Глава первая
НЕОЖИДАННЫЙ ПРИЕМ
В земляной норе жил хоббит. Не в отвратительной, грязной, мокрой, пропахшей плесенью норе, где из стен то и дело высовываются червяки, но и не в сухой, голой песчаной норе, где не на что сесть и нечего съесть: это была хобичья нора, а хобичья нора обозначает удобства.

У нее была прекрасная круглая дверь, похожая на иллюминатор, выкрашенная зеленой краской, с сверкающей желтой медной ручкой в самой середине. Дверь вела в проход, напоминающий туннель, очень удобный туннель, без дыма, со стенами, крытыми деревом, с потолком из плиток, покрытым ковром. В туннеле стояло множество полированных стульев, а на стенах–колышки для шляп и плащей: хоббиты любят гостей. Туннель, извиваясь, уходил в глубину, он углублялся в холм–просто Холм, как называли его на много миль в округе, и по обе стороны его располагались множество маленьких круглых дверей, сначала в одну сторону, потом в другую. У хоббитов не бывает вторых этажей: спальни, ванные, погреба, кладовые (множество кладовых), гардеробные (у нашего хоббита много помещений было отведено под одежду), кухни, столовые — все это располагалось слева (если посмотреть от входа), потому что толку у них были окна, глубоко посаженные круглые окна, выходящие в сад и на луг за садом, который уходит вниз к реке.

Хоббит был очень преуспевающим, зажиточным хоббитом, и звали его Бэггинс. Бэггинсы жили в окрестностях Холма с незапамятных времен и считалась очень респектабельными, не только потому, что большинство их было богато, а потому, что у них никогда не бывало приключений и они не делали ничего неожиданного: ответ Бэггинса на любой вопрос можно было знать заранее, не трудясь спрашивать. Это рассказ о том, как у Бэггинса случалось приключение и ему пришлось говорить и делать нечто совершенно неожиданное. Он мог утратить уважение соседей, но приобрел — что ж, в конце вы сами решаете, приобрел ли он что-нибудь.

Матушка нашего хоббита — но кто такой хоббит? Мне кажется, в наши дни хоббиты нужны в описании, потому что встречаются редко и сторонятся Большого Народа, как они называют нас. Это маленькие человечки (ими были маленькие человеческими), меньше гномов (и бород у них нет), но гораздо больше лилипутов. Они совсем или почти совсем не владеют волшебством, которое помогает им тихо и быстро исчезать, когда появляются большие глупые люди, как вы или я, с слоновьим топором, который можно слышать за милю. У хоббитов обычно круглые животики; одеваются они ярко (главным образом в зеленые и желтые цвета); не носят обувь, потому что на ступнях у них природные прочные подошвы, а ноги поросли густой теплый коричневой шерстью, как и их головы (шерсть эта курчавиться); у них длинные искусные коричневые пальцы, добродушные лица, и смеются они глубоко и сочно (особенно после обеда, который у них бывает дважды в день, если только это возможно). Теперь вы знаете достаточно, чтобы я мог продолжать. Как я уже начал, мать нашего хоббита — Бильбо Бэггинса — была замечательная Беллодонна Тук, одна из трех замечательных дочерей Старого Тука, главы хоббитов, которые жили за Водой, небольшой речкой, пробегавшей у подножия Холма. Всегда говорили, что Туки иногда соединились с семьями фей (менее дружественно настроенные упоминали семьи гоблинов), и поэтому в них было что–то не совсем хоббичье, а время от времени кто–нибудь из Туков отправлялся на поиски приключений. Такие хоббиты незаметно исчезали, и семья старалась замять это происшествие, но факт оставался фактом: Туки были не так респектабельны, как Бэггинсы, хотя, несомненно, богаче их.

Конечно, у Белладонны Тук не было никаких приключений после того, как она стала миссис Банго Бэггинс. Банго, его отец Юильбо, выстроил для неё (и частично на её деньги) самую роскошную хоббичью нору, которую только можно было найти под Холмом, за Холмом или за Водой, и в ней они жили до конца дней. Но, вероятно, в Бильбо, единственном сыне Белладонны, хотя он и выглядел и вел себя точно, как второе издание своего основательного невозмутимого отца, все эе было что–то необычное, унаследованное от Туков, и только ждало возможности проявиться. Но такой возможности не было, пока Бильбо не вырос. Теперь ему было около, пока Бильбо не вырос. Теперь ему было около пятидесяти лет, и он жил в прекрасной хоббичьей норе, построенной его отцом, которую я только что описал, и, по–видимому, никуда не собирался переезжать.

Но по какому–то странному случаю, давным-давно, в тишине мира, когда было меньше шума и больше зелени, когда хоббиты были ещё многочисленны и процветали, а Бильбо Бэггинс стоял после завтрака у своей двери и курил длинную деревянную трубку, которая достигала ему почти до самых волосатых ног (аккуратно причесанных), — появился Гэндальф. Гэндальф! Если вы слышали только четверть того, что слышал о нем я — а я слышал только очень немногое из того, что можно о нем услышать, — вы готовы к самым замечательным историям. Там, где он проходил, расцветали приключения и самые удивительные рассказы. Он очень давно не показывался под Холмом, с тех пор, как умер его друг Старый Тук, и хоббиты почти забыли, как он выглядит. Гэндальф ушел по каким–то своим делам за Холм и за Воду ещё тогда, когда все они были хоббичьими мальчиками и девочками.

И ничего не подозревавший Бильбо увидел в то утро только небольшого роста старика в высокой заостренной синей шляпе, в длинном сером плаще, с серебристым шарфом, поверх которого лежала длинная белая борода, спускавшейся ниже пояса и в огромных черных сапогах.

— Доброе утро! — сказал Бильбо, и сказал совершенно серьезно. Солнце сияло, трава, зеленела. Но Гэндальф посмотрела на него из–под длинных бровей, которые выступали за края его шляпы с большими полями.

— Чего ты хочешь этим сказать? — спросил он. Хочешь пожелать мне доброго утра или утверждаешь, что утро доброе, хочу я того или нет? Или говоришь, что сегодня утром все должны быть добрыми?

— Все это сразу, — ответил Бильбо. — И, кстати, отличное утро, чтобы выкурить на свежем воздухе трубочку. Если у вас есть с собой трубка, присаживайтесь и покурите моего табачка. Торопиться некуда, перед нами весь день! — С этими словами Бильбо сел на скамью у двери, скрестил ноги и выпустил прекрасное серое дымовое кольцо, которое, не разрываюсь, поднялось в воздух и поплыло над Холмом.

— Прекрасно! — сказал Гэндальф. — Но сегодня утром у меня нет времени выпускать кольца. Я ищу кого–нибудь, чтобы поучаствовал в приключении, которое я как раз организую, и трудно найти желающего.

— Еще бы — в нашей местности! Мы тихий скромный народ, и нам не нужны приключения. Они такие неприятные, тревожные и неудобные! Из–за них опаздываешь на обед! Не понимаю, что в них находят, — сказал мистер Бэггинс, сунул большой палец за подтяжку и выпустил новое дымовое кольцо ещё больше. Потом взял письма, пришедшие с утренней почтой. и начал читать, делая вид, что больше не замечает старика. Бильбо решил. что стерик ему не нравится, и захотел. чтобы тот ушел. Но старик не пошевелился. Он молча стоял, опираясь на посох и глядя на хоббита, пока Бильбо не почувствовал себя не ловко и даже слегка рассердился.

— Доброе утро! — сказал он наконец. — Нам здесь не нужны приключения, нет, спасибо! Можете попробовать за Холмом или даже за Водой. — Этим он хотел сказать, что разговор окончен.

— Для много же ты используешь «Доброе утро»! — ответил Гэндальф. — На этот раз оно означает, что ты хочешь от меня избавится и что не будет ничего хорошего, пока я не уйду.

— Вовсе нет, вовсе нет, мой дорогой сэр. Позвольте, я, кажется, не знаю вашего имени?

— Да, да, мой дорогой сэр! А я как раз твое имя знаю, мистер Бильбо Бэггинс. да и ты мое имя знаешь, хотя не помнишь. что это имя принадлежит мне. Я Гэндальф, а Гэндальф — это я. Подумать только, сын Белладонны тук говорит мне доброе утро. как будто я продаю у его дверей пуговицы!

— Гэндальф, Гэндальф! Боже милостивый! Неужели тот бродячий колдун, что подарил Старому Туку пару волшебных бриллиантовых запонок, которые сами застегивались без приказа? Тот самый. что рассказывал на вечеринках такие удивительные истории о драконах, и гоблинах, и великанах, и об освобождении принцесс, и о неожиданном счастье сыновей вдов? Тот самый, что делал такие великолепные фейерверки? Я их помню! Старый Тук устраивал их в канун Иванова дня! Восхитительно! Они вырастали как огненные лилии, и львиный зов, и ракитник и весь вечер висели в сумерках! — Вы, наверно, уже заметили, что мистер Бэггинс совсем не такой прозаичный, каким хотел себя считать, а так же что он очень любит цветы. — Тот самый Гэндальф, из–за которого множество спокойных парней уходили в Синеву за безумными приключениями : все что угодно — от карабканья на деревья до попытки пробраться зайцем на корабля, который плывет на Ту Сторону? Боже ты мой, жизнь была такой интер… я хочу сказать, что когда–то вы очень тревожили нашу тихую жизнь. Прошу прощения, но я не знал, что вы все ещё занимаетесь делами.

— А чем ещё заниматься? — спросил колдун. — Но все равно я рад, что ты кое–что обо мне ещё помнишь. То, похоже. с удовольствием вспомнишь мои фейерверки, так что не все потеряно. Ради твоего деда Старого Тука и ради бедной Белладонны я дам тебе то, то о чем ты просишь.

— Прошу прощения, но я ни о чем не просил!

— Нет, просил! И даже дважды! Мое прощение. Даю его тебе. Больше того, я зайду так далеко, что отправлю тебя за приключениями. Мне это забавно, а тебе полезно — и, весьма вероятно, ещё и выгодно, если, ты конечно, ты их переживешь.

— Простите! Мне не нужны никакие приключения, спасибо. Не сегодня. Доброе утро! Но заходите на чай–в любое время! Почему бы вам не зайти завтра? Приходите завтра! До свидания! — С этими словами хоббит повернулся, нырнул в свою круглую зеленую дверь и закрыл её быстро, как только посмел, чтобы не показаться грубым. В конце концов колдуны–это колдуны.

— Чего ради я его пригласил на чай? — Спросил он самого себя, оправившись в кладовую. Бильбо только что позавтракал, но решил, что несколько кусочков торта или печенья и глоток чая полезны для него после пережитого испуга.

А Гэндальф тем временем стоял у двери и смеялся, долго, но не громко. Немного погодя он подошел и концом своего посоха нацарапал на прекрасной зеленой входной двери хоббита какой–то странный знак. И ушел как раз в тот момент, когда Бильбо приканчивал второй кусок торта и думал, что благополучно избежал приключений.

На следующей день он почти забыл о Гэндальфе. Он вообще не очень хорошо запоминал события, если только не записывал в своем расписании. Что–то вроде: Гэндальф, чай в среду. Вчера он для этого был слишком взволнован.

Но как раз перед тем, как пить чай, кто–то громко позвонил в дверной звонок, и тут Бильбо вспомнил! Он бегом отправился на кухню, поставил на огонь чайник, поставил на стол ещё одну чашку и блюдце, добавил два кусочка печенья и побежал к двери.

— Простите, что заставил ждать вас! — собирался он сказать, но тут увидел, что это вовсе Гэндальф. На пороге стоял гном с синей бородой, заткнутой за золотой пояс, и глаза его из–под темного–зеленого капюшона горели очень ярко .Как только дверь приоткрылась, гном протиснулся в нее, как будто его ожидают.

Он повесил свой плащ с капюшоном на ближайший колышек и с низким поклоном произнес: — Двалин, к вашим услугам!

— Бильбо Бэггинс–к вашим! — ответил хоббит, слишком удивленный, чтобы задавать в этот момент вопросы. Когда последующая тишина слишком затянулась, он добавил: — Я собирался пить чай, выпейте со мной. — Немножко напряженно. может быть, но искренне. А вы что бы сделали, если бы без приглашения к вам явился гном и, не сказав не слова в объяснение, повесил свою одежду у вас в прихожей?

Они недолго просидели за столом, в сущности едва добрались до третьей порции печенья, как снова раздался звонок, ещё громче.

— Прошу прощения! — сказал хоббит и оправился к двери.

— Вот и вы наконец! — хотел он сказать на этот Гэндальфу. Но это опять был не Гэндальф. Напротив, на крыльце стоял очень старый гном с седой бородой и в алом капюшоне; и он тоже прошел внутрь, как только дверь отворилась, словно явился по приглашению.

— Вижу, они уже начали собираться, — сказал он увидев висящий плащ Двалина с зеленым капюшоном. Гном повесил свой красный плащ рядом с первым и сказал, прижав руку к груди: — Балин, к вашим услугам!

— Спасибо! — ахнув, ответил, Бильбо. Конечно, полагалась сказать не это, но «они уже начали собираться» произвело на него нехорошее впечатление. Бильбо любил гостей, но предпочитал знакомиться с ними до их появления и хотел бы приглашать их сам. У него появилась ужасная мысль, что печенья может не хватить, а он — хозяин. Бильбо понимал свой долг и выполнял его, как бы ни было трудно, — ему придется обойтись без печенья.

— Заходите и выпейте чаю, — умудрился все же сказать он, переводя дыхание.

— Мне бы лучше немного пива, если вам все равно, мой добрый сэр, — сказал белобородый Балин. — Но против печенья я не возражаю–печенье с тмином, если у вас оно есть.

— Сколько угодно, — к собственному удивлению, услышала Бимба свой ответ; он обнаружил, что бежит в погреб за пинтой пива, потом в кладовую за двумя прекрасными круглыми темными тортами, которые испек себе на сладкое после обеда.

Когда он вернулся, Двалин и Балин сидели за столом и разговаривали, как старые друзья (на самом деле они были братьями). Бильбо поставил перед ними пиво и торты, но тут в дверь снова громко зазвонили, потом ещё раз.

«На этот раз, конечно, Гэндальф», — подумал Бильбо, когда, отдуваясь, торопился по туннелю. Но это был не Гэндальф. На пороге стояли два гнома, каждый в синем капюшоне, с серебристыми поясами и желтыми бородами; и каждый нес сумку с инструментами и лопату. Как только дверь отворилась, они заскочили внутрь–на этот раз Бильба даже не удивился.

— Чем могу быть полезен, мои гномы? — спросил он.

— Кили, к вашим услугам! — сказал один. — И Фили! — добавил другой, оба скинули свои капюшоны и поклонились.

— К услугам вашего и вашего семейства! — ответил Бильбо, на этот раз вспомнив о приличиях.

— Я вижу, Двалин и Балин уже здесь, — сказал Кили. — Присоединимся к толпе!

«К толпе! — подумал мистер Бэггинс, — Мне это совсем не нравится. Нужно посидеть с минуту, собраться с мыслями и выпить». Не успел он сделать глоток–в уголке, пока гномы сидели за столом и говорили о шахматах, и о золоте, и о неприятностях с гоблинами, и о притеснениях со стороны драконов, и о многом другом, чего хоббит не понимал и не хотел понимать, потому что звучало слишком похоже на приключения, как динь–динь–дишь — снова прозвучал звонок, как будто хоббитенок–хулиган тянет за ручку.

— Кто–то у двери! — сказал Бильбо мигая.

— Четверо, судя по звуку, — заметил Фили. — Да мы видели, как они подходят.

Бедный маленький хоббит сел в коридоре, обхватил голову руками и задумался, что ещё случиться, и останутся ли они все на ужин. Но тут звонок зазвучал ещё громче, и Бильбо побежал к двери. На пороге было вовсе не четверо а ПЯТЕРО. Пока он размышлял в коридоре, подошел ещё один. Не успел хоббит повернуть дверную ручку, как все оказались внутри, с поклонами и словами «к вашим услугам» — один за другим. Звали их Дори, Нори, Ори, Ойн и Глойн; и очень скоро на колышках висели два фиолетовых капюшона, и серый капюшон, и коричневый капюшон, и белый капюшон, а гномы, сунув в широкие ладони под золотые и серебряные пояса, присоединились к остальным, Уже стало похоже на толпу. Кто–то просил эля, другой — портера, ещё один — кофе, и все вместе–печенья; так что какое–то время хоббит был очень занят.

На очаг поставили большой кофейник, тминные торты кончились, гномы только приступили к лепешкам с маслом, когда в дверь громко застучали. Не звонили, а четко застучали по прекрасной зеленой двери хоббита. Кто–то колотил по ней палкой!

Бильбо, страшно рассердившись, но и в замешательстве, побежал по коридору — такой нелепой среды он ещё и не припомнит. Он рывком распахнул дверь, и они все упали один на другого. Ещё гномы, целых четверо! А за ними Гэндальф, который опирался на свой посох и смеялся. Он сделал своим посохом отметину на прекрасной двери; но одновременно сбил знак, который оставил накануне утром.

— Осторожно! Осторожно! — сказал он. — Не похоже на тебя, Бильбо, заставлять друзей ждать на пороге, потом так неожиданно открывать дверь! Позволь представить тебе Бифура, Бофура, Бомбура и особенно Торина!

— К вашим услугам! — сказали Бифур, Бофур и Бомбур, становясь в ряд. Затем они повесили два желтых капюшона и один светло–зеленый; а также небесно–голубой с длинной кисточкой. Этот последний капюшон принадлежал Торину, невероятно важному гному. На самом деле это был не кто иной, как сам Торин Оукеншилд, которому совсем не понравилось, что он упал на пороге Бильбо, а на него навалились Бифур, Бофур и Бомбур. Особенно Бомбур, невероятно толстый и тяжелый, Торин был очень высокомерен и ничего не сказал об услугах; но бедный мистер Бэггинс столько раз извинялся, что Торин наконец буркнул «не стоит» и перестал хмуриться.

— Ну, теперь все на месте! — сказал Гэндальф, оглядывая ряд из тринадцати капюшонов — лучших отстежных капюшонов для хождения в гости — и вешая свою собственную шляпу на колышек. — Какое веселое сборище! Надеюсь, опоздавшим найдется что поесть и выпить! Что это? Чай! Нет, спасибо! Я думаю, мне подойдет немного крепкого вина.

— И для меня, — сказал Торин.

— А ещё малинового варенья и яблочный торт, — сказал Бифур.

— Мясного пирога с салатом, — сказал Бомбур.

— И ещё тортов и печенья… и эля… и кофе, если не возражаете, — один за другом говорили гномы.

— И будь добр, добавь ещё несколько яиц! — крикнул Гэндальф вслед убегавшему в кладовую Бильбо. — А ещё прихвати холодных цыплят с помидорами!

«Похоже, он лучше меня знает содержимое моей кладовки!» — подумал мистер Бэггинс, который чувствовал себя совершенно сбитым с толку; ему начало казаться, что самое удивительное приключение уже перешагнуло порог его дома. К тому времени как он нагрузил большие подносы бутылками, и тарелками, и ножами, и вилками, и стаканами, и блюдцами, и ложками, и всем прочем, ему стало очень жарко, он раскраснелся и чувствовал себя раздраженным.

— Чтоб им объесться и обпиться, этим гномам! — вслух сказал он. — Почему они мне не помогут? — И не успел он это сказать, как у дверей кухни стояли Балин и Двалин, а за ними Фили и Кили, и не успел Бильбо произнести нож, как они унесли подносы и несколько маленьких столиков в гостиную и все там расставили.

Гэндальф сел во главе стола; вокруг расселись тринадцать гномов; Бильбо присел на стул у камина, жуя печенье (у него пропал аппетит) и стараясь выглядеть так, словно все идет, как обычно, и несколько не похоже на приключение. Гномы ели и ели, разговаривали и разговаривали, а время шло. Наконец все отодвинули стулья, и Бильбо собрался убирать стаканы и тарелки.

— Надеюсь, вы останетесь на ужин? — спросил он самым вежливым и настойчивым тоном.

— Конечно! — ответил Торин. — И после него. Делом заниматься ещё рано, сначала немного музыки. А теперь очистите стол.

Тут же двенадцать гномов — не Торин, он был слишком важен и оставался разговаривать с Гэндальфом — вскочили и нагромоздили все со стола. Вышли, не беря подносы, неся в одной руки на весу груды тарелок, с бутылкой у каждого на верху, а хоббит вслед им кричал в страхе: «Пожалуйста, осторожней!» и «Пожалуйста, не тревожьтесь! Я сам». Но гномы уже запели.Бейте стаканы и тарелки!
Тупите ножи и гните вилки!
Вот что не нравится Бильбо Бэггинсу —
Разбивайте бутылки и жгите пробки!
Рвите скатерть и заливайте жиром!
Лейте молоко на пол кладовки!
Оставляйте кости в постели!
Заливайте вином все двери!
Бейте горшки в кипящем котле;
Разбивайте их палкой;
А если, когда закончите, что–нибудь
Останется целым,
Пустите по коридору кататься!
Вот чего не любит Бильбо Бэггинс!
Поэтому осторожней, осторожней с тарелками!
Конечно, ничего такого ужасного они не делали, и все было убрано невредимо и быстро, как молния, а хоббит тем временем вертелся на кухне по всем сторонам, пытаясь увидеть, что они делают. Затем все вернулись в гостиную и обнаружили там Торина, который поставил ноги на каминную решетку и курил трубку. Он выдумал огромные кольца, и, куда приказывал им лететь, туда они и летели — к верху камина, или вокруг и вокруг потолка, но куда бы ни направлялись кольца, они не успевали уйти о Гэндальфа. Паф! Он посылал меньшее кольцо дыма из своей глиняной трубки прямо сквозь одно из колец Торина. После этого дымовое кольцо Гэндальфа зеленело и возвращалось, повиснув над головой колдуна. Над ним уже было целое облако таких колец, и выглядел он очень колдовски. Бильбо стоял и смотрел — он любил сам пускать кольца, потом покраснел, подумав, как ещё вчера гордился своими кольцами, которые пускал по ветру над Холмом.

— Теперь пора заняться музыкой! — сказал Торин. — Принесите инструменты!

Кили и Фили бросились к своим мешкам и извлекли из них маленькие скрипки; Дори, Нории и Ори откуда–то из–под плащей достали флейты; Бомбур принес из коридора барабан; Бифур и Бофур тоже вышли и вернулись с кларнетами, которые оставили среди посохов. Двалин и Балин сказали: — Простите, я оставил свою на пороге!

— Прихватите с собой и мою, — сказал Торин. Они вернулись с виолами с себя размером и с арфой Торина, закутанной в зеленую ткань. Это была прекрасная позолоченная арфа, и как только Торин коснулся её струн, сразу зазвучала музыка, такая неожиданная и сладкая, что Бильбо обо всем позабыл, его унесло в темные земли под незнакомыми лунами, далеко за воду и очень далеко от хоббичьей норы под Холмом.

Тьма вошла в комнату из маленького окна которое выходила на склон Холма; замигал огонь в камине — все ещё стоял апрель, — а они продолжали играть, и тень от бороды Гэндальфа раскачивались на стене.

Тьма заполнила все комнаты, огонь погас, тени смешались, а они все продолжали играть. И вдруг вначале один, потом другой запели; играя они пели низкими голосами песни, которые гному поют глубоко под землей, в своих древних жилищах; и вот кусочек их песни, если её можно представить себе без музыки.
Далеко за холодные туманные горы
В глубокие подземелья и древние пещеры
Должны мы уйти до начала дня,
Чтобы искать светлое зачарованное золото.
Гномы былого произносили могучие заклинания,
А молоты стучали, как звонкие колокола,
В глубоких подземельях, где спят обитатели тьмы,
В пустотах под горами.
Для древних королей и эльфийских лордов
Множество сверкающих золотых сокровищ
Делали и выковывали они, и ловили свет,
Чтобы спрятать его в рукояти меча.
На серебристых ожерельях они высекали
Расцветающие звезды, на короны подвешивали
Драконье пламя, изогнутой проволоке
Смешивали огонь луны и солнца
Далеко за холодные туманные горы
В глубокие подземелья и древние пещеры
Должны мы уйти до начала дня,
Чтобы потребовать наше давно забытое золото.
Кубки они выковывали для себя
И золотые арфы; теперь они лежат там,
Где не был ни один человек, и много песен
Было спето, не слышанных ни людьми, ни эльфами.
Сосны шумели на вершинах,
Ветры стонали ночью.
Огонь покраснел, пламя распространялось,
Деревья вспыхивали, как факелы.
Колокола звонили в долине,
И люди поднимали побледневшие лица;
Гнев дракона, свирепей огня,
Упал на их башни и хрупкие дома.
Гора дымилась под луной;
Гномы услышали поступь судьбы.
Они бежали из своих залов, бежали от смерти,
Которая была у них под ногами, под луной.
Далеко за туманные мрачные горы,
В глубокие темницы и тусклые пещеры
Должны мы уйти до рассвета дня,
Чтобы отобрать у дракона наши сокровища и золото!
И в их песне хоббит ощутил любовь к прекрасным вещам, сделанным искусными руками и волшебством, почувствовал яростную и ревнивую любовь, желание, живущее в сердцах гномов. И тут в душе его проснулось что–то от Тука, и он захотел пойти и увидеть большие горы, и услышать шелест сосен и шум воды в водопадах, и исследовать пещеры, и носить не посох а крепкий меч. Бильбо посмотрел в окно. На темном небе над деревьями видны были звезды. Он думал о драгоценностях гномов, сверкающих в темных пещерах. Неожиданно в лесу за водой вспыхнуло пламя — наверно кто–то разжег костер, и Бильбо представил себе, как дракон опускается на его мирный Холм и поджигает его. Он вздрогнул и очень быстро снова стал просто мистером Бильбо Бэггинсом из Бэг–Энда, что под Холмом.

Он дрожа встал. Бильбо не знал, что ему делать: то ли разжечь лампу, то ли спрятаться за бочками в погребе и сидеть там, пока не уйдут все гномы. Неожиданно он обнаружил что музыка и песни смолкли, и теперь все смотрят на него сверкающими в темноте глазами.

— Куда вы? — спросил Торин таким тоном будто догадывался о колебании хоббита.

— Нельзя ли принести лампу? — виновато спросил Бильбо.

— Нам нравиться темнота, — ответили гномы. — тьма подходит для темных дел. До расцвета ещё много часов.

— Конечно! — согласился Бильбо и торопливо сел. Он промахнулся мимо стула и сел на решетку, со стуком уронив кочергу и совок.

— Тише! — сказал Гэндальф. — Пусть говорит Торин! — И Торин начал так.

— Гендальф, гномы и мистер Бэггинс! Мы собрались в доме нашего друга и товарища по заговору, этого самого замечательного и смелого хоббита — да не выпадет шерсть на его ногах, и хвала его вину и элю! — Он замолчал, чтобы перевести дыхание и ожидая вежливого ответа хоббита, но бедный Бильбо Бэггинс не заметил всех этих комплиментов, он пытался возразить против того, чтобы его называли смелым и товарищем по заговору, но был так поражен, что не смог произнести ни звука. Поэтому Торин продолжал.

— Мы встретились здесь, чтобы обсудить наши планы, наши пути, способы, политику и средства. Очень скоро, ещё до рассвета, мы начнем наш долгий путь, путешествие, из которого кое–кто из нас, а может и мы все (исключая нашего друга и советчика изобретательного колдуна Гэндальфа) можем никуда не вернуться. Я полагаю, что цель путешествия всем нам хорошо известна. Для достопримечательного мистера Бэггинса и, возможно, для одного–двух младших гномов (мне кажется. Что я имею право так называть, например, Кили и Фили), ситуация в настоящий момент может потребовать краткого объяснения..

Таков стиль Торина. Торин был очень важным гномом. Если бы ему позволили, он вероятно продолжал в таком духе до потери дыхания, не говоря при этом ничего такого, что не было бы известно присутствующим. Но его грубо прервали. Бедный Бильбо не мог выдержать. При словах «можем никогда не вернуться» он почувствовал, как изнутри у него рвется крик, и очень скоро этот крик прозвучал, как свисток паровоза, вырывающегося из туннеля. Гномы вскочили, опрокинув стол. Гэндальф зажег на конце своего волшебного посоха синий огонь, и при его свете стал виден бедный маленький хоббит, который склонился к камину, дрожа, как тающее желе. Но вот он плашмя упал на пол и снова и снова отчаянно вопил: «Молнией убило! Молнией убило!» И очень долго больше ничего от него не могли добиться. Поэтому гномы отнесли Бильбо в гардеробную, уложили, поставили поблизости выпивку, а сами вернулись к своему темному делу.

— Какой возбудимый малыш, — сказал Гэндальф, когда они снова сели. — у него бывают странные приступы, но он один из лучших, один из лучших–свиреп, как загнанный в тупик дракон.

Если вам приходилось когда–нибудь видеть загнанного в тупик дракона, вы поймете, что это всего лишь поэтическое преувеличение применительно к любому хоббиту, даже к Старому Туку, по прозвищу Бычий Рев, который был так высок, что мог ездить верхом на лошади. В Битве на Зеленых Полях у горы Грэм он набросился на ряды гоблинов и деревянной дубиной снес голову их королю Голфимбулу. Голова пролетела сто ярдов по воздуху и упала в кроличью нору, и так была выиграна битва и одновременно изобретена игра в гольф.

Однако тем временем более изнеженный потомок Бычьего Рева приходил в себя в гардеробной. Немного погодя, подкрепившись выпивкой, он нервно подобрался к двери гостиной. И услышал, как Глойн произнес:

— Хм (или что–то похожее фыркнул). Думаете, он подойдет? Гэндальфу хорошо говорить о том, какой свирепый этот хоббит, но один такой крик в момент возбуждения, и этого достаточно, чтоб разбудить дракона и всех его родичей, которые нас убьют. Мне кажется, походило больше на страх, чем на возбуждение! Если бы не знак на двери, я бы подумал, что мы не туда попали. Как только я увидел этого малыша, подпрыгивающего и пыхтящего на крыльце, у меня появились сомнения. Мне он кажется больше похожим на бакалейщика, чем на взломщика!

И тут мистер Бэггинс повернул ручку и вошел. Природа Тука взяла верх. Хоббит неожиданно понял, что готов обходиться без постели и завтрака, лишь бы его считали свирепым. А малыш, пыхтящий на крыльце, и на самом деле едва не сделал его свирепым. Много раз впоследствии Бэггинсовская часть в нем сожалела об этом поступке, и тогда он говорил себе: «Бильбо, ты глупец: ты сам ввязался в это дело». — Прошу прощения, — сказал он, — я нечаянно услышал ваши слова. Не стану делать вид, будто понимаю, о чем они и при чем тут взломщик, но мне кажется, я имею основания предположить (это он называл держателя с достоинством), что вы считаете меня не на что не годным. Я вам покажу. Никакого знака на двери у меня нет — ее выкрасили всего неделю назад… и я уверен, что вы зашли не том дом. я увидел на крыльце ваши забавные лица, у меня появились сомнения. Но считайте, что вы попали куда нужно. Скажите, что вы хотите, и я постараюсь это сделать, даже если придется идти восточнее востока и сражаться с дикими червя ми–оборотнями в Последней Пустыне. У меня был прапрапрапрадед Бычий Рев Тук, и…

— Да, да, это было очень давно, — сказал Глойн. — Я говорил о вас. И уверяю вас, на вашей двери есть знак — обычное объявление представителя вашей профессии. Взломщик ищет хорошую работу желательно рискованную, за разумное вознаграждение, вот что означает этот знак. Если хотите, можете заменить взломщика на опытного искателя сокровищ. Некоторые так себя называют. На все равно. Гэндальф сказал нам, что кое–кто здесь ищет такую работу, и мы договорились встретиться в среду во время чаепития.

— Конечно, знак есть, — подтвердил Гэндальф. — Я сам поместил его. И по очень важным причинам. Вы просили меня найти четырнадцатого участника вашей экспедиции, и я выбрал мистера Бэггинса. Только скажите, что я выбрал не того участника или не тот дом, и можете оставаться по–прежнему в числе тринадцати и смириться с невезением или возвращаться к своим угольным раскопкам.

Он так сердито посмотрел на Глойна, что гном отодвинулся назад в кресле; а когда Бильбо открыл рот, собираясь задать вопрос, колдун повернулся к нему, нахмурился и свел свои кустистые брови, так что Бильбо со стуком захлопнул рот. — Так–т лучше, — сказал Гэндальф. — Больше никаких споров. Я выбрал мистера Бэггинса, и вас всех это должно удовлетворить. Если я говорю, что он взломщик, значит он взломщик или станет им, когда придет время. В нем гораздо больше, чем вы догадываетесь, и намного больше, чем представляет он сам. Вы все (возможно) еще доживете до того, чтобы поблагодарить меня. А теперь Бильбо, мой мальчик, принеси лампу, и прольем немного света на это дело.

На столе, в свете большой лампы с розовым абажуром, Гэндальф расстелил кусок пергамента, мало похожий на карту.

— Ее начертил ваш дед, Торин, — объяснил он в ответ на возбужденное восклицание гнома. — Это план Горы.

— Не вижу, чем он нам поможет, — разочарованно сказал Торин, бросив взгляд на план. — Я хорошо помню Гору и местность вокруг нее. И знаю, где расположен лес Мерквуд и Иссохшая Пустошь, в которой водились драконы.

— Тут на Горе красным начерчен дракон, — вмешался Балин, — но нам и так будет легко найти его, когда мы там окажемся.

— Но одного вы не заметили, — сказал колдун, — потайного входа. Видите, он находится на западной стороне, и со стороны рун на него указывает рука. Это скрытый проход в Нижние Залы. (Посмотрите на карту в начале книги и увидите эти руны).

— Может, когда–то он и был тайным, — возразил Торин, — но откуда нам знать, что он до сих пор никому неизвестен? Старый Смог живет там так долго, что мог все узнать о пещерах.

— Может — но пользоваться этим проходом не мог уже многие годы.

— Почему?

— Потому что проход слишком узок. «Пять футов — высота двери и трое могут пройти в нее в ряд» — говорится в рунах, но Смог не мог заползти в дыру такого размера, даже когда был молодым драконом. Тем более теперь, когда он сожрал столько девушек из долины.

— Мне дыра кажется очень большой, — пискнул Бильбо (у которого не было никакого опыта общения с драконами, а из дыр он знал только хоббичьи норы). Он снова почувствовал возбуждение и заинтересовался, так что забыл держать рот на замке. Бильбо любил карты, и в коридоре у него висела большая карта Окрестности, с обозначенными красными чернилами любимыми маршрутами его прогулок. — Но как можно было утаить такую большую дверь, даже если бы дракон ее не заметил? — спросил он. Не забывайте, что он был всего лишь маленьким хоббитом.

— Множеством способов, — ответил Гэндальф. — Но как была скрыта именно эта, мы не узнаем, пока не увидим ее сами. Судя по надписи на карте, это закрытая дверь, и выглядит она точно как сторона Горы. Это обычный метод гномов — мне кажется, я

— Совершенно правы, — подтвердил Торин.

— К тому же, — продолжал Гэндальф, — я забыл упомянуть, что к карте прилагался ключ, маленький и очень любопытный. Да вот он! — сказал колдун и протянул Торину серебряный ключ с длинным стержнем и сложной бородкой. — Не потеряйте его!

— Ни за что не потеряю, — ответил Торин, повесил ключ на красивую цепь, которая висела у него на шее, и спрятал под курткой. — Теперь дело выглядит более обнадеживающим. Эти новости меняют положение к лучшему. До сих пор у нес не было ясного представления, что делать. Мы думали как можно незаметнее двинуться на восток, добраться до Долгого озера. После этого могли начаться неприятности…

— Намного раньше, если я что–нибудь знаю о дорогах на восток, — прервал его Гэндальф.

— Оттуда мы могли пойти вдоль речки Быстрой, — продолжал Торин, не обращая на него внимания, — и добраться до руин Дейла, древнего города в долине, у подножия Горы. Но никому из нас не нравилась мысль о Переднем Входе. Из него, через большую расселину в южном склоне Горы, вытекает река, и оттуда же выходит дракон — слишком часто, если, конечно, он не изменил свои привычки.

— Это не принесло бы ничего хорошего, — сказал колдун, — если б с вами не было могучего воина, даже героя. Я попытался отыскать такого, но воины сражаются друг с другом в далеких землях, а в этой местности герои встречаются редко или просто не встречаются. Мечи в этих местах обычно затупились, топорами рубят деревья, щиты используются как колыбели, или ими рубят деревья, щиты используются как колыбели, или ими накрывают блюда; а все драконы, к счастью, далеко (и потому превратились в легенду). Вот почему я остановился на взломе, особенно когда вспомнил о существовании боковой двери. А вот и наш маленький Бильбо Бэггннс, взломщик, избранный и отобранный взломщик. Поэтому давайте составлять план действий.

— Ну, хорошо, — согласился Торин, — может, специалист по взломам даст нам какой–нибудь ценный совет. — И он с издевательской вежливостью повернулся к Бильбо.

— Прежде всего я хотел бы узнать больше обо всем, — ответил Бильбо, чувствуя легкую дрожь изнутри; однако Тукова часть в нем все еще готова была участвовать в приключении. — Я имею в виду золото, и дракона, и все остальное, и как оно попало туда, и кому принадлежит, и так далее, и тому подобное.

— Господи помилуй! — воскликнул Торин. — Разве у вас нет карты И разве вы не слышали нашу песню? И разве не говорим мы об этом уже часами?

— Все равно я хотел бы знать больше и яснее, — упрямо ответил хоббит, принимая деловой вид (обычно он сохранял его для тех, кто пытался занять у него деньги) и изо всех сил старался выглядеть мудрым, и благоразумным, и профессиональным, и достойным рекомендации Гэндальфа. — К тому же я хотел бы узнать о риске, дорожных расходах, необходимом времени, компенсациях и тому подобном, — Под последними словами он имел в виду «Что я получу от этого? И вернусь ли назад живым?»

— Ну, хорошо, — сказал Торин. — Давным–давно, во времена моих предков, гномов изгнали с севера, и они со всем своим богатством и со всеми инструментами пришли к Горе, что на карте. Тут они строили шахты, и прокладывали туннели, и вырубали просторные залы и большие мастерские — и вдобавок, как я считаю, они нашли здесь большое количество золота и драгоценных камней. Они стали необыкновенно богаты и знамениты, а мой дед был Королем–под–Горой, и люди, смертные, которые жили на юге, обращались с ним с большим уважением. Эти люди постепенно расселялись вдоль реки Быстрой до самой долины, на которую падает тень Горы. В те дни люди построили в долине веселый город Дейл. Короли города часто посылали за нашими кузнецами богато одаряли даже наименее искусных. Отцы умоляли нас принять их сыновей в подмастерья и щедро платили за это, особенно продуктами, так что нам не приходилось их выращивать или отыскивать самим. Для нас это были счастливые времена, и у самых бедных гномов было достаточно денег, чтобы тратить и давать взаймы, и много времени, чтобы делать прекрасные вещи и наслаждаться ими, не говоря уже о великолепных волшебных игрушках, каких в нынешнем мире уже не встретишь. И залы моего деда наполнились удивительными драгоценностями, и резьбой, и чашами, а на магазины игрушек в Дейле стоило посмотреть.

Несомненно, именно это привлекло к нам дракона. Как вы знаете, драконы крадут золото и драгоценности у людей, эльфов и гномов — везде, где могут его найти; и караулят свою добычу, пока живы (а живут они практически вечно, если только их не убьют), и никогда даже медным колечком не попользуются. Они вообще вряд ли отличат хорошую работу от плохой, хотя обычно имеют неплохое представление о текущей рыночной стоимости; и не могут сами ничего сделать, даже заменить выпавшую чешуйку в своей броне. На севере в те дни водилось множество драконов, и, вероятно, золото стало встречаться все реже: ведь гномы ушли на юг или были убиты, и общее опустошение и разрушение становилось все сильнее. И был там один особенно жадный, сильный и злобный ящер, которого звали Смог. Однажды он поднялся в воздух и полетел на юг. Вначале мы услышали гром, словно с севера шел ураган, и сосны на горе зашатались и заскрипели на ветру. Некоторые гномы находились снаружи — я был одним из счастливчиков; я был тогда молод, любил жизнь в тот день — ну, так вот, мы издалека видели, как дракон в языках пламени опускается на Гору. Он спускался по склону, и, когда достиг леса, лес вспыхнул. К тому времени в Дейле уже звонили все колокола, а воины хватались за оружие. Гномы выбежали через большой центральный вход, но дракон поджидал их. Никто не спасся. Река закипела и покрылась паром, и пар опустился на Дейл, и в этом тумане на жителей набросился дракон и убил множество воинов — обычная несчастная история, такие в те дни случались часто. Потом дракон вернулся, и вполз через Главный вход, и прочесал все наши залы, и туннели, и коридоры, и переулки, и погреба, и комнаты, и проходы. Ни одного живого гнома не осталось внутри, и дракон забрал все наши богатства. Вероятно, потому что так всегда поступают драконы, он сгреб их все в одну груду и спит на ней, как на постели. Позже он стал выползать по ночам из ворот и нападать на Дейл. Он уносил людей, особенно девушек, и пожирал их, и Дейл опустел, все его жители погибли или разбежались. Не знаю, что происходит там сейчас, но не думаю, чтобы кто–нибудь жил к Горе ближе, чем на дальней оконечности Долгого озера.

Мы, немногие уцелевшие гномы, которые оказались снаружи и далеко, сидели в укрытии, и плакали, и проклинали Смога; и тут к нам неожиданно присоединились мой отец и дед с обгоревшими бородами. Выглядели они мрачно и почти все время молчали. Когда я спросил, как им удалось уйти, они велели мне попридержать язык и добавили, что в свое время я узнаю. После этого нам пришлось уйти и зарабатывать себе на жизнь; мы пали так низко, что нам случалось заниматься черной кузнечной работой и даже добывать уголь. Но наши украденные сокровища мы никогда не забывали. И даже сейчас — признаю, что мы неплохо живем и у нас снова кое–что появилось... — с этими словами Торин погладил золотую цепь у себя на шее… — даже сейчас мы намерены вернуть их себе и навлечь наши проклятия на Смога — если сможем.

Я часто думал о том, как спаслись мой отец и дед. Теперь я понимаю, что, должно быть, они ушли через боковой вход, о существовании которого только они и знали. Очевидно, у них была карта, и мне хотелось бы знать, как она попала к Гэндальфу, а не ко мне, законному наследнику.

— Она ко мне не «попала», мне ее дали, — ответил колдун. — Вы помните, что ваш дед был убит в шахтах Мории гоблином…

— Да, будь проклят этот гоблин, — сказал Торин.

— А ваш отец исчез двадцать первого апреля — в прошлый четверг исполнилось как раз сто лет, — и с тех пор его никто не видел…

— Верно, верно, — согласился Торин.

— Ну, так вот, ваш отец отдал мне карту, чтобы я передал ее вам; и если я для этого выбрал такое время и такой способ, вы вряд можете меня винить. Мне нелегко было вас отыскать. Когда ваш отец передавал мне карту, он с трудом мог вспомнить свое имя, а ваше никогда не упоминал; так что я считаю, что меня следует поблагодарить! Вот она, — сказал он, протягивая карту Торину.

— Не понимаю, — сказал Торин, и Бильбо почувствовал, что готов повторить то же самое. Объяснение как будто ничего не объясняло.

— Ваш дед, — мрачно и медленно заговорил колдун, — отдал карту своему сыну, когда сам отправился в подземелья Мории, После смерти деда ваш отец отправился искать счастье; он испытал множество приключений, причем самых неприятных, но до Горы так и не добрался. Не знаю, как он попал туда, но я нашел его заключенным в подземельях Некроманта.

— А вы что там делали? — с дрожью спросил Торин; все остальные гномы тоже вздрогнули.

— Неважно. Как обычно, разузнавал; и дело это было очень опасное. Даже я, Гэндальф, спасся с трудом. Пытался спасти и вашего отца, но было слишком поздно. Он потерял рассудок и бредил; почти ничего не помнил, кроме карты и ключа.

— Мы давно заплатили свой долг гоблинам Мории, — сказал Торин. — Не пора ли подумать и о Некроманте?

— Не говорите глупости! Это дело не под силу всем гномам вместе взятым, даже если бы их собрали со всех четырех концов света. Ваш отец хотел, чтобы вы прочли карту и использовали ключ. Дракон и Гора — вполне достаточное для вас дело!

— Слушайте! Слушайте! — произнес Бильбо, причем случайно произнес вслух.

— Что слушать? — Все неожиданно повернулись к нему, и Бильбо так растерялся, что ответил: — Слушайте, что я вам скажу!

— Что именно? — спросили гномы.

— Ну, я скажу, что вам нужно отправиться на восток и осмотреться. Ведь все–таки боковая дверь существует, а дракон, я думаю, иногда спит. Мне кажется, если достаточно долго посидеть! на пороге, что–нибудь придумаешь. И еще мне кажется, что для одной ночи мы проговорили достаточно, если вы понимаете, что я имел в виду. Как насчет постели, и раннего подъема, и всего такого? Я накормлю вас хорошим завтраком, прежде чем вы уйдете.

— Вероятно, вы хотели скачать, прежде чем мы уйдем, — заметил Торин. — Разве вы не взломщик? И разве сидеть на пороге — не ваша работа, не говоря уже о том, чтобы войти в дверь? Но насчет постели и завтрака я согласен. Начиная путь, я предпочитаю яичницу из шести яиц с ветчиной; яйца должны быть жареные, а не вареные, и, пожалуйста, не разбейте желток.

После того как все сделали заказы на завтрак, ни разу даже не сказав «пожалуйста» (от чего Бильбо почувствовал раздражение) гномы встали. Хоббиту пришлось для всех отыскивать комнаты, и занимать свободные помещения, и устраивать постели на стульях и диванах. Так что, разместив всех, он добрался до собственной постели усталый и очень недовольный. Он принял решение не вставать рано, чтобы готовить всем этот проклятый ; завтрак. Туков а часть постепенно выветрилась, и Бильбо был совсем не уверен, что рано утром отправится в путь.

Ложась, он слышал, как Торин в лучшей отведенной для него спальне все ещё напевает:
Далеко за холодные туманные горы
В глубокие подземелья и древние пещеры
Должны мы уйти до начала дня,
Чтобы искать светлое зачарованное золото.
Бильбо уснул, слыша эту песню, и поэтому снились ему кошмары. Проснулся он гораздо позже рассвета.

Глава третья
КОРОТКИЙ ОТДЫХ

В этот день путники не пели и не рассказывали истории, хотя погода улучшилась; так продолжалось и весь следующий день, и еще один. Чувствовалось, что опасность угрожает со всех сторон. Ночевали под звездами, и у лошадей было больше еды, чем у всадников: трава была изобильная, но в сумках, даже с тем, что забрали у троллей, оставалось немного. В полдень одного из дней переправились через реку в мелком месте, полном шума воды на камнях и пены. Противоположный берег оказался крутым и скользким. Когда путники, ведя за собой пони, поднялись на его вершину, они увидели впереди, но совсем близко большие горы. Казалось, до ближайшей всего день пути. Гора казались темной и страшной, хотя на ее коричневых склонах лежали полосы солнечного света, а над склонами поднималась белоснежная вершина.

— Это та самая Гора? — спросил взволнованно Бильбо. глядя вперед круглыми глазами. Он никогда раньше не видел ничего такого огромного.

— Конечно, нет! — ответил Балин. — Это всего лишь начало Туманных гор, и нам нужно пройти через них, или над ними, или под ними, чтобы добраться до Пустыни за горами. И даже с противоположной стороны до Одинокой Горы на востоке, где поселился Смог, очень далекий путь.

— О! — отозвался Бильбо. В этот момент он чувствовал себя страшно уставшим. И снова вспомнил удобное кресло перед камином в своей любимой гостиной в хоббичьей норе и закипающий котелок. И не в последний раз!

Теперь путников вел Гэндальф. — Мы не должны пропустить дорогу, иначе пропадем, — говорил он. — Прежде всего нам нужна еда и отдых в относительной безопасности. Туманные горы следует пересекать по тропе, в них легко заблудиться. Тогда придется возвращаться и начинать все снова (если вообще удастся вернуться).

Его спросили, куда он направляется. Гэндальф ответил: — Вы на самом краю Дикой местности, как кое–кто из вас знает. Где–то впереди находится прекрасная долина Ривенделл. Там в Последнем Домашнем Приюте живет Эльронд. Я через встреченных друзей предупредил о нашем приходе, и нас ожидаю

Звучало это приятно и успокаивающе, и вам, наверно, кажется, что легко было сразу направиться в Последний Домашний Приют к западу от Гор. Казалось, впереди путникам не помешают ни деревья, ни ущелья, ни холмы. Только пологий склон, уходящий к подножию ближайшей горы, широкое пространство цвета вереска и растрескавшегося камня, с полосками зелени: там, где могла быть вода, росла трава и мох.

Светило полуденное солнце, но путников окружала безмолвная пустыня без единого признака жилья. Они проехали некоторое время и поняли, что дом может скрываться где угодно между ними и горами. Впереди открывались неожиданные ущелья, узкие, с крутыми склонами, и они с удивлением видели далеко внизу под своими ногами вершины деревьев и текучую воду. Некоторые ущелья были так узки, что их, казалось, можно перескочить, но в них скрывались водопады. Были и темные пропасти, которые не перескочишь и в которые не спустишься. Встречались трясины, внешне зеленые и приятные на взгляд, на них росли яркие высокие цветы. Но один пони с сумками на спине никогда не выберется уже из такой трясины.

После брода и до самых гор местность стала совершенно дикой. Бильбо был поражен. Единственная тропа обозначалась белыми камнями, часто мелкими или заросшими мхом и вереском. И вообще даже под водительством Гэндальфа передвигались по этой тропе очень медленно, хотя колдун, по–видимому, хорошо знал дорогу.

Казалось, они прошли совсем немного, следуя за колдуном, чьи голова и борода раскачивались впереди, когда он осматривал путь, когда стало темнеть.

Давно миновало время чая, и похоже, то же самое ждет и час ужина. Вокруг летало множество мошек, спустились сумерки, а луна еще не взошла.

Пони Бильбо начал спотыкаться на камнях и корнях. Путники так неожиданно оказались перед крутым спуском, что конь Гэндальфа едва не соскользнул вниз.

— Ну, наконец! — воскликнул колдун, и все собрались вокруг него и заглянули вниз. И увидели далеко под собой долину. Слышался шум торопливой реки, текущей внизу по каменистому руслу; в воздухе пахло деревьями, а на противоположном склоне долины, за рекой, виднелся огонек.

Бильбо никогда не мог забыть, как они, скользя и спотыкаясь, спускались по тропе, вьющейся по крутому склону, в тайную долину Ривенделл. Чем глубже они спускались, тем теплей становился воздух; хвойный запах сосен навевал на хоббита сон, и поэтому время от времени он опускал голову на грудь и едва не падал или ударялся носом о шею пони. Они все спускались, и настроение путников улучшалось. Сосны сменились буками и дубами, и в полутьме охватывало приятное ощущение. И когда наконец выехали на открытую поляну недалеко от ручья, зеленая трава была уже совсем не видна.

«Гм! Пахнет эльфами!» — подумал Бильбо и посмотрел на звезды. Они горели, яркие и голубые. И тут из–за деревьев донеслась песня, похожая на взрыв смеха.
О! Что вы делаете
И куда направляетесь?
Ваших пони нужно перековать!
Река течет!
О! тра–ла–ла–лалли
у нас внизу в долине!
О! Что вы ищете
И куда направляетесь?
Хворост трещит в костре,
Лепешки пекутся на огне!
О! трил-ли-лолли
весела нота долина,
ха–ха!
О! Куда оке вы идете,
Размахивая бородами?
И не знаете, не знаете.
Что привело мистера
Бзггинса И Балина и Двалина
вниз в долину в июне
xa-xa!
О! Останетесь ли вы
Или улетите?
Ваши пони устали!
Дневной свет умирает!
Лететь будет глупо,
А остаться — весело
И слушать, вслушиваться
До конца темноты
нашего времени
ха–ха!
Впереди, под деревьями, смеялись и пели; и несли прекрасный вздор, должен я вам сказать. А поющим было все равно: они рассмеялись бы еще сильнее, если бы вы им так сказали. Конечно, это были эльфы. Скоро Бильбо рассмотрел их в сгущающейся темноте. Он любил эльфов, хотя редко встречал их но и немного их побаивался. Гномы с ними не ладили. Даже такие приличные гномы, как Торин и его друзья, считают эльфов глупыми (думать так очень глупо), или эльфы их раздражают. Потому что смеются над ними и дразнят — больше всего из–за бород.

— Ну, ну! — произнес чей–то голос. — Вы только поглядите! Хоббит Бильбо на пони! Разве это не замечательно?

— Поразительно!

И снова прозвучала песня, такая же нелепая, как та, что я привел полностью. Наконец из–под деревьев показался высокий молодой эльф. Он поклонился Гэндальфу и Торину.

— Добро пожаловать в долину! — сказал он.

— Спасибо! — ответил Торин чуть ворчливо; но Гэндальф уже спешился, стоял, окруженный эльфами, и весело разговаривал с ними.

— Вы немного сбились с пути, — сказал эльф, — если, конечно, хотите пройти единственной дорогой, которая ведет через реку и к дому. Мы вас проведем, но вам лучше идти пешком, по крайней мере до моста. Хотите задержаться и попеть с нами или сразу пойдете дальше? Вон там готовится ужин, — продолжал он. — Я чувствую запах костра, на котором готовят пишу.

Как он ни устал, Бильбо предпочел бы остаться. Не стоит пропускать пение эльфов, особенно в июне под звездами, если вам такие вещи не безразличны. К тому же ему хотелось поговорить немного с этими существами, которые как будто знают его имя и все остальное, хотя он с ними никогда раньше не встречался. Он решил, что их мнение о его приключениях будет для него интересно. Эльфы многое знают и очень интересуются новостями; они узнают обо всем происходящем быстро, как река течет, и еще быстрее.

Но гномы хотели как можно быстрей добраться до ужина и не желали задерживаться. Все пошли дальше, ведя пони, и вскоре вышли на хорошую дорогу и так добрались до берега реки. Река текла быстро и шумно, как горные ручьи в летние вечера, когда солнце весь день светило на снега вверху. Реку пересекал узкий каменный мост без парапета; по нему мог за раз пройти только один пони. Пришлось переходить по очереди, медленно и осторожно, ведя пони на поводке. Эльфы принесли на берег фонари и пели веселые песни, пока путники пересекали реку.

— Не окуни бороду в речную пену, папаша! — кричали они Торину, который согнулся и шел почти на четвереньках. — Она у тебя такая длинная, что почти достает до воды.

— Смотрите, чтобы Бильбо не съел все печенье! — говорили они. — Он еще слишком толст, чтобы пройти в замочную скважину!

— Тише, тише, добрый народ, и спокойной ночи! — сказал Гэндальф, шедший последним. — У долины есть уши, а у некоторых эльфов слишком веселые языки! Спокойной ночи!

Так они наконец пришли к Последнему Домашнему Приюту, который ждал их с широко раскрытыми дверьми.

Странно, но о хороших днях, которые проходят так быстро, почти нечего рассказывать; а вот о печальных и даже страшных происшествиях получается интересный рассказ, и требуется на него немало времени. Путники долго прожили в гостеприимном доме, не менее четырнадцати дней, и им трудно было уходить. Бильбо готов был остаться тут навсегда — даже если бы по желанию мог без труда вернуться в свою нору. Но рассказывать об их пребывании почти нечего.

Хозяин дома был друг эльфов, потомок тех людей, о которых рассказывается в необычных сказаниях до начала истории, в легендах о войнах со злыми гоблинами, об эльфах и первых людях на севере. В дни, когда происходит действие нашего рассказа, еще встречались люди, у которых предками были эльфы и герои севера, и Эльронд, хозяин дома, был вождем этих людей.

Он был благороден и прекрасен, как эльфский лорд, силен, как воин, мудр, как колдун, и добр, как лето. Он герой многих сказаний, но в великих приключениях Бильбо принимает небольшое участие, хотя и важное, как вы увидите, если мы когда–нибудь доберемся до их конца. Дом у него был прекрасный годился для тех, кто любит поесть, или поспать, или поработать, или рассказывать истории, или петь, или просто сидеть и думать, или приятную смесь всех этих занятий. В эту долину не было доступа злым существам.

Хотелось бы иметь время, чтобы рассказать вам хоть одну–две истории или песни, что слышались в этом доме. Путники и их пони отдохнули и окрепли. Одежду им починили, синяки и ссадины зажили, настроение улучшилось, и надежды окрепли. Мешки наполнили продуктами, которые легко перевозить, но которых должно было хватить для перехода через горы. Путники выслушали советы и усовершенствовали свои планы. И вот наступил канун Иванова дня, и ранним летним утром им предстояло отправиться дальше.

Эльронд знал все о всевозможных рунах. Он осмотрел мечи, которые путники взяли в пещере троллей, и сказал: — Их изготовили не тролли. Это древние мечи, очень древние, и принадлежали они эльфам. Мечи были изготовлены в Гондолине для войны с гоблинами. Должно быть, происходят из драконьего сокровища или добычи гоблинов, потому что много веков назад гоблины и драконы разграбили этот город. Этот меч, Торин, на древнем языке Гондолина называется Оркрист, что означает Разрубающий Гоблинов. А это, Гэндальф, Гламдринг, Молотя Врага. Им когда–то владел король Гондолина. Берегите их!

— Любопытно, как они попали к троллям? — сказал Торин, с новым интересом разглядывая мечи.

— Не могу сказать, — ответил Эльронд, — но можно догадаться, что ваши тролли ограбили других грабителей или натолкнулись в горах на севере на остатки древних грабежей. Я слышал, что в покинутых пещерах Мории лежит еще много забытых сокровищ, оставшихся после войны гномов с гоблинами.

Торин обдумал эти слова. — Я буду почитать этот меч, — сказал он. — Пусть он опять рассекает гоблинов!

— Вероятно, это пожелание вскоре исполнится в горах! — заметил Эльронд. — Но покажите мне вашу карту.

Он взял карту и долго разглядывал ее, потом покачал головой, потому что не одобрял любви гномов к драконам, ненавидел злобных драконов и горевал, вспоминая руины города Дейла, его звонкие колокола и обгоревшие берега веселой реки Бегущей. На небе горела ярким полумесяцем луна. Эльронд поднял карту, и на нее упал белый лунный свет. — А это что? — спросил он. — Тут есть лунные буквы. Они рядом с простыми рунами, которые означают «дверь пяти футов высотой, и трое могут пройти в них в ряд».

— А что такое лунные буквы? — возбужденно спросил хоббит.

— Лунные буквы — это руны, но их невозможно увидеть, — ответил Эльронд, — когда просто смотришь на них. Их можно увидеть, только когда за ними светит луна, причем в то же время года и при той же фазе луны, когда они были написаны. Их изобрели гномы и записывали серебряными перьями, как могут подтвердить твои друзья. Должно быть, эти буквы написаны когда–то давно в Иванов день при луне в форме полумесяца.

— А что тут написано? — в один голос спросили Гэндальф и Торин; они были чуть раздражены тем, что буквы первым увидел Эльронд, хотя, конечно, у них не было такой возможности, да и неизвестно когда представилась бы новая.

— Встань у серого камня, когда пропоет дрозд, — прочел Эльронд, — солнце, садящееся в Дьюрин день, упадет на замочную скважину.

— Дюрин, Дюрин! — воскликнул Торин. — Это отец отцов одного из двух народов гномов — Длиннобородых гномов. И он предок моих дедов.

— А что такое Дюрин день? — спросил Эльронд.

— Первый день Нового года у гномов, — сказал Торин. — Как всем известно, это первый день последней луны осени на пороге зимы. Мы называем день, когда последняя луна осени видна одновременно с солнцем, днем Дюрина. Но, боюсь, это нам не Но, боюсь, это нам не поможет: в наше время не умеют определять, когда приходит такой день.

— Посмотрим, — ответил Гэндальф. — Еще что–нибудь написано?

— Ничего такого, что видно при луне, — сказал Эльронд и вернул карту Торину; потом все пошли на берег реки и смотрели, как танцуют эльфы в Иванов день.

Следующее утро — утро дня середины лета — оказалось прекрасными свежим, как во сне: голубое небо без единого облачка, и солнце плясало, отражаясь в воде. Путники отъехали, сопровождаемые прощальными песнями и пожеланиями удачи, готовые к новым приключениям, зная, по какой дороге они могут пересечь Туманные горы и достичь земли за ними.

Глава пятая
ЗАГАДКИ В ТЕМНОТЕ

Открыв глаза, Бильбо не понял, где находится: было так же темно, как с закрытыми глазами. Поблизости никого не было. Только вообразите себе его испуг! Он ничего не видел, ничего не слышал и ощущал только каменный пол.

Он медленно встал на четвереньки и пополз, ощупывая все вокруг, пока не коснулся стены туннеля; но ни выше, ни ниже ничего не обнаружил; вообще ничего: ни следа гномов, ни следа гоблинов. Голова у него кружилась, и он не был уверен даже в направлении, в котором они шли до падения. Бильбо попытался угадать направление и пополз. Полз он довольно долго, как вдруг под рукой у него оказалось маленькое кольцо холодного металла лежащее на полу туннеля. Это был поворотный пункт всей жизни хоббита, но Бильбо этого не знал. Почти не раздумывая, он положил кольцо в карман; в данный момент оно казалось совершенно бесполезным. Дальше Бильбо не пошел, а сел на холодный пол и надолго отдался мыслям о своем жалком положении. Он вспоминал, как жарил у себя на кухне яйца со свининой — потому что чувствовал, что давно настала пора для того, чтобы поесть; но эти мысли делали его еще несчастней.

Он не мог придумать, что ему делать; не мог понять, что произошло; почему его оставили; или если его оставили, почему его не схватили гоблины; и даже почему у него так болит голова. (А правда заключалась в том, что он пролежал неподвижно, лишившись сознания, в очень темном углу довольно долго).

Немного погодя он порылся в поисках трубки. Она не сломалась, и это было уже кое–что. Бильбо пощупал кисет: в нем оказалось немного табака, а это еще лучше. Затем он поискал спички, но ни одной не нашел, и это совершенно разбило его надежды. Может, так даже лучше, подумал он, немного придя в себя. Кто знает, кто выполз бы из темных нор на запах табака и свет спичек? Тем не менее ненадолго Бильбо почувствовал себя совершенно разбитым. Но ощупывая себя и роясь в карманах, он коснулся рукой маленького меча — кинжала, отобранного у троллей, о котором он совершенно забыл. Да и гоблины его не заметили, потому что хоббит носил меч в брюках.

Теперь он его извлек. Лезвие слабо светилось у него перед глазами.

«Значит, это тоже эльфское оружие, — подумал Бильбо. — И гоблины недалеко, но в то же время и не очень близко».

Почему–то Бильбо почувствовал себя спокойнее. Великолепно носить лезвие, выкованное в Гондолине для войн с гоблинами, войн, о которых сложено столько песен; к тому же он заметил, что такое оружие производит сильное впечатление на гоблинов, когда они неожиданно на него натыкаются.

«Вернуться? — подумал он. — Ни за что! Пойти по боковому туннелю? Невозможно! Идти вперед? Единственное, что остается! Вперед!» И вот он встал и пошел, держа перед собой маленький меч и одной рукой трогая стену, и сердце у него колотилось изо всех сил.

Теперь Бильбо действительно очутился в трудном положении. Но помните, что для него оно было не таким трудным, как для меня или для вас. Хоббиты не похожи на людей; хотя их норы, красивые приятные жилища, хорошо проветриваемые, отличаются от туннелей гоблинов, все же хоббиты больше людей привыкли к туннелям и нелегко утрачивают под землей чувство направления — конечно, когда придут в себя от удара по голове, еще они могут передвигаться совершенно бесшумно, прекрасно восстанавливаются после падений и ушибов, и у них множество мудрых высказываний и речений, которые люди никогда не слышали или давно забыли.

Но все равно я не хотел бы оказаться на месте мистера Бэггинса. Туннель, казалось, тянется без конца. Бильбо знал только, что продолжает идти все в том же направлении, несмотря на о дин–два изгиба и поворота. Время от времени попадались туннели, ведущие в стороны, которые он видел при свете меча или чувствовал, касаясь рукой стены. Он не обращал на них внимания и торопился пройти мимо, опасаясь появления гоблинов или неведомых темных существ. Бильбо продолжал идти все вперед и спускался все ниже и ниже; и по–прежнему не слышал ни звука, кроме редкого шороха крыльев летучей мыши; эти звуки сначала пугали его, но потом стали слишком частыми, чтобы из–за них вздрагивать. Не знаю, сколько времени он держался; ему не хотелось идти, но он боялся остановиться и все больше и больше уставал. Казалось, уже наступило завтра, а он будет продолжать идти до конца жизни.

Неожиданно без всякого предупреждения он с всплеском вступил в воду! Уф! она оказалась ледяной. Бильбо сразу пришел в себя. Он не знал, лужа ли это на пути, край подземного ручья, пересекающего туннель, или глубокое и темное пещерное озеро. Меч почти не издавал сияния. Хоббит остановился и, когда прислушался, услышал как–кап–кап с невидимой крыши в воду; но других звуков как будто не было.

«Итак, это пруд или озеро, а не подземная река», — подумал он. Но идти вброд в темноте Бильбо не решался. Плавать он не умел; к тому же он подумал об отвратительных скользких существах со слепыми выпяченными глазами, извивающихся в воде. В прудах и озерах в сердце гор живут странные создания: рыбы, предки которых заплыли в подземелье бог знает когда, но так и не выплыли, а глаза их становились все больше, и больше, и больше от попыток видеть в черноте; и еще другие существа, еще более скользкие, чем рыбы. Даже в туннелях и пещерах, которые вырубили для себя гоблины, живут неведомые твари, которые пробрались снаружи и залегли во тьме. А некоторые пещеры возникли задолго до появления гоблинов, которые их только расширили и соединили проходами, а первоначальные владельцы пещер все еще скрываются по углам, вынюхивая и высматривая.

В глубине внизу, у темных вод жил старый Голлум. Не знаю, откуда он пришел или кем был. Он был Голлум — темный, как тьма, за исключением двух больших круглых бледных глаз. У нег была лодка, и он неслышно плавал в ней по озеру; потому что это было озеро, широкое, глубокое и смертельно холодное. Голлум греб большими плоскими лапами, свисающими по бокам, но никогда не поднимал даже рябь. Он искал своими бледными глазами слепую рыбу, которую хватал длинными пальцами, быстрыми, как мысль. Ему нравилось и мясо. Мясо гоблинов он считал хорошим, когда мог его заполучить; но он очень заботился, чтобы гоблины его никогда не нашли. Просто шел за гоблином следом, если тот приходил в одиночку и приближался к краю воды. Но гоблины редко так делали: они чувствовали, что внизу, у самых корней гор, таится что–то страшное. Когда–то давно, прокладывая туннели, они вышли к озеру и обнаружили, что дальше идти не могут; так что их дорога этом направлении здесь заканчивалась, и у них не было причин приходить сюда — если только их не посылал Верховный Гоблин. Иногда ему хотелось рыбы из озера — и иногда ни гоблин, ни рыба не возвращались.

На самом деле Голлум жил на скользком каменном острове посреди озера. Теперь он следил за Бильбо своими бледными, похожими на телескопы глазами. Бильбо его не мог видеть, а Голлум удивлялся Бильбо, потому что ясно видел, что это не гоблин.

Голлум сел в свою лодку и отплыл от острова, а Бильбо продолжал сидеть на берегу в замешательстве, подойдя к концу дороги и почти лишившись рассудка. Неожиданно появился Голлум и зашептал, и засвистел:

— Вс–с–с–с–плес–с–с–ск и с–с–с–сплесс–с–с–ск, моя бес–с–с–сценносс–с–сть! Мне кажется, это рос–с–с–с–скошный пир; нас–с–с–с–с ждет вкус–с–с–сный кусочек, голлум! И, сказав голлум, он издал горлом отвратительный звук глотания. Так он получил свое имя, хотя сам себя всегда называл «бесценностью»

Услышав этот свист, хоббит едва не выскочил из кожи. Неожиданно он увидел перед собой бледные глаза.

— Ты кто? — спросил он, выставив вперед кинжал.

— Кто он такой, моя бес–с–с–сценнос–с–сть? — шептал Голлум (он всегда так говорил, потому что больше ему поговорить было не с кем). Он и собирался это узнать, потому что в данный момент был не голоден, только испытывал любопытство. Иначе он сначала схватил бы добычу, а потом начал шептать.

— Меня зовут Бильбо Бэггинс. Я потерял гномов. Потерял колдуна и не знаю, где я; и не хочу знать, если только отсюда можно уйти.

— А ш–ш–ш–што у него в руках? — спросил Голлум, глядя на меч, который ему совсем не понравился.

— Меч, лезвие из Гондолина!

— С–с–с–с, — сказал Голлум и стал очень вежлив. — Мож–ж–жет, он по с–с–с–сидит немного с–с–с–с нами и поговорит, моя бес–с–сценнос–с–сть? Наверно, он любит загадки? — Он как будто хотел казаться дружелюбным, по крайней мере в этот момент, пока не узнает больше о мече и о хоббите: действительно ли он совсем один, можно ли его есть и действительно ли голоден Голлум. И он мог подумать только о загадках. Задавать загадки и иногда отгадывать их — это была единственная известная ему игра. Он играл в нее с другими странными существами, сидя в норах, играл давным–давно, прежде чем потерял всех друзей, и его изгнали, и он остался один, и ушел вниз, вниз, в темноту под горами.

— Хорошо, — сказал Бильбо, который тоже хотел казаться сговорчивым, пока не узнает больше об этом существе: одно ли оно на самом деле, голодно ли оно и свирепо ли и дружит ли оно с гоблинами.

— Задавай первым, — сказал он, потому что у него не было времени вспомнить загадку.

И Голлум просвистел:Что имеет корни, которые никто не видит,
Оно выше деревьев,
Поднимается все вверх и вверх,
Но в то же время никогда не растет?— Это легко! — сказал Бильбо. — Я думаю, гора.

— Легко ли он догадался? Он должен соревноваться с нами, моя бесценность. Если бесценность спрашивает, а он не отвечает, мы съедим его, моя бесценность. Если он спросит нас, а мы не ответим, мы сделаем, что он хочет, да? Мы покажем ему выход, да!

— Ладно! — согласился Бильбо, не смея возражать. Он напрягал мозг, пытаясь вспомнить загадку, которая спасет его от съедения.Тридцать белых лошадей на красном холме,
Сначала жуют,
Потом стучат,
А потом отдыхают.Это все, что он смог придумать — мысли его были только о съедении. Конечно, загадка старая, и Голлум знал разгадку.

— Старая, старая загадка, — прошипел он. — Зубы, зубы, моя бесценность! Но у нас их только шесть. — Потом он загадал свою вторую загадку.Без голоса кричит,
Без крыльев летает,
Без зубов кусает,
Без рта бормочет.— Минуточку! — воскликнул Бильбо, который все ещё с тревогой думал о съедении. К счастью, он когда–то слышал что–то похожее и собравшись с мыслями, нашел ответ. — Ветер, ветер, конечно, — сказал он и так обрадовался, что тут же сочинил следующую загадку. «Это поставит в тупик отвратительную подземную тварь», — подумал он.Глаз на синем лице
Видит глаз на зеленом лице
«Этот глаз похож на тот глаз, —
Сказал первый глаз. —
Но в низком месте,
А не в высоком».— С–с–с–с–с–с — сказал Голллум. Он слишком долго находился под землей и забыл о таких вещах. Но как раз когда Бильбо уже думал, каков будет дар Голлума, тот вызвал воспоминания, уходящие на века и века в прошлое, когда жил с бабушкой в норе на берегу реки. — С–с, с–с, моя бесценность, — сказал он. — Он имеет в виду солнце и маргаритки, вот что.

Обычные подземные повседневные загадки ему наскучили. И напомнили о днях, когда он не был так одинок, скользок и труслив, и это вывело его из себя. Что еще хуже, к этому времени он проголодался и потому испробовал нечто потруднее и неприятней.Его нельзя видеть и чувствовать,
Нельзя слышать и обонять.
Оно лежит за звездами и под холмами
И заполняет все пустые дыры.
Оно приходит первым и уходит последним,
Кончает жизнь, убивает смех.К несчастью для Голлума, Бильбо такие загадки слышал; и ответ у него был готов.

— Темнота, — сказал он, даже не почесав в затылке и не надевая шапочку для размышлений.Шкатулка без петель, ключа и крышки,
Но в ней лежат золотые сокровища, —спросил он, чтобы выиграть время, пока не придумает что–нибудь действительно трудное. Самому ему загадка казалась очень простой, хотя он задавал ее не обычными словами. Но для Голлума она оказалась очень трудной. Он долго шипел самому себе, но ответа не находил. Голлум шептал и плевался.

Немного погодя Бильбо потерял терпение.

— Ну, так что это? — спросил он. — Ответ — не котелок с кипящей водой, как можно подумать по твоему шипению и бульканью.

— Дай нам шанс–с–с–с, дай нам только шанс, моя б е сценно с–с–с–с ть.

— Ну, — повторил Бильбо, после того как дал долгий шанс, — какая твоя отгадка?

Неожиданно Голлум вспомнил, как давным–давно крал яйца из гнезда, а потом на берегу реки учил свою бабушку — учил бабушку их высасывать.

— Яйц–с–са! — прошипел он. — Это яйца! — И тут же спросил:Живое, но не дышит,
Холодное, как смерть,
Никогда не хочет пить, но вечно пьет,
Все в кольчуге, но никогда не звякнет.Он, в свою очередь, считал загадку очень простой, потому что ответ всегда был у него в голове. Но в тот момент ничего лучше не мог придумать, настолько разозлила его загадка о яйцах. Но для Бильбо, который предпочитал не иметь никакого дела с водой, если это возможно, загадка оказалась очень трудной. Вы, конечно, знаете ответ или можете легко его отгадать, поскольку сидите дома в удобстве и не опасаетесь, что вас съедят и тем помешают вам думать. Бильбо откашлялся раз–другой, но ответ не приходил.

Немного погодя Голлум с удовольствием зашипел, обращаясь к самому себе:

— Он хорош, моя бес–с–с–сценнос–с–с–сть? С–с–с–сочен? Вкус–с–с–сен? — Он начал в темноте разглядывать Бильбо.

— Минутку, — с дрожью сказал хоббит. — Я только что дал тебе хороший долгий шанс.

— Он должен торопиться, торопиться! — сказал Голлум, начиная выбираться из лодки на берег, чтобы быть поближе к Бильбо. Но в тот момент, когда он опустил перепончатую ногу в воду, рыба выпрыгнула в испуге и упала на ногу Бильбо.

— Уф! — воскликнул хоббит. — Какая холодная и скользкая! — И тут же догадался. — Рыба! Рыба! — закричал он. — Это рыба!

Голлум был ужасно разочарован. Но Бильбо тут же задал еще одну загадку, так что Голлуму пришлось вернуться в лодку и задуматься.Две ноги
На трех ногах,
А безногая в зубах.
Вдруг четыре прибежали
И с безногой убежали.Конечно, неподходящее время для такой загадки, но Бильбо торопился. Если бы загадка была задана в другое время, наверно, Голлуму труднее было бы ответить. А после разговора о рыбах отгадать «безногую» было нетрудно, а остальное вообще легко. «Рыба на маленьком столике, человек, сидящий на стуле за этим столом, и кошка, которой достаются кости», — таков, конечно ответ, и Голлум вскоре дал его. И подумал, что настала пора спросить что–нибудь действительно трудное и страшное. И сказал так:Пожирает все:
Птиц, зверей, деревья, цветы;
Грызет железо, кусает сталь;
Размалывает в муку твердые камни;
Убивает королей, разрушает города,
И умирают высоко в горах чудовища.Бедный Бильбо сидел в темноте, вспоминая имена ужасных великанов и людоедов, о которых когда–либо слышал в сказках, но ни один из них не мог сделать все это. У него было ощущение, что ответ должен быть совсем другим, что он должен его знать, но м ничего придумать не мог. Он испытывал все более сильный страх, а это вредно для мышления. Голлум начал выбираться из лодки; Бильбо видел его бледные глаза. Голлум высунул язык; хоббит хотел закричать: «Дай мне больше времени! Дай мне время!» Но получился у него только неожиданный писк:

— Время! Время!

Бильбо просто повезло. Конечно, это и был ответ.

Голлум снова был разочарован; он начинал сердиться, к тому же игра ему наскучила. На этот раз он не вернулся в лодку. Сел в темноте рядом с Бильбо. Хоббит почувствовал себя совсем плохо и потерял всякую способность думать.

— Он должен задать нам вопрос–с–с–с, моя бес–с–сценнос–с–сть, да, да, да. Еще только один вопрос–с–с–с, да, да, — сказал Голлум.

Но Бильбо, сидя рядом с этой отвратительной скользкой тварью, не мог придумать никакой загадки. Он принялся чесаться, ущипнул себя, но по–прежнему ничего не приходило в голову.

— С–с–с–спрашивай нас–с–с–с! Спрашивай! — сказал Голлум.

Бильбо ущипнул себя и шлепнул; схватился за свой маленький меч; другой рукой даже порылся в кармане. И обнаружил кольцо, которое нашел в туннеле и о котором совершенно забыл.

— Что у меня в кармане? — произнес он вслух. Он думал про себя, но Голлум решил, что это загадка, и ужасно расстроился.

— Нечестно, нечестно! — засвистел он. — Так нечестно, моя бесценность!

Бильбо понял, что произошло, но так как ничего лучше у него не было, ухватился за свой вопрос. — Что у меня в кармане? — громче спросил он.

— С–с–с–с, — свистел Голлум. — Он должен дать нам право на три попытки, моя бесценность, три попытки.

— Хорошо! Гадай! — согласился Бильбо.

— Руки! — сказал Голлум.

— Неверно, — ответил Бильбо, который, к счастью, только что вынул руку из кармана. — Гадай снова!

— С–с–с–с, — сказал Голлум, расстроенный еще сильней. Он подумал о том, что сам держит в карманах: рыбьи кости, зубы гоблинов, влажные раковины, кусочек крыла летучей мыши, острый камень, чтобы точить клыки, и другие отвратительные вещи. Он пытался вспомнить, а что держат в карманах другие.

— Нож! — сказал он наконец.

— Неверно! — воскликнул Бильбо, который недавно потерял свой нож. — Последняя отгадка!

Теперь Голлум находился в гораздо худшем состоянии, чем когда Бильбо задавал загадку о яйце. Он свистел, и плевался, и раскачивался взад и вперед, и ерзал, и извивался; но никак не решался потратить свою последнюю отгадку.

— Давай! — торопил его Бильбо. — Я жду! — Он пытался говорит смело и оживленно, но совсем не был уверен в том, чем окончится игра, если Голлум отгадает неверно.

— Пора! — сказал он.

— Веревка или с–с–совс–с–сем ничего! — завопил Голлум. Это было нечестно — он сразу высказал две отгадки.

— Неверно и то и другое, — облегченно воскликнул Бильбо; он сразу вскочил на ноги, прижался к ближайшей стене и выставил вперед свой маленький меч. Он, конечно, знал, что игра в загадки — священная и невероятно древняя, и даже самые злобные существа опасаются плутовать, играя в нее.

Ho он чувствовал, что нельзя доверять этой скользкой твари: она не сдержит обещание. Теперь годится любой предлог для того, чтобы улизнуть. И в конце концов последний вопрос действительно не был загадкой по древним правилам.

Но Голлум не попытался сразу напасть на него. Он видел меч в руке Бильбо. И сидел неподвижно, дрожал и шептал что–то. Бильбо больше не мог ждать.

— Ну? — сказал он. — А как же твое обещание? Я хочу уйти. Ты должен показать мне дорогу.

— Мы так пообещали, моя бесценность? Показать нехорошему маленькому Бэггинсу выход, да, да. Но что у него в кармане, а? веревка, моя бесценность, но и не пустота. Нет, нет, голлум!

— Не твое дело, — сказал Бильбо. — Обещание есть обещание.

Какой он нетерпеливый, моя бесценность, — шипел Голлум. Но он должен подождать, да, подождать. Нельзя в спешь уходить, в туннели. Мы должны сначала кое–что прихватить, да, кое–что такое, что нам поможет.

— Ну, тогда побыстрей, — ответил Бильбо, радуясь, что Голлум хоть на время уйдет. Он решил, что это просто предлог и Голлум не собирается возвращаться. О чем он говорил? Какие полезные вещи может он прихватить из темноты? Но Бильбо ошибался. Голлум собирался вернуться. Теперь он очень рассердился и проголодался. Это было злобное существо, и у него уже появился план.

Невдалеке находился остров, о котором Бильбо ничего не знал, и здесь в укрытии Голлум хранил всякую дрянь и одну прекрасную вещь, очень красивую и очень полезную. У него было кольцо, золотое кольцо, бесценное кольцо.

— Мой подарок на день рождения! — шептал Голлум самому себе, как часто делал в бесконечные темные дни. — Вот что нам сейчас нужно; мы хотим его!

Он хотел его, потому что это было Кольцо Власти. Если вы надеваете его на палец, сразу становитесь невидимым; только при ярком свете вас можно увидеть, да и то только тень, но и она будет слабой и неясной.

— Мой подарок на день рождения! Мне его подарили на день рождения, моя бесценность. — Так всегда он говорил себе. Но кто знает, как на самом деле стал он обладателем этого подарка — в древности, много веков назад, когда такие кольца еще встречались в мире? Может, даже Властелин, который правил этими кольцами, не мог бы сказать. Вначале Голлум надевал его, но кольцо его утомило; тогда он стал носить его в кармане, близко к телу, но кольцо раздражало; и теперь он обычно прятал кольцо в расщелине на острове и часто возвращался, чтобы взглянуть на него. Иногда, когда чувствовал, что не может с ним расстаться, надевал кольцо; бывало это и тогда, когда Голлум был очень голоден или ему надоедала рыба. Тогда он пробирался по темным туннелям в поисках одиноких гоблинов. Он решался даже забредать в места, освещенные факелами, отчего у него болели слезились глаза: потому что и здесь он был в безопасности. Да, в полной безопасности. Никто не видел его, никто его не замечал, пока он не хватал гоблина за горло. Всего несколько часов назад он надевал кольцо и поймал тогда маленького гоблина. Как тот визжал! У Голлума еще осталась одна–две кости, их можно погрызть, но ему хотелось чего–нибудь помягче.

— В полной безопасности, да, — шептал он самому себе. — Он нас не увидит, верно, моя бесценность? Конечно. Не увидит нас, и его отвратительный маленький меч будет бесполезен, совсем бесполезен.

Вот что было у него в его злобном рассудке, когда он неожиданно отскочил от Бильбо, скользнул к своей лодке и поплыл в темноте к острову. Бильбо решил, что больше Голлума не увидит. Но все же немного подождал: он понятия не имел, как ему в одиночку найти выход.

Неожиданно раздался крик. У хоббита от него мурашки побежали по спине. Голлум вопил и бранился в темноте и, судя по звуку, не очень далеко. Он перерывал остров, тщетно пытаясь отыскать кольцо.

— Где оно? Где оно? — слышал Бильбо крики Голлума. — Потеряли его, моя бесценность, потеряли, потеряли! Будь проклято все, моя бесценность потеряна!

— В чем дело? — крикнул Бильбо. — Что ты потерял?

— Он не должен нас спрашивать! — кричал Голлум. — Это не его дело, нет, голлум! Оно потеряно, голлум, голлум, голлум!

— Ну, я тоже потерялся, — крикнул Бильбо, — и хочу найтись. И я выиграл состязание, а ты пообещал. Выходи! Выходи и выведи меня, а потом будешь искать! — Хоть голос Голлума звучал жалобно, Бильбо не находил в своем сердце жалости. Кроме того, ему казалось, что все, что ищет Голлум, вряд ли может быть чем–то хорошим. — Выходи! — снова крикнул он.

— Нет, еще нет, бесценность! — ответил Голлум. — Мы должны искать его, оно потерялось, голлум.

Но ведь ты не отгадал мою последнюю загадку, а дал слово, настаивал Бильбо.

— Не отгадал! — подтвердил Голлум. И вдруг послышалось его резкое шипение. — А ч–ш–ш–ш–то у него в кармане? Пус–с–сть он с–с–с–скажет! Пусть с–с–сначала с–с–скажет!

Насколько понимал Бильбо, не было причин не говорить отгадку. Голлум догадался быстро. Естественно, он думал об этом кольце долгие века и постоянно боялся, что его украдут. Но задержка раздражала Бильбо. Ведь он все–таки выиграл, и выиграл честно — причем ужасно рисковал.

— Ответы нужно отгадывать, я не обязан их сообщать, — сказал он.

— Вопрос был нечестный, — сказал Голлум. — Это не загадка, бесценность, совсем нет.

— Ну, если речь зашла об обычных вопросах, — ответил Бильбо, — то я такой вопрос задал первым. Что ты потерял? Скажи мне это!

— Что у него в кармане? — Свист звучал все громче и громче, и осмотрев вперед, Бильбо встревоженно заметил два светлых пятна, уставившихся на него. В сознании Голлума родилось и росло подозрение, и глаза его теперь пылали бледным пламенем.

— Что ты потерял? — настаивал Бильбо.

Но теперь глаза Голлума горели зеленым пламенем, и это пламя быстро приближалось. Голлум снова сидел в своей лодке и лихорадочно греб к темному берегу; и такой гнев заполнял его сердуе при мысли о потере и подозрении, что никакой меч его уже не пугал.

Бильбо не мог догадаться, что разъярило эту жалкую тварь, но видел, что все пропало и что Голлум собирается его убить. Он едва успел повернуться и побежал в темный туннель, по которому пришел, держась у стены и ощупывая ее левой рукой.

— Что у него в кармане? — слышал он громкий свист за собой и всплеск, когда Голлум выпрыгнул из лодки.

— А действительно что у меня? — спросил он сам себя, тяжело отдуваясь и слепо торопясь вперед. Он сунул левую руку в карман. Кольцо, казавшееся очень холодным, легко скользнуло ему на палец.

Свист раздавался совсем близко. Бильбо повернулся и увидел бледные глаза Голлума, как маленькие зеленые лампы, поднимающиеся по наклону.

В ужасе хоббит попытался бежать быстрее, но споткнулся о выступ на полу и упал плашмя на свой меч.

Голлум мгновенно догнал его. Но прежде чем Бильбо смог что–нибудь сделать, перевести дыхание, приподняться или взмахнуть мечом, Голлум пробежал мимо, не заметив хоббита и продолжая на бегу свистеть и бормотать.

Что бы это значило? Голлум хорошо видит в темноте. Бильбо даже сзади видел свет его бледных глаз. Он с трудом встал, спрятал в ножны меч, который начал слабо светиться, и очень осторожно пошел следом. Казалось, больше ничего не остается. Бесполезно возвращаться к озеру Голлума. Может, если он пойдет следом, Голлум выведет его.

— Будь он проклят! Будь он проклят! Будь он проклят! — свистел Голлум. — Будь проклят Бэггинс! Исчезло! Что у него в кармане? О, мы догадываемся, мы догадываемся, моя бесценность! Он нашел его, да, оно должно быть у него! Мой подарок на день рождения.

Бильбо насторожил уши. Наконец–то он начал и сам догадываться. Пошел быстрее, держась как можно ближе к Голлуму, который продолжал идти быстро, не оглядываясь, но поворачивая по сторонам голову — Бильбо судил об этом по слабым отблескам на стенах.

— Мой подарок на день рождения! Будь он проклят! Как мы его потеряли, моя бесценность? Да, так оно и есть. Когда мы проходили здесь в прошлый раз, когда схватили того маленького пискуна. Вот оно что. Будь он проклят! Соскользнуло — после стольких веков! Исчезло, голлум!

Неожиданно Голлум сел и заплакал, и эти булькающие свистящие звуки слушать было ужасно. Бильбо остановился и прижался к стене туннеля. Немного погодя Голлум перестал плакать и заговорил. Казалось, он спорит сам с собой.

— Незачем возвращаться и искать, незачем. Мы не помним все места, в которых побывали. И это бесполезно. Оно у Бэггинса в кармане; этот проклятый шпион нашел его, мы говорим.

— Догадываемся, бесценность, только догадываемся. Точно не можем знать, пока не найдем это проклятое существо и не схватим его. Но ведь он не знает, на что способен мой подарок, не знает? Он по–прежнему держит его в кармане. Не знает и не может уйти далеко. Он заблудился, этот проклятый маленький шпион. Он не знает выхода. Он сам так сказал.

— Сказал, да; но он хитер. Он точно не сказал, что имеет в виду: Не сказал, что оно у него в кармане. Он знает. Должен знать выход, да. Он пошел к заднему выходу. К заднему выходу, вот что.

— Но там его поймают гоблины. Он не может там выйти, моя бесценность.

— Ссс, ссс, голлум! Гоблины! Да, но у него подарок, наш бесценный подарок, и он попадет к гоблинам, голлум! Они найдут его, узнают, что он делает. Мы никогда больше не будем в безопасности, никогда, голлум! Один из гоблинов наденет его, и все перестанут его видеть. Он будет там, но его никто не увидит. Даже наши умные глаза его не увидят; а он тихонько подкрадется и схватит нас, голлум, голлум.

— Тогда перестанем болтать, бесценность, и поторопимся. Если Бэггинс ушел этим путем, мы должны идти быстрее и искать его. Пошли! Уже недалеко! Быстрей!

Голлум вскочил и быстро пошел дальше. Бильбо по–прежнему торопливо следовал за ним, хотя теперь боялся только споткнуться и с шумом упасть. В голове его все кружилось в надежде и удивлении. Оказывается, это кольцо волшебное: оно делает вас невидимым! Он слышал о таких вещах, конечно, в старых сказках; но трудно было поверить, что случайно нашел такое кольцо. Тем не менее, это так. Голлум, со своими яркими глазами, прошел мимо него всего лишь в ярде.

Они шли дальше: Голлум — впереди, со свистом и проклятиями; Бильбо — сзади, неслышно, как умеют ходить хоббиты. Вскоре они добрались до места, которое Бильбо проходил на пути вниз: здесь открывались боковые туннели в обе стороны. Голлум начал вслух считать их.

— Один влево, да. Один вправо, да. Два справа, да, да. Два слева, да, да. — И так далее.

По мере того как число проходов росло, он шел все медленней, дрожал и всхлипывал: вода оставалась все дальше и дальше, и Голлуму было страшно. Гоблины теперь близко, а он потерял кольцо. Наконец он остановился у низкого отверстия слева.

— Семь направо, да. Шесть налево, да! — прошептал он. — Это оно. Это проход к задней двери, да. Это выход.

Он всмотрелся в туннель и отшатнулся.

— Но мы туда не пойдем, моя бесценность, мы не смеем. Там гоблины. Много гоблинов. Мы чувствуем их запах. Сссс!

— Что нам делать? Будь они прокляты! Мы должны немного подождать здесь, бесценность, и посмотреть.

Все застопорилось. Голлум все–таки привел Бильбо к выходу, но выйти Бильбо не мог! Голлум сидел поперек отверстия, и глаз его холодно сверкали, он раскачивался, свесив голову к коленям.

Бильбо неслышней мыши пробирался вдоль стены; но Голлум неожиданно фыркнул, принюхался, и глаза его позеленели. Он негромко, но угрожающе засвистел. Хоббита он не видел, но насторожился. Все его чувства обострились в темноте: не только зрение, но и обоняние и слух. Голлум прижался ладонями к каменному полу и опустил голову. Хотя Бильбо видел только его темные очертания, он чувствовал, что Голлум напряжен, как натянутая тетива лука, и готов к прыжку.

Бильбо затаил дыхание и тоже застыл. Его охватило отчаяние. Он должен уйти, должен выбраться из этой ужасной темноты, пока еще остаются силы. Нужно сражаться. Ударить эту жалкую тварь, выколоть ей глаза, убить ее. Голлум собирается его убить. Но так нечестно. Он теперь невидим. У Голлума нет меча. В сущности Голлум не угрожал его убить и пока еще не пытался. И он такой жалкий, одинокий, потерянный. Неожиданное понимание, жалость, смешанная с ужасом, заполнили сердце Бильбо: он на мгновение представил себе бесконечные неразличимые дни, без света и надежды на улучшение, жесткий камень, холодную рыбу, подсматривание и бормотание. Все это за долю секунды промелькнуло у него в голове. Он задрожал. И вдруг, как будто приподнятый новым приливом сил и решительности, прыгнул.

Для человека не очень большой прыжок, к тому же прыжок в темноте. Бильбо подскочил на три фута вверх и на семь вперед и перепрыгнул через Голлума; он едва не разбил голову о низкий потолок прохода.

Голлум бросился в сторону и попытался схватить пролетающего над ним Бильбо, но было поздно; руки его схватил только воздух, Бильбо приземлился на волосатые ноги и побежал по новому туннелю. Он не оборачивался, чтобы посмотреть, что делает Голлум. Вначале сразу за ним звучали свист и проклятия, потом они стихли. Послышался крик, от которого застыла потом они стихли. Послышался крик, от которого застывала кровь, он был полон отчаяния и ненависти. Голлум потерпел поражение. Он не смел идти дальше. Он потерял добычу и потерял единственную вещь, которая была ему дорога, — свою бесценность. От этого крика у Бильбо сердце едва не выпрыгнуло изо рта, но он продолжал бежать. А сзади слабо, как эхо, но угрожающе доносился голос:

— Вор, вор, вор! Бэггинс! Мы ненавидим его, мы ненавидим его, мы вечно будем его ненавидеть!

Затем наступила тишина. Но и она казалась Бильбо угрожающей. «Если гоблины так близко, что он учуял их запах, — подумал хоббит, — они должны были услышать его крики и проклятия. Теперь осторожней, или этот путь приведет тебя к новым бедам».

Проход был низким и неровным. Для хоббита он был нетрудным, только несколько раз, несмотря на всю осторожность, Бильбо болезненно ушиб пальцы о выступы грубо обработанного каменного пола. «Немного низковато для гоблинов, по крайней мере для больших», — подумал он, не зная, что большие гоблины, горные орки, бегут, всегда низко опустив голову и прижимаясь к земле.

Скоро проход, который все время вел вниз, начал подниматься и вскоре подъем стал очень крутым. Это замедлило продвижение Бильбо. Но наконец подъем прекратился, проход повернул и снов начал опускаться, а в конце этого крутого спуска Бильбо увидел из–за поворота свет. Не красный, как от костра или факела, а бледный дневной свет. И Бильбо побежал.

Он скатился на своих коротких ногах, сделал последний поворот и неожиданно оказался на открытом пространстве, и после долгого времени, проведенного в темноте, дневной свет ослепил его. На самом деле это была только узкая полоска солнечного света, пробивавшаяся в щель: большая каменная дверь была приоткрыта.

Бильбо замигал и неожиданно увидел гоблинов — гоблинов в полном вооружении, с обнаженными мечами. Они сидели перед дверью и бдительно смотрели на нее и на ведущий к ней проход. Гоблины были встревожены, насторожены и готовы к чему угодно.

Они увидели его раньше, чем он их. Да, увидели. Возможно, это была случайность, а может, коварство кольца, которое не желало признавать нового хозяина, но его на пальце хоббита не оказалось С радостными криками гоблины бросились к нему.

Бильбо почувствовал страх и ощущение ужасной потери — отголосок того, что должен был чувствовать Голлум; забыв о мече, он принялся лихорадочно рыться в карманах, А вот и кольцо, в левом кармане, и оно само наделось на палец. Гоблины застыли на месте. Они его не видели. Бильбо исчез. Гоблины закричали вдвое громче, чем раньше, но на этот раз не радостно.

— Где он? — кричали они.

— Вернулся в проход! — завопил один из них.

— Сюда! — крикнул другой.

— Сюда! — подхватили остальные.

— Следите за дверью! — взревел их командир.

Звучали свистки, звенела броня, звякали мечи, гоблины бранились и ругались, они бегали взад и вперед, спотыкались друг о друга, падали и ужасно сердились. Началась ужасная суматоха.

Бильбо смертельно испугался, но у него хватило ума понять, что произошло, и спрятаться за большой бочкой, из которой пили стражники–гоблины, так что никто о него не споткнулся и не затоптал на смерть.

«Я должен пробраться к двери, должен пробраться к двери!» — говорил он самому себе, но прошло много времени, прежде чем о решился попробовать. Повсюду бегали гоблины, и маленького хоббита, как он ни уворачивался, сбил с ног гоблин, который не мог понять, с чем столкнулся. Бильбо встал на четвереньки, едва прополз между ног командира гоблинов и побежал к двери.

Она все еще была приоткрыта, но один из гоблинов едва не затворил ее. Бильбо напрягал силы, но не мог сдвинуть ее с места. Он попытался протиснуться в щель. Протискивался, протискивался — и застрял! Это было ужасно. Пуговицы заклинило между дверью и дверным стояком. Бильбо видел местность снаружи: несколько ступеней лестницы вели в узкую долину между двумя высокими горами; солнце вышло из–за облака и ярко освещало наружную сторону двери. Но пройти он не мог.

Неожиданно один из гоблинов заорал:

— У двери тень! Кто–то снаружи!

Сердце Бильбо едва не выпрыгнуло изо рта. Он изо всех сил дернулся. Пуговицы разлетелись во всех направлениях. И он прорвался — с порванной курткой и жилетом, запрыгал по ступеням, как козел, а изумленные гоблины собирали у двери его замечательные медные пуговицы.

Конечно, вскоре они с криками погнались за ним и стали искать меж деревьев. Но солнце гоблины не любят: от него у них подгибаются ноги и кружится голова. Пока на руке Бильбо было кольцо, они не могли его увидеть. А Бильбо перебегал между деревьями, бежал быстро и неслышно и старался не попадать на солнце; и вскоре гоблины с ворчанием начали возвращаться, браня стражника у двери. Бильбо спасся.