27

ha прошлой неделе познакомилась с девчонкой из австралии, которая совершает свое первое путешествие по европе с рюкзаком за плечами. я объяснила ей, как пройти к вокзалу. девушка ехала в словению узнать, что за страна такая. услышав о ее планах, я вдруг почувствовала глупую зависть и подумала: «я тоже хочу в словению! почему это я никогда никуда не езжу?»

вообще-то, наблюдательный читатель заметит, что я вроде как тоже путешествую. а когда хочется путешествовать, по дороге недолго и от жадности лопнуть. как если бы я фантазировала о сексе с любимым киноактером, при этом занимаясь сексом с другим, тоже любимым киноактером… но раз уж эта девочка спросила у меня дорогу (решив, что я местная), значит, я вовсе не путешествую, а живу в риме. пусть временно, но живу. более того, когда эта девочка ко мне подошла, я как раз бежала оплачивать счет за электричество — разве дело для путешественника? энергетика путешествия и энергетика статичного пребывания в одном месте фундаментально разнятся, и, встретив юную австралийку, направлявшуюся в словению, мне вдруг невыносимо захотелось куда-нибудь уехать.

поэтому я позвонила софи и сказала: «поехали в неаполь на один день — пиццы поедим!»

и вот всего через несколько часов мы едем в электричке и почти мгновенно, как по волшебству, оказываемся в неаполе. я моментально влюбляюсь в этот город. дикий, безумный, шумный, грязный, хамоватый неаполь. муравейник в кроличьем садке, смесь экзотики ближневосточного базара и таинственности нью-орлеанского вуду. здесь, как в сумасшедшем доме, царит наркотический угар, опасность и разгул. мой приятель уэйд был в неаполе в семидесятые, и его ограбили… в музее. главное украшение города — белье, развешанное во всех окнах и через улицы: свежевыстиранные ночнушки и лифчики развеваются на ветру, как тибетские флаги. в неаполе нет ни одной улицы, где не встретишь нахального мальца в шортах и разных носках, который стоит на тротуаре и что-то горланит другому такому же мальцу на крыше напротив. нет и ни одного дома, в окне которого не сидела бы по меньшей мере одна скрюченная бабулька, подозрительно взирающая на происходящее внизу.

здешние жители до психоза гордятся своим неаполитанским происхождением, и не зря. ведь этот город подарил миру пиццу и мороженое. местные женщины — банда хриплых, громкоголосых, добродушных и дотошных матрон с командирскими манерами. они лезут тебе прямо под нос с раздраженным видом и пытаются помочь такой неумехе — им до всего есть дело! неаполитанский акцент — как дружеская оплеуха, словно весь город — повара, горланящие поварятам приказания на кухне, причем все одновременно. здесь до сих пор говорят на местном диалекте, а сленг — эта текучая субстанция — меняется постоянно, но мне порой кажется, что именно неаполитанцев легче всего понять. почему? да потому, что они хотят, чтобы их поняли. в неаполе говорят громко и отчетливо, и если уж слова непонятны, то все доскажут жестами. как та семилетняя панкушка, что ехала на багажнике мотороллера со своей сестрицей и показала мне средний палец, при этом улыбнувшись совершенно очаровательно. эта улыбка словно говорила: «эй, тетя, не держи на меня зла, ведь мне всего семь лет, но уже в таком возрасте мне ясно, что ты — полная ослиха. но ничего, ты все равно мне нравишься, несмотря на твое тупое лицо. мы обе знаем, что ты хотела бы оказаться на моем месте, но уж извини — не выйдет. поэтому вот тебе мой средний палец, приятного отдыха в неаполе, и — ciao!»

как и повсюду в италии, в неаполе в любое время можно увидеть мальчишек, подростков и взрослых парней, играющих в футбол. но тут футболом не ограничиваются. вот, например, сегодня видела ребят, мальчишек лет восьми, которые смастерили самодельные стулья и стол из ящиков и сели играть в покер на площади, да с таким азартом, что я побоялась, как бы кого не пристрелили.

мои близнецы джованни и дарио тоже родом из неаполя. в это трудно поверить. не могу представить робкого, прилежного, доброго джованни мальчишкой среди этой, не побоюсь выразиться, черни. но он определенно из неаполя — ведь перед отъездом из рима он дал мне название пиццерии, в которой обязательно нужно побывать, так как, по словам джованни, там делают лучшую в неаполе пиццу. учитывая, что лучшая пицца в италии — неаполитанская, а лучшая пицца в мире, разумеется, из италии, перспектива побывать в этой пиццерии кажется весьма заманчивой — ведь это значит, что там подают… страшно даже произнести… лучшую пиццу в мире! джованни до того серьезно и торжественно сообщал мне название этого места, словно посвящал меня в какое-то тайное общество. вложив мне в кулак записку с адресом, он в обстановке строжайшей секретности произнес: «прошу тебя, обязательно сходи в эту пиццерию. возьми маргариту с двойной моцареллой. если будешь в неаполе и не попробуешь эту пиццу, пожалуйста, потом соври мне, что попробовала».

и вот мы с софи сидим в «пиццерия да микеле», и наши пиццы — по одной на каждую — просто сводят нас с ума. моя нравится мне до такой степени, что, кажется, у меня едет крыша и в бреду я начинаю думать, что и пицца тоже меня обожает. у нас с этой пиццей любовь, прямо-таки роман. софи тем временем чуть не рыдает над своей, у нее случился метафизический кризис, и она вопрошает: «ну зачем, зачем в стокгольме повара пытаются делать пиццу? как можно вообще есть в стокгольме?»

«пиццерия да микеле» — крошечное заведение, здесь всего два зала и одна печь, выпекающая пиццу нон-стоп. от вокзала — пятнадцать минут пешком под дождем, но это не должно вас останавливать: идите. лучше прийти пораньше, а то иногда у них кончается тесто — и тогда ваше сердце будет разбито. примерно к часу дня улица у входа в пиццерию уже кишит неаполитанцами, которые пытаются пробиться внутрь, прокладывая себе путь локтями — точно хотят занять место на спасательной шлюпке. меню отсутствует. здесь подают всего два вида пиццы: обычную и с двойным сыром. о новомодной чепухе вроде калифорнийской с оливками и сушеными томатами здесь слыхом ни слыхивали. тесто — я понимаю, это примерно на середине пиццы — больше похоже на нан — индийскую пресную лепешку, чем на ту пиццу, что мне доводилось пробовать прежде. оно мягкое, пружинистое и упругое, но при этом на удивление тонкое. а я-то всегда думала, что тесто для пиццы может быть или тонким и хрустящим, или толстым и мягким. откуда мне было знать, что в мире есть такое тесто, которое может быть и тонким и мягким одновременно? святые небеса! тонкое, мягкое, крутое, пружинистое, вкусное, рассыпчатое, соленое, райское тесто для пиццы. сверху — сладкий томатный соус, превращающийся в пузырчатую кремообразную пену, смешиваясь с расплавленной свежей моцареллой из буйволиного молока, а в середине всего этого великолепия — одна-единственная веточка базилика, наполняющая всю пиццу пряным ароматом, словно кинозвезда в сверкающем платье в центре зала, рядом с которой все присутствующие ощущают себя звездами. на практике съесть это невозможно. стоит откусить кусочек — и мягкое тесто падает, горячий сыр течет, как земля в оползень, и ты выглядишь как поросенок, а стол вокруг похож на свинарник но не надо обращать внимания — просто ешьте.

ребята, творящие это чудо, швыряют пиццы в дровяную печь и больше всего напоминают истопников в недрах громадного корабля, бросающих уголь в огненную топку. закатанные рукава оголяют потные бицепсы, лица раскраснелись от натуги, один глаз прищурен от жара, а изо рта свисает сигарета. мы с софи заказываем еще по одной — по второй целой пицце на каждого — и, как софи ни пытается взять себя в руки, пицца настолько хороша, что тут уж не до приличий.

пару слов о моей нынешней фигуре. что уж говорить — толстею с каждым днем. в италии я стала относиться к своей фигуре совершенно бесцеремонно, набивая живот сыром, пастой, хлебом, вином, шоколадом и тестом для пиццы в невообразимых количествах. (кстати, мне сказали, что в другой пиццерии в неаполе можно попробовать шоколадную пиццу. ну что за бред? я, конечно, пошла и попробовала, и пицца оказалась вкусной — но что это за пицца с шоколадом?) я не занимаюсь спортом, ем мало клетчатки и не принимаю витамины. в прошлой жизни я ела на завтрак йогурт из экологически чистого козьего молока с зародышами пшеницы. но та жизнь давно прошла. в штатах сьюзан говорит всем знакомым, что ее подруга сейчас занимается «углеводным туризмом». но мой организм очень хорошо реагирует. он словно не обращает внимания на мои злоупотребления и оплошности и говорит: «ну ладно, так и быть, живи в свое удовольствие. я-то понимаю, что это лишь временно. дай знать, когда закончится твой маленький эксперимент с поиском чистого удовольствия, а там посмотрим, как восполнить ущерб».

очень приятные слова. пожалуй, это самое приятное, что можно услышать от мужчины твоей мечты, кроме разве что вернись! не уходи! я обещаю измениться!

я долго и уныло смотрю на экран. я понимаю, что все это к лучшему, что я предпочла счастье страданиям, освободила в душе место для пока еще неизвестного будущего, которое наполнит мою жизнь удивительными событиями. я все это понимаю. и все же…

дэвида больше в моей жизни нет.

я закрываю лицо руками и сижу так, еще глубже погружаясь в уныние. наконец поднимаю голову и вижу, что одна из албанок, работавших в интернет-кафе, перестала мыть пол, прислонилась к стене и с интересом меня разглядывает. на мгновение наши усталые глаза встречаются. я мрачно качаю головой и говорю вслух «я в полном дерьме». она понимающе кивает. она не знает английского, но, естественно, понимает все и без слов.

и тут звонит мобильник.

это джованни — в полной растерянности. оказывается, он ждет меня на пьяцца фьюме вот уже больше часа — вечером по четвергам мы всегда встречаемся там для занятий. джованни весьма озадачен — ведь обычно это он опаздывает на встречи или вовсе забывает о них, а сегодня в кои-то веки пришел вовремя и был уверен, что мы договаривались встретиться… разве нет?

я забыла об этой встрече напрочь. сообщаю джованни свое местонахождение. он обещает заехать за мной на машине. мне сейчас не хочется никого видеть, но по телефону это трудно объяснить с учетом наших ограниченных языковых познаний. выхожу на улицу и жду его на холоде. через несколько минут подъезжает маленький красный автомобиль, и я сажусь. джованни на сленге спрашивает, что случилось. но стоит мне раскрыть рот, как я начинаю реветь. со мной случается настоящая истерика. ужасный, сопливый рев — как говорит моя подруга салли, «двойная закачка»: с каждым всхлипом два раза глотаешь воздух носом. истерика начинается совершенно неожиданно — как удар под дых.

бедняга джованни! на спотыкающемся английском он расспрашивает, что стряслось. неужто я на него разозлилась? он меня чем-то обидел? я не могу ответить, лишь качаю головой и продолжаю реветь. мне так стыдно за себя и жалко бедного джованни, вынужденного сидеть в машине, как в ловушке, наедине с ревущей лопочущей теткой, которая буквально разваливается на кусочки — a pezzi, как говорят итальянцы.

наконец мне удается связно объяснить, что расстроена я вовсе не из-за джованни. как могу, приношу извинения. а джованни поступает по-взрослому и берет ситуацию в свои руки.

он говорит: «не надо извиняться за слезы. без эмоций мы были бы всего лишь роботами». он протягивает мне салфетки из коробочки на заднем сиденье. «давай покатаемся», — предлагает он.

джованни прав: интернет-кафе — слишком людное и ярко освещенное место для истерик. мы отъезжаем чуть дальше и останавливаемся в центре пьяцца делла репубблика — одной из самых аристократичных площадей рима. джованни паркуется у великолепного фонтана с обнаженными нимфами в весьма откровенных позах, резвящимися со стаей огромных лебедей, чьи вытянутые шеи определенно похожи на фаллические символы, а вся эта картинка — на откровенную порнографию. по римским понятиям фонтан относительно новый. как говорится в моем путеводителе, для него позировали две сестры, в свое время известные танцовщицы кабаре. когда фонтан был построен, им выпала скандальная слава — церковь несколько месяцев пыталась запретить его открытие, посчитав слишком эротичным. сестры прожили долгую жизнь, и в двадцатых годах этих почтенных пожилых дам по-прежнему можно было увидеть на площади: они ежедневно приходили полюбоваться на «свой» фонтан. а французский скульптор, запечатлевший их юную красоту в мраморе, каждый год до самой смерти приезжал в рим и угощал сестер обедом. они вместе вспоминали старые добрые времена, когда все трое были молоды, красивы и безрассудны.

припарковавшись, джованни ждет, пока я не приду в себя. я крепко прижимаю ладони к глазам, пытаясь затолкнуть слезы обратно. мы с джованни никогда еще не говорили на личные темы. знакомы несколько месяцев, уже раз сто вместе поужинали — а говорили все о философии, искусстве, культуре, политике и еде. а вот что происходит у каждого в личной жизни, совсем не догадываемся. джованни даже не знает, что я в разводе, а в америке у меня остался любимый. а мне о нем известно только то, что родился он в неаполе и хочет стать писателем. но после того как я расплакалась, у нас неизбежно должен состояться разговор совсем другого толка. я этому совсем не рада. во всяком случае, не при таких позорных обстоятельствах. джованни говорит:

— извини, я ничего не понимаю! ты сегодня что-то потеряла? мне все еще трудно говорить. джованни улыбается и подбадривает меня:

— parla come magni. — он знает, это одно из моих любимых выражений на римском диалекте. дословно оно означает «говори, как ешь», а в моем собственном переводе — «будь проще». это такое напоминание — когда слишком усердно пытаешься что-то объяснить, не можешь подобрать нужные слова, лучше всегда говорить простым и незатейливым языком — таким же простым, как римская еда. ни к чему драматизировать. просто расскажи все как есть.

я делаю глубокий вдох и излагаю сильно сокращенную (но вместе с тем абсолютно точную) версию своей истории на итальянском:

— любовные дела, джованни. сегодня мне пришлось расстаться с одним человеком.

тут мне снова приходится закрыть глаза руками — слезы так и брызжут сквозь стиснутые пальцы. слава богу, джованни не пытается меня обнять, и, кажется, его ничуть не смущают проявления моих чувств. он лишь молча сидит рядом со мной, пока я плачу, и ждет, пока я успокоюсь. а потом с искренним участием, осторожно выбирая слова, медленно, четко и добродушно говорит (поскольку английскому его учила я, в тот вечер я так им гордилась!):

— я понимаю, лиз. и я там был.

29

через несколько дней в рим приехала моя сестра, и это развеяло остатки моей грусти. жизнь снова закрутилась. сестра все делает быстро, производя вокруг себя энергетические мини-циклоны. она на три года меня старше и на семь сантиметров выше. она занимается спортом, наукой, воспитывает детей и пишет книги. в риме сестра готовилась к марафону — вставала на рассвете и пробегала восемнадцать миль, а я за это время успевала лишь прочитать одну статью в газете и выпить две чашки капучино. когда она бегает, то похожа на оленя. во время беременности первенцем она переплыла озеро — ночью, в темноте. я не рискнула к ней присоединиться, хоть и не была беременна. я просто побоялась. а моя сестра ничего не боится. когда она была беременна вторым ребенком, акушерка спросила ее, нет ли у нее потаенных страхов, что с малышом что-то будет не так — генетический недостаток или осложнения при родах. кэтрин ответила: «у меня только один страх: что он вырастет и станет республиканцем».

мою сестру зовут кэтрин. в семье нас только двое. мы выросли в деревне, в коннектикуте, и, кроме нас и родителей, на нашей ферме больше никого не было. мы были единственными детьми в округе. кэтрин любила хозяйничать и повелевать и вечно мною командовала. я же питала к ней страх и трепет, меня интересовало только ее мнение. когда мы играли в карты, я жульничала, чтобы проиграть, — а то не дай бог кэтрин рассердится. мы не всегда были друзьями. она считала меня докучливой, а я ее боялась, кажется, лет до двадцати восьми — пока мне не надоело. в тот год я наконец нашла силы ей возразить — а она только удивилась, как я раньше на это не решилась.

только наши отношения вошли в новое русло, как началась катавасия с моим бывшим мужем. кэтрин легко могла бы посмеяться над моей неудачей. ведь я всегда была самой везучей и обожаемой, любимицей семьи и баловнем судьбы. жизнь всегда относилась ко мне более приветливо, на мою долю выпало меньше тягостей, чем на долю сестры, которая была не в ладах с окружающим миром и не раз получала сдачи. узнав о моем разводе и депрессии, кэтрин вполне могла бы ответить: «ха! ну и посмотрите теперь на нашу мисс совершенство!» но вместо этого она поддержала меня, как настоящий друг. когда я в расстройстве звонила ей посреди ночи, она всегда отвечала и участливо поддакивала в трубку. когда я стала искать причины своей депрессии, она все время была рядом. можно сказать, мы с ней вместе ходили к психотерапевту: в течение очень долгого времени я звонила ей после каждого сеанса и вкратце описывала все, что узнала во время сегодняшнего приема, а кэтрин откладывала все свои дела и говорила: «ага… это многое объясняет». это многое объяснило нам обеим.

30

просто удивительно иногда ловить себя на мысли, что у кэтрин есть муж и дети, а у меня нет. мне почему-то всегда казалось, что все выйдет наоборот. и это у меня будет полон дом грязных ботинок и орущих деток, а кэтрин будет жить одна, сама по себе, и читать на ночь в кровати. но мы выросли и стали такими, как есть, опровергнув все детские прогнозы. хотя, пожалуй, так даже лучше. несмотря на все ожидания, каждый создал себе ту жизнь, что больше всего ему подходит. кэтрин по природе одиночка, и, значит, ей нужна семья, чтобы не страдать от одиночества; я же веселушка, и, значит, мне никогда не придется беспокоиться о том, что я останусь одна — пусть даже у меня никого нет. я рада, что кэтрин едет домой, к родным, и счастлива, что у меня впереди еще девять месяцев путешествий — и все это время мне не придется заниматься ничем другим, кроме как есть, читать, молиться и писать.

я так и не поняла, хочу ли вообще детей. осознав в тридцать лет, что не хочу ребенка, я сама себе удивилась; как вспомню тот шок, так сразу зарекаюсь давать обещания насчет того, что будет со мной в сорок могу только сказать, что чувствую в данный момент: я очень рада своему одиночеству. я также уверена, что не стану торопиться и заводить детей лишь потому, что потом могу и пожалеть, что их у меня не было; эта мотивация не кажется мне слишком убедительной, чтобы подарить нашему миру очередного младенца. хотя порой люди решают продолжить род именно по этой причине: чтобы застраховать себя от разочарований.

пожалуй, люди заводят детей по разным причинам: иногда потому, что им хочется о ком-то заботиться и наблюдать за развитием новой жизни; иногда потому, что у них нет выбора; бывает, что таким образом пытаются удержать партнера или произвести наследника; а некоторые вообще рожают безо всяких рассуждений. не все эти причины равноценны, и не все альтруистичны. впрочем, то же самое можно сказать о причинах не иметь детей. но вместе с тем не все они свидетельствуют об эгоизме.

я заговорила об этом, потому что никак не могу смириться с обвинением, которое не раз предъявлял мне муж, по мере того как наш брак разваливался, — с обвинением в эгоизме. когда он называл меня эгоисткой, я всегда безропотно соглашалась и принимала его обвинения, все до последнего. ну надо же — еще даже не родила детей, а уже пренебрегаю ими, заранее ставлю себя на первое место! не успев стать матерью, я стала плохой матерью. эти дети — несуществующие дети — не раз всплывали в наших ссорах. а кто о детях заботиться будет? кто будет сидеть с ними дома? кто станет деньги зарабатывать? кто будет кормить детей среди ночи? помню, когда жить с мужем стало совсем невыносимо, я сказала сьюзан: «мои дети в такой семье расти не будут!» и сьюзан ответила: «может, хватит разговоров о каких-то непонятных детях? этих детей нет, лиз. почему бы тебе не признать, что это ты не хочешь жить несчастливо? и твой муж тоже. лучше бы вам сейчас это понять, а не в родовой, когда матка раскроется на пять сантиметров!»

помню, как раз тогда меня пригласили на вечеринку в нью-йорке. у одной пары — оба были известными художниками — только что родился малыш, а мама к тому же праздновала и открытие новой галереи, где проходила выставка ее картин. помню, я смотрела на эту женщину, маму новорожденного, мою подругу, художницу, которая пыталась одновременно быть хозяйкой на приеме (он проходил в ее квартире-студии), баюкать малыша и общаться на профессиональные темы. признаюсь, прежде мне не приходилось видеть людей, столь явно страдавших от недосыпа. в жизни не забуду, как она стояла на кухне после полуночи перед грудой грязной посуды в раковине и пыталась прибрать после гостей. ее муж (мне неприятно говорить oб этом, и я, разумеется, понимаю, что не все мужья ведут себя так) сидел в соседней комнате, закинув ноги на кофейный столик, и смотрел телевизор. в конце концов она попросила его помочь на кухне, на что он крикнул: «да брось ты все — утром уберем». ребенок проснулся и заплакал. грудь у моей подруги потекла, угробив ее коктейльное платье.

но я ничуть не сомневаюсь, что другие гости на той вечеринке ушли с совсем другими впечатлениями. кто-то наверняка позавидовал этой красивой женщине, у которой и здоровый малыш, и успешная творческая карьера, и замечательный муж, и чудесная квартира, и такое модное коктейльное платье. на вечеринке были люди, готовые, ни секунды не раздумывая, поменяться с ней местами — будь у них такая возможность. да и сама хозяйка — случись ей подумать о тех временах — наверняка вспоминает тот праздник как утомительный, но стоящий затрат времени и сил вечер, один из многих в ее в общем-то неплохой жизни, где есть и материнство, и брак, и карьера. но лично я провела весь вечер, дрожа от паники, с одной-единственной мыслью: «надо быть идиоткой, чтобы не понимать: вот оно, твое будущее, лиз. и ты ни в коем случае не должна этого допустить».

достаточно ли я ответственна, чтобы заводить семью? ну вот, опять это слово — ответственность. оно давило на меня до тех пор, пока я не решила задуматься и тщательно его осмыслить, разбив на составляющие, которые, собственно, и отражают его истинное значение: способность давать ответ. а в данный момент ответа требовала реальность, где каждая клеточка моего существа рвалась покончить с замужней жизнью. внутренняя система раннего оповещения давала сигнал о том, что если я и дальше буду продолжать прокладывать дорогу локтями в этом болоте, то доведу себя до раковой опухоли. и что рожать детей лишь потому, что мне трудно и стыдно выяснять неприглядную правду о себе, будет как раз проявлением кошмарной безответственности, а не наоборот.

в конце концов мне больше всего помогли слова моей подруги шерил, которая в тот вечер обнаружила меня в ванной роскошной студии нашей общей знакомой, где я пряталась, дрожа от страха и опрыскивая лицо водой. шерил тогда не знала, что мой брак разваливается. этого не знал никто. и я ей ни в чем не призналась. сказала лишь: «я не знаю, что делать». а шерил взяла меня за плечи, со спокойной улыбкой посмотрела в глаза и ответила: «говори правду, только правду и ничего, кроме правды».

именно так я и попробовала поступить.

однако развод — это тяжело, и не только с финансово-юридической точки зрения или потому, что вся жизнь встает с ног на голову. (подруга дебора однажды дала мудрый совет: «никто еще не умирал от того, что приходилось делить мебель».) убийственнее всего эмоциональная реакция, то потрясение, которое испытываешь, соскочив с накатанной колеи привычного образа жизни и потеряв все те многочисленные удобства, из-за которых многие так и катят по одной дорожке до конца жизни. найти партнера и создать семью — основной путь продолжения рода и обретения социальной значимости в американском (да и любом другом) обществе. я убеждаюсь в этом каждый раз — стоит мне побывать на семейном торжестве у маминых родственников в миннесоте и увидеть, как счастливы эти люди занимать определенную ячейку в определенный отрезок времени. сначала они были детьми, потом стали подростками, молодоженами, родителями, пенсионерами, бабушками и дедушками — и на каждом этапе точно известно, кто ты такой и какие обязанности это подразумевает. это также определяет место, где надлежит садиться во время семейных торжеств. в детстве надо сидеть с другими детьми, в старшей школе — с подростками, потом с молодыми родителями, дальше — с пенсионерами. пока наконец не окажешься в тенечке в компании девяностолетних стариков, довольно взирающих на отпрысков. и кто ты тогда? ясное дело — тот, кто все это создал. удовлетворение возникает немедленно и более того — считается чем-то общепринятым. сколько раз мне приходилось слышать, как люди называли своих детей величайшим жизненным достижением и отрадой! в период метафизического кризиса, в размышлениях о том, не зря ли проходит жизнь, их именно это и успокаивает — пусть в других отношениях моя жизнь и была никчемной, по крайней мере, я как следует воспитал детей.

именно в болонье я вдруг понимаю, что в английском нет эквивалента выражению buon appetite.[18] как жалко — и как символично. я также вижу, что даже остановки на итальянской железной дороге — словно экскурсия в мир знаменитой гастрономии и вин: парма[19]… следующая остановка — болонья… следующая — монтепульчиано…[20] в поезде без еды тоже никак здесь продают крошечные бутерброды и настоящий горячий шоколад. на улице дождь, и оттого еще приятнее обедать и нестись вперед. в этом долгом путешествии мой попутчик по купе, симпатичный молодой итальянец, спит всю дорогу, пока на улице льет дождь, а я уминаю свой салат с осьминогами. незадолго до венеции он просыпается, трет глаза, внимательно оглядывает меня с ног до головы и заспанным голосом говорит:

— carina. (хорошенькая.)

— grazie mille, — преувеличенно любезно отвечаю я. (тысяча благодарностей.)

парень удивлен. не думал, что я говорю по-итальянски. по правде, я тоже не думала, но вот мы болтаем уже двадцать минут, и я вдруг понимаю — действительно говорю! я словно перешла черту и вдруг заговорила по-итальянски. не перевожу каждое слово, а именно разговариваю. пусть в каждом предложении ошибки, и я знаю всего три времени, но все же легко и без усилий общаюсь со своим соседом. итальянцы говорят те la cavo, то есть «как-нибудь разберусь». в этом выражении используется глагол «откупорить» — в смысле откупорить бутылку вина, — и дословно оно обозначает примерно вот что: «я могу говорить на этом языке, чтобы выбраться из сложной ситуации».

а юнец тем временем со мной заигрывает. и мне это отнюдь не претит. ведь парень очень даже ничего. но вместе с тем наглости ему не занимать. к примеру, решив сделать мне комплимент, он заявляет по-итальянски:

— для американки ты не очень жирная. отвечаю по-английски:

— а ты для итальяшки не слишком масленый!

— corne?

— ты очень любезен, как и все итальянские мужчины, — отвечаю я по-итальянски, слегка изменив смысл фразы.

я умею говорить! мальчишка думает, что я на него запала, но на самом деле я кокетничаю со словами. меня словно прорвало! язык развязался, и итальянские фразы льются — не остановить! парень предлагает встретиться в венеции, но меня он ни капли не интересует. я влюблена в итальянский, так что пусть идет на все четыре стороны. к тому же в венеции у меня уже назначено свидание. я должна встретиться со своей подругой линдой.

чокнутая линда (мне нравится ее так называть, хотя никакая она не чокнутая) приехала в венецию из сиэтла — мокрого и серого городишки вроде нью-йорка. линда захотела навестить меня в италии, и я пригласила ее именно на этом этапе путешествия, потому что отказываюсь, то есть не желаю категорически, отправляться в самый романтический город на планете земля в полном одиночестве — только не сейчас, не в этом году. так и представляю: одна, как пень на корме гондолы, тащусь сквозь туман под песнь гондольера и… читаю журнал? печальная картина. все равно что одной карабкаться на гору на тандемном велике. вот линда и составит мне компанию — а спутница из нее что надо.

наша встреча с линдой, а также ее дредами и пирсингом произошла на бали почти два года назад, во время того самого йога-семинара. с тех пор мы успели вместе съездить в коста-рику. лучше попутчицы, чем она, и не придумаешь. линда — невозмутимый, смешной и на удивление организованный человечек в узких штанах из мятого алого бархата. она обладает самой крепкой психикой в мире: слово «депрессия» ей вообще неизвестно, а что самооценка бывает еще и низкая, она даже никогда и не слыхала. как-то раз, глядя на себя в зеркало, линда сказала: «нет, я конечно идеальна не во всем, но ничего не могу поделать — люблю себя, и все тут». у нее есть способность затыкать меня всякий раз, когда я начинаю занудствовать на темы вечности, как-то: «в чем природа вселенной?» (на это она отвечает: «один только вопрос: зачем тебе знать?») линда мечтает в один прекрасный день отрастить свои дреды до такой длины, чтобы можно было соорудить из них башню на проволочном каркасе на макушке, что-то вроде фигурно подстриженного деревца, и, может, даже, поселить там птичку. балинезийцы в ней души не чаяли. и костариканцы тоже. в сиэтле линда держит ручных ящериц и хорьков, а в свободное время возглавляет отдел разработки программного обеспечения и зарабатывает в сто раз больше, чем любой из нас.

и вот мы в венеции. линда разглядывает карту города, нахмурив брови, потом переворачивает ее вверх ногами и находит наш отель, а сориентировавшись, объявляет со свойственной ей скромностью: «этот городишка у нас в кармане!»

ее жизнерадостность и оптимизм — полная противоположность этому зловонному, заторможенному, уходящему под воду, загадочному, молчаливому и странному городу. мне кажется, венеция — самое подходящее место, чтобы умереть медленной смертью от алкогольного отравления, или потерять любимого, или избавиться от орудия убийства, из-за которого кто-то потерял любимого. побывав в венеции, я порадовалась, что выбрала в качестве места проживания рим. тут мне с антидепрессантов так быстро было бы не сняться. венеция прекрасна, как прекрасны фильмы бергмана: ею можно восхищаться, но жить здесь как-то не хочется.

весь город разваливается и линяет, как те многометровые покои, что некогда состоятельные семейства накапливают в своих особняках, когда ухаживать за домом становится уже не по карману и гораздо проще попросту заколотить двери и забыть об увядающей роскоши, что за ними осталась, — вот это и есть венеция. задворки адриатики, чьи подернутые масляной пленкой воды подтачивают многострадальный фундамент домов, испытывая на прочность дилетантский научный эксперимент четырнадцатого века: а что, если построить город прямо на воде?

венеция под мутно-серым ноябрьским небом — зрелище жутковатое. город скрипит и раскачивается, как рыболовный настил. вопреки первоначальной самонадеянности линды, что город у нас в кармане, мы теряем дорогу каждый день, особенно по вечерам, сворачивая в темные и опасные закоулки, выводящие прямиком к каналу. однажды туманным вечером наш путь лежит мимо древнего здания, которое словно стонет от боли. «не бойся, — щебечет линда. — это у сатаны в брюхе урчит». я учу ее своему любимому слову — attraversiamo («давай перейдем улицу»), и мы нервно пятимся прочь.

у прекрасной молодой венецианки, которой принадлежит ресторан поблизости нашего отеля, несчастная судьба. венецию она ненавидит. клянется, что все местные жители считают это место могилой. однажды она влюбилась в художника с сардинии, и он обещал отвезти ее в другой мир — где свет и солнце. но вместо этого бросил с тремя детьми, не оставив другого выбора, как вернуться в венецию и взять в свои руки управление семейным рестораном. мы с ней одного возраста, но она выглядит даже старше: трудно представить мужчину, способного сотворить подобное с женщиной такой красоты. («он был могущественным человеком, — говорит она, — а я умерла от любви в его тени».) венеция — консервативный город. у хозяйки ресторана было несколько романов, даже с женатыми, но все кончались плохо. соседи о ней судачат. мать умоляет носить обручальное кольцо хотя бы для вида: «дорогая, это не рим, где можно вести распутную жизнь, если тебе захочется». утром, когда мы с линдой спускаемся к завтраку и спрашиваем печальную молодую (старую?) хозяйку, какой прогноз погоды, она приставляет палец правой руки к виску на манер пистолета и говорит: «опять дождь».

но все же депрессия обходит меня стороной. меланхолия тонущей венеции не заразна и в некоторой степени даже прекрасна, если пробыть здесь всего несколько дней. сердцем я понимаю, что эта меланхолия не имеет никакого отношения ко мне, это собственное свойство города, а я достаточно хорошо себя чувствую, чтобы увидеть разницу между венецией и мною. это признак выздоровления, невольно думаю я, залечивания моих душевных ран. прежде, в течение нескольких лет безграничного отчаяния, я действительно переживала все страдания мира как собственные. грусть просачивалась сквозь меня, оставляя за собой мокрые следы.

вернуться
18

приятного аппетита.

вернуться
19

родина прошутто, или пармской ветчины (prosciutto di parma).

вернуться
20

montepulciano d'abruzzo — знаменитый сорт винограда и красное вино.

кому, лиз? кому предназначен этот образ гламурной совратительницы? ведь никого же нет. мне осталось жить в италии всего пару недель, а желания с кем-либо спать не возникало совершенно. или возникало? неужели римский девиз, витающий на улицах, добрался и до меня? и это моя последняя попытка стать итальянкой? подарок самой себе — или несуществующему даже в моем воображении любовнику? попытка вылечить раны, нанесенные моему либидо катастрофическим для сексуальной самооценки прошлым романом?

и я спросила себя: неужели ты потащишь все это хозяйство в индию?

34

b этом году день рождения луки спагетти выпадает на день благодарения, и он хочет устроить праздник с индейкой. он никогда не ел большую, жирную запеченную американскую индейку, каких мы зажариваем в день благодарения, — хотя на картинке видел. лука считает, что скопировать праздник будет легко, учитывая, что я, настоящая американка, буду ему помогать. он говорит, что его друзья, марио и симона, разрешили воспользоваться их кухней — у них большой красивый дом в горах, в пригороде рима, и лука всегда отмечает там свои дни рождения.

лука составил такой план: заскочить за мной примерно в семь вечера, после работы, после чего выехать из рима в направлении севера — дорога до дома друзей занимает около часу, а там нас уже будут ждать другие гости вечеринки. мы выпьем вина, я познакомлюсь с приятелями луки, а потом, часов в девять, можно будет и десятикилограммовую индеечку зажарить.

пришлось объяснить луке, сколько времени нужно, чтобы зажарить десятикилограммовую индейку. если следовать его плану, гости смогут полакомиться угощением лишь к рассвету следующего дня. лука был просто уничтожен.

— а что, если купить маленькую индеечку? новорожденную? — предложил он.

на что я отвечала:

— лука, давай сделаем проще и закажем пиццу, как и все нормальные американские семьи в день благодарения.

но лука все равно расстроился. вообще-то, в риме в последнее время невесело. похолодало. санитарная служба и железнодорожники забастовали в один и тот же день. вышло исследование, согласно которому у тридцати шести процентов детей в италии аллергия на глютен, содержащийся в пасте, пицце и хлебе, — кирдык итальянской гастрономической культуре. того хуже: недавно в газете была статья под шокирующим заголовком «insoddisfatte 6 donne su 10!» то есть шесть из десяти итальянок сексуально неудовлетворены. мало того, тридцать пять процентов итальянцев признаются, что у них трудности с un'erezione, что весьма озадачивает ученых, а меня заставляет задуматься, не пора ли слову секс перестать быть девизом рима.

что касается более серьезных плохих новостей, девятнадцать итальянских солдат недавно погибли в американской войне (так ее здесь называют) в ираке. в италии такого числа жертв не было со времен второй мировой. смерть ребят потрясла римлян, в день их похорон в городе все было закрыто. большинство итальянцев не желают ввязываться в войну джорджа буша. решение об этом принял премьер-министр италии сильвио берлускони, больше известный в этих краях как l'idiota. этот тупой владелец футбольного клуба, разжиревший от взяток и аморального образа жизни, регулярно позорит своих сограждан, похотливо жестикулируя в европейском парламенте. он в совершенстве овладел искусством l'aria fritta (накалять воздух), искусно манипулировать сми (что нетрудно, когда являешься их владельцем), и в общем и целом ведет себя как пристало не уважающему себя главе государства, а, скорее, мэру уотербери (шутка, которую поймут лишь те, кто живет в коннектикуте,[22] уж извините). и вот теперь он ввязал итальянцев в войну, которая их не касается совершенно.

«они погибли за свободу», — заявил берлускони на похоронах девятнадцати итальянских солдат. но большая часть римлян придерживаются иного мнения: эти ребята умерли из-за личной вендетты джорджа буша. в нынешнем политическом климате следовало ожидать, что американским туристам в италии придется несладко. не стану отрицать, приехав сюда, я рассчитывала встретить определенную долю негатива, но большинство итальянцев отнеслись ко мне с пониманием. стоит всплыть имени буша, как они кивают в сторону берлускони и говорят: «мы все понимаем — и у нас есть свой буш». и мы там были.

странно, что в данных обстоятельствах лука хочет совместить свой день рождения с американским днем благодарения, хотя идея мне нравится. день благодарения — замечательный праздник, американцы могут смело им гордиться — это единственное наше национальное торжество, оставшееся относительно некоммерциализированным. день милосердия, благодарности, объединения… да и удовольствия тоже. это то, что всем нам сейчас так необходимо.

моя подруга дебора приехала из филадельфии на выходные, чтобы отпраздновать со мной день благодарения. она всемирно признанный психолог, писательница и теоретик феминизма, но для меня навсегда останется любимой постоянной клиенткой — с тех дней, когда я работала официанткой в филадельфийской забегаловке, а дебора приходила на ланчи, заказывала диетическую колу безо льда и глубокомысленно вещала через барную стойку. она была единственным приличным человеком в той дыре. мы дружим уже больше пятнадцати лет. софи тоже приглашена к луке на вечеринку. мы с ней дружим уже почти пятнадцать недель. вообще, в день благодарения любому гостю рады. особенно, если праздник совпадает с днем рождения луки спагетти.

поздно вечером покидаем усталый, замученный стрессами рим и едем в горы. лука обожает американскую музыку, и мы ставим eagles на полную громкость и вместе поем: «давай оттянемся е-ще ра-зок!» хотя калифорнийский саундтрек и странноват для путешествия сквозь оливковые рощи и старинные акведуки. и вот мы в доме марио и симоны, приятелей луки и родителей двенадцатилетних близняшек джулии и сары. паоло — друг луки, которого я уже знаю по футбольным матчам, — тоже там, со своей подружкой. и конечно, джулиана, девушка луки — она приехала пораньше. дом просто шикарный, он укрыт в роще оливковых, апельсиновых и лимонных деревьев. горит камин. оливковое масло — домашнее.

разумеется, на десятикилограммовую индейку не осталось времени, и взамен лука тушит кусочки грудки индейки, а я руковожу стихийной группой по приготовлению традиционной начинки, стараясь как можно точнее припомнить рецепт. начинка сделана из хлебных крошек (какого-то крутого итальянского хлеба), в нее внесены необходимые региональные преобразования (финики вместо абрикосов, фенхель вместо сельдерея). и получается, как ни странно, отлично. лука волновался, как мы будем общаться, ведь половина гостей не знает английского, а другая половина — итальянского (а шведским и вовсе владеет одна софи), но, кажется, мы имеем дело с одним из тех волшебных вечеров, когда все идеально понимают друг друга, а если слово и забудется, сосед поможет перевести.

уж не помню, сколько бутылок сардинского вина мы выпили, прежде чем дебора предложила последовать славному американскому обычаю взяться за руки и по очереди сказать, за что мы больше всего благодарны. и вот мы изливаем нашу благодарность на трех языках — один за другим.

начинает дебора: она благодарна за то, что у америки в скором времени появится шанс переизбрать президента. софи (сперва на шведском, затем на итальянском и в заключение на английском) благодарит итальянцев за их добрые сердца и четыре месяца сплошного удовольствия в этой стране. мы пускаем слезу, когда марио, хозяин дома, сам со слезами на глазах выражает признательность богу за работу, благодаря которой он смог купить этот дом для семьи и друзей. смеемся, когда паоло в свою очередь говорит спасибо за то, что у америки вскоре появится шанс переизбрать президента. и дружно и почтительно замолкаем, когда сара, одна из хозяйских двенадцатилетних дочек, храбро делится своими чувствами и благодарит господа за то, что сегодня она здесь с такими замечательными людьми. в последнее время в школе ей приходится несладко, другие ученики над ней издеваются, — «поэтому спасибо вам за то, что вы такие добрые, и не злые, как они». девушка луки благодарна за то, что все эти годы он был предан ей и заботился о ее родных в тяжелые времена. симона, хозяйка, прослезившись пуще мужа, говорит спасибо за новую традицию праздновать и воздавать благодарности, принесенную в их дом чужими девушками из америки, которые на самом деле вовсе не чужие, а друзья луки, а значит, и их друзья.

вернуться
22

два мэра уотербери, джозеф сантопьетро и филип джордано, отсидели тюремный срок за финансовые преступления, совершенные во время пребывания на посту.

когда я гуляю по рынкам этого ветхого городка и вижу старика в черной шерстяной шапке, который потрошит рыбу для покупательницы (воткнув сигарету в зубы для сохранности, как швея держит булавки во рту, прокладывая шов; нож отделяет филе с рачительным перфекционизмом), сердце бурлит от любви, ее не объяснить, не описать. я робко любопытствую у рыбака, где он посоветует поужинать, и ухожу от него, зажав в кулаке еще одну бумажку, ведущую меня в маленький безымянный ресторан. там, стоит лишь сесть за столик — как официант приносит воздушные облачка рикотты, присыпанные фисташками, ломти хлеба, плавающие в ароматном масле, крошечные блюдца с нарезанными колбасами и оливками, салат из охлажденных апельсинов с соусом из сырого лука и петрушки. все это еще до того, как мне сообщают о фирменном блюде из кальмара.

«вне зависимости от законов, ни один город не может жить мирно, — писал платон, — пока там царит праздность и люди лишь едят, пьют и утомляют себя любовными утехами».

но так ли плохо пожить в таком стиле недолго? так ли ужасно посвятить несколько месяцев жизни путешествию с единственной целью — искать очередное место, где бы вкусно накормили? или выучить язык безо всякого серьезного повода, а лишь потому, что он приятен на слух? или прикорнуть в саду в лужице солнечного света посреди дня, рядом с любимым фонтаном? а назавтра проделать то же самое?

конечно, всю жизнь так нельзя. реальность, войны, трагедии и смерть рано или поздно вмешаются в эту идиллию. здесь, на сицилии, с ее ужасающей бедностью, реальность неотступно в мыслях людей. который век подряд единственный успешный бизнес на острове ведут мафиози (бизнес заключается в том, чтобы оберегать граждан от самих себя); они и по сей день контролируют всех и вся. палермо — гёте окрестил его городом невыразимой красоты — теперь превратился, пожалуй, в единственное место в западной европе, где под ногами до сих пор валяются обломки времен второй мировой, что дает ясное представление о его развитии. безобразные и небезопасные для жизни многоквартирные дома, в огромном количестве построенные мафией в восьмидесятых для отмывания денег, изуродовали его до неописуемой степени. когда я спросила одного из местных жителей, сделаны ли эти здания из дешевого бетона, он ответил: «нет, что вы, это очень дорогой бетон. в каждом из блоков замурованы тела людей, убитых мафией, а это стоит денег. зато кости и зубы хорошо укрепляют бетонную конструкцию».

не легкомысленно ли думать о вкусной еде в такой обстановке? или перед лицом жестокой реальности это лучшее, что можно сделать? в своем шедевральном произведении тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года «итальянцы» (появившемся потому, что автор устал от книг об италии, написанных иностранцами, где те либо перехваливали ее, либо, наоборот, смешивали с грязью) луиджи барзини попытался докопаться до правды о своей стране. он попытался ответить на вопрос: почему италия, во все века порождавшая величайшие культурные, политические и научные умы, так и не стала великой мировой державой? почему мастера словесной дипломатии, которым нет равных на планете, оказываются совершенно непригодными, когда дело доходит до внутренней политики? почему поодиночке они отважны, но, объединившись в армию, терпят поражение? как можно быть дальновидным торговцем в собственной лавке и при этом иметь абсолютно неэффективную национальную экономику?

его ответы на вопросы так сложны, что трудно будет пересказать их вкратце, но в качестве основной причины он называет печальную итальянскую традицию взяточничества на местном уровне и эксплуатацию иностранными доминаторами. все это в конце концов привело итальянцев к выводу, что никому и ничему в мире нельзя доверять — на первый взгляд вывод верный. поскольку мир продажен, лжив, нестабилен, сложен и несправедлив, следует доверять лишь тому, что можно испытать при помощи чувств, — и именно поэтому по части чувств итальянцам нет равных в европе. именно поэтому, утверждает барзини, итальянцы готовы терпеть ужасающе некомпетентных генералов, президентов, тиранов, профессоров, бюрократов, журналистов и промышленных магнатов, но в жизни не потерпят некомпетентных «оперных певцов, дирижеров, балерин, куртизанок, актеров, режиссеров, поваров и портных». в мире хаоса, катастроф и обмана порой можно верить лишь красоте. художественное совершенство непродажно. удовольствие нельзя выторговать. и иногда еда становится единственной твердой валютой.

вдохновенно творить красоту и наслаждаться ею — дело серьезное, и не всегда это способ сбежать от действительности, наоборот: порой это — средство остаться в реальном мире, когда все остальное рассыпается на сплошную риторику и сюжетные интриги. не так давно сицилийские власти арестовали объединившихся в братство католических монахов, глубоко погрязших в заговоре с мафией. так кому же теперь доверять? во что верить? мир недобр и несправедлив. достаточно высказаться против этой несправедливости — и, по крайней мере на сицилии, закончишь жизнь в фундаменте безобразной новостройки. как сохранить чувство собственного человеческого достоинства, обитая в такой среде? может статься, что и никак а может, единственный выход — гордиться тем, что всегда безукоризненно отделяешь рыбное филе от костей и делаешь самую воздушную рикотту в городе?

не хочу никого оскорблять, проводя слишком уж явную параллель между собой и многострадальным сицилийским народом. мои жизненные трагедии носили личный и в большинстве своем надуманный характер, не имея ничего общего с эпической картиной притеснения. развод и депрессия — это вам не несколько веков убийственной тирании. у меня был личностный кризис, но были и возможности (финансовые, творческие, эмоциональные) этот кризис преодолеть. но все же не могу не заметить, что поколения сицилийцев, сохранившие чувство собственного достоинства, и я, заново обретшая самоуважение, сделали это благодаря одной и той же идее, а именно: убежденности, что умение ценить жизненные удовольствия и есть то самое, что удерживает на плаву человеческую сущность. кажется, именно это имел в виду гёте, говоря, что надо побывать на сицилии, чтобы понять италию. именно это я чувствовала инстинктивно, когда решила приехать сюда, в италию, чтобы разобраться в себе.

ведь в те минуты, когда я лежала в ванне в нью-йорке и читала вслух слова из итальянского словаря, мои душевные раны и начали затягиваться. моя жизнь рассыпалась на кусочки, я изменилась до такой степени, что не узнала бы саму себя — поставь меня в шеренгу с другими подозреваемыми в полицейском участке. но, начав учить итальянский, я ощутила проблеск счастливой жизни, а когда после черной полосы начинаешь видеть свет в конце тоннеля, надо хвататься за него всеми руками и ногами и не отпускать до тех пор, пока он не вытянет тебя лицом вверх из болота. и это не эгоизм, а необходимость. тебе подарили жизнь, и твой долг (и человеческое право) искать в жизни красоту, пусть даже это всего лишь проблеск.

я явилась в италию нервной и тощей. тогда я еще не знала, чего заслуживаю в жизни. и может, до сих пор до конца не осознала это. но ясно одно. — за этот период я собрала себя по кусочкам и с помощью невинных удовольствий превратилась в гораздо более целостное существо. одним словом, я набрала вес — эта фраза по-человечески, проще и точнее всего выражает мою трансформацию. теперь я ощущаю свое присутствие в мире гораздо отчетливее, чем четыре месяца назад. я уезжаю из италии, став намного больше, чем до своего приезда. уезжаю с надеждой, что рост одного человека — расширение его жизненных горизонтов — само по себе примечательное событие. пусть даже человек, которому повезло на этот раз, — не кто иной, как я.

йога — это попытка прочувствовать свою божественную сущность и задержаться в этом состоянии по возможности навсегда. суть йоги — в самодисциплине и твердом стремлении отвлечься от бесконечных размышлений о прошлом и непрерывного беспокойства о будущем, вместо этого направив внимание на поиски ощущения присутствия. достигнув этого ощущения, можно взирать на себя и окружающих незамутненным взглядом. лишь когда человек смотрит на мир, достигнув спокойствия ума, ему открывается истинная природа вселенной и самого себя. настоящие йоги, обретя полное равновесие, видят мир как равноценное проявление созидательной божественной энергии. мужчины, женщины, дети, репки, клопы, кораллы — во всем скрыта божественная сущность. но йоги верят, что именно жизнь в человеческом обличье дает нам особенную возможность, так как, только пребывая в теле и сознании человека, можно почувствовать свое божественное я. репке, клопу и кораллу никогда не выпадет шанс узнать о том, кто же они на самом деле. а у нас такой шанс есть.

«наша единственная задача в жизни, — писал святой августин, настроенный вполне „йогически“, — восстановить способность видеть сердцем, чтобы узреть господа».

как и все великие философские идеи, эту легко понять, но практически невозможно воплотить. ну допустим, все мы единое целое и в равной степени наполнены божественной сущностью. о'кей, это так все ясно. а теперь-ка попробуйте пожить с этим знанием. практиковать эту философию круглосуточно. не так-то просто. именно поэтому в индии считают само собой разумеющимся, что каждому человеку нужен учитель по йоге. если вам не повезло родиться одним из немногих просветленных святых, что приходят в жизнь уже реализованными, кто-то должен наставлять вас на пути к просветлению. если повезет, можно найти живого гуру. веками паломники приезжали в индию именно за этим. еще в четвертом веке до нашей эры александр великий отправил в индию посла с просьбой разыскать одного из знаменитых йогов и доставить его ко двору. (посол действительно нашел такого йога, но не смог уговорить его поехать с ним.) в первом веке нашей эры аполлоний тианский, тоже греческий посол, так описывал свое путешествие по индии: «я видел индийских браминов, живущих на земле и вместе с тем вне ее; они питаются, но не пищей, и не имеют ничего, но при этом богаче всех людей на земле». сам ганди всегда хотел учиться у гуру, но у него не было ни времени, ни возможности его найти, о чем он очень жалел. «мне кажется, есть большая доля правды в теории о том, что истинное знание невозможно без гуру», — писал он.

йог становится великим, достигая перманентного состояния просветленного блаженства. гуру — это великий йог, способный передать это состояние другим людям. слово «гуру» состоит из двух санскритских слогов: первый означает «тьма», второй — «свет». из тьмы к свету. то, что мастер передает последователю, иногда называют мантравирья — «сила просветленного сознания». человек приходит к гуру не только затем, чтобы получить урок, как при обычном обучении, но и чтобы проникнуться его состоянием благости.

подобное прикосновение к блаженству возможно даже во время мимолетных встреч с великими. однажды я была на выступлении знаменитого вьетнамского монаха, поэта и миротворца тхич нхат ханха в нью-йорке. это был обычный хлопотный будний день в городе, и, по мере того как люди проталкивались в зал локтями и кулаками, воздух накалился нервным нетерпением от всеобщего коллективного стресса. и тут на сцену вышел монах. он долго сидел в тишине, прежде чем начать говорить, и можно было почувствовать, как все эти истерзанные стрессами ньюйоркцы, буквально ряд за рядом, пропитываются этой тишиной. очень скоро тишина стала абсолютной. за какие-то десять минут маленький вьетнамец заставил замолчать каждого из нас. или, точнее говоря, он как будто втянул нас в свою тишину, в покой, который существует в каждом из нас, хоть мы не подозреваем о нем или не пытаемся его найти. вот эта способность заразить нас всех своим состоянием лишь одним присутствием в зале — и есть божественная сила. за этим и приходят к гуру, в надежде, что добродетели учителя помогут обнаружить скрытое величие в себе.

классические труды индийских мудрецов гласят, что существует три фактора, показывающих, наделена ли душа высшим и самым благословенным счастьем во вселенной.

1. рождение в человеческой оболочке, способной к сознательному любопытству.

2. врожденное или приобретенное желание понять природу вселенной.

3. наличие живого духовного учителя.

согласно одной теории, если искренне хотеть найти гуру, это непременно случится. в мире произойдет сдвиг, молекулы судьбы сгруппируются иначе, и ваш путь вскоре пересечется с путем предназначенного вам учителя. прошел всего один месяц, после того как я в отчаянии обратилась к богу в ванной на полу, с той ночи, которую я провела, в слезах моля дать мне ответы, — и я нашла своего учителя, войдя в квартиру дэвида и увидев фотографию моей удивительной гуру из индии. разумеется, мысль о том, что у меня будет гуру, вызывала двойственные чувства. как правило, западным людям от этого слова становится неуютно. виной тому — связанные с ним сомнительные истории, каких в последнее время было немало. в семидесятые годы кое-кто из состоятельных, легко увлекающихся и доверчивых молодых людей с запада связался с группкой харизматичных, но нечистых на руку индийских «гуру». сейчас страсти по большей части улеглись, но осадок остался. даже у меня, спустя столько лет, слово «гуру» иногда вызывает смущение. для моих друзей из индии это не проблема: идея духовного наставничества прививалась им с детства, они уже привыкли. одна девочка-индианка как-то сказала: «в индии у всех почти есть гуру!» я знаю, что под этим она подразумевала совсем другое (что почти у всех в индии есть гуру), но эта нечаянная ошибка мне понравилась, потому что и мне иногда кажется, что у меня почти есть гуру. иногда трудно себе в этом признаться, — я американка и скептицизм и прагматизм у меня в крови. но ведь я гуру не искала нарочно: она просто появилась, и все. и когда я увидела ее впервые, она словно разглядывала меня с той фотографии. в ее темных глазах теплилось мудрое понимание, и они как будто говорили: «ты звала меня, и вот я здесь. так ты действительно этого хочешь или нет?»

оставив неловкие шутки и межкультурные трения, скажу лишь, что в тот вечер моим ответом было отчетливое и искреннее «да» — и мне никогда не следует забывать об этом.

39

одной из первых, с кем я делила комнату в ашраме, была афро-американка средних лет, рьяная баптистка и учитель медитации из южной каролины. со временем в числе моих соседок побывали: аргентинская танцовщица, врач-гомеопат из швеции, секретарша из мексики, австралийка, мать пятерых детей, юная программистка из бангладеша, педиатр из мэна и филиппинка-бухгалтерша. были и другие, они приходили и уходили — послушники постоянно переселяются из одной комнаты в другую.

ашрам не из тех мест, куда можно просто заглянуть на огонек. во-первых, он находится в глуши. вдали от мумбаи, на проселочной дороге в долине реки, близ живописной, но нищей деревни (одна улица, один храм, пара магазинчиков и стадо коров, свободно разгуливающих по окрестностям и иногда забредающих в портновскую лавку, чтобы развалиться там на полу). однажды вечером я увидела лампочку в шестьдесят ватт без абажура, свисавшую с дерева на проводе посреди деревни: это их единственный фонарь. вокруг ашрама вертится вся местная экономика, им гордится вся деревня. за его стенами — сплошная пыль и нищета. но внутри — не видевшие засухи сады, цветочные клумбы, спрятавшиеся в зарослях орхидеи, птичьи трели, манговые и хлебные деревья, кешью, пальмы, магнолии, баньяны. дома красивые, но без излишеств. скромный обеденный зал типа столовой. обширная библиотека духовной литературы по всем мировым религиям. храмов несколько, и каждый предназначен для своих целей. есть две «пещеры» для медитации — темные, глухие подвальные помещения с удобными подушками; они открыты день и ночь и могут быть использованы только для практики медитации. в крытом павильоне без стен по утрам занимаются йогой, а вокруг есть небольшой парк с овальной дорожкой, где можно бегать по утрам. сплю я в общежитии — это бетонное здание.

я ужасно устала, но все же не отпускаю тонкую голубую нить мантры и постепенно впадаю в такое состояние, что продолжаю выпевать имя господа во сне, а может, всего лишь падаю в глубокий колодец вселенной. к половине двенадцатого оркестр ускоряет темп, и песня становится определенно веселой. красиво одетые женщины со звенящими браслетами на руках хлопают в ладоши, танцуют, пытаются изобразить ритм тамбурина всем телом. барабаны выбивают ритмичный, волнующий бой. спустя несколько минут у меня возникает такое чувство, будто мы все вместе притягиваем две тысячи четвертый год. словно мы опутали его нашей музыкой и теперь тянем по ночному небу, как тяжеленную рыболовную сеть, через край наполненную нашими, дотоле неизвестными судьбами. это действительно увесистая сеть, ведь в ней — все рождения, смерти, трагедии, войны, любовь, открытия, изменения и катастрофы, что ждут нас в этом году. мы поем и тянем сеть, сначала одной рукой, потом другой, минута за минутой, голос за голосом, ближе и ближе. проходят последние секунды до полуночи, и мы поем, вкладывая в мелодию все наши усилия, — и в последнем отчаянном порыве наконец притягиваем к себе новый год, который сетью покрывает нас, небо и тех, что под ним. бог один знает, что ждет нас в этом году, но он уже наступил, и теперь все мы под его колпаком.

это первый новый год в моей жизни, который я праздную с совершенно незнакомыми людьми. вокруг все поют и танцуют, но в полночь мне некого даже обнять. и все же не могу сказать, чтобы в эту ночь хоть на секунду почувствовала себя одинокой.

в этом я совершенно уверена.

41

b ашраме каждому дают работу, и мне поручают оттирать полы в храме. этим я и занимаюсь несколько часов в день — стою на коленях на холодном мраморном полу с щеткой и ведром и оттираю, как золушка. (кстати, метафора от меня не ускользнула — мыть пол в храме — это всего равно что отмывать свое сердце, полировать душу; ежедневный монотонный труд, без которого невозможна духовная практика с целью очищения души, и так далее и тому подобное.)

на пару со мной к мытью полов приписана стайка индийских ребят. подросткам всегда поручают эту работу, так как она требует больших физических затрат, но при этом не подразумевает непомерной ответственности: сделаешь плохо — никто особо не пострадает. мои напарники мне очень симпатичны. девочки — порхающие мотылечки, которые выглядят намного моложе своих американских восемнадцатилетних ровесниц; мальчишки — серьезные юные аристократы: они, напротив, кажутся на порядок старше американских мальчишек в восемнадцать лет. в храме разговаривать запрещено, но подростки есть подростки, и болтовня во время работы не замолкает ни на минуту. и не все пустой трезвон: например, один мальчик, что весь день оттирает пол рядом со мной, серьезно поучает меня, как лучше выполнять работу:

— относись серьезно. не опаздывай. будь спокойной, дружелюбной. помни: все, что ты делаешь, ради господа. и все, что бог делает, он делает для тебя.

это изнурительный физический труд, но все равно работать каждый день часами намного легче, чем часами медитировать. если честно, мне кажется, что медитатор из меня никудышный. конечно, я запустила практику, но, по правде говоря, медитация никогда не давалась мне особенно легко. мне никак не удается остановить ум. когда я пожаловалась на это одному индийскому монаху, он сказал: «ну надо же, ты единственный человек в истории планеты, у кого возникла эта проблема». после чего процитировал строки из бхагавадгиты, священнейшего текста.

«о кришна, ум тревожен, беспокоен, силен и неподатлив. усмирить ветер столь же непросто».

медитация в йоге — это и якорь, и парус. медитация — путь йоги. между медитацией и молитвой существует разница, хотя обе эти практики стремятся к единению с божественным. говорят, что молитва — это когда ты говоришь с богом, а медитация — когда слушаешь бога. угадайте, что легче дается мне? да мне бы хоть весь день лялякать с богом о всех своих переживаниях и трудностях, но, когда дело доходит до того, чтобы замолкнуть и прислушаться… совсем другое. стоит попросить мой ум сидеть спокойно, на него немедленно находит 1) скука, 2) злость, 3) тоска, 4) беспокойство и 5) все вышеперечисленное одновременно.

как и большинству гуманоидов, мне в нагрузку досталось то, что буддисты называют ум-обезьяна. мысли перескакивают с ветки на ветку, задерживаясь лишь для того, чтобы почесаться, плюнуть и заверещать. из далекого прошлого к неизвестному будущему ум совершает дикие скачки во времени, передумывая по десять мыслей в минуту, необузданно и бессистемно. само по себе это проблемой не является; проблема в том, что каждая мысль провоцирует эмоции. стоит подумать о хорошем — и я счастлива, но — прыг! — меня быстро бросает от счастья к тревожной одержимости, омрачающей все настроение. а стоит вспомнить, как кто-то меня разозлил, и я начинаю заново горячиться и обижаться. потом ум вдруг решает, что сейчас самое время пожалеть себя, и одиночество не заставляет себя ждать. ведь мы — то, что мы думаем. наши эмоции — рабы наших мыслей, а мы в свою очередь рабы эмоций.

есть еще одна проблема с этим перескакиваем с ветки на ветку — человек никогда не присутствует там, где он на самом деле находится. он вечно копается в прошлом или заглядывает в будущее, а просто спокойно побыть в настоящем — такая редкость. у моей милой сьюзан есть такая привычка: как только она оказывается в по-настоящему красивом месте, то вскрикивает почти в панике: «как тут красиво! надо будет обязательно сюда вернуться!» мне приходится постараться, чтобы убедить ее в том, что она уже тут. когда пытаешься проникнуться божественной сущностью, эти метания вперед-назад очень мешают. недаром бога именуют божественным присутствием — потому что он здесь, сейчас. его можно найти в одном лишь месте — здесь, в одно лишь время — сейчас.

но, чтобы оставаться в настоящем, необходимо дисциплинированно сосредоточить внимание на чем-то одном. различные медитативные техники учат сосредоточению разными способами — можно фокусировать взгляд на световой точке, наблюдать за вдохами и выдохами. моя гуру преподает медитацию с помощью мантр — священных слов или слогов, повторяемых сосредоточенно. у мантр двойная задача. с одной стороны, они дают уму занятие. как если бы обезьяне дали горсть из десяти тысяч пуговиц и сказали бы: «переложи это пуговицы одну за другой из старой горки в новую». обезьяне будет гораздо легче справиться с такой задачей, чем если бы ее просто посадили в угол и повелели не двигаться. с другой стороны, предназначение мантры — перенести человека в иное состояние, наподобие лодки с веслами, курсирующей по неспокойному морю ума. стоит вниманию унестись с перекрестным течением мысли, нужно просто возвратиться к повторению мантры — снова сесть в лодку и взяться за весла. говорят, что великие санскритские мантры обладают невыразимой силой. сумеете остаться в лодке — и она приведет вас к берегам божественного.

в числе моих многочисленных трудностей с медитацией — мантра, которую мне задали повторять. «ом намах шивайя» — она мне кажется какой-то неудобной. нет, мне нравится, как она звучит, нравится ее смысл, но медитации в моем случае она не способствует. и ни разу за два года, что я практикую в рамках этой йогической школы, мантра мне не помогла. когда я пытаюсь мысленно проговорить «ом намах шивайя», слова точно застревают у меня в горле, стискивают грудь и внушают беспокойство. а согласовать слоги с дыханием вообще не выходит.

наконец решаю посоветоваться с кореллой, соседкой по комнате. мне стыдно признаваться, как трудно сосредоточиться на повторении мантры, но корелла все-таки преподает медитацию. может, она сумеет мне помочь? она признается, что прежде и ее ум блуждал, но теперь практика дается легко; медитация стала великой трансформирующей силой и приносит лишь радость.

— стоит сесть и закрыть глаза, — говорит она, — как остается лишь представить мантру — и я уже в раю.

он садится напротив и говорит:

— ну и комарики в этой дыре. им бы кур топтать.

дамы и господа, поприветствуйте ричарда из техаса.

44

среди многочисленных занятий, которыми ричард из техаса пробавлялся в жизни, — а большую часть я вовсе опущу, — были: рабочий на нефтяном промысле, водитель тягача, первый официальный представитель компании по производству ортопедических сандалий в обеих дакотах, мешочник на мусорной свалке на среднем западе (извините, нет времени объяснять, что такое «мешочник»), дорожный рабочий, торговец подержанными авто, солдат вьетнамской войны, «продавец товаров народного потребления» (товаром, как правило, была мексиканская наркота), наркоман и алкаш (если это можно назвать занятием), потом бывший наркоман и алкаш (занятие куда более почетное), фермер в хипповской коммуне, диктор на радио и, наконец, успешный предприниматель, торгующий высокотехнологичным медицинским оборудованием (это до тех пор, пока его брак не развалился и бизнес не перешел к бывшей жене, а ричарду только и осталось, что «чесать свою нищую белую задницу»). сейчас ричард ремонтирует дома в остине.

— карьеру я так и не сделал, — говорит он. — да я и в жизни не умел ничего, кроме ерунды всякой.

ричард из техаса не из тех людей, кто беспокоится по поводу и без повода. никогда бы не назвала его невротиком. но я сама немного невротик, потому и прониклась к нему таким обожанием. с приездом ричарда в ашрам у меня возникло сильное и необъяснимое чувство защищенности. его безмятежная великанова непоколебимость присмиряет все мои внутренние тревоги и вселяет уверенность, что все будет хорошо. (и если даже будет плохо, мы вместе над этим посмеемся.) помните высокомерного болтливого петушка из «луни тьюнз»?[26] вот это ричард, а я — цыпленок, его говорливый прихвостень. говоря словами ричарда, «мы с хомяком оборжались в этой дыре».

хомяк.

это прозвище мне дал ричард. он окрестил меня так в первый же вечер нашего знакомства, когда заметил, сколько я способна съесть. я пыталась защищаться (якобы я ем осознанно, не забывая о дисциплине и своем намерении), но прозвище прилипло, и все тут.

возможно, ричард из техаса не похож на типичного йога. хотя жизнь в индии научила меня настороженно относиться к стереотипам насчет того, кто такие типичные йоги. (парень с молочной фермы из ирландской тьмутаракани — познакомились тут на днях; расстригшаяся монахиня из юар… лучше даже не начинать.) ричард увлекся этой ветвью йоги по примеру бывшей подружки, которая привезла его в нью-йоркский ашрам на выступление гуру. он вспоминает: «мне показалось, что ашрам — самое чудное место, что мне доводилось видеть, и я все думал: где же та комната, в которой нас всех попросят отдать деньги и подписать дарственную на дом и машину. но этого так и не случилось».

после того случая — это было примерно десять лет назад ричард вдруг начал регулярно молиться, всегда об одном и том же. он умолял господа: «прошу тебя, пожалуйста, открой мое сердце». это все, что было нужно ричарду, — открытое сердце. свою молитву он всегда заканчивал словами: «и пожалуйста, подай знак, когда это произойдет». сейчас, вспоминая те дни, он говорит: «будь осторожна в молитвах, хомяк, а то возьмут и сбудутся». несколько месяцев ричард молил бога подарить ему открытое сердце, и что вы думаете он получил? правильно — срочную операцию на открытом сердце. его грудную клетку в самом прямом смысле раскрыли, ребра раздвинули, впустив дневной свет, наконец коснувшийся сердца, а бог как будто усмехнулся: «как тебе такой знак?» теперь ричард молится осторожно. «теперь, стоит мне попросить о чем-то, я всегда заканчиваю молитву словами: только знаешь, бог, давай на этот раз помягче».

— что же мне делать с моей практикой? — как-то раз спрашиваю я. ричард наблюдает, как я оттираю храмовые полы. (самому-то ему повезло — работает на кухне, его там ждут не раньше чем за час до ужина. но ему нравится просто смотреть, как я корплю над полом. думает, это смешно.)

— а зачем что-то делать, хомяк?

— затем, что у меня ничего не получается.

— кто сказал?

— я не могу мысли успокоить.

— помнишь, что гуру говорит: если садишься с твердым намерением медитировать — все, что происходит потом, тебя уже не касается. так зачем оценивать свой опыт?

— потому что то, что происходит со мной во время медитации, не имеет к йоге никакого отношения!

— мой дорогой хомяк, ты и понятия не имеешь, что происходит с тобой во время медитации.

— но у меня не бывает видений, никакого трансцедентного опыта…

— хочешь увидеть разноцветные картинки? или узнать правду о себе? что у тебя за цель?

— когда я пытаюсь медитировать, единственное, что выходит, — бесконечные пререкания с самой собой.

— это всего лишь твое эго. оно хочет убедиться, что все еще управляет тобой. можно сказать, это его работа. из-за него ты чувствуешь себя раздвоенной, оно наполняет тебя чувством неполноценности, внушает, что ты — ущербный, разбитый, одинокий человек, а не целостное существо.

— но мне от этого какая польза?

— никакой. твое эго вовсе не создано для того, чтобы приносить пользу. единственное его предназначение — властвовать. а сейчас ему до смерти страшно, так как его пытаются потеснить. не сходи с духовного пути, детка, и дни этого гаденыша будут сочтены. очень скоро эго утратит свою власть, и сердце станет за главного. а пока эго борется за жизнь, играет с твоим умом, пытается утвердить свой авторитет и отгородить тебя от вселенной. не слушай его.

— а как тебе удается не слушать?

— ты когда-нибудь пробовала отнять игрушку у малыша? вряд ли это ему понравится. он начнет драться и вопить. но есть лучший способ — отвлечь ребенка, занять его другой игрой. переключить его внимание на что-то еще. чем пытаться насильно вытолкнуть мысли из головы, почему бы не направить ум в другое, более здоровое русло?

— например?

— например, думать о любви, хомяк. о чистой божественной любви.

45

мои ежедневные визиты в зал для медитаций должны представлять собой «сеансы божественного единения», но в последнее время перед входом в него меня аж всю коробит, как мок собаку перед кабинетом ветеринара (она знает, что там хоть все и ведут себя очень дружелюбно, рано или поздно все равно начнут тыкать в нее острыми медицинскими инструментами). но сегодня утром, помня наш с ричардом разговор, я хочу попробовать новый подход. устроившись для медитации, я обращаюсь к уму: «слушай, я понимаю, что тебе немного страшно. но знай: я не пытаюсь тебя уничтожить. я лишь хочу найти место, где ты мог бы отдохнуть. я тебя люблю».

на днях монах сказал мне: «место, где отдыхает ум, — это сердце. целый день ум слышит один только звон, шум и споры, и все, что ему нужно, — тишина. ум обретает спокойствие лишь в тишине сердца. туда ты и должна отправиться».

кроме того, сегодня я хочу попробовать другую мантру. раньше у меня хорошо получалось на ней медитировать. мантра простая, всего два слога:

хам-са.

на санскрите это означает «я — то».

йоги считают хам-са самой естественной мантрой, данной нам богом еще до рождения. это звук нашего собственного дыхания: «хам» произносится на вдохе, «са» — на выдохе. (кстати, «хам» говорится мягко, открыто — хаааауум, а не как если бы вы в сердцах припоминали бывшего парня, например. а «са» рифмуется с «а-а-а-а…») всю нашу жизнь, с каждым вдохом и выдохом, мы повторяем эту мантру. я — то. я — божественная сущность, я с богом, я — божественное проявление, я не существую по отдельности, я не одинока, я не ограниченная эгом иллюзия. эта мантра всегда казалась мне простой и естественной. на ней легче медитировать, чем на «ом намах шивайя», которая является чем-то вроде официальной мантры нашей йогической школы. но несколько дней назад я поговорила с одним из монахов, и он посоветовал мне не колебаться и использовать для медитации хам-са, если это мне поможет. «объект для медитации должен вызвать в уме переворот, а что это за объект, неважно», — сказал он.

вернуться
26

детский мультсериал компании «уорнер бразерс».