! — Надя была не на шутку разозлена. Выбросив снимок, Лукашин явно хватил через край.

— И улечу! — Лукашин взял с буфета электробритву и добавил: — Сейчас вот побреюсь, и ноги моей здесь больше не будет!

Лукашин достал электробритву из футляра и включил в штепсель.

— Здесь тебе не парикмахерская! — Надя немедленно выдернула вилку из штепселя.

Лукашин вновь хладнокровно включил ее:

— Не могу же я прилететь к невесте небритым!

— Да, совсем забыла, что у тебя была невеста! — издевательски воскликнула Надя.

Раздался звонок в дверь.

— Беги, открывай! — посоветовал Лукашин, продолжая бриться. — Это наверняка Ипполит. Что-то его давно не было!

Надя вышла в коридор и отперла дверь. Лукашин угадал. Это действительно явился Ипполит. Не говоря Наде ни слова, он направился в комнату, чтобы проверить, здесь ли еще его противник. Лукашин спокойно брился, делая вид, будто не замечает прихода Ипполита.

— Ах, он уже бреется моей бритвой! — вырвалось у Ипполита. Он круто повернулся и стремительно выскочил из квартиры, больше ничего не сказав. Резко стрельнула входная дверь.

Уход Ипполита снова привел Лукашина в отличное расположение духа.

Он закончил бриться и аккуратно уложил бритву в футляр.

— Это прекрасно! На этот раз он ушел навсегда! — И вдруг нахмурился. — А почему здесь находится его бритва?

— Ты летишь к своей невесте, ну и лети! — парировала Надя. — А эта бритва моего жениха!

— Бывшего жениха! — уточнил Лукашин. — Был Ипполит да сплыл! И забудь про него! А ежели он посмеет явиться еще раз, я спущу его с лестницы.

Надя опять вспылила:

— По какому праву ты со мной так разговариваешь? Почему ты вмешиваешься в мою жизнь? Тебе давно пора на аэродром!

— Мой поезд уходит поздно вечером! — Лукашин нахально направился к тахте, сбросил туфли и лег.

— Тогда уйду я! — пригрозила Надя.

— Это хорошая мысль. Иди погуляй, я отдохну! — Лукашин прикрыл глаза. — Я устал.

— Я вернусь, но с милиционером!

— Тогда приводи все отделение!

— Подай мне пальто! — Надя на самом деле решила уйти.

— С удовольствием, — сквозь зубы сказал Лукашин. Он вздохнул, лениво поднялся, вышел в коридор, снял с вешалки Надину шубку и подал с подчеркнутой любезностью. — Пожалуйста! Все?

— Обожди! — Надя показала на сапог. — Застегни!..

— С удовольствием! — Лукашин послушно нагнулся и застегнул «молнию». — Спасибо за доверие!

Надя показала на другой сапог.

— А теперь второй!

— Я мечтал об этом всю сознательную жизнь! — Лукашин с удовольствием выполнил и это ответственное поручение. Потом он нежно прижался щекой к Надиному сапогу.

Надя понимала, что весь ее уход, в сущности, нелеп, но хотела, чтобы последнее слово осталось за ней:

— Только не вздумай обчистить квартиру! Учти, что я знаю твой московский адрес!

Лукашин беззаботно рассмеялся. Надя ушла, хлопнув дверью. Лукашин остался в квартире один. Озираясь, он вернулся в комнату, подкрался к книжному шкафу, отодвинул стекло и достал фотографию Нади…

Оказавшись на улице, Надя остановилась, не зная, что делать дальше. Потом подошла к сугробу, подобрала портрет Ипполита и спрятала в сумочку.

Мимо шло такси. Зеленый огонек свидетельствовал, что оно свободно.

Надя кинулась чуть ли не наперерез.

Водитель притормозил:

— Не на стоянке мы не берем!

— С Новым годом! — просительно сказала Надя.

— Ну ладно! — согласился водитель. — Садитесь, только быстро!

Надя села в машину.

— Куда ехать? — спросил водитель.

— Понятия не имею! — ответила пассажирка.

И сразу, как нарочно, раздался звонок в дверь.

— Что они, рехнулись? — нервно сказала Надя.

— Надя, я тебя умоляю, не поддавайся панике! — призвал Лукашин.

— Придется открыть! — Надя высвободилась из объятий. — Иначе выломают дверь!

— Это сделаю я! — угрожающе сказал Лукашин.

Они вдвоем направились к выходу.

— Женя, держи себя в руках!

Вдвоем открыли. В двери покачивался сияющий Ипполит. Его радость была явно алкогольного происхождения.

— Ребята! Это я ломаю дверь!

В пальто и меховой шапке, заломленной набекрень, он проследовал в комнату:

— Я пришел пожелать вам счастья! Я голодный как зверь!

Ипполит сразу налег на еду.

— Я в первый раз вижу тебя в таком виде… — робко сказала Надя, а Лукашин растерянно молчал.

— А я на самом деле первый раз в таком виде… — все так же весело отозвался Ипполит. — Шел по улице малютка, посинел и весь продрог… Это я про себя… — Он приподнял ногу. — Ботиночки у меня на тонкой подошве. Вот он, — Ипполит показал на Лукашина, — знает. Но хорошие люди подобрали меня, приютили, обогрели…

— Это заметно! — вставил Лукашин.

— Жизнь полна неожиданностей! — с воодушевлением продолжал Ипполит. — И это прекрасно! Разве может быть ожидаемое, запланированное, запрограммированное счастье? Мы скучно живем! В нас не хватает авантюризма! Мы разучились влезать в окна к любимым женщинам. Мы разучились делать большие, хорошие глупости! — Тут он поморщился. — Какая гадость эта ваша заливная рыба… На будущий год я обязательно пойду в баню.

— Зачем же ждать целый год? — пошутил Лукашин, но в голосе его была тревога. Он не мог не заметить, что с приходом Ипполита Надя как-то изменилась.

— Правильно! — Ипполит поднялся от стола и направился к выходу. Затем неожиданно свернул в сторону, зашел в ванную комнату и открыл кран.

Надя и Лукашин, которые оставались в комнате, прислушались.

— Кажется, он пустил воду! — сказала Надя. — А зачем?

Лукашин кинулся к ванной и испуганно позвал:

— Надя, скорей!
Надя тоже прибежала к ванной и увидела, что… Ипполит в пальто и в шапке стоял под душем. Он намылил губку и тер ею рукав.

— Ты с ума сошел! — закричала Надя. — Вылезай немедленно!

— И не подумаю! — отказался Ипполит.

Надя не знала, как на него воздействовать:

— Пальто испортишь!

— Не мелочись! — шикарно ответил Ипполит.

— Вы бы хоть шапку сняли! — робко посоветовал Лукашин.

— Мне и так хорошо! — отрезал Ипполит. — А ты бы уж лучше молчал.

— Я тебя умоляю, вылези! — Надя чуть не плакала.

— Красивая романтическая история! — продолжал мыться Ипполит. — Ой, тепленькая пошла… Под Новый год человек идет в баню. Это его прекрасно характеризует. В бане он надирается по случаю женитьбы… Это тоже в его пользу. Потом его, как чучело, кладут в самолет — и вот герой в другом городе. Но он этого не замечает, он человек больших масштабов… — Ипполит протянул Лукашину мочалку. — Женя, потри мне спину! Не хочешь — как хочешь! — Он выключил воду. — Да, тут, значит, ему подворачивается другая женщина, он забывает про московскую невесту и обзаводится ленинградской. Он человек высоких моральных устоев.

Ипполит снял шапку и выкрутил ее, отжимая воду.

— Прошу вас, перестаньте! — тихо попросил Лукашин, но смотрел он не на Ипполита, а на Надю.

Ипполит вылез из ванной, стащил с себя ботинок, вылил из него воду, потом проделал то же самое с другим ботинком.

— На правду не надо обижаться, даже если она горькая! Надя, все это блажь и дурь! — серьезно сказал Ипполит. В голосе его звучала горечь. — За такой короткий срок старое разрушить можно, а вот новое создать нельзя! Завтра наступит похмелье и пустота. Конец новогодней ночи!

Оставляя на полу влажные следы, Ипполит направился к выходу.

— И вы оба знаете, что я прав! Надя, ты еще вспомнишь про Ипполита!

— Ты куда? — испугалась Надя. — Простудишься!

Лукашин попытался загородить Ипполиту дорогу:

— Не смейте выходить на улицу! Вы обледенеете!

— Пустите меня! Уберите руки! — потребовал Ипполит. — Может быть, я хочу простудиться и умереть!

С этими словами он покинул квартиру.

Наступила напряженная тишина. Надя заговорила первой:

— Боже мой! Как я устала! Какая сумасшедшая ночь!

— Если он придет в следующий раз, — сказал Лукашин, имея в виду Ипполита, — то подожжет дом, а по-честному — он хороший парень!

— Его очень жалко… — задумчиво протянула Надя. — Но, главное, он ведь сейчас сказал нам то, что мы сами не решаемся сказать друг другу…

— Надя, опомнись!

— Именно это со мной и происходит! — грустно ответила Надя.

Внезапно отворилась дверь. Лукашин и Надя порывисто обернулись. Но это возвратилась Ольга Николаевна.

— У Любы спать ложатся, а на лестнице холодно… — Она с подозрением оглядела Лукашина и Надю. — Это вы Ипполита окатили? Он шел весь мокрый…

— Никто его не обливал! — возразил Лукашин. — Это он мокрый от слез…

— Обидели хорошего человека! — с укором произнесла Ольга Николаевна и направилась к себе.

Теперь, после ухода мамы, в комнате снова воцарилось неловкое молчание.

И снова Надя заговорила первой:

— Ну что ж, тебе пора!..

— Но самолеты ведь ходят через каждые полчаса…

— Полчаса ничего не спасут.

— Нелепость какая-то, просто глупость!.. — Лукашин понимал, что сделать уже ничего нельзя, и все-таки пытался бороться с неизбежным… — Потом мы себе этого не простим всю жизнь!

— Надо уметь сдерживать чувства! — усмехнулась Надя.

— А зачем их сдерживать? Не слишком ли часто мы сдерживаемся? — печально сказал Лукашин.

А Надя снова сняла со стены гитару и встала около окна, за которым белело первое утро нового года.

— Пойми, Ипполит ведь где-то прав. Мы немножно сошли с ума, новогодняя ночь кончилась, и все становится на свои места…

Надя взяла на гитаре несколько аккордов и запела нежно и печально:— Хочу у зеркала, где муть
И сон туманящий,
Я выпытать — куда вам путь
И где пристанище.
Я вижу: мачта корабля,
И вы на палубе…
Вы — в дыме поезда… Поля
В вечерней жалобе…
Вечерние поля в росе,
Над ними — вороны…
Благословляю вас на все
Четыре стороны!{4}Лукашин невесело смотрел в окно.

— Утро уже… У меня такое ощущение, будто за эту ночь мы прожили целую жизнь…

Надя тоже взглянула в окно:

— Ты подними билет. Я думаю, его можно найти…
— Нет, поездом не поеду! — отказался Лукашин. — Семь часов трястись…

Он взял со стола пятнадцать рублей, положил в карман.

— Ты, пожалуйста, вспоминай обо мне! — тихо попросила Надя.

— И ты… — попросил Лукашин.

— Иди, Женя, иди! — Надя боялась самой себя.

— Можно, я тебя поцелую на прощание?

— Не надо, Женя, пожалуйста… Очень тебя прошу…

— Давай посидим перед дорогой! — предложил Лукашин.

Они сели в отдалении друг от друга. Помолчали, как и положено. А потом Лукашин виновато признался:

— Я украл твою фотографию.

— Мне приятно, что у тебя останется моя фотография…

Лукашина вдруг осенило:

— А если нелетная погода? Можно, я вернусь?

— Нет, нет… — покачала головой Надя. — Тогда уезжай поездом.

— Ну ладно, я пошел!

Лукашин резко поднялся. Схватил в коридоре пальто. Потом остановился, надеясь, что его, может быть, вернут. Надя сидела как каменная. Лукашин быстро вышел на лестницу.

Надя было поднялась ему вслед, но потом сдержала себя и снова села…

…В зале ожидания аэропорта прервалась музыка, которую транслировали по радио, и хриплый голос произнес:

— К сведению пассажиров, вылетающих в Красноярск: в связи с нелетной погодой вылет откладывается…

Знакомый пассажир в красном кресле даже не вздохнул, только затравленно поглядел на репродуктор.

— Привет! — окликнул его Лукашин. — Все сидите?

— Лежать здесь негде! — ответил несчастный путешественник. — А вы обратно улетаете?

— Увы… — вздохнул Лукашин. — Где же Новый год встречали, в ресторане?

— Конечно, нет. Там надо было заранее заказывать столик. Так и встречал, в красном кресле…

По радио объявили:

— Пассажиров, вылетающих на Москву рейсом двести сорок вторым, просят пройти на посадку…

Лукашин засуетился.

— Нет ли у вас двух копеек?

— Этой суммой я располагаю… — Пассажир достал монетку и протянул Лукашину. — Не могу сказать, чтобы у вас был счастливый вид..

— Спасибо… — Лукашин кинулся к автомату.

В квартире у Нади зазвонил телефон.

Надя, конечно же, слышала звонок, но не снимала трубку. В автоматной будке Лукашин все еще надеялся, что трубку снимут. Надя грустно слушала протяжные звонки… Наконец телефон смолк…Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями
Как больно, милая, как странно,
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана —
Прольется чистыми слезами.
Не зарастет на сердце рана —
Прольется пламенной смолойТоропился самолет из Ленинграда в Москву. В самолете летел Лукашин. И казалось ему, что он слышит Надин голос.Пока жива, с тобой я буду —
Душа и кровь нераздвоимы…
Пока жива, с тобой я буду —
Любовь и смерть всегда вдвоем
Ты понесешь с собой, любимый.
Ты понесешь с собой повсюду.
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.С аэродрома Лукашин ехал в рейсовом автобусе. Лукашину досталось место у окна, он привалился к нему плечом и безучастно смотрел на перелески, на поля, — их вытеснили потом ряды домов, одинаковых, как граненые стаканы.Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой.
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты..И снова звучал Надин голос. Будто Надя была где-то рядом.За расставаньем будет встреча
Не забывай меня, любимый!
За расставаньем будет встреча —
Вернемся оба, я и ты.Вскоре после того, как автобус пересек кольцевую дорогу, Лукашин вышел. И на него накинулась метель. Под ветром и снегом он шел сквозь пустой елочный базар, мимо запертых киосков, а метель играла воздушными шарами и сердито рвала бумажные гирлянды.Но если я безвестно кану,
Короткий свет луча дневного.
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, млечный дым..И снова ответил Надин голос. Это было как наваждение.Я за тебя молиться стану.
Чтоб не забыл пути земного.
Я за тебя молиться стану.
Чтоб ты вернулся невредим.Лукашин все еще шел, избитый метелью, ежась от холода и от горя.Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал.
Когда вагон на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда вагон на скользком склоне
От рельс колеса оторвал. Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли…Маленькая фигурка Лукашина брела мимо старинной церкви.И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них!
И каждый раз навек прощайтесь,
И каждый раз навек прощайтесь,
И каждый раз навек прощайтесь,
Когда уходите на миг.{5}