Глава 2
Мартино вернулся из очередной поездки. Ещё в дороге он заранее радовался уюту семейного очага, размеренному образу жизни. Он соскучился без Марии, без её заботы, и с нетерпением ждал трапезы вдвоём, предвкушая, как жена выбежит ему навстречу, как он её обнимет... Но жены не оказалось дома. Мартино встретили только нянька с приёмным сыном.
Дурное предчувствие сразу сжало сердце Мартино.
- И часто сеньора уходила из дома? - спросил он.
- Да, достаточно часто, - простодушно ответила нянька. - Она бы и мальчика брала с собой, но стоит ли таскать ребёнка по жаре?
Мартино тут же отослал няньку с мальчиком в сад, сел и задумался. Собственно, в том, что Мария уходила часто из дома, не было ничего дурного. Естественно, что молодой женщине не хочется сидеть взаперти, ей доставляют удовольствие прогулки по магазинам. Да и просто прогул¬ки тоже не вредят здоровью. Мартино постарался убедить себя, что в частых отлучках нет ничего особенного.
Мария вскоре пришла, но не радость расцвела на её лице при виде вернувшегося из дальней поездки мужа, а мелькнуло что-то вроде испуга.
Подозрения вновь завладели сердцем Мартино.
- Где ты была? - спросил он резче, чем хотел, и самый естественный при других обстоятельствах вопрос прозвучал как начало пристрастного допроса.
- В церкви, - коротко ответила Мария.
На самом деле она виделась с Дженаро, узнавала новости о Тони, но никаких новостей пока не было.
Тон жены ещё больше насторожил Мартино, он ей не поверил, но расспрашивать больше не стал. И даже постарался отогнать от себя подозрения, подошёл, обнял жену и почувствовал, как она напряглась в его объятиях. За время его отсутствия она не стосковалась о нём, она от него отвыкла...
- Когда же мы переедем в собственный дом? - с замиранием сердца спросила мужа Мария. Ей совсем не хотелось покидать Сан-Паулу. Больше того, она с ужасом думала, что Мартино скажет: завтра. И что тогда будет с ней, с Дженаро, с её поисками Тони?
- Не знаю, дорогая, - честно признался муж, про себя подумав, что не пожалел бы никаких денег, лишь бы увезти жену с ребёнком немедленно и как можно дальше отсюда. Но его порадовало, что Мария беспокоится о собственном доме, и он принялся объяснять: - Ты сама понимаешь, насколько сложное дело - обосноваться на новом месте. Фарина поначалу уговорил меня попробовать взять бесплатную землю от государства, но поразмыслив как следует, я отказался от этого. Сегодня её дали, а завтра возьмут обратно. Ты со мной согласна?
- Конечно, - кивнула Мария.
Мартино потянулся к ней с поцелуем.
- Как я соскучился по тебе, трудно даже себе представить! - сказал он, страстно прижав к себе жену. - Но я тружусь, не покладая рук, чтобы свить для нас с тобой уютное гнёздышко, где бы мы мирно прожили до конца наших дней. А ты? Ты без меня скучала?
- Конечно, дорогой, - отозвалась Мария.
Она чуть отстранилась от соскучившегося супруга и предложила:
- Мне кажется, ты с дороги проголодался. Пойду, закажу завтрак поплотнее.
- Проголодался, но насытит меня вовсе не завтрак, - игриво заявил Мартино. - Может, ты закажешь сразу ужин?
- Невозможно, - очень серьёзно ответила Мария. - Сейчас двенадцать часов дня.
- Жаль, - шутливо посетовал Мартино. - Тогда после еды придётся услаждаться чтением газет.
Газет Мартино не видел тоже недели две и купил по дороге целую пачку.
Пока жена занималась завтраком, Мартино поиграл немного в саду с приёмным сыном. Он нашёл, что мальчуган очень вырос и прекрасно выглядит. Про себя он погрустил о ребёнке, которого они потеряли. И тут же подумал, что сейчас им самое время завести второго. Беременность была бы лучшей гарантией их семейного будущего.
- Нужно как можно быстрее покупать дом, - твёрдо произнёс он вслух и с улыбкой добавил: - И как можно дальше от Сан-Паулу. Потом развернул пахнущую типографской краской газету, ожидая, что вот-вот жена войдёт с душистым кофе, свежеиспечёнными булочками и большим бифштексом. Здесь, в Америке, Мартино пристрастился к жареному мясу, которого почти не ел в Италии.
Но на первой же странице он обнаружил сообщение, которое снова повергло его в мрачность. Он прочитал набранное большими буквами объявление, что некий Дженаро разыскивает своего сына Антонио, проживающего в Сан-Паулу. Только этого ему не хватало! А что если Мария?.. Он задумался, какова будет реакция его жены на подобное сообщение, наткнись она на него в газете? Хорошо, что женщины газет не читают. Они предпочитают ходить в церковь, которая заменяет им все новости. Мартино даже обрадовался, что Мария и здесь ходит в церковь. Подумал, что напрасно отнесся с недоверием к ее словам. Но чем больше размышлял Мартино, тем больше мрачнел. Если Тони живёт где-то рядом, будущее не сулило ему, Мартино, ничего обнадёживающего. Пока он ни в чём не мог упрекнуть жену, но чувствовал: если на горизонте появится её первая любовь, сердечный покой будет нарушен. И как она себя поведёт, что решит, неизвестно.
С каждой минутой лицо Мартино становилось всё жёстче, и всё резче обозначались складки возле рта. Лицо его выражало непреклонную решимость. Он был готов на всё, покой своей семьи он должен был сохранить любыми средствами!
Мария, увидев лицо мужа, встревожилась: таким она никогда его ещё не видела.
- Что случилось? - спросила она, невольно подумав, что именно такое выражение лица будет у Мартино, когда он узнает о её розысках Тони.
- Ты уже нашла Тони? - спросил он.
- Нет, - ответила Мария.
- Но ты его искала? - инквизиторским тоном продолжал допрос Мартино.
И вдруг Мария поняла, что не хочет и не будет врать. Дело было настолько серьёзным, что никакая ложь не спасёт их.
- Да, искала, - призналась она. - Я искала свою любовь, и, если бы нашла, то вряд ли бы вернулась.
Мартино побледнел. Он не ожидал подобной прямоты. Не ожидал и той злобной ярости, которая вспыхнула в нём и была ответом на эту прямоту, граничащую с бесстыдством.
- А я бы тогда убил вас обоих! - выпалил он. И тоже сделал неожиданное признание: как тех трёх крестьян в Чивите, которые посмели выпустить в меня пули.
Теперь настала очередь бледнеть Марии, но она побледнела не от ужаса, не от страха, а от негодования.
- Ты убийца? - переспросила она. - Ты посмел посягнуть на человеческую жизнь?
- Это были не люди, - ублюдки! А ты думала, что я глотаю обиды, не отомстив? - спросил он насмешливо.
- Честно говоря, я об этом не думала, но мне будет страшно оставаться с тобой под одной крышей, зная, на что ты способен, - сказала она.
- Значит, совесть твоя не чиста? Значит, ты чувствуешь себя преступницей, которой грозит наказание? - угрожающе вопрошал Мартино.
- Нет! Зная, что нечиста твоя совесть! Зная, что преступникам место в тюрьме и убийцы не разгуливают на свободе! - отвечала Мария.
- Кровная месть всегда была делом чести для дворянина. А по-твоему, отомстить тем, кто посягал на мою жизнь - преступление?! - возмутился Мартино.
- Да! - только и ответила Мария, и это короткое «да» прозвучало как выстрел.
Между супругами внезапно разверзлась такая пропасть, через которую вряд ли можно было перебросить мост. И случилось это так внезапно, что оба были ошеломлены. Впрочем, Мартино тут же опомнился. Он прекрасно знал страстную и непримиримую натуру своей жены. Сейчас у неё было слишком много оснований для того, чтобы поссориться с ним и даже пойти на разрыв. Он видел, что она готова к этому, что ей этого хочется, и понял: самая главная его задача - сохранить мир.
- Не будем об этом, дорогая, - совсем другим тоном сказал он, - знай только, что для меня древний кодекс чести священен, в моей семье все обиды смывали кровью. И так же священен для меня семейный очаг и моя жена. Я люблю тебя, Мария, и буду любить всегда. Тебя, нашего сына, наших будущих детей.
Мария молчала. Пока ей нечего было ответить мужу. Она знала, что клятвой у алтаря, своим обещанием верности перед Богом и людьми связала себя с этим человеком на всю жизнь. Он принял её сына, сделал своим наследником, и теперь её долг быть ему женой и следовать за ним повсюду. Не её делом было разбирать, кто преступник, а кто нет. Господь сам накажет того, кого следует. Но долг долгом, а любовь любовью, и чувство говорило Марии совсем другое. Оно говорило о том, как сладко жить с любимым, как он добр, щедр, талантлив, красив, и как невыносимо оставаться с тем, кого не любишь... Голос долга и голос чувства спорили в сердце Марии, но пока ни один из них не взял верха над другим.
Супруги сидели напротив друг друга и молчали. Молчание нависало тяжело, как гроза, и разрядило его появление слуги.
- Сеньора Мария, - обратился он к молодой женщине, - какой-то старичок просит вас выйти к нему с сыном.
Мартино вопросительно посмотрел на жену: в нём вновь пробудились самые худшие подозрения. Он не сомневался, что пришёл к Марии Дженаро, что Мария ищет вместе с ним Тони. Более того, она познакомила со стариком мальчика и, очевидно, не скрыла, что он его внук. Но задав несвоевременный вопрос, Мартино мог бы вызвать новый взрыв, а это не входило в его планы.
- В этом городе у меня нет знакомых, - ответила Мария слуге. - Я не выхожу к незнакомым людям.
Мартино вновь посмотрел на жену. Мария ответила ему твёрдым спокойным взглядом, и он понял: свою тайну она не доверит ему никогда. Понял и другое: настаивать и требовать доверия он тоже никогда не будет. Они вступили в новую фазу взаимоотношений, и нужно было быть очень осторожным, чтобы эти отношения сохранить.
Мартино вновь взялся за газету, ещё раз перечитал объявление и запомнил хорошенько адрес.
- Наверное, мне снова придётся уехать, - сказал он Марии. - Я не успел тебе сказать, что приехал совсем ненадолго.
Глаза Марии блеснули, и он понял, что она рада его отъезду. Но она тут же опустила глаза.
Опустил глаза и Мартино, и тоже сделал это, чтобы притушить их блеск. Он знал: вновь разгорается битва за будущее, за Марию, и хотел выиграть эту новую битву.
Мартино поблагодарил жену за завтрак и спустился в сад. Он сидел в плетеном кресле-качалке и размышлял. Ему было о чём подумать. Прошёл час или полтора, сколько именно, он и сам не знал, но когда он встал с кресла, в его голове был готов план действий. Во-первых, он решил, что постарается немедленно всеми правдами и неправдами купить фазенду Франсиски. Фазенда понравилась ему. Она была именно той усадьбой, которая вполне подошла бы им для жизни. Медлить с покупкой земли было смерти подобно. И не земли, - им был нужен готовый, удобный дом, куда как можно скорее он сможет увезти Марию подальше от всех соблазнов. Во-вторых...
Мартино надел шляпу и, пообещав вернуться к обеду, вышел из дома. Зная адрес, отыскать пансион Дженаро было несложно.
Боже! Как спешил вниз Дженаро, услышав, что его спрашивает какой-то итальянец! Он не сомневался, что сейчас увидит Тони, своего обожаемого сына, с которым они наконец-то помирятся и уже никогда не расстанутся. Но, увидев гостя, окаменел: перед ним стоял проклятый фашист Мартино.
- Я знаю, что вы приходили к моей жене Марии, - не дав Дженаро вымолвить ни слова, начал Мартино, - жена мне всё рассказала, и...
- Ваша жена ничего не могла рассказать вам, - тут же Дженаро осадил его. - Я совершенно случайно увидел, как Мария входила в пансион, запомнил адрес и решил навестить её. Могу я узнать от вас, как она поживает?
- Прекрасно! - ответил Мартино. - И я попросил бы и вас, и вашего сына оставить нас в покое! Имейте в виду: если ваш сын приблизится к моей жене, я убью его. В Италии я не имел такой возможности, но в Бразилии при первой же попытке вашего сына бросить тень на моё доброе имя я его пристрелю.
- «Доброе имя», на мой взгляд, явное преувеличение, - не остался в долгу Дженаро, - а что касается моего сына, то я впервые рад тому, что понятия не имею, где он находится. Ваши угрозы, Мартино, оставьте при себе, и передайте самый тёплый привет Марии. В чужих краях начинаешь ценить соплеменников.
- Посмейте только навязать ей своё общество, и вам не поздоровится, - ещё раз пригрозил Мартино и направился к выходу.
- Мне и так нездоровится, и не вам диктовать, что мне делать, - буркнул ему вслед разозлённый Дженаро.
- Если понадобится, мы выкрадем и женщину, и ребёнка, - пообещал Маркус, который стал невольным свидетелем разговора. - Не забывайте, сеньор Дженаро, что у вас тут много друзей!
- Спасибо, Маркус, - растроганно поблагодарил старик, - мне приятно это слышать.

Зато Марии было совсем не приятно выслушать то, с чем пришёл к ней Мартино. Муж не желал продолжения её дружбы с Дженаро, и поэтому счёл нужным высказать всё, что думал по этому поводу.
- Я всё знаю, Мария, - начал он, - и не надо мне лгать, что ты понятия не имеешь о том, кто такой Дженаро.
- Мы встретились с ним совершенно случайно, - надменно сказала Мария, - и, наверное, нет ничего удивительного в том, что мы узнали друг друга.
- Вы не только узнали друг друга. Вы стали видеться и стали искать вместе его сына, - с уверенностью заявил Мартино.
- На твоём месте я не стала бы напоминать мне о Тони. Но раз ты напомнил, то тебе же хуже. Я ухожу от тебя. Я не буду, не могу с тобой больше жить!
Мария и сама не ожидала, что с такой лёгкостью выскажет своё самое заветное желание, но она высказала его, и ей стало гораздо легче.
Мартино не ожидал этого.
- Ты разыскала его? - спросил он.
- Нет. При чём тут это? Я не сумела полюбить тебя. И больше не хочу мучиться.
Ответ был настолько исчерпывающим и обезнадёживающим, что Мартино несколько растерялся.
- Не говори, будто ты не знал, что я тебя не люблю, - продолжала Мария.
- Знал, но надеялся на другое, - признался он.
- Твои надежды не оправдались, - отрезала она. - Мы разъезжаемся.
- И как ты собираешься жить? - поинтересовался он.
- Отец оставил мне немалое состояние, - заявила Мария.
- А мне он оставил право распоряжаться им, - сообщил Мартино, - так что ты вправе пользоваться им только до тех пор, пока являешься моей женой. Поэтому подумай, прежде чем уходить от меня. И потом, я вправе оставить у себя своего сына, он записан на моё имя...
Мария больно прикусила губу, такого удара она не ожидала.

Глава 4

Нина сочувствовала своему кузену. Она знала историю его романтической любви и сожалела, как сожалела бы всякая девушка, что конец её был столь печален. Невольно, сама не зная, почему, она с невольным недоброжелательством относилась к Камилии. Ей казалось, что именно Камилия виновата в том, что Тони изменил своей первой и такой прекрасной любви! Нина видела, что Тони не любит свою жену. И считала это совершенно естественным. Со свойственным молодости максимализмом Нина не сомневалась, что по-настоящему человек способен любить только один-единственный раз. Она не сочувствовала Камилии. Та сама себя поставила в нелепое и обидное положение. Вот Нина никогда не стала бы навязываться человеку, который её разлюбил. Ушла бы, и всё.
Если разлюбил, значит, любовь была ненастоящей. Для себя Нина хотела и ждала только настоящей любви.
Поэтому и не давала решительного ответа Жозе Мануэлу. Мало счастливых браков видела вокруг себя Нина. Сама она очень ответственно относилась к семейной жизни и не хотела сделать неверный шаг, из-за которого будет несчастлива всю жизнь.
Жозе Мануэл не раз заводил разговор о женитьбе. Чем ближе был конец его учёбы, тем чаще, но Нина либо отмалчивалась, что совсем ей не было свойственно, либо отшучивалась.
Стоило Нине подумать о судьбе своей матери, и она становилась особенно осмотрительной. О чём она только не думала, пытаясь представить себе те опасности, которые могли грозить ей в будущем. Богатство отца Жозе Мануэла смущало её всерьёз. Богатые люди, которых она встречала в своей жизни, не вызывали у неё симпатии, они были высокомерны, себялюбивы и бедняков вообще не считали за людей. Нина не хотела бы когда-нибудь услышать от своего свёкра что-то высокомерное или оскорбительное. Она не сдержалась бы и сама могла наговорить ему грубостей, потому что не уважала богачей, наживающихся на бедноте. Её отец всю свою жизнь боролся с такими богачами, и она пошла по его стопам. Но нужна ли такая война в семейном доме?
Словом, как только дело доходило до окончательного решения, Нина не говорила Жозе Мануэлу ни «да», ни «нет». Но что ни день они становились всё ближе: Жозе Мануэл был умён, сердечен, весел и, по всей видимости, готов был ради неё на многое, Нина не могла не ценить этого.
Самым забавным и неожиданным в их отношениях было то, что они частенько беседовали именно об отце Жозе Мануэла. Жозе Мануэл пытался как-то примирить свою будущую жену - а он не сомневался, что рано или поздно Нина даст ему согласие, - с будущим свёкром. Он рассказывал о тех нововведениях, которые тот завёл у себя на фабрике. Нина тут же начинала задавать вопросы. Её интересовало всё: как реагировали на них рабочие, каковы были результаты? И тотчас же она начинала прикидывать, а возможно ли завести то же самое и у себя на фабрике? В такие минуты она забывала, что речь идёт об отце Жозе Мануэла, что он - богатый человек, для неё эти беседы становились своеобразными консультациями, которые могли помочь ей действовать более грамотно и добиваться своей цели. Цепкий ум Нины много позаимствовал из этих бесед, и многое, она собиралась внедрить у себя на фабрике.
Жозе Мануэл и восхищался, и огорчался, видя заинтересованность Нины. Он восхищался её умом, энергией, деловитостью, но при этом с грустью думал, что такая женщина не сможет ограничить себя только семьей. Ей нужны, куда большие просторы. Но в будущее он не заглядывал, он хотел одного: чтобы Нина дала согласие стать его женой.
Но Нина пока ничего не собиралась решать, она с головой ушла в общественную деятельность на фабрике. Ей очень понравилась идея детского садика, о котором рассказывал Жозе Мануэл, и она взялась за организацию такого же.
Умберту против детского сада не возражал. Он успел убедиться, что идеи Нины приносят определённую пользу, так что все разговоры на эту тему носили вполне мирный характер. Но когда кроме детского сада Нина завела речь ещё об обеденном перерыве, устройстве столовой и прибавки к жалованью, для того чтобы работницы имели возможность получать горячую пищу, Умберту взорвался.
Когда Нина появилась у своего начальника с очередным предложением, он едва не затопал на неё ногами.
- Я и так плачу работницам больше других, - заявил он. - Никаких прибавок не будет! И тебя я видеть больше не хочу! Хватит с меня твоей коммунистической деятельности!
- Нечего навешивать на меня политические ярлыки! - возмутилась Нина. - Я действую в ваших же интересах, добиваюсь, чтобы работницы лучше работали. Я знаю, что после небольшого отдыха и сытной вкусной еды они и вторую половину дня будут работать в полную силу!
- А сиесты после вкусной сытной еды им не нужно? - поинтересовался Умберту. - Сиесты, во время которой я бы обмахивал всех опахалом? Хватит, Нина! С меня довольно! Никаких садов! Никаких обедов! Никаких прибавок! И больше никогда не переступай моего порога! Моё терпение лопнуло!
Нина попыталась возражать ему. Но Умберту не желал ничего слышать. Он знал, что Нину ему не переспорить, и выставил её вон из кабинета.
- Ну что ж, придётся устраивать забастовку, - вздохнула привыкшая добиваться своего Нина.
Она стала разговаривать с работницами, предлагая им бороться за свои права, добиваясь улучшения условий труда. Многие были за забастовку, но многие и против, они боялись потерять работу.
- Мы должны прекратить работу и заявить свои требования, - говорила Нина,-  иначе ничего не добьёмся. Разве мы не хотим, чтобы у нас был детский сад, чтобы у нас была столовая? Давайте все разом оставим работу, и пусть хозяин попробует что-то с нами сделать!
- С тобой-то хозяин точно ничего не сделает, ты у него в любовницах живешь! А нам даст коленкой под зад и выгонит за ворота! - крикнула ей пожилая работница.
Нина задохнулась от возмущения.
- Кто? Я? В любовницах? Да в жизни такого не было! И если хозяин будет кого-то гнать, то меня в первую голову! А без борьбы никто ещё ничего не получал!
Домой Нина вернулась, кипя от возмущения: ей было обидно, и как ещё обидно! Столько было сделано для фабрики! Как они все вместе хорошо работали! И сказать ей такое! Неужели все работницы думают, что она - любовница Умберту?
Да, много гнилья в человеческих душах! Про свою обиду она ничего не сказала матери, зато поделилась с ней своим возмущением.
- Мне непонятно их малодушие, - сердито говорила Нина, отодвинув от себя приготовленный матерью ужин. - Они не понимают, что без риска нельзя ничего добиться! И я готова идти на этот риск!
Мадалена, послушав её, схватилась за голову.
- Узнаю твоего отца! - воскликнула она. - Он тоже всю жизнь боролся! Но результат был один - тюрьма!
Нина засмеялась и обняла Мадалену.
- Не бойся, мамочка! В тюрьму я не попаду! Меня сажать не за что!
- Твой отец тоже так говорил, и всю жизнь в тюрьме просидел. Ох, горюшко моё, горе! Не ходи по этой дорожке, деточка моя!
Нина вновь обняла мать, но уже молча, она не хотела ей возражать - хотела её успокоить.
Беседуя день за днём с работницами фабрики, Нина всё же сумела организовать забастовку, поскольку администрация ответила на требования работниц отказом.
Приехав в один прекрасный день на работу, Умберту увидел перед воротами фабрики толпу работниц. Женщины враждебно смотрели на подъезжавшую машину, и, когда Умберту вылез из машины, зашумели.
В первых рядах хозяин увидел, разумеется, Нину. Она и изложила их общие требования. Умберту разъярился. Слишком много позволяет себе эта красавица! На что надеется? На свою безнаказанность? Зря!
- Агитаторша! Зачинщица! В тюрьму! - процедил Умберту.
Он молча прошёл через толпу и, как только вошёл в кабинет, тут же вызвал полицию.
Полиция не заставила себя ждать, мигом подъехала машина, из неё выскочили полицейские. Нине тут же скрутили руки, посадили в машину и увезли.
Лишившись вожака, стая превратилась в стадо, и хватило хозяйского окрика, чтобы разогнать его.
Работницы понуро вернулись на свои места. То, что Нину увезли в участок, сильно их напугало. Они верили в её неуязвимость, а оказалось, что и с такой энергичной, деятельной, отважной Ниной можно справиться.

***
В полицейском участке Нину стали допрашивать, интересуясь прежде всего её политическими взглядами.
- Коммунистка? - был первый вопрос комиссара.
- Нет, - ответила Нина.
- Анархистка? - продолжил он допрос.
- Да ничего подобного, - возразила Нина. - Я просто выступаю за справедливость.
- Поэтому и забастовку организовала? - усмехнулся комиссар. - Ну, посиди, остудись.
И Нину отвели в камеру-одиночку.
Если говорить честно, она этого не ожидала. Ей стало страшно. А что если она тут так и останется? Нина обвела взглядом стены. Ей показалось, что стены смыкаются и давят на неё. Она заколотила кулаками в дверь.
Полицейский заглянул в глазок: красивая молодая женщина вызвала его симпатию. Он приоткрыл дверь.
- Чего шумишь? - спросил он.
- Долго мне ещё тут сидеть? - спросила Нина. - Я ни и чём не виновата.
- Начальники разберутся, - усмехнулся полицейский.
- Тогда я объявляю голодовку, - заявила Нина.
- Скажи лучше, кому сообщить, что ты тут засела, - спросил полицейский.
- Никому! быстро ответила Нина.
Стоило ей представить себе отчаяние матери, как она испугалась ещё больше: Мадалена могла не выдержать этого удара. Она так боялась, что дочка попадёт в тюрьму! И Нина совсем пала духом. Ей стало безумно жаль свою мамочку.
- Пусть домашние вас по городу ищут, пусть ночей не спят? – поинтересовался полицейский.- Напиши записку, я отнесу.
Он протянул ей листок бумаги и карандаш.
- Пиши! А кому записку нести? Мужу? Он ведь тебя домой не пустит, если сегодня не придёшь ночевать! С ума от ревности сойдёт!
Нина рассмеялась. И тут же снова стала серьёзной.
- Меня не муж будет ревновать, у меня мама с ума сойдёт от беспокойства.
- Ну, вот видишь! А ты писать не хотела! Эх ты, свистушка!
Нина даже на «свистушку» не обиделась и с благодарностью посмотрела на своего нежданного благодетеля. Она написала матери коротенькую записку, попросила не волноваться, обещала, что недоразумение скоро уладится. Пока писала, невольно припомнила всё, что мать рассказывала ей об отце, о тюрьме и о пагубных последствиях голодовок. И, отдавая записку, попросила:
- Принесите мне, пожалуйста, поесть.
- Вот это правильно, голодать вредно, - широко улыбнулся надзиратель. - Только кормят у нас тут по расписанию. Но ждать осталось недолго, скоро принесут.
Он отошёл от глазка.
После разговора с полицейским Нине стало немного легче. Они поговорили по-доброму, по-человечески, и если уж тут, в тюрьме, встречаются нормальные люди, то и дальше можно надеяться... А на что, собственно, ей надеяться? Что её ждёт? Её будут судить? Как только Нина задумалась о будущем, ей опять стало страшно.

Сменившись с дежурства, полицейский переоделся в штатское и отправился по указанному Ниной адресу. Он не хотел пугать ни матушку посаженной в тюрьму красавицы, ни её соседей. Полицейский достаточно быстро разыскал Мадалену и вручил ей записку.
- Да где же она, моя голубка? Что с ней? - со слезами стала расспрашивать старушка. Сердобольный полицейский рассказал ей как можно более мягко, что с Ниной случилось и где её отыскать, простился и ушёл.
Мадалена залилась слезами. Как ни предостерегала она дочь, та её не послушалась, и что же с ней, бедняжкой, теперь будет?
В слезах застали старушку Жозе Мануэл и Тони. Жозе Мануэл уже побывал на фабрике, узнал про забастовку и прибежал к Мадалене. Он хотел успокоить её, а потом уже отправиться на выручку Нине. Мадалена протянула молодым людям Нинину записку. Жозе Мануэл прочитал её и сказал Тони только одно слово:
- Пошли!
Тони в ответ кивнул, не уточняя, куда именно нужно идти, и заторопился следом за быстро шагавшим по улице Жозе Мануэлом.
- Да куда вы? Куда? Будьте осторожнее, - закричала им вслед Мадалена. Сердце у неё сжалось: она поняла, куда помчались молодые люди. Потом она вытерла слёзы и вздохнула: сколько дней и ночей она вот так просидела и прождала! Сколько ещё таких дней и ночей ей предстояло! Потом она стала думать, что произошедшее всего-навсего недоразумение, что Жозе Мануэл сумеет толково поговорить с начальством, недоразумение рассеется, и начальство от-пустит Нину.
Однако недоразумение не рассеялось, оно разрослось ещё больше.
Молодые люди ворвались в участок как вихрь, они требовали освобождения Нины с такой яростной настоятельностью, так ругали фабричное начальство, что их, разумеется, сочли единомышленниками бунтовщицы, её друзьями-анархистами, и немедленно отправили в камеру.
Жозе Мануэл в негодовании грозил разнести всю тюрьму, но ему пригрозили карцером, наручниками, судом, долгим сроком, в конце концов, неприятностями для той, кого он так яростно защищал. Последний довод подействовал, и Жозе Мануэл был вынужден усмириться и проследовать за полицейским по коридору до места своего назначения. Он не подозревал, какой сюрприз его ждёт. Вот это радость! Вот это встреча! В камере, куда их с Тони препроводили, находилась Нина!
Молодые люди сначала бросились друг к другу в объятия, потом сплясали тарантеллу, а потом стали думать, что делать дальше. Жозе Мануэл был готов оставаться в этой камере до скончания века: он был рядом с той, кого любил, и больше никого ему не было нужно! Правда, было бы ещё лучше, если бы Тони вышел на свободу... Об этом он со смехом и сообщил Нине.
- Как ты на это смотришь? Мы с тобой остаёмся жить здесь. А Тони придётся освободить. Выпихнуть его в окошко, что ли?
- Я хоть и худой, но сквозь решётку не пролезу, - вздохнул Тони. - Придётся мне спать по-родственному у Нины под кроватью.
- Это моё место, - возмутился Жозе Мануэл. - Я пока ещё не родственник, но надеюсь стать им в будущем. Причём самым близким. Как ты на это смотришь, Нина?
- Я пока ещё только смотрю. И очень внимательно. На тебя, - отвечала Нина.
Молодёжь шутила, смеялась, подкалывала друг друга. Они позабыли, что сидят в тюрьме, и не задумывались о том, чем может кончиться это приключение. Оказавшись вместе, они почувствовали себя сильными. Готовы были постоять за себя. Верили в лучшее.
Судьба оказалась благосклонной к этой добросердечной молодежи, которая и в самом деле не хотела ничего дурного и не заслужила тюремного наказания. Доброхот-полицейский, который, как видно, не остался равнодушным к чарам Нины, решил сообщить ей, что видел её матушку и передал ей записку. Нина познакомила его с женихом и кузеном, которые вместо того, чтобы освободить её, сами лишились свободы. Узнав, что теперь они сидят в камере втроём, полицейский усмехнулся:
- Если кому-то и под силу освободить вас, то только мне, похвастался он.
Нина умоляюще взглянула на него.
- Неужели? Нет, вы шутите!
- Я никогда не шучу, - назидательно заявил полицейский. - Запоминайте, как идти, если вдруг дверь окажется незапертой.
Не надеясь на Нину, у которой память наверняка была девичьей, он рассказал, как действовать, куда идти и чего опасаться Жозе Мануэлу и Тони. Они ловили каждое слово полицейского, затаив дыхание. Второй раз повторять им не пришлось.
Когда вскоре дверь камеры и в самом деле оказалась незапертой, они действовали точно по полученной инструкции и очень скоро оказались на каких-то задворках. Вдохнув свежий воздух, молодые люди счастливо переглянулись, рассмеялись, а потом припустились со всех ног бежать. Похоже, что на сегодняшний день неприятности для них кончились, и они были страшно довольны.

Но довольны были не только Тони, Жозе Мануэл и Нина. Доволен был и Умберту. За свои действия он ожидал похвалы от Силвии и рассказал жене, как расправился с зарвавшейся Ниной.
- Тюрьма остудит её пыл, - заключил он, - ей нужно хорошее ведро ледяной воды. Иначе от неё покоя не будет. Ты согласна?
- Нет! - возмущённо воскликнула Силвия. - С помощью Нины дела на фабрике пошли гораздо успешнее. Я требую, чтобы ты немедленно позвонил в полицейский участок и добился её освобождения! Нельзя невинным оставаться в тюрьме.
- Я принципиально против,- заявил Умберту.- Тюрьма идёт на пользу молодым и горячим.
Силвия поняла, что страсть мужа переродилась в ненависть и что Нина не солгала ей, когда отрицала свой роман с Умберту.
«Я сама займусь этим делом»,- подумала она, сожалея ,что ночь бедной Нине всё-таки придётся провести в камере. В этот час в тюрьме уже не было никакого начальства, поэтому никто не мог взять на себя ответственность и освободить узницу.
Но каково же было её удивление, когда поутру служанка доложила ей, что Нина просит разрешения повидать Силвию. Разумеется, она тут же пригласила Нину к себе.
Узнав историю её самовольного освобождения, а точнее, бегства, Силвия немедленно позвонила в участок и распорядилась, чтобы никаких преследований не было, так как все фабричные дела улажены, у администрации нет никаких претензий к работнице, организовавшей забастовку.
Нина вздохнула с облегчением.
- Спасибо вам, - сказала она с искренней благодарностью, - я никогда не забуду вашего участия. Но вы сами понимаете, что больше на фабрику я не вернусь.
- Я понимаю, но искренне сожалею об этом, - с неподдельной теплотой сказала Силвия. - Благодаря твоим стараниям дела на фабрике пошли необыкновенно успешно, и я надеялась на дальнейшее сотрудничество.
- Спасибо за доброе мнение. Если бы вы стояли во главе фабричной администрации, мы бы сработались, - кивнула головой Нина. - Но с сеньором Умберту мы плохо понимаем друг друга. У меня к вам ещё одна просьба: администрация должна выплатить мне зарплату, мне бы не хотелось приходить за ней на фабрику.
- Я пришлю её тебе домой, пообещала Силвия. - А дела на фабрике приму после того, как станцую вальс со своим мужем.
- Да, он как-то сказал, что ваш вальс будет прощальным, - подхватила Нина.
Для Силвии это было ударом, и очень болезненным: так вот что, оказывается, задумал её муж! Он хочет оставить её! Хороша бы она была со своей сентиментальностью и чувствительностью! Но Бог ей помог узнать его замыслы заранее.
- Надеюсь, мы ещё встретимся, - сказала Силвия на прощанье.
Нине она послала деньги с посыльным, прибавив от себя немалую премию.
Нина, получив куда большую сумму, чем рассчитывала, собралась вернуть деньги обратно, но Мадалена забрала их у неё и спрятала подальше.
- Ты забываешь, что ты опять осталась без работы, - напомнила она. И, обратившись к посыльному, прибавила: - Передайте нашу благодарность за выходное пособие.
Нина была несказанно счастлива вновь оказаться дома.
- Мамочка! Поверь мне, больше такого не повторится! - сказала она с таким чувством, что Мадалена ей поверила.
А Жозе Мануэл услышал от Нины ещё более драгоценное признание:
- Ты мне дороже, чем свобода, - сказала ему своенравная красавица, которая, кажется, оставила свой крутой норов в тюрьме.

Глава 6

Казалось бы, ничто не предвещало грозы в доме Франсиски: мать и дочь мирно завтракали, Жулия проворно сновала у стола, наливая в чашки горячий ароматный кофе.
- Ой, слишком горячий! - сказала Беатриса, сделав единственный глоток и отодвинув от себя чашку. - Пожалуй, я не буду пить кофе.
- Не выдумывай. Такой же, как всегда, - возразила ей Франсиска, не догадываясь, что Беатриса попросту ищет повод, чтобы поскорее улизнуть из дома и помчаться на свидание с Марселло.
В отличие от Франсиски Жулия верно разгадала нехитрый план Беатрисы и услужливо поставила перед ней стакан с апельсиновым соком. А та, залпом выпив сок, тотчас же поднялась из-за стола.
- Извини, мама, я пойду, у меня сегодня важные дела в школе, - сказала она уже на ходу.
Франсиска возмутилась, расценив это как дерзость и неуважение к собственной персоне. Какие могут быть дела в такую рань? Ясно же, что тут опять замешан проклятый итальяшка, сын Винченцо!
Всё это Франсиска вынуждена была высказывать Жулии, поскольку Беатрисы уже и след простыл. А Жулия, соответственно, должна была на это как-то реагировать, что она и сделала, заметив:
- Но вы же знаете, Беатриса влюблена в него. Так стоит ли на неё обижаться?
- Я не обижена, а возмущена! - гневно воскликнула Франсиска. - Это гнусная распущенность, не имеющая ничего общего с высокими чувствами! Я не верю, что можно влюбиться в неграмотного неотёсанного простолюдина, да к тому же итальянца!
Не желая спорить с госпожой, Жулия лишь снисходительно пожала плечами: дескать, вам виднее, сеньора. Но Франсиска усмотрела в этом скрытую насмешку над собой, вполне допуская, что, о её давнем романе с итальянцем Жулия могла узнать от своей не в меру болтливой бабки.
- Что ты себе позволяешь? Твои ужимки здесь неуместны! - прикрикнула на Жулию Франсиска. - Если бы не великодушие моего покойного мужа, который сжалился над тобой, ты бы тоже не умела читать и гнула бы спину где-нибудь на плантации, как прочие негры!
- Я прекрасно знаю, чем обязана моему крёстному, - процедила сквозь зубы Жулия. В её тоне Франсиска уловила вызов и, уже не сдерживая себя, решила окончательно поставить на место нахалку.
- Нет, в последнее время ты слишком зарвалась! Забыла всё то доброе, что мы сделали для тебя. Ведь это ты роешься в моих вещах, не отпирайся!
- Я?! - в изумлении уставилась на неё Жулия.
- Да, ты. И не притворяйся, будто не знаешь, о чём идёт речь!
- Я и правда не знаю, - растерянно промолвила Жулия и услышала в ответ:
- Перестань кривляться, воровка!
- Да как вы смеете?! - вскипела Жулия. - Никто не давал вам права обвинять меня...
- Замолчи, мерзавка! - прервала её Франсиска. - Думаешь, если я не поймала тебя за руку, то и доказать ничего не смогу? Ошибаешься! В моём доме не бывает посторонних людей, а ключи от всех комнат есть только у тебя. Так что ты лучше сразу во всём сознайся, или я подвешу тебя на суку!
- Как вешал негров ваш дед? - закусила удила Жулия.
- Да, именно так, - подтвердила Франсиска. - Ты будешь висеть, пока не сознаешься и не вернёшь украденное!
- Ничего у вас не получится, сейчас не те времена! - с достоинством ответила Жулия. - Вы можете заявить на меня в полицию, но если вздумаете хоть пальцем ко мне прикоснуться, то учтите: я буду отбиваться!
Напоминание о полиции мгновенно отрезвило Франсиску, и она резко изменила свои намерения, но отнюдь не тон.
- Ты уволена! - закричала она в бессильной злобе. - Убирайся прочь вместе со своей бабкой! Я больше не могу видеть вас на моей фазенде!
И тут Жулия потеряла контроль над собой. Тайна, которую она много лет скрывала от Франсиски и не выдала бы её ни при каких иных обстоятельствах, теперь сама собой сорвалась с языка Жулии.
- Мы никуда не уйдём из нашего дома, потому, что его оставил мне мой отец! - заявила она с гордостью.
Не ожидавшая такого отпора Франсиска в первый момент даже не поняла, о чём идёт речь, и грубо одёрнула Жулию:
- Что ты мелешь, несчастная? До сих пор ты жила здесь из милости, а кем был твой отец, вероятно, даже твоей матери не было известно, потому что она путалась со многими неграми!
Если бы Франсиска не допустила этого оскорбления, Жулия бы тоже промолчала - она уже была готова пойти на попятный, испугавшись возможных последствий своей несдержанности. Но Франсиска сама не оставила ей пути к отступлению, и Жулия была вынуждена вступиться за честь матери.
- Моим отцом был сеньор Марсилиу, ваш покойный муж! - выпалила она, добавив: - И это известно всем, кроме вас.
Франсиска покачнулась как от удара молнии. На сей раз она не усомнилась в правдивости Жулии, потому что видела перед собой её глаза, в которых отразились и ликование по поводу одержанной победы, и сочувствие к госпоже, и явное облегчение от того, что больше не надо будет носить в себе эту застарелую тайну.
- Он что, спал с твоей матерью? - спросила Франсиска глухим, жалким голосом. - И ты всегда знала, что он твой отец?
- Да, знала. Ещё с детства, - тихо ответила Жулия.
- А почему до сих пор молчала?
- Чтобы не огорчать вас и моего отца. Он ведь хотел, чтобы вы думали, будто я его крестница... А мне всегда хватало его внимания и тепла...
- Уйди, прошу тебя, - взмолилась Франсиска, не в силах больше выносить эту пытку.
Жулия послушно вышла из гостиной.
- Что же я наделала? Что теперь с нами будет? - плакала она, спустя несколько минут на груди у старой Риты. - Как ты думаешь, Железная Рука всё-таки выгонит нас из дома?
- Не знаю, не знаю, - отвечала Рита.
- А куда же мы пойдём, на что будем жить? - сквозь слёзы спрашивала Жулия.
- Не плачь, - успокаивала её старуха. - Я предвидела это и заранее обо всём позаботилась. Мы с тобой не пропадём!
Жулия же продолжала лить слёзы, не принимая всерьёз слова бабушки. Что может сделать старая неграмотная негритянка? По силам ли ей тягаться с могущественной Франсиской, которая способна оплатить услуги не только самых лучших адвокатов, но и всех судей штата Сан-Паулу!..
А тем временем Франсиска тоже рыдала у себя в комнате - от позора, унижения, от подлого предательства мужа и собственной слепоты. Сколько лет она хранила ему верность, сколько лет носила траур после его смерти, давая повод для насмешек его черномазой родне! Какой ужас! Ведь Жулия действительно доводится сестрой Беатрисе и Маурисиу. Нет, не совсем так... Но это сейчас не имеет значения. Жулия им сестра. Обоим. Это всегда знал Марсилиу, и это было известно Жулии, не зря она допускала иногда опасные проговорки...
Франсиска со стыдом и болью вспомнила тот эпизод, когда Жулия, защищая Беатрису и Маурисиу, прямо заявила, что она их сестра. «А я, слепая дура, приняла это за дерзость!» - мысленно отругала себя Франсиска.
Потом ей вспомнилось и многое другое, о чём сейчас хотелось бы забыть, вычеркнуть всё это из памяти как дурной сон: вот Марсилиу берёт Жулию на руки, нежно прижимает к себе, словно родную, любимую дочку; вот он, счастливый и довольный собой, представляет «крестницу» учителям, говоря, что девочка очень способная и будет учиться не хуже его собственных детей, а позже радуется её успехам и дарит ей подарки...
«Где же были мои глаза, где была моя женская интуиция! - запоздало терзала себя Франсиска. - Почему я ничего не заподозрила? Почему так безгранично верила в его благородство и широту души? Привечала Жулию в своём доме, а мой муж в это время продолжал спать с её матерью!»
Представить это оказалось нестерпимым для Франсиски, и она, превозмогая сердечную боль, бросилась в гостиную - туда, где висел портрет Марсилиу в помпезной золочёной раме.
- Будь ты проклят! - истошно закричала она, срывая портрет со стены. - Ты лгал мне всю жизнь. Изменял мне! У тебя дочь негритянка!..
Портрет с грохотом рухнул на пол, и Франсиска в бессильной злобе принялась топтать его, оставляя на холсте рваные отверстия от своих тонких каблуков.
Приступ гнева и отчаяния в считанные секунды лишил её всех сил, и вскоре она уже сама оказалась на полу рядом с портретом. Нет, это был не обморок, это была предельная усталость и опустошённость. Франсиска сидела на полу, упираясь спиной в ножку стола, и не могла пошевелиться - не было сил. В таком состоянии она провела около получаса, а когда силы вновь стали возвращаться к ней, - встала и медленно побрела в свою комнату.
В тот момент Франсиской владело только одно желание: добраться до постели и уснуть. Но её рассеянный взгляд ненароком коснулся зеркала, стоявшего в спальне, и Фран¬сиска увидела там своё отражение: одетую во всё чёрное женщину с мрачным, осунувшимся лицом и скорбными потухшими глазами.
В ужасе Франсиска отшатнулась от зеркала. Неужели это она? Убитая горем, в трауре... За последние годы траурный наряд стал привычным для Франсиски настолько, что она его уже и не замечала, и не задумывалась о нём. Он словно прирос к её коже. И лишь однажды, когда дерзкий Фарина вероломно взволновал её сердце, Франсиска подумала о том, что не вечно же ей носить траур по мужу. Но и тогда она решительно прогнала от себя эту мысль, потому что память о Марсилиу была для неё священна. А теперь вдруг всё перевернулось, всё предстало в ином свете.
- Ты всю жизнь обманывал меня, и даже после смерти насмехался над моей доверчивостью, - грустно произнесла Франсиска, ещё не избавившись от привычки обращаться к покойному мужу не мысленно, а вслух. - Но больше я не дам тебе повода для насмешек, - добавила она твёрдо и решительным жестом сорвала с себя чёрное траурное платье.
После этого неодолимое желание уснуть покинуло Франсиску окончательно. Она стала лихорадочно рыться в шкафу, перебирая старые платья и примеряя их одно за другим. К счастью, за годы траура она не похудела и не располнела - все платья были ей впору, но гардероб нуждался в существенном обновлении.
«Завтра же поеду в город и накуплю себе модных платьев», - решила Франсиска.
Вздохнув наконец с облегчением, она устало опустилась на кровать и тотчас же уснула безмятежным сном, чтобы затем очнуться в новой, совершенно иной жизни, лишённой былых иллюзий и заблуждений.
Вернувшись со свидания и увидев погром в гостиной, Беатриса испуганно закричала:
- Мама! Мама, ты где?!
Ответа не последовало, и Беатриса побежала в спальню матери, но войти туда не смогла – дверь оказалась запертой изнутри.
- Мама, ты здесь? Открой,- позвала Беатриса и вновь не услышала ответа, потому что Франсиска всё ещё спала крепким сном, а дверь защёлкнула автоматически, даже не заметив этого.
Беатриса же представила страшную картину: в дом ворвались грабители, надругались над портретом отца, а с матерью… Господи, что же они сделали с матерью?
Полная самых худших опасений, она помчалась за помощью к брату, и Маурисиу тоже пришёл в ужас, услышав её сбивчивый рассказ.
- Только бы она была жива! – воскликнул он и тотчас же бросился спасать Франсиску.
Когда они с Беатрис вбежали в гостиную и стали громко кричать: «Мама, где ты? Отзовись!» - Франсиска наконец проснулась. Понимая, что ей предстоит неприятное объяснение с детьми, и не желая выглядеть в их глазах жалкой и растерянной, она попыталась привести себя в порядок перед зеркалом, но внезапно услышала страшный грохот в дверь – это Маурисиу взламывал её силой, чтобы проникнуть в комнату матери.
- Перестаньте! Как вы смеете?! – закричала Франсиска, открывая защёлку.
- Слава Богу, она жива,- хором произнесли Маурисиу и Беатриса, облегчённо вздохнув.
Тем временем Франсиска уже успела открыть дверь и предстала перед ними в непривычном наряде, который поначалу вызвал у них испуг – обоим в тот момент подумалось, что мать сошла с ума, поскольку на ней было надето светлое кружевное платье. После стольких лет траура внезапная метаморфоза, произошедшая с Франсиской, заставила детей отпрянуть от неё. И это очень разозлило Франсиску.
- Что, не ожидали? - спросила она, язвительно усмехаясь. - Вас устраивал мой траурный наряд, вы хотели, чтобы я носила его всю жизнь?
- Мама, объясни, что тут произошло, - оправившись от шока, попросил Маурисиу. - Я ничего не понимаю...
- Ах, ты не понимаешь? - гневно подступила к нему Франсиска. - Перестань ломать комедию! Ведь ты всё знал. Вы все знали и молчали!
- Мама, я тоже ничего не понимаю, - сказала Беатриса. - Кто тут был? Кто надругался над портретом отца?
- Неужели ваша сестра вам ничего не рассказала? - усомнилась в своих подозрениях Франсиска.
- Мама, о чём ты говоришь? Какая сестра? - испуганно воскликнула Беатриса.
Маурисиу, знавший семейную тайну, в отличие от сестры уже понял, что тут произошло накануне, и, подняв с пола портрет отца, бережно положил его на стол.
- Не надо мучить маму расспросами, - сказал он Беатрисе. - Я сам тебе всё объясню.
- Ах, значит, ты всё-таки знал! - с обидой воскликнула Франсиска. - Ну что ж, расскажи Беатрисе, что её отец был мерзавцем!
- Мама, как ты можешь?! - закричала Беатриса, по-прежнему ничего не понимая.
- Увы, могу, - мрачно произнесла Франсиска. - Сегодня ваш отец умер для меня навсегда. А я, наоборот, ожила. Да, я вернулась к жизни!
- Ну и правильно, мама, - сказал Маурисиу, пытаясь обнять её, но Франсиска решительно оттолкнула его:
- Я не нуждаюсь в вашей жалости. Оставьте меня. Идите! И унесите куда-нибудь этот портрет, я не могу его видеть!
Маурисиу послушно взял портрет в руки и взглядом пригласил Беатрису к выходу, но она заупрямилась:
- Нет, я не могу так уйти. Мама!..
- Иди, иди, - сказала ей Франсиска. - Все подробности узнаешь у мулатки. Она твоя сестра!..
Несколько часов Беатриса провела в домике для слуг, где выслушивала утешения брата и пояснения Жулии о том, почему и при каких обстоятельствах она открыла Франсиске свою тайну. Осознать всё случившееся Беатрисе было нелегко, и она долго не могла прийти в себя. Зато Франсиска успела полностью оправиться от удара и решила довести до конца своё расследование, прерванное тем шокирующим заявлением Жулии. А для того, чтобы продолжить нелицеприятный разговор с Жулией, Франсиске пришлось самой отправиться в дом прислуги.
Старая Рита предусмотрительно спряталась, едва завидев госпожу на пороге своего жилища, а Жулия лишь повторила сказанное ранее:
- Ничего я у вас не брала, и вы не имеете права меня обвинять. Вызывайте полицию, пусть она ищет вора!
- О тайнике мог знать только тот, кто давно живёт или часто бывает в моём доме, - возразила Франсиска.
- О каком тайнике? - тотчас же спросил Маурисиу, и Франсиска тоже теперь не сочла нужным таиться.
- В столовой под ковром есть тайный вход в подвал, где ваш отец прятал золотые слитки, монеты и прочие драгоценности, - пояснила она, к изумлению своих детей и Жулии. - Но недавно большая часть этих сокровищ куда-то исчезла. Не могли же они испариться!
- Но откуда у отца такое богатство? - задал резонный вопрос Маурисиу и услышал абсолютно честный ответ Франсиски.
- Этого я и сама не знаю. Вероятно, сокровища достались ему от родителей, а он, умирая, отдал мне ключ от тайника. Тогда я впервые и узнала о них.
- Так вот почему тебе с такой лёгкостью удалось пережить кофейный кризис! Теперь мне всё ясно, - сказала Беатриса.
- Да, именно поэтому, - подтвердила Франсиска и вновь стала обвинять Жулию в воровстве: - Теперь вы знаете всё, даже то, что ваша сестра - воровка!
И тут Франсиска получила неожиданный отпор в лице собственных детей, которые дружно встали на защиту Жулии.
- Она не могла этого сделать! - уверенно заявила Беатриса, а Маурисиу подхватил:
- Конечно, не могла! Ведь она же дочь нашего отца!
Услышав это, Франсиска разом сникла и устало махнула рукой:
- Ладно, я всё сказала. Если вы по-прежнему считаете вашего отца благородным человеком, то мне больше не о чем с вами говорить. Я тоже так считала до сегодняшнего дня. А теперь вся моя жизнь перевернулась. Я больше не испытываю любви к вашему отцу... Как, впрочем, и ко всему, что он оставил... Даже к этой фазенде...
Она произнесла всё это тихо, словно самой себе, и так же тихо вышла, протиснувшись бочком в дверь.
- Бедная мама! - сказала Беатриса, вытирая слёзы. - Ей сейчас так трудно...
А Жулия вытащила из-за ширмы Риту и потребовала:
- Признавайся, это твоих рук дело? Ведь у тебя был ключ от дома!
- Какой ключ? Я ничего не знаю, - изо всех сил отпиралась Рита. - Может, этого золота вообще не было, а сеньора всё выдумала!
- Бабуля, ты не зря спряталась, когда вошла сеньора. Лучше верни всё по-хорошему, - настаивала Жулия.
- Да я спряталась потому, что не хотела участвовать в вашем семейном скандале! - нашлась ловкая старуха, и внучка оставила её в покое.

Глава 8

Жулия не спала всю ночь, с ужасом ожидая рассвета: она была уверена, что утром здесь появятся полицейские и арестуют её вместе с упрямицей Ритой, которая, вне всякого сомнения, похитила золото и не хочет вернуть его Франсиске добровольно. Говорит, пусть её посадят в тюрьму и потом доказывают, что она - воровка. А если полиция устроит обыск и найдёт золото где-нибудь в их каморке? Что будет тогда? Жулия задавала этот вопрос бабуле, взывая её к благоразумию, но та твердила одно и то же: «Никто не поймал меня за руку, и никто не имеет права обвинять меня в воровстве!» После долгих увещеваний Жулия оставила её в покое и теперь маялась без сна, представляя своё будущее в исключительно мрачном свете. Работы она уже лишилась, причём по собственной глупости. Надо было всё-таки сдержаться, промолчать. А теперь Франсиска если и не сдаст их с бабушкой в полицию, то уж точно выгонит из этого дома. И что они тогда будут делать, где жить?..
- Мы с Беатрисой не допустим, чтобы наша сестра осталась без крова, - сказал ей утром Маурисиу. - Я сам поговорю с матерью, она не посмеет выгнать вас.
- А за что нас выгонять? Мы ни в чём не виноваты, - упрямо повторила Рита. - Это ваш отец набедокурил, и я не собираюсь расплачиваться за его грехи. Меня отсюда вынесут только в гробу!
Она так разволновалась, что не заметила, как в дверном проёме появилась Франсиска. Жулия и Маурисиу замерли, ожидая очередного приступа гнева, но Франсиска повела себя непредсказуемо.
- Вас никто отсюда не гонит, - сказана она Рите. - Живите со своей внучкой, как жили до сих пор. А ты, Маурисиу, забирай жену, сына и возвращайся домой.
Маурисиу даже не пошевелился - остолбенел, услышав такое от Франсиски. Поверить в столь разительную перемену, произошедшую с ней за одну ночь, было невозможно. Однако Франсиска была настроена решительно и бросила ему нетерпеливо:
- Ну, что же ты стоишь как вкопанный? Веди меня к моему внуку. Я хочу его видеть!
Ошеломлённый Маурисиу провёл её в крохотную спаленку с низким потолком и единственным малюсеньким окошком. Кровать и детская колыбелька занимали всё пространство комнаты, поэтому Франсиска, едва переступив порог, была вынуждена остановиться.
Катэрина только что закончила кормить младенца грудью и как раз собиралась положить его в колыбельку, но внезапное вторжение Франсиски испугало её и она покрепче прижала мальчика к себе, инстинктивно пытаясь защитить его от злой бабки.
Франсиска же, заметив испуг на лице невестки, поспешила её успокоить:
- Здравствуй, Катэрина! Ты не бойся меня. Я пришла к вам с миром. Позволь мне подержать на руках моего внучонка, пока вы будете собираться.
- Куда... собираться?.. - опешила Катэрина.
- Вы теперь будете жить в комнате Маурисиу, а для наследника мы оборудуем детскую. Дом большой, места всем хватит, - пояснила Франсиска.
Катэрина вопросительно взглянула на мужа, а он лишь развёл руками: дескать чудеса да и только! Потом он, слегка отстранив Франсиску, выступил вперёд, ободряюще улыбнулся Катэрине, но она и после этого не рискнула выполнить просьбу свекрови. И тогда Маурисиу сам протиснулся между стеной и кроватью, взял на руки сына и передал его Франсиске.
Её лицо озарилось умилением и нежностью.
- Какой красивый у меня внук! - вымолвила она восторженно. - Пойдём домой, малыш. Бабушка будет любить тебя и лелеять.
Все с изумлением смотрели на неё, а она, не переставая любоваться внуком, направилась к выходу из хижины.
- Ой, куда вы? - вскрикнула Катэрина, устремляясь вслед за ней.
Франсиска остановилась, обернулась.
- Не бойся, - вновь сказала она Катэрине. - Я ещё не забыла, как нужно обращаться с младенцами. Понесу его в дом. А вы возьмите самое необходимое и следуйте за мной. Жулия, помоги им. Сегодня будем завтракать всей семьей, не задерживайтесь тут.
После этих распоряжений Франсиска уверенно зашагала к дому, унося с собой внука, но Катэрина не могла доверить своего ребёнка непредсказуемой свекрови и тоже засеменила с ней, не открывая глаз от малыша, который, впрочем, чувствовал себя вполне комфортно на руках у родной бабушки.
- Жулия, помоги мне, - попросил Маурисиу. - Сейчас возьмём только несколько пелёнок и колыбельку, а остальное перенесём позже.
Жулию же в тот момент интересовало другое: как сложится её дальнейшая судьба?
- Скажи, - обратилась она к Маурисиу, - верно ли я поняла дону Франсиску, что она по-прежнему считает меня своей горничной?
- По-моему, да, - ответил он, - хотя я ни за что не могу поручиться. От моей матери сейчас можно ожидать чего угодно. Пойдём в дом, а там будет видно.
Их сомнения, однако, оказались напрасными: Франсиска не только восстановила Жулию в статусе горничной, но и усадила её за обеденный стол рядом со своими детьми.
- Спасибо, но я... -  смущённо бормотала Жулия, не решаясь сесть за один стол с госпожой.
- Садись, - повторила Франсиска более настойчиво. - С сегодняшнего дня в нашем доме всё будет по-другому. Кумир повержен, боготворить больше некого, и нам пора наконец восстановить нормальные семейные отношения.

Когда Катэрина рассказала своим родителям обо всём, что накануне произошло в доме Франсиски, те поначалу не поверили ей.
- Ты что-то не так поняла, дочка, - сказала Констанция. - Я думаю, Железная Рука специально заманила тебя в свой дом, чтобы опять поиздеваться над тобой. Она хочет развести вас с Маурисиу!
- Нет, мама, она действительно очень изменилась, - возразила Катэрина. - Траур больше не носит, улыбается, нянчится с внуком...
- И ты доверяешь ей своего ребёнка?! - с ужасом воскликнула Констанция, на что Катэрина ответила спокойным миролюбивым тоном:
- Но она же его родная бабушка. Разве я могу ей запретить?
- Ты слишком доверчивая! - бросил дочери Винченцо. - С этой змеёй надо всё время держать ухо востро!
- А я нисколько не сомневаюсь в искренности Франсиски, - сказал Фарина. - Именно это и должно было с ней случиться. Если она сбросила с себя траур, то теперь ей и не нужно стесняться своей доброты и женственности.
Мартино громко засмеялся:
- Кажется, настал твой час, Фарина? Так ты не сиди тут, а действуй! Не то твоя кобылка может ускакать.
Винченцо тоже усмехнулся и дал совсем иной совет Фарине:
- Ты не слушай Мартино и не спеши туда ходить, а то она может так тебя лягнуть, что и не очухаешься!
- Я, пожалуй, соглашусь с тобой, друг Винченцо, - сказал Фарина. - В таких делах нельзя пороть горячку. Если строптивая кобылка вновь превратилась в женщину, то с ней теперь надо обращаться тонко и красиво. Мой час ещё не наступил, Мартино, однако он уже близок!
- Тебе видней, - снисходительно пожал плечами Мартино. - Только не злись потом, если кто-то уведёт её у тебя из-под носа!
Фарине почудился в его словах явный вызов и он прямо спросил Мартино:
- Ты что, сам на неё нацелился?
Мартино победоносно усмехнулся, довольный тем, что задел приятеля за живое, и ответил с нескрываемым превосходством:
- Зачем мне твоя подтоптанная кобылка? У меня есть молодая красивая жена!
Неуместный выпад Мартино покоробил всех присутствующих, и в комнате повисло неловкое молчание, которое вскоре нарушил Винченцо.
- На вкус и цвет товарищей нет, - сказал он, пытаясь снять возникшую неловкость. - Один любит мамалыгу, другой - свиные хрящики. А я всю жизнь любил мою Констанцию!
Его нехитрая шутка разрядила обстановку, но теперь уже никому не захотелось говорить о Франсиске в присутствии Мартино. А спустя некоторое время Винченцо сказал Фарине, уединившись с ним во дворе:
- Странный у тебя приятель! То с пеной у рта защищает фашистов, то не в меру похваляется молодой женой, а то вдруг намекает, что способен увести у тебя из-под носа Франсиску...
- Тебе тоже показалось, что он не шутил? - встрепенулся Фарина.
- Не знаю, может, и шутил, только мне не понравилась такая шутка. По-моему, он слишком высокого мнения о себе, а нас считает людьми второго сорта, - высказал своё предположение Винченцо.
- Похоже на то, - согласился Фарина. - Я знал его в юности, тогда он был нормальным человеком, но с годами люди, как известно, меняются, и не всегда в лучшую сторону. Ладно, поживём - увидим. В любом случае прости, что я привёз его сюда. Надеюсь, он скоро подберёт себе фазенду, и мы с ним распрощаемся.
- Но ему же нравится эта фазенда, на которой мы сейчас живём, - напомнил Фарине Винченцо. - Боюсь, он, в конце концов, купит её у Франсиски и выселит нас из дома.
- Нет, на такое он не способен. К тому же, мы тут находимся под защитой твоего зятя.
Винченцо, однако, показался неубедительным довод Фарины и он посоветовал по-дружески:
- А может тебе и впрямь стоит подсуетиться насчёт Франсиски? Пойди к ней, пусти в ход свои чары, так оно будет спокойнее.
Фарина отнёсся всерьёз к его совету, но пока он собирался с духом, готовясь нанести визит Франсиске, она сама явилась в дом Винченцо.
До той поры все видели её только в чёрном траурном уборе, а тут она предстала перед ними в изящном кремовом платье с жемчужным ожерельем на груди, буквально ослепив их своей красотой и великолепием. Констанция невольно вжалась в спинку стула, почувствовав себя жалкой и ничтожной на фоне величественной красоты Франсиски. Фарина и Мартино смотрели на гостью как заворожённые, не скрывая своего восхищения и восторга. Винченцо тоже обомлел и потерял дар речи.
Франсиска предполагала такую реакцию итальянцев, поэтому не стала дожидаться, когда они придут в себя, а сразу же, после короткого приветствия, перешла к делу:
- Я пришла к вам с предложением, которое, полагаю, вас заинтересует. Судя по всему, у вас возникли сложности с покупкой земли в другом месте, поэтому я предлагаю вам расторгнуть наш прежний договор. Вы вернёте мне деньги и останетесь жить на этой фазенде. А если хотите, то можете выкупить и долю вашего третьего компаньона, сеньора Адолфо.
- Как вы сказали?.. - растерянно вымолвил Винченцо. - Я, наверно, чего-то не понял...
Франсиска повторила всё снова, посоветовав Фарине и Винченцо подумать над её предложением, после чего вежливо простилась и направилась к выходу.
- Нет, постойте! - воскликнул Мартино. - Если мои приятели не захотят выкупить эту фазенду, то её куплю я! Вы согласны?
- Это вам решать, - бросила через плечо Франсиска. - А я возражать не буду.
- Подождите, я вас провожу! - вскочил с места Мартино, однако Франсиска отказалась от его услуг - села в экипаж и уехала.
Фарина и Винченцо на сей раз прямо высказали Мартино своё недовольство, а он прикинулся невинной овечкой:
- Я только хотел помочь вам в делах. Не понимаю, чем вы недовольны...
- Перестань! - одёрнул его Фарина. - Ты же слышал, что она предложила эту фазенду нам с Винченцо. А мы своего мнения ещё не высказали. Так зачем же надо было вылезать со встречным предложением? Может, ты собираешься предложить ей гораздо большие деньги, чем те, что она рассчитывает получить от нас?
- Не стану скрывать, я бы купил её за любые деньги, - признался Мартино. - У вас ведь, насколько мне известно, нет таких денег, чтобы выкупить всю фазенду.
Винченцо вскипел:
- Да, мы за это время поиздержались! И деньги, вырученные от продажи фазенды, частично истратили! Но лично мне уезжать отсюда не хочется, и, если Железная Рука настолько переменилась, то, возможно, она согласится на какую-то уступку или на рассрочку. Вот Фарина с ней может поговорить! Правда, Фарина? Ты тоже не хочешь отсюда уезжать?
- Теперь это было бы просто глупо с моей стороны, - усмехнулся тот. - Ты же сам видел, как преобразилась эта прелестная вдовушка! И я охотно поговорю с ней. Но вовсе не об отсрочке или рассрочке. У нас хватит денег, чтобы выкупить обратно свои доли, Винченцо! А земля Адолфо пусть остаётся прекрасной Франсиске, я не буду возражать против такого компаньона.
- Значит, всё возвращается на прежнее место? - задумчиво произнёс Винченцо. - В том числе и межа с изгородью?
- Если вы не против, то я мог бы купить долю вашего бывшего компаньона, - сказал Мартино. - Мне тоже не хочется отсюда уезжать. Давайте будем партнерами, и тогда вам не придётся устанавливать ограду на меже.
Фарина и Винченцо промолчали. Им вовсе не хотелось, чтобы Мартино стал их компаньоном, но и денег на покупку бывшей земли Адолфо у них не было. А у Мартино денег было достаточно, чтобы купить всю фазенду, поэтому Винченцо и Фарина предпочли не ссориться с ним сейчас.
- Давайте я сначала потолкую с Франсиской, а там посмотрим, как лучше поступить, - уклончиво ответил Фарина.
У Мартино же на сей счёт было своё мнение и он, не мешкая, отправился в Сан-Паулу - за деньгами, которые хранились в банке.
А Фарина после его отъезда облачился в свой лучший костюм, надушился дорогим одеколоном, который у него никогда не переводился, но использовался лишь в торжественных случаях, и в таком респектабельном виде предстал перед Франсиской в той самой гостиной, где когда-то они увиделись впервые.
Здесь все было на местах, кроме портрета Марсилиу, над которым Фарина достаточно поиздевался во время своих прежних визитов. Теперь же, не обнаружив на стене портрета, он красноречивым взглядом выразил своё удовлетворение: «Наконец-то мы сможем поговорить без свидетелей!» И тут же одарил Франсиску комплиментом, отмечая её светло-бирюзовое платье:
- Как вам идут светлые тона! Я всегда говорил, что вы - богиня, но лишь теперь увидел вас во всём великолепии.
Франсиска приняла комплимент как должное - без смущения, без раздражения. А чтобы окончательно уйти от темы траура, сама указала рукой на то место, где прежде был портрет, и пояснила Фарине предельно просто:
- Теперь я окончательно его похоронила.
Фарина по достоинству оценил её мужественное поведение и тоже заговорил просто, без всегдашнего комедиантства: сказал, что он и его компаньоны с благодарностью принимают её предложение и готовы вернуть деньги за фазенду, как только Мартино привезёт их из Сан-Паулу. Франсиска никаких дополнительных условий не выдвинула, и на том деловая часть их беседы закончилась. А поскольку расставаться так скоро им обоим не хотелось, то они решили немного прогуляться по фазенде и полюбоваться её красотами.
Во время прогулки Франсиска охотно рассказывала о своём детстве и юности, о том, что была единственным ребёнком в семье, и отец рано обучил её секретам выращивания кофе.
- Потом я многому научилась у мужа, - сказала она, продолжая свой рассказ. - Поэтому после его смерти мне было несложно управлять фазендой.
- С такой непростой задачей могла справиться только очень умная и очень сильная женщина, - заметил Фарина и в ответ услышал искреннее признание Франсиски:
- Как показала жизнь, я не очень умная, и совсем не сильная, хотя и пыталась выглядеть таковой... Однако, мы с вами так заговорились, что я даже забыла об обеде! Дети уже заждались меня. Может, и вы пообедаете с нами? Я была бы этому рада, - добавила она, приветливо улыбаясь Фарине.
Он, разумеется, принял приглашение с радостью, а вот дети не поняли Франсиску, увидев за обеденным столом столь неожиданного гостя. У Маурисиу даже пропал аппетит. Он с трудом вытерпел присутствие Фарины за столом, а когда тот ушёл, потребовал от матери объяснений:
- Что всё это значит? Почему ты оказываешь такие почести этому сеньору?
- Я предложила ему и сеньору Винченцо выкупить обратно их прежнюю фазенду, и вот они согласились, - пояснила Франсиска.
- Ты хочешь продать фазенду?.. Которая была мечтой моего отца?! - возмутился Маурисиу.
- Да, именно поэтому я и хочу от неё избавиться, - спокойно ответила Франсиска.
- Ты оскорбляешь память моего отца! - не унимался Маурисиу.
- Нет, я отдала дань его памяти, а теперь считаю нужным подумать о живых. Ведь на этой фазенде будут жить родители Катэрины - моей невестки и твоей жены. Я действую в интересах нашей семьи, и мне странно слышать, что ты этому противишься, Маурисиу.
Последним доводом Франсиска выбила почву из-под ног сына. Препятствовать продаже фазенды, тем более в присутствии Катэрины, он больше не мог, но у него было достаточно других претензий к матери:
- А зачем надо было приглашать на обед этого Фарину? Ещё не так давно ты его терпеть не могла, он же итальянец!
- А что ты имеешь против итальянцев? - вскинулась на мужа Катэрина, обиженная его оскорбительным тоном.
- Я не против итальянцев, - вынужден был оправдываться Маурисиу. - Но Фарина мне всегда был неприятен, а сейчас я его просто ненавижу!
- У тебя нет причин для ненависти, - строго сказала Франсиска. - Сеньор Фарина всегда вёл себя порядочно по отношению к нам, а кроме того, он ещё очень и очень приятный человек.
Для Маурисиу это прозвучало как гром среди ясного неба. Он решил, что мать сошла с ума. Всю жизнь ненавидела итальянцев, и вдруг такая перемена? Уж не влюбилась ли она в Фарину? Не владея собой от гнева, он прямо спросил об этом Франсиску, и она ответила с достоинством:
- Нет, это не любовь. Но я свободная женщина и имею право принимать у себя в доме всех, кого сочту нужным. В том числе и мужчин.
- Да, мы не можем тебе этого запретить, - с болью произнёс Маурисиу. - Но я вправе потребовать, чтобы ты вернула на прежнее место портрет отца!
- Этот человек перестал для меня существовать, и мне не нужен его портрет, - ответила Франсиска.
- Но он же наш отец! Мне дорога память о нём! Я восстановлю его портрет и повешу у себя в комнате! - заявил Маурисиу.
- И этого я тебе не советую делать, - холодно сказала Франсиска.
- Ну почему ты его так ненавидишь? Что с тобой происходит?! - в отчаянии закричал Маурисиу, и Катэрина сочла своим долгом вмешаться, чтобы успокоить мужа.
- Идём в нашу комнату, я всё тебе объясню, - сказала она, силой уводя его из столовой.
Маурисиу, однако, ещё долго не мог успокоиться и не хотел слушать никаких доводов Катэрины.
- Она стала неузнаваемой. Сошла с ума! - твердил он. - Это просто кошмар какой-то! Продаёт фазенду, любезничает с Фариной!..
- Но вы же с Беатрисой давно хотели, чтобы она перестала ходить в трауре, - напомнила ему Катэрина.
- Мы ошибались. Тогда в ней было достоинство, а сейчас его нет. Сняв траур, она утратила и достоинство!
Терпение Катэрины и без того было на пределе, а тут она окончательно вскипела и, перестав церемониться с Маурисиу, перешла на более доходчивый, простонародный язык:
- А у твоего отца было достоинство, когда он делал Жулию?
Шокированный её грубостью, Маурисиу на какое-то время умолк, а затем произнёс упрямо, с горящими от волнения глазами:
- Мой отец всегда был и остаётся для меня кумиром! Я никому не позволю оскорблять его память! Ни тебе, ни моей матери. Запомни это!

Глава 10

Мартино привёз из Сан-Паулу не только деньги, но также и жену с ребёнком, что для Винченцо и Фарины стало неожиданностью.
- Похоже, он всерьёз нацелился на пай Адолфо, если перевёз сюда семью, - вздохнул Винченцо. - Теперь у нас не осталось выбора, придётся брать его в компаньоны.
- Насколько я понял, Мария не горит желанием обосноваться на этой фазенде, - заметил Фарина.
Винченцо сразу же оживился:
- Так может, ещё не всё потеряно? Может, она, уговорит его уехать отсюда? А ты бы снова потолковал с Франсиской. Пусть она сдаст нам в аренду бывший пай Адолфо, а мы с ней будем рассчитываться не деньгами, а выращенным кофе.
Фарина подивился его наивности:
- Да Франсиска сама не знает, куда девать прошлогодний урожай. У неё все склады ломятся от кофе, который сейчас ничего не стоит. А ты хочешь предложить ей ещё и наш?
- Но он совсем скоро вырастет в цене. Так всегда бывает! - упорствовал Винченцо. - И Франсиска не зря хранит у себя прошлогодний кофе - ждёт повышения цен!
- Я и сам надеюсь на повышение цен, - сказал Фарина, - иначе бы не выкупал обратно свою часть земли на этой фазенде. Но когда это произойдёт, неизвестно. Может, через год или через два. А пока надо приготовиться к тому, что мы будем нести убытки.
- Интересно, Мартино это понимает? Ты бы ему объяснил, что к чему, а то нам потом будет трудно с ним объясняться. Он наверняка надеется быстро разбогатеть.
- У Мартино много денег и ему не терпится куда-нибудь их вложить, - насмешливо произнёс Фарина.
Винченцо помолчал, потом откашлялся, отхлебнул вина из стакана и наконец отважился обратиться к Фарине с просьбой, на которую никогда бы не решился в других условиях:
- Я, конечно, не имею права вмешиваться в твои дела... Но ты всегда говорил, что у тебя есть деньги... Так может, ты сам купишь у Франсиски пай Адолфо? А Мартино пусть катится отсюда подальше. Не нравится он мне, и всё тут. Я ему не доверяю!
Фарина не обиделся на Винченцо за то, что он посмел сунуть свой нос в чужой кошелёк. Прекрасно понимая, чего стоила Винченцо эта просьба, Фарина ответил ему искренне и честно:
- Да, у меня кое-что осталось от прежних накоплений, но я не могу рискнуть всеми деньгами, которые имею. Ты сам знаешь, как можно прогореть с производством кофе. Поэтому я и держу в банке небольшую сумму, так сказать, на чёрный день. Когда он наступит - мы ею воспользуемся. Но дай бог, чтобы этого не произошло!
Винченцо согласился с такой позицией Фарины и больше к этой теме никогда не возвращался.
А Мартино тем временем развернул бурную деятельность: сам поехал к Франсиске, договорился с ней обо всём и вернулся домой оживлённым, весёлым.
- Она действительно потрясающая женщина! - сказал он Фарине. - Мы проехались вдвоём по фазенде, и я имел возможность понаблюдать за ней. Как она великолепно держится в седле!
Фарина поначалу напрягся, а затем и прервал Мартино:
- Послушай, ты зачем туда ездил? Любоваться Франсиской или договариваться о покупке земли?
- Понимаю, понимаю, это ревность! Но ты не беспокойся, твоя кобылка меня не интересует, мне нужна только её земля.
Несмотря на это заверение, Фарина насторожился: ему не понравился тон, в котором Мартино расписывал достоинства Франсиски. Какой наглец! Имеет красавицу жену, которая вдвое моложе его, и в то же время зарится на Франсиску, хотя и знает, что Фарина давно в неё влюблён!
- Ты бы лучше прогулялся по фазенде с собственной женой, а то она у тебя грустная какая-то, - вмешался в их разговор Винченцо, словно прочитав мысли Фарины и высказав их вслух.
Фарина с благодарностью посмотрел на друга, а Мартино ответил нахмурившись:
- Ничего, привыкнет и перестанет грустить.
Он старался скрыть от будущих компаньонов свой семейный разлад, однако они сами не раз слышали от Марии, что она приехала сюда не по собственной воле, а исключительно по воле мужа. В отличие от Мартино, Мария этого не скрывала, и Констанция искренне сочувствовала ей.
- Мария хорошая женщина, - сказала она как-то Винченцо. - На кухне мне помогает. Только счастья у неё нет! В глазах тоска... А женщину всегда можно понять по глазам - насколько она счастлива. По-моему, зря Мартино привёз её сюда с ребёнком. Чует моё сердце: добром это не кончится!
Однажды Констанция нечаянно подслушала, как супруги ссорились. Мартино укорял жену за то, что она ходит как в воду опущенная, давая повод для пересудов.
- А мне незачем изображать из себя счастливую любящую жену, - ответила Мария, подтвердив догадку Констанции. - Даже если бы я попыталась это сделать, всё равно бы ничего не получилось, потому что ты отнял у меня желание жить!
- Я заставлю тебя и жить здесь, и улыбаться, - произнёс Мартино таким зловещим тоном, от которого у Констанции мурашки побежали по коже.
Она поспешила уйти на кухню - от греха подальше. Но вскоре туда пришла Мария, которой было невмоготу и хотелось с кем-то поделиться своим горем. Тогда-то она и поведала Констанции о всех несчастьях, которые ей довелось пережить. Рассказала о своей первой и единственной любви к Тони, о ребёнке, которого родила от него, а не oт Мартино.
- Замуж меня выдали насильно, - говорила она, - и я долго терпела, думая, что Мартино благородный человек, который меня искренне любит. Но теперь я в этом сильно сомневаюсь. Ему нужно было породниться с моим отцом и получить его наследство. И он добился своего: приобрёл в собственность землю моего отца, а заодно и меня. Я долго этого не понимала, пока не узнала ещё некоторых подробностей о моём муже. Он опасный человек! Он способен на всё, даже на убийство! Я ушла от него, поселилась в пансионе вместе с отцом Тони - дедушкой моего сына. Была готова найти работу... Но он приехал и пригрозил, что отберёт у меня сына. Поэтому я здесь... Дона Констанция, помогите мне бежать отсюда! Я буду благодарна вам до конца моих дней! Мартино никуда меня не отпускает, но я должна уехать в Сан-Паулу вместе с сыном. Помогите мне, пожалуйста!
Констанция слушала её, не перебивая, но когда Мария зарыдала в голос - сказала твёрдо, без тени сомнения:
- Я помогу тебе убежать от мужа. Только мы должны быть осторожными. Надо всё продумать и потом действовать наверняка.
- Спасибо вам, дона Констанция! - обняла её Мария. - Я сразу, как только вас увидела, поняла, что вы мне поможете.
Констанция оказалась в сложном положении. Пообещав помочь Марии, она не подумала о том, как на это посмотрит Винченцо. А скрывать от него что-либо она тоже не привыкла. Всю жизнь они прожили без тайн и недомолвок, доверяя друг другу, и в этом была их сила. Один ум хорошо, а два лучше. Вдвоём они всегда находили решение. Но как быть сейчас? Ведь Констанция связана не своей, а чужой тайной! Рассказать обо всём мужу? А если он запретит ей вмешиваться в чужие дела и помогать Марии? Тогда Констанция окажется безответственной лгуньей. Да и Марию жалко, пропадёт она тут...
И Констанция после некоторых раздумий решила и на сей раз довериться Винченцо, посоветоваться с ним, а уж там будь что будет!
Как она и предполагала, Винченцо выслушал её с нескрываемым беспокойством и посоветовал пока ничего не предпринимать.
- Ничего не делай без меня, - сказал он. - В таких делах мы должны действовать сообща, вместе с Фариной. Я поговорю с ним.
- Нет, не выдавай Марию! - взмолилась Констанция. - Мы можем ей сильно навредить. Не забывай, что Фарина и Мартино давние приятели.
- Да, ты права, - согласился Винченцо. - Но с Фариной я всё же поговорю.
Именно после этого разговора с женой он и попросил Фарину выкупить не одну, а две части фазенды, чтобы избавиться от Мартино. Фарина же не внял его просьбе и вскоре сам об этом пожалел, потому что Мартино продолжал каждый день ездить к Франсиске даже после того, как была оформлена купчая на землю.
- Я договорился с Франсиской, что её люди будут по-прежнему работать на нашей фазенде, а мы потом с ними рассчитаемся, - сообщил он после очередного визита к ней.
- Что-то переговоры у вас затянулись, да и глаза у тебя чересчур блестят, - недовольно заметил Фарина.
- Перестань! Мы говорили только о деле, - ответил Мартино, широко улыбаясь.
- Ты будь поосторожнее с ней, она ненавидит итальянцев, - сказал ему Винченцо, проявив солидарность с Фариной.
Мартино это не смутило, он самодовольно заявил, что лично на него эта ненависть не распространяется. Потом увидел, как набычился Фарина, и предпочёл закончить этот разговор в миролюбивом тоне:
- Впрочем, допускаю, что и некоторые другие итальянцы могут рассчитывать на благосклонность сеньоры Франсиски. Мне даже кажется, что её пресловутая ненависть к итальянцам осталась в прошлом.
Когда он ушёл, Винченцо несколько грубовато попытался утешить Фарину:
- Ты не расстраивайся, на такую строптивую кобылку никто не сядет.
- А если сядет, я его порешу! - продолжил Фарина, гневно сверкнув глазами.

Не только Мартино заметил, что ненависть Франсиски к итальянцам осталась в прошлом, - это вполне мог бы подтвердить и Марселло, которому теперь разрешалось встречаться с Беатрисой в её доме и свободно прогуливаться с ней по фазенде.
- Если ты его так любишь, то я не буду препятствовать вашему браку, - сказала дочери Франсиска. - На свадьбе Маурисиу я не была, о чём сейчас сожалею, но твою свадьбу мы обязательно устроим на нашей фазенде.
Беатриса расцеловала мать и тут же сообщила эту радостную новость брату и Катэрине. Но Маурисиу, как выяснилось, вовсе не разделял её радости. Наоборот, решение матери он воспринял с негодованием:
- Она окончательно сошла с ума! Свихнулась на итальянцах!
- Это ты, похоже, сошёл с ума. Что ты несёшь? - тотчас же отреагировала Катэрина, а Беатриса застыла в изумлении.
- Да, я утверждаю, что мать лишилась рассудка ещё в тот день, когда растоптала портрет отца, - повторил Маурисиу. - Раньше она ненавидела итальянцев, а теперь делает всё наоборот. Мне стыдно смотреть на неё, когда она любезничает то с Фариной, то с Мартино.
- То с твоим сыном итальянцем, - продолжила оскорблённая Катэрина. - Ведь дона Франсиска нянчится с ним! И ко мне она относится хорошо, можно сказать, по- матерински! А ты, выходит, сгораешь от стыда, когда ложишься со мной в постель?!
- Не передёргивай, речь не о тебе, - проворчал Маурисиу.
- А о ком? О Марселло? О моём женихе? - вскинулась на брата Беатриса, обиженная им до глубины души.
- Да, и о Марселло. Я всегда считал, что он тебе не пара, - сказал Маурисиу. - И мать до недавних пор придерживалась такого же мнения. Но сейчас в неё вселился бес, её потянуло на мужчин, ей хочется гулять с этим мерзким Мартино, или с Фариной, или с обоими сразу, поэтому она и тебе позволила делать то же самое с Марселло!
- Ты можешь оскорблять меня, но не смей оскорблять маму! - закричала Беатриса и влепила Маурисиу пощёчину.
- Правильно! Я могу добавить! - поддержала её Катэрина и, взяв малыша на руки, выбежала во двор, чтобы и впрямь не подраться с мужем.
Беатриса последовала за ней. Обе они были потрясены внезапной переменой, случившейся с Маурисиу.
- У меня было ощущение, что я говорю не с ним, а с той доной Франсиской, какой она была прежде, - призналась Катэрина.
- У меня тоже, - сказала Беатриса.
- А я давно это заметила, - вступила в разговор Жулия. - Маурисиу словно подменили после того, как дона Франсиска сняла с себя траур. Он не может ей этого простить и ревнует её ко всем мужчинам.
- Но это же глупо! Отца давно нет в живых, мама имеет право встречаться с кем хочет, - высказала своё мнение Беатриса. - А Марселло тут и вовсе ни при чём. Я ничего не могу понять...
- Меня это пугает больше всего, - продолжила её мысль Катэрина. - Я даже не знаю, сможем ли мы жить вместе, ведь он теперь ненавидит итальянцев!
- Он просто не знает, что его отец тоже был итальянцем, - вдруг сказала Рита, незаметно подошедшая к девушкам и с любопытством слушавшая их разговор.
Жулия поморщилась и бросила ей недовольным тоном:
- Бабуля, шла бы ты лучше домой и не болтала тут всякие глупости.
Рита обиделась:
- Это не глупости! Отец Маурисиу - не сеньор Марсилиу, а итальянец, которого убил отец доны Франсиски.
Катэрина и Беатриса с изумлением уставились на старуху, а Жулия возмутилась:
- Бред какой-то! Бабуля, ты уже заговариваешься.
- Нет, - упрямо повторила Рита. - Я всё помню! Дона Франсиска была молоденькой и влюбилась в одного итальянца, он работал тут на фазенде... Ну вот, влюбилась и забеременела от него. Они хотели пожениться, но твой дед, Беатриса, убил того итальянца. Дона Франсиска осталась брюхатой и потом вышла замуж за сеньора Марсилиу. А итальянцы в отместку убили твоего деда, вот почему дона Франсиска их ненавидела.
Её рассказ ошеломил Катэрину и Беатрису. Рита говорила так чётко и убедительно, что у них не возникло сомнений в правдивости её слов.
- Что же нам теперь делать? - растерянно промолвила Беатриса. - Если Маурисиу об этом узнает, он точно сойдёт с ума! Ведь он боготворит отца... То есть теперь выходит, что не отца, а отчима... Какой-то кошмар! Может, не будем ему ничего говорить?
- Я не знаю, - пожала плечами Катэрина. - Если он опять станет поносить итальянцев, а значит, и меня, и нашего сына, и Марселло, то не лучше ли ему узнать всю правду о своей родословной? Может, тогда он излечится от этой дури?
Пока они судили-рядили, Франсиска отправилась на очередную прогулку с Мартино, а Маурисиу, стоя на террасе, проводил их недобрым взглядом и крикнул Беатрисе:
- Ну вот, сестричка, полюбуйся на нашу матушку! Ты и теперь будешь её защищать?
- Буду, - ответила Беатриса. – Я не вижу ничего дурного в поведении нашей мамы.
Маурисиу это возмутило, и он стремительно направился к Беатрисе, чтобы продолжить с ней спор.
- Разве ты не видишь, что она прямо на наших глазах превращается в похотливую женщину, теряет человеческое достоинство? Чуть ли не вприпрыжку побежала на свидание с этим отвратительным итальянцем!
Он так распалился, что у Катэрины не осталось выбора: она решила сказать ему горькую правду, чтобы пресечь этот поток оскорблений, который был способен разрушить их совместную жизнь. И она сказала:
- Помолчи, Маурисиу! Лучше послушай Риту. Она расскажет тебе, что твой отец тоже был итальянцем и ты сам - итальянец!
Как и следовало ожидать, Маурисиу не принял всерьёз её слова и спросил раздражённо:
- Это что, бред или неудачная шутка?
- Это ответ на твой давний вопрос - почему дона Франсиска однажды сказала, что ты незаконнорожденный!
От такого заявления Катэрины Маурисиу не мог отмахнуться и, конечно же, потребовал доказательств. Рита уже пожалела о том, что ввязалась в эту историю, но ей пришлось заново повторить свой рассказ.
Маурисиу слушал старуху, и лицо его каменело, глаза становились стеклянными.
Катэрина обняла его, сказала сочувственно:
- Пойдём домой. Не надо так расстраиваться. Что было, то прошло. Слава богу, теперь не осталось никаких тайн, и мы сможем спокойно жить.
- Нет, я не смогу этого пережить, - глухо вымолвил Маурисиу. - Моим кумиром был отец... сеньор Марсилиу. Я любил его...
- Ну конечно, он же воспитал тебя. Ничто не мешает тебе любить его и теперь, - успокаивала мужа Катэрина. - Пойдём домой!
Маурисиу вдруг напрягся как пружина, встрепенулся, в его глазах полыхнул недобрый огонь.
- Нет, я должен услышать это от матери! Я найду её сейчас, где бы она ни была! - исступлённо произнёс он и помчался к своей машине.
- Куда ты? Постой! Тебе нельзя садиться за руль в таком состоянии! - кричала на бегу Катэрина, пытаясь догнать его и удержать дома, однако ей это не удалось.
Маурисиу быстро завёл машину и уехал.
Он искал Франсиску повсюду, методично объезжая все кофейные плантации, кукурузные поля и оливковые рощи, но так и не нашёл её.
Они разминулись, и это было благом для обоих, потому что во время этой прогулки с Мартино произошло то, чего Франсиска не ожидала и к чему не была готова.
Она всегда любила верховую езду, но кататься на лошадях вдвоём с симпатичным мужчиной и остроумным собеседником было гораздо приятнее, нежели по утрам объезжать фазенду в одиночку. Франсиска раскраснелась, развеселилась, ей вдруг захотелось дурачиться и резвиться, забыв о возрасте, и она, подчиняясь этому порыву, понеслась вскачь к видневшемуся вдали живописному озеру.
Мартино тотчас же поскакал вслед за ней, а когда их лошади поравнялись, - наклонился к Франсиске, крепко обнял её и дерзко поцеловал в губы.
Это было так естественно в той ситуации, так соответствовало упоению свободой, которое в тот момент испытывала Франсиска, что ей даже не пришло в голову оттолкнуть Мартино и удержать себя от ненужного, неверного шага.
Они спешились, и страстный, бесконечно долгий поцелуй продолжился уже на земле, среди густой душистой травы и нежных луговых цветов...
Домой Франсиска возвращалась, с приятным удивлением отмечая в себе давно забытую легкость и окрылённость, какую она испытывала только в юности. О том, что это как-то связано с Мартино, она не думала. При чём тут Мартино? Он всего лишь случайно оказался рядом и помог высвобождению той здоровой животворящей энергии, которая томилась под спудом много лет, не находя выхода и превращая достаточно молодую женщину в подобие злой закоснелой старухи. А теперь женщина возрождается, и это замечательно. Да здравствует возрождение!
В таком необычно приподнятом настроении Франсиска и переступила порог своего дома, а там её встретила напуганная Беатриса:
- Мама, где ты была? Маурисиу тебя не нашёл?
- Нет. А что случилось? - встревожилась Франсиска.
- И хорошо, что не нашёл, - облегчённо вздохнула Беатриса. - Он узнал, что его настоящий отец был итальянцем.
Франсиска обессиленно опустилась на стул.
- Боже мой! Он не должен был этого узнать!
- Но он узнал, мама, - сказала Беатриса. - И он в отчаянии. Так что готовься к трудному разговору с ним. А я буду здесь, рядом с тобой.

Отредактировано juliana19801 (25.07.2017 13:32)

Глава 12

Исколесив всю фазенду и не найдя матери, Маурисиу вернулся домой усталым и опустошённым, поэтому и трудный разговор с ней прошёл достаточно спокойно, без выплеска бурных эмоций.
- Это правда, что мой настоящий отец был итальянцем? - спросил он каким-то странно отрешённым тоном, и Франсиска ответила:
- Да, правда. Но я скрывала это, потому что твоему рождению предшествовала страшная семейная трагедия. Не хотелось, чтобы ты о ней знал.
- Я и об этом слышал, - небрежно бросил Маурисиу.- Ты забеременела от какого-то итальянца, а твой отец его убил. Верно?
- Нет, не верно, - строго сказала Франсиска.- Ты упустил самую важную деталь: того итальянца звали Луиджи Арелли, и мы с ним любили друг друга до самозабвения! Он был самым красивым и самым умным из всех итальянцев, работавших у нас на фазенде. У нас была чистая романтическая любовь, и не моя вина, что всё завершилось кровавой трагедией.
- Значит, ты его любила, и я - дитя той любви?
- Да, ты - продолжение той любви.
- А ты в этом уверена? Если я не сын своего отца, то, может, я и не твой сын? Однажды ты назвала меня незаконнорожденным!
- Маурисиу, не надо обижать меня, -  спокойным тоном попросила Франсиска. - Не дай бог никому пережить такого горя, какое пережила я, потеряв любимого человека!
- Но ты, насколько мне известно, очень скоро утешилась с другим, - заметил, криво усмехнувшись, Маурисиу.- Кстати, а ему было известно, что я - не его сын?
- Я думаю, Марсилиу всё знал, хотя никогда не заговаривал со мной на эту тему, - ответила Франсиска.
- Понятно, - укоризненно покачал головой Маурисиу. – Он, то ли знал, то ли нет, а ты, помалкивая, фактически обманывала его.
Франсиска не обиделась на сына. Она понимала, в каком состоянии он находится, и всячески хотела помочь ему преодолеть душевный кризис.
- Всё было гораздо сложнее, чем, кажется сейчас. Я должна была побеспокоиться о твоей судьбе, - пояснила она. - Марсилиу любил тебя как родного сына, и это считала самым важным.
- Я его тоже любил! А ты, выходит, никогда его не любила, только притворялась! - резко произнёс Маурисиу и, неожиданно прервав разговор, вышел из гостиной.
- Ничего, он сейчас успокоится, - сказала матери Беатриса. - Честно говоря, я ожидала худшего, но всё, кажется, обошлось.
Она не знала, что в это же время Маурисиу рыдал у себя в спальне и бился в истерике.
- Это ужасно, Катэрина! - выкрикивал он сквозь слёзы. - Я, оказывается, не я, а отпрыск какого-то Арелли!
- Ты - это ты, - мягко, как малому ребёнку, внушала ему Катэрина. - Ничего не изменилось. Ты - мой Маурисиу, я тебя любила и люблю. Не надо плакать.
Но для Маурисиу, похоже, изменилось многое, причём, то, что он всегда считал основополагающим и незыблемым. Семья, мать, отец - всё вдруг рассыпалось, потеряло прежние очертания. Как с этим жить? Как заново обрести твёрдую почву под ногами? Он этого не знал, и потому так мучился.
Истерика его вскоре прошла, внешне он успокоился, но внутри у него клокотал мощный разрушительный огонь, который лишь периодически прорывался наружу.
В основном это случалось, когда Франсиска отправлялась на прогулку с Мартино. Маурисиу это бесило. Осуждая мать, он не стеснялся в выражениях.
- Посмотри, - сказал он однажды Беатрисе, - это наша матушка во всей своей красе! Она любит порассуждать о чистой романтической любви, но в её глазах только похоть и больше ничего. Я теперь понимаю деда, который застрелил того итальянца, с которым она путалась! Но ей этого мало. Она освободилась от траура и теперь ей подавай итальянцев! Чем больше, тем лучше, всё равно кого, лишь бы только он был итальянцем!
Услышав такое, Беатриса всерьёз испугалась за брата. В своём ли он уме? Откуда эти ненависть и злоба?
- По-моему, ты сходишь с ума от ненависти, - сказала она. - Тебе надо лечиться. Какие гадости ты говоришь про маму! Это чудовищно! Разве ты не знаешь, что сеньор Мартино женат? Он недавно привёз сюда свою молодую жену и ребёнка. У мамы не может быть с ним ничего, кроме дружеских отношений.
Маурисиу злобно рассмеялся:
- Ты в самом деле так наивна? Или тоже притворяешься, как мать? Скорее всего, второе. Ты ведь такая же похотливая и падкая на итальянцев, как и она! Если бы дед был жив, он бы прикончил и твоего Марселло!
- А может, и тебя заодно? Ведь ты тоже итальянец, - напомнила ему Беатриса и услышала неожиданный ответ:
- Да, лучше бы он тогда застрелил и меня вместе с моей матерью, чтобы я сейчас не видел этого позора!
Беатриса не стала говорить ему больше ничего, но на всякий случай предостерегла Марселло, чтобы он опасался её брата.
- Не приходи к нам домой, - попросила она. - Давай будем встречаться в нашем укромном месте, как раньше.
Марселло её не понял:
- Ты что, разлюбила меня? Почему мы должны прятаться, если даже дона Франсиска согласна, чтобы мы поженились! Или ты уже передумала выходить за меня замуж?
- Нет, не передумала. Я люблю тебя. Но давай повременим со свадьбой. Подождём, пока Маурисиу переживёт своё горе.
Марселло рассердился:
- Да при чём тут Маурисиу? Я его не боюсь! А если он опять ко мне сунется со своими боксёрскими приёмами, то я на этот раз специально заготовлю для него дрын потолще!
Беатриса так и не смогла ему объяснить, чего она опасается, как не смогла этого объяснить и матери.
- Маурисиу считает, что у тебя роман с сеньором Мартино, и очень злится, - сообщила она матери. - Я даже боюсь за него. Это уже похоже на патологию. Он теперь люто ненавидит всех итальянцев.
- Это скоро пройдёт, - беспечно отмахнулась от неё Франсиска.
Беатриса, однако, не отступала:
- Но зачем тебе и впрямь нужны эти ежедневные прогулки с сеньором Мартино? Он женатый человек, у него здесь жена и ребёнок. Тебя это не смущает?
- Нет, - ответила Франсиска. - Если это не смущает его, то почему я должна вмешиваться в семейные отношения сеньора Мартино?
- А разве ты не вмешиваешься в них, когда по нескольку часов катаешься с ним на лошадях?
- Я катаюсь в своё удовольствие, и никто не сможет мне этого запретить, - отрезала Франсиска. - Ни ты, ни Маурисиу. Я свободная женщина, а сеньор Мартино взрослый мужчина, способный сам отвечать за свои поступки.
- Верно ли я тебя поняла, что у вас и в самом деле роман? - спросила изумлённая Беатриса.
- Я не обязана перед тобой отчитываться, - ответила Франсиска, тем самым косвенно подтвердив догадку дочери.

О том, что Мартино завёл роман с Франсиской, догадывались и на фазенде Винченцо. Причём догадывался не только Фарина, который сразу же сказал об этом Винченцо, но и Констанция, и Мария. Однако в отличие от Фарины, болезненно переживавшего любовную неудачу, Марию это нисколько не задевало. Наоборот, она испытала облегчение, так как Марино теперь не требовал от неё исполнения супружеского долга в постели.
У Марии также забрезжила слабая надежда на то, что в изменившихся условиях он не станет удерживать её с сыном на фазенде, и она попросила Мартино отпустить её в Сан-Паулу. В ответ она получила жёсткий и довольно грубый отказ.
- Он попросту мстит мне, - сказала Мария Констанции. - За то, что не люблю его, за то, что знаю, каков он на самом деле и чего от него можно ожидать. Я нужна ему здесь лишь затем, чтобы он мог упиваться моим униженным положением и демонстрировать всем безраздельную власть надо мной. Но он глубоко заблуждается! Он завладел только моими деньгами, но я и мой сын - не его собственность! Я сбегу от него и без денег!
- Но как же ты будешь жить без денег, да ещё и не одна, а с маленьким ребёнком? - сокрушалась Констанция.
- Продам все свои украшения, а потом найду какую-нибудь работу. Лучше жить в бедности, чем быть заложницей Мартино!
Констанция поняла, что Марию здесь ничто не сможет удержать, и они вновь заговорили о побеге. Мария уже давно убежала бы, но её останавливало давнее воспоминание - когда отец догнал их с бабушкой и силой вернул обратно.
- Так меня и Мартино может поймать, - говорила она. - Одна бы я ещё рискнула уйти пешком, а вдвоём с ребёнком далеко не уйду, Мартино непременно догонит нас. Вот если бы вы согласились мне помочь! Может, поедем вместе в город, якобы за покупками. Пусть Марселло отвезёт нас на лошадях. А там мы с сыном и «потеряемся».
- Я могу с тобой поехать, но мне всё же надо посоветоваться с Винченцо, - ответила Констанция и в этот момент увидела перед собой Мартино.
- Куда ты собралась ехать? - строго спросил он, с подозрением глядя на жену. - Бежать задумала?
- Ну что вы, сеньор Мартино! - вступилась за Марию Констанция. - Ей просто нужно поехать в город, сделать кое-какие покупки. Вот мы и говорили...
- В город она поедет только со мной, - отрезал Мартино и увёл Марию в их комнату, а там продолжил: - Не пытайся меня обмануть, я всё слышал! Ты хочешь убежать отсюда! Но если ты попытаешься это сделать, я отберу у тебя сына. Это моё последнее предупреждение!
Мария расстроилась, но не сдалась. И однажды, когда Катэрина пришла навестить родителей, обратилась за помощью к ней:
- Помоги мне убежать отсюда. У твоего мужа есть автомобиль... Попроси его, пусть он отвезёт меня с сыном в Сан-Паулу.
Катэрина знала, почему Мария хочет убежать от мужа, и отнеслась к её просьбе сочувственно:
- Обязательно попрошу! И думаю, что он не откажется тебе помочь. Маурисиу тоже недолюбливает твоего мужа. А сделать это надо в то время, когда твой муж будет гулять с моей свекровью! Как только они отправятся на прогулку, Маурисиу сразу же поедет к тебе. У вас в запасе будет несколько часов, и никто вас не догонит.
- Жаль, что мы не договорились об этом раньше,- сказала Мария, которой не терпелось убежать из плена.- Мартино только что поехал к твоей свекрови. Но сегодняшний день уже упущен, придётся подождать до завтра.
Пока они строили планы, в которых важная роль отводилась Маурисиу, он вздумал проследить за матерью и Мартино, чтобы собственными глазами увидеть, чем они там занимаются во время своих прогулок.
Скакать вслед за ними на лошади или ехать на машине было невозможно - они бы его непременно заметили, поэтому он шёл пешком, а точнее - почти всё время бежал, скрываясь за кустами и стараясь не упустить эту парочку из виду.
Не подозревая за собой слежки, Мартино и Франсиска поначалу ехали медленно, а потом вдруг резво поскакали в сторону озера, оставив Маурисиу далеко позади. Но он не собирался отступать. Оглядевшись вокруг, он увидел неподалёку амбары, в которых хранился кофе, и, поспешив туда, вскарабкался на крышу самого высокого амбара. Открывшийся вид на озеро позволил Маурисиу разглядеть, как конники спешились и тотчас же бросились друг к другу в объятия.
Что было дальше, Маурисиу не видел. Кровь ударила ему в виски, и он помчался обратно к дому, повторяя на бегу: «Убью! Убью!»
Он с детства помнил, где отчим хранил свою двустволку, оставалось только найти патроны, но и это не стало для Маурисиу препятствием. Патроны он отыскал сразу – они лежали в коробке рядом с двустволкой. Набив ими карманы, Маурисиу снова побежал к амбарам - ни от кого не прячась и даже размахивая на бегу  двустволкой.
Несмотря на крайне возбуждённое состояние, место для засады он выбирал скрупулёзно и тщательно. Поднявшись на чердак одного из амбров, разобрал изнутри часть черепичной крыши, просунул голову в отверстие - оттуда хорошо просматривалась дорога, по которой должны были возвращаться Мартино и Франсиска. Зарядил ружьё, проверил прицел и стал ждать.
В последнее время Мартино только провожал Франсиску до ворот её дома и тут же уезжал, не заходя к ней на обед.
В этот раз он поступил точно так же: простился с ней у ворот и поехал обратно, мимо тех самых амбаров. Настроение у него было прекрасное. Он улыбался, вспоминая какие-то детали недавнего свидания с Франсиской, потом самодовольно засмеялся и произнёс вслух:
- Твоя кобылка, Фарина, уже стала моей! А скоро я получу и её фазенду!
Эти слова донеслись до слуха Маурисиу, и в тот же миг он выстрелил.
Пуля настигла Мартино. Он неловко упал наземь, а испуганная лошадь стремглав понеслась дальше.
Но Мартино не был убит. Он был только ранен. Не понимая, кто и откуда в него стрелял, он инстинктивно почувствовал, что этот выстрел может быть не единственным, и попытался укрыться за ближайшим амбаром. Сначала передвигался ползком, потом встал на ноги... И тут прозвучал второй выстрел.
Мартино упал как подкошенный. Но Маурисиу уже не мог остановиться. Он палил и палил из ружья, пока не расстрелял все патроны.
Потом спустился вниз, убедился, что Мартино мёртв, сняв с себя пиджак, завернул в него двустволку и с чувством исполненного долга пошёл домой.
А тем временем всё семейство Франсиски уже собралось за обеденным столом, отсутствовал только Маурисиу.
- Ты не знаешь, где мой муж? - спросила у Беатрисы Катэрина, недавно вернувшаяся от родителей.
Беатриса не знала, где Маурисиу, Жулия тоже его не видела.
В конце концов, они решили, что семеро одного не ждут, и пообедали без него. Правда, Катэрине почему-то не лез кусок в горло, она тревожилась о муже, не понимая, чем вызвана эта тревога.
Маурисиу же, положив ружье на прежнее место, как ни в чём не бывало появился в столовой и ещё успел вместе со всеми выпить кофе. А своё опоздание к обеду объяснил тем, что есть ему не хотелось, зато возникло желание немного прогуляться.
- Сегодня такая прекрасная погода! - сказал он, широко улыбаясь, но эта улыбка показалась Катэрине и Беатрисе какой-то странной, неестественной.
И лишь Франсиска, находясь под впечатлением от свидания с Мартино, не заметила ничего странного в поведении Маурисиу.
После обеда он и Катэрина ушли к себе в комнату, и там она передала ему просьбу Марии. Он откликнулся довольно вяло:
- Ехать в Сан-Паулу? Это же очень далеко...
- Но ей больше никто не сможет помочь, кроме тебя!
Маурисиу лежал на кровати в расслабленной позе, глаза его были прикрыты, и разговаривать ему явно не хотелось, тем более на такую бессмысленную тему. Но Катэрина ждала от него ответа, и он бросил нехотя:
- Могу довезти её до станции, а там пусть сама едет в Сан-Паулу.
- Но Мартино тоже подумает, что она убежала к поезду, и погонится за ней.
- Не погонится! - усмехнулся Маурисиу, вызвав недоумение Катэрины.
- Ты, наверное, не понимаешь всей сложности её положения, - сказала она. - Мартино держит Марию взаперти и грозится отобрать у неё сына, если она попытается убежать. А ты говоришь: «Не погонится»!
Маурисиу понял, что допустил непростительную оплошность, едва не выдав себя, и тотчас же стал оправдываться:
- Я имел в виду, что, если он не сразу хватится её, то поймёт всю бессмысленность погони.
- Значит, надо ехать сразу же, как только Мартино появится у нас и поедет гулять с доной Франсиской, - подвела итог Катэрина, и на сей раз Маурисиу не стал ей возражать.
А в доме Винченцо тоже говорили о Мартино. Он не приехал к обеду, и Фарина раздражённо заметил:
- Вероятно, Франсиска уже и на довольствие его поставила!
Винченцо тоже был зол на Мартино, однако справедливости ради напомнил другу:
- А не сам ли ты её упустил? Всё тянул, чего-то выжидал...
Фарина мог бы сказать, что поступал так не из выгоды, а от большой любви к Франсиске, но он предпочёл отшутиться:
- Нет, ты не прав, однажды я тоже с удовольствием у неё пообедал, когда она пригласила меня к столу.
- Так может, ты напугал её своим богатырским аппетитом? - поддержал его шутку Винченцо.
Все сидящие за столом дружно рассмеялись, и лишь Констанция сохранила мрачное выражение лица. Чуткий к переменам в её настроении Винченцо спросил, почему она сегодня не в духе, и она ответила:
- Не знаю. Тревожно мне почему-то. Боюсь, как бы чего не случилось.
- Наверное, ты расстроилась из-за того, что Мария собирается бежать, - предположил Винченцо. - Меня тоже это не радует. Представляю, как будет лютовать Мартино!
Ближе к вечеру, однако, Марселло обнаружил лошадь Мартино, пасущуюся вблизи конюшни.
- Похоже, она сама пришла домой, - в растерянности сообщил он отцу. - Никто её не расседлал, не привязал...
- Ты только Фарине об этом не говори, - посоветовал ему Винченцо. - Наверное, любовники так увлеклись друг дружкой, что лошади надоело их ждать, вот она и пошла потихоньку домой.

Глава 14

Пока письмо, отправленное Марией, добиралось до Дженаро, комиссар полиции успел закрыть дело об убийстве Мартино, и теперь можно было спокойно ехать в Сан-Паулу. Фарина своё обещание сдержал: поехал туда вместе с Марией и её ребёнком.
Всю дорогу, пока они ехали в поезде, Мария плакала, и Фарина не мог понять, почему. Ведь даже на похоронах Мартино она не проронила и слезинки, отчего же плакать теперь, когда перед ней открывается новая свободная жизнь?
- Я боюсь этой новой жизни, - призналась Мария. - Сердце подсказывает мне, что она будет нелёгкой, что я хлебну ещё много горя.
Но так или иначе они добрались до Сан-Паулу и с вокзала отправились прямо в пансион Мариузы - к родному дедушке маленького Мартино.
Мариуза испытала двойственное чувство, увидев Марию с ребёнком: с одной стороны, она порадовалась, что той всё-таки удалось убежать от ненавистного мужа, а с другой... что её ждёт здесь, беднягу? Ведь у Тони прекрасная жена и он не собирается от неё уходить...
Мария тем временем представила Мариузе своего нового друга сеньора Фарину и сообщила о смерти мужа. Мариуза ещё больше огорчилась за Марию. Вот уж страдалица! Пережила столько бед, а теперь ещё узнает, что все надежды на Тони были напрасными.
Дженаро дома не было, и Мария засыпала вопросами Мариузу: не нашёл ли он Тони, как продвигаются поиски?
- Об этом лучше расскажет сеньор Дженаро, - ушла от ответа Мариуза. - Сейчас я приготовлю для вас комнаты, вам нужно отдохнуть с дороги, а потом мы будем обедать. Возможно, к тому времени и сеньор Дженаро придёт домой.
Она знала, что Дженаро пошёл в гости к Эзекиелу - посмотреть, как устроились там Тони и Камилия, поговорить с сыном о его новой работе, - но сообщать Марии все эти подробности, конечно же, не стоило. Пусть Дженаро сам скажет ей о своём сыне всё то, что сочтёт нужным рассказать.
А Дженаро между тем не торопился домой. Сытно отобедав у Эзекиела, он остался всем доволен, так же, впрочем, как и Тони, который выглядел вполне счастливым. Он оживлённо рассказывал отцу о том новом деле, которым сейчас занимался: закупка оборудования, поставки тканей, сбыт готовой одежды, ну и, разумеется, бухгалтерия, в чём Тони не был силён, однако намеревался освоить эту мудрёную науку в совершенстве.
Дженаро расслабился, разомлел. Теперь он был спокоен за сына, его будущее представлялось Дженаро только в радужных тонах. Когда же он, наконец, собрался идти домой, Тони вышел проводить его и неожиданно заговорил о... Марии.
- Я знаю, тебе неприятно говорить на эту тему, - начал он, - но, может быть, ты хоть сейчас расскажешь мне что-нибудь о моей Марии? Ты же сам видел: я живу с Камилией, у нас всё ладится...
- Видел, - подтвердил Дженаро. - И поэтому, мне странно слышать, что ты спрашиваешь меня о Марии. Неужели ты до сих пор любишь её?
- Я не знаю, что это - любовь или всего лишь дорогое мне воспоминание, которое невозможно вырвать из сердца. Может, если бы я увидел её вместе с мужем и ребёнком, понял бы, что она довольна своей теперешней жизнью, то успокоился бы. А так в моей памяти, в моей душе сохранился её прежний образ, который я не в силах забыть. Скажи, какая она сейчас? Ведь ты же видел её не так давно! Она сильно изменилась?
- Откуда ты знаешь, что я видел её не так давно? - испуганно спросил Дженаро, тем самым выдав себя. - Кто тебе сказал?
Тони, конечно же, имел в виду, что отец видел Марию перед отъездом из Италии, но сейчас, по реакции Дженаро, заподозрил нечто иное и уже не попросил, а потребовал рассказать ему всю правду о Марии.
Дженаро же рассудил, что упрямиться тут не стоит, и сказал:
- Да, я видел Марию недавно. Встретил случайно на улице.
- Как? Моя Мария здесь?! - изумился Тони. - И ты молчал?
- Молчал, потому что тебе лучше забыть её, - ответил Дженаро, как ему казалось, из лучших побуждений. - Она не твоя, пойми ты это, наконец. Они с мужем переехали в Бразилию, купили фазенду и живут там в своё удовольствие, воспитывают сына. А Мария теперь стала важной сеньорой. Забудь её!
- Но она хотя бы спрашивала обо мне?
- Спрашивала. И я сказал ей, что ты женат на богатой еврейке. Я тогда не знал Камилию, а то бы рассказал ещё, какая она добрая, красивая и как ты её любишь. Ведь ты же любишь Камилию?
- Да, люблю, - обречённо вымолвил Тони.
- Вот и живи с Камилией, - напутствовал его Дженаро. - А Марию забудь раз и навсегда!
После разговора с сыном настроение Дженаро несколько подпортилось, но всё же он остался доволен собой - не поддался на провокацию, не сказал самого главного: что Мария любит Тони и воспитывает его ребёнка. Пусть Тони об этом не знает и спокойно живет со своей очаровательной Камилией! А Мария, даст бог, опять притерпится к своему фашисту и ей понравится жить на фазенде. Жаль только, что внучок будет далеко от дедушки, да что поделаешь, если жизнь развела всех в разные стороны!
Так рассуждал Дженаро, не подозревая, что внучок и Мария уже ждут его дома. Более того - он не мог знать, что Изабела успела проболтаться Марии о счастливой встрече отца и сына. Правда, она рассказала и о Камилии, но Марию это не слишком опечалило.
- Сынок, скоро ты увидишь своего настоящего папу! - сказала она маленькому Мартино, сияя от счастья.
С приходом Дженаро, однако, выяснилось, что обрадовалась она слишком рано.
Дженаро отнёсся сочувственно к её положению, но признался, что она спутала ему все карты своим внезапным появлением в Сан-Паулу.
- Я соскучился по тебе и внуку, ты для меня - как дочь, говорил он, - но ты не должна встречаться с Тони. Если ты действительно любишь моего сына, то не станешь разрушать его семью, в которой он счастлив.
- Я не буду разрушать его семью, - отвечала Мария, - но мне обязательно нужно встретиться с ним. Он должен увидеть своего сына!
- Нет, пусть всё остаётся, как было до сих пор! - упёрся Дженаро. - Не надо говорить Тони о ребёнке, это сломает ему жизнь!
- А о своём внуке вы не подумали? Почему он должен расти, не зная родного отца? Разве это не может сломать ему жизнь?
У Дженаро не было ответа на такой сложный вопрос. Он знал только одно: нужно поберечь Тони и пощадить Камилию, которая ни в чём не виновата.
- Но и мой маленький сын тоже ни в чём не виноват, - сказала Мария. - Он был зачат в любви, и право на любовь - материнскую и отцовскую - у него остаётся, по сей день. Если вы будете препятствовать моей встрече с Тони, то я стану следить за вами и когда-нибудь вы сами приведёте меня к нему!
Эта угроза подействовала на Дженаро. Он пообещал Марии устроить встречу с сыном, но при условии, что она пока не будет говорить ему о ребёнке. Мария согласилась на это условие:
- Мне бы только увидеть его! А там я уже сама буду решать, как жить дальше.
После этого настроение Марии заметно улучшилось, а Дженаро, наоборот, помрачнел. Он остался недоволен тем половинчатым решением, которое вынужденно принял под давлением Марии. Может быть, поэтому и Фарина вызвал у него сильное раздражение. Узнав, что Фарина будет заниматься банковским счётом Мартино, Дженаро сразу же заподозрил его в корыстных намерениях, и даже подумал, не замешан ли этот сеньор в убийстве.
- Как у вас просто получается: убили, закопали, и всё! - сердито сказал он Фарине. - Я сам ненавидел Мартино за его фашистские убеждения, но мне же не пришло в голову браться за оружие и стрелять в него!
- А вы не равняйте всех по себе, - сказала Мария. - В Италии нашлись люди, которые стреляли в Мартино. Он был тяжело ранен и едва не погиб.
- Так то в Италии! - парировал Дженаро. - А здесь он вряд ли успел нажить врагов. Я думаю, его убили из-за денег. Убийцу надо искать среди тех, кому была выгодна смерть Мартино!
После этих слов Дженаро в комнате повисла гробовая тишина, потому что они прозвучали как обвинение Фарины и Марии, которые собирались получить доступ к деньгам Мартино.
- Вы что, обвиняете меня? - возмущённо спросила Мария после некоторой паузы. - Думаете, что это я наняла убийцу?
Дженаро понял, что перегнул палку, и сказал примирительно:
- Нет, конечно, тебя я не имел в виду.
Фарина тоже был вынужден защищаться:
- Если вы намекаете на меня, то я всего лишь хочу помочь Марии. Поверьте, это не такое простое дело, как кажется на первый взгляд. Я сам вкладчик этого банка и знаю их жёсткие правила. Давайте пойдём туда вместе, вы в этом убедитесь!
Дженаро оказался не готов принять вызов, брошенный Фариной.
- Зачем мне туда ходить, если Мария доверяет вам? - проворчал он.
А Фарина, сохраняя невозмутимость, продолжил:
- Дело осложняется тем, что брак Марии был заключён в Италии, там же родился и её ребёнок. Банкиры могут усомниться в подлинности документов, подтверждающих её право на наследство, тем более, что Мартино был убит и это записано в свидетельстве о смерти. Наверняка они запросят копию уголовного дела, пошлют запросы в Италию, и ещё неизвестно, каким будет их окончательное решение.
- А чем же вы, в таком случае, сможете помочь Марии? - спросил Дженаро.
- Во-первых, я, как их давний вкладчик, могу предложить себя в качестве гаранта, - охотно отозвался Фарина. - Во-вторых, использую свои связи в итальянском посольстве: попрошу раздобыть для меня справку о том, что перед отъездом в Бразилию Мартино продал имение и землю своего покойного тестя, а значит, существенная часть денег уж точно принадлежит Марии - как единственной наследнице её отца...
- Ладно, можете не продолжать, я всё понял, - сказал Дженаро. - Желаю вам удачи.

Последующие дни Мария провела в томительном ожидании. Даже ежедневные походы с Фариной в банк и посольство не могли отвлечь её от постоянных мыслей о Тони, от предвкушения встречи с ним.
Но Дженаро всё откладывал и откладывал эту встречу. Он никак не мог решиться на откровенный разговор с сыном, и постепенно Мария утратила к нему доверие.
- Похоже, он и не собирается выполнять своё обещание, - сказала она однажды Мариузе. - И я догадываюсь, почему. Потому, что мой Тони всё ещё любит меня, хотя и женат на другой женщине! И я тоже люблю его! Неужели сеньор Дженаро так жесток, что будет всячески мешать нам встретиться?
Мариуза искренне сочувствовала Марии, но при этом всей душой была на стороне Дженаро и Камилии, которая сделала столько добра для его сына. Кроме того, Мариуза придерживалась консервативных взглядов, считая, что любовь - это, конечно, всегда хорошо и приятно, однако разрушать семью из-за неё не следует.
В отличие от тётушки, Изабела однозначно разделяла мнение Марии, ставя любовь превыше всего. Она сама была влюблена в молодого симпатичного лавочника Бруну, который по ночам пел у неё под окнами серенады, а строгая тётя Мариуза не разрешала племяннице даже подойти к окну.
- Ты приехала сюда учиться, так учись, а не заводи романы! - говорила она Изабеле, и та была вынуждена её слушаться.
Но, обсуждая с Мариузой любовную историю Марии, Изабела позволила себе заметить:
- Если Тони и теперь любит Марию так же, как она его, то они обязательно должны пожениться! Тем более, у них уже есть ребёнок!
Мариузе такое вольнодумство не понравилось, она велела племяннице не соваться в чужие дела и держать своё мнение при себе, но её наставления оказались напрасными: в лице Изабелы Мария обрела надёжную сторонницу. Между собой они сговорились, что если Дженаро не выполнит своего обещания, то Изабела сама покажет Марии, где живёт Тони. Правда, Изабела не знала, что Тони уже переехал из бедняцкого квартала в богатый дом тестя. Но в данном случае это оказалось не существенным. Это дало возможность Марии сказать однажды Дженаро:
- Мне кажется, вы никогда не отважитесь на разговор с Тони. Так может, я сама схожу к нему домой? Его адрес мне известен.
- Откуда?! - изумился Дженаро.
- Случайно подслушала один разговор, вы уж простите, - вынужденно прибегла ко лжи Мария, не желая выдавать Изабелу.
Дженаро не на шутку испугался. Он, конечно же, подумал, что Мария знает не прежний, а нынешний адрес Тони, и с ужасом представил, как она входит в дом Эзекиела, одуревший от радости Тони бросается ей навстречу, они жадно обнимаются, целуются, и всё это происходит на глазах у Камилии!
- Нет, этого делать не стоит, - сказал он Марии. - Сегодня я поеду к Тони на работу и привезу его сюда. Только прошу тебя, не говори хотя бы пока, что Мартинью - его сын.
- Не скажу, - вновь пообещала Мария.
Встретившись с сыном, Дженаро долго ходил вокруг да около, требуя от Тони отчёта в том, насколько крепки его семейные узы и способна ли его любовь к Камилии выдержать серьёзные испытания.
Тони на все вопросы отвечал положительно, это несколько успокоило Дженаро, и он, наконец, выложил то главное, ради чего и пришёл к сыну:
- Идём в пансион, там сейчас живёт Мария... Она хочет с тобой повидаться... Я не мог отказать ей в этой просьбе.
- Мария? Моя Мария?! - обескураженно уставился на него Тони.
- Она не твоя! - сердито поправил его Дженаро.
- Значит, она действительно здесь? - просиял от радости Тони. - А ты обманывал меня? Говорил о какой-то фазенде...
- Она приехала оттуда недавно. Её мужа-фашиста кто-то застрелил. Теперь она вдова. Но это ничего не меняет: у неё своя жизнь, у тебя - своя. Ты женат, и твоя жена, слава богу, жива!
- Да, папа, всё так, - рассеянно говорил Тони, соглашаясь с отцом, но все его мысли были только о Марии.
Когда они с Дженаро добрались до пансиона, волнение Тони достигло предела, эмоции били через край, и в таком состоянии он увидел свою Марию.
А дальше всё произошло именно так, как и предполагал Дженаро: Тони и Мария страстно припали друг к другу, их уста слились в поцелуе, а затем посыпались взаимные признания в любви... Разница была лишь в том, что свидетелями этой сцены стали не Камилия и её родители, а Мариуза и Дженаро. Они оцепенело смотрели на влюблённых до тех пор, пока Тони не заметил их, наконец, и не попросил отца:
- Папа, надеюсь, ты не будешь возражать, если мы с Марией поговорим... без свидетелей? Поверь, нам есть о чём поговорить после долго разлуки.
Дженаро согласно кивнул, но на всякий случай предостерёг сына:
- Только не теряй голову! Помни, что у тебя есть жена!
После такого напоминания Дженаро Мария тоже проявила сдержанность и не пригласила Тони в свою комнату. Они остались вдвоём в гостиной, но говорили, не расцепляя рук и прерывая свои рассказы страстными поцелуями. Их неудержимо влекло друг к другу, однако они сдерживались, помня о том, что обстоятельства этому не способствуют.
- Мария, я всегда любил тебя и люблю, - говорил Тони. - Но у меня жена... Может, я только затем и женился, чтобы забыть тебя...
- Но ты же не смог меня забыть?
- Не смог. И я не знаю, что мне теперь делать.
- А я знаю! Мы должны быть вместе, мы выстрадали наше право на любовь!
Так считала Мария и надеялась то же самое услышать от Тони, а он говорил о своей жене, которая ни в чём не виновата и её нужно пожалеть, говорил о семейном бизнесе, в который он недавно ввязался и теперь ему неловко подводить тестя...
Мария слушала его с болью и, ей хотелось крикнуть: «О чём ты говоришь?! У тебя есть сын!!!» Но вместо этого она сказала:
- Я понимаю твоё положение. У тебя есть семья, жена. Возможно, ты её даже любишь... Но ведь ты любишь и меня! Я вижу это, чувствую! Не оставляй меня, пожалуйста, мой дорогой, мой любимый! Я должна тебя видеть хоть изредка, чтобы не умереть от горя, чтобы у меня сохранялся стимул к жизни! Пообещай мне, что мы будем иногда встречаться!
- Да, да! Конечно, мы будем видеться! - обещал ей Тони, потому что и сам теперь не представлял своей жизни без Марии, без частых встреч с ней.
Где и как будут происходить эти встречи, они в тот раз не обсуждали, но у Марии после этого разговора появилась твёрдая уверенность в том, что она больше никогда не потеряет своего Тони.
- Вы же сами всё видели, - сказала Мария Дженаро. - Он по-прежнему любит меня!
- Но до сих пор он был счастлив со своей женой, - возразил Дженаро. - И ты не должна разрушать его жизнь.
- Я и не собираюсь этого делать. Пусть Тони сам решает, как ему следует поступить. Только вы заблуждаетесь относительно его счастья в той семье. Там нет любви, а значит, нет и счастья, - высказала своё мнение Мария. - Рано или поздно Тони это поймёт, и мы с ним больше никогда не расстанемся.

Глава 16

Тони примчался в пансион уже на следующий день после встречи с Марией, но не застал её там.
- Она ушла в банк с сеньором Фариной, - сообщила Мариуза.
- Кто такой сеньор Фарина? - вскинулся Тони, и в его голосе Мариуза отчётливо уловила ревнивые нотки.
- Пойдём, я сам тебе всё объясню, - сказал Дженаро, уводя сына в свою комнату.
Когда же они оказались вдвоём, без свидетелей, Дженаро объяснил ему не только кто такой Фарина, но и кто такая Камилия.
- Она твоя жена! Ты забыл об этом? - гневался Дженаро.
Тони слушал его с откровенной досадой, а когда Дженаро понемногу выпустил пар, - сказал без каких-либо увёрток:
- Пойми, я сейчас думаю только о Марии. Я уже не смогу жить без неё!
Дженаро вновь продолжил свою воспитательную лекцию. Он говорил о том, что человек, приехавший в Бразилию без денег, обречён на нищенскую жизнь.
- Ты многого добился, отказавшись от помощи тестя? Работал грузчиком, получал за это крохи! Загубил руки на том проклятом рынке, теперь не можешь сыграть простенькой гаммы! А сейчас у тебя есть возможность жить нормально и разрабатывать руки для того, чтобы восстановить прежнюю форму. Я мечтаю снова увидеть тебя за фортепьяно, услышать твою великолепную игру! Но этого никогда не случится, если ты уйдёшь от жены.
- Я тоже хочу послушать, как ты играешь, - сказал Тони, отвлекая отца от его главной темы. - Где находится твой клуб? Я могу прийти туда с Камилией.
- Мой клуб называется борделем! - сердито ответил ему Дженаро. - Да-да, я работаю в самом настоящем борделе! Ублажаю шлюх и их клиентов! Вот тебе яркий пример того, на что может рассчитывать здесь человек без связей и без денег! Поэтому держись своего тестя, чтобы не повторить мою участь.
Тони был поражён услышанным.
- Ты же говорил, что играешь в танцевальном клубе...
- А что я мог сказать? Особенно в присутствии твоей жены! Хотя, в общем, я не врал: там действительно танцуют. Иногда - до самого рассвета. Кстати, уже совсем скоро я опять туда пойду, так что ты извини, мне надо работать.
- Да, уже вечер, а Марии всё нет, - опять завёл о своём Тони. - Какие сейчас могут быть дела в банке?!
И, словно отвечая на его вопрос, в комнату постучалась Мария.
Их встреча с Тони опять вышла бурной, эмоциональной.
- Если бы я знала, что ты ждёшь меня здесь, то бежала бы бегом, а так сеньор Фарина предложил мне прогуляться пешком, у нас был трудный день... - сыпала без остановки Мария, прижимаясь предплечьем к Тони.
Он тем временем косо посмотрел на Фарину, и тот, улыбнувшись в усы, тихо сказал Дженаро:
- Во избежание неприятностей я предпочёл бы оставить эту пару наедине. Уверен, что вы составите мне компанию.
Дженаро нехотя повиновался ему, оставив Тони и Марию у себя в комнате.
Потом Фарина долго отвлекал внимание Дженаро, повествуя о проблемах Марии в банке, и наконец, увязался за ним в бордель, где сразил своим мощным обаянием хозяйку заведения - очаровательную Жустини. К другу Дженаро она отнеслась с особым почтением, и весь вечер развлекала Фарину сама, собственной персоной, не доверив столь утончённого господина рядовым шлюшкам, имевшимся в её распоряжении.
Сначала они с Фариной танцевали под аккомпанемент Дженаро, потом, сидя за столиком в укромном уголке и попивая вино, вели глубокомысленную беседу о превратностях жизни, и наконец Жустини пригласила уважаемого гостя в свою спальню.
По заведению тотчас же прокатился ропот, поскольку это событие было из ряда вон выходящим. Обычно Жустини, пользуясь статусом хозяйки заведения, не обслуживала клиентов в постели. Доступ к её спальне имел только Маркус, но то была любовь, а не платная услуга, и об этом знали все, включая здешних завсегдатаев, которые давно смирились с тем, что им дозволено лишь издали любоваться аппетитными формами Жустини. И вдруг - такая дерзость! Жустини изменила Маркусу!
- Она влюбилась в вашего приятеля! - сообщила Дженаро вездесущая Малу.
Он, однако, даже ухом не повёл в её сторону. Он не сторож Фарине, и тем более, Жустини - профессионалке, бандерше! И даже не сторож своему сыну, который запутался в амурных делах, что вряд ли кончится добром!..
А между тем Фарина остался очень доволен своим ночным приключением и по-мужски сдержанно поблагодарил Дженаро за содействие.
- Ты только остерегайся Маркуса, - посоветовал ему Дженаро, и очень удивился, услышав от Фарины:
- Я всё знаю. Жустини рассказала мне историю своей роковой любви. А я искренне ей посочувствовал и утешил бедную девушку как смог.
- Да, ты титан! - восхищённо заметил Дженаро. - Умеешь найти подход к женскому сердцу! Наверное, при желании, сможешь обольстить любую красотку?
- Нет, мои чары не всесильны, - с грустью ответил Фарина. - Есть одна сеньора, которая разбила моё сердце, а собирать осколки не хочет. Правда, у меня ещё теплится слабая надежда...
Дженаро нахмурился:
- Эта сеньора, часом, не Мария?
- Ну что ты, как тебе могло такое прийти в голову? - с укоризной посмотрел на него Фарина. - Моя прекрасная Франсиска осталась там, на фазенде. А к Марии я отношусь, можно сказать, по-отцовски. На её долю выпало столько испытаний, а помочь ей, кроме меня, в общем, и некому. Хотя ты тоже мог бы оказать ей помощь, если бы не сбивал с толку своего сына. Нужно быть слепым, чтобы не увидеть, как он любит Марию! Не мешай ему, пусть он сам решит, с кем жить.
- Я и не мешаю, только советую. Ты советуешь мне, а я ему, - съязвил Дженаро.
Фарина усмехнулся, заметив самокритично:
- Да, мы все горазды давать советы!..
Впрочем, Фарина не только давал советы. Он оказывал реальную помощь Марии, используя весь арсенал средств, которыми располагал: трезвый ум, рассудительность, дипломатичность, обаяние, личные связи в итальянском по-сольстве и в банке. И результат не заставил себя ждать - вскоре Фарина уже смог объявить Марии:
- Дело сделано! Теперь ты у нас будешь богатой вдовой!
Ему удалось доказать право Марии на банковский вклад Мартино, и это оказались очень большие деньги!
- Я и не знала, что речь идёт о такой сумме, - растерянно сказала Мария. - Мартино никогда не посвящал меня в финансовые дела, не говорил, за сколько продал имение моего отца... Спасибо вам, сеньор Фарина! Без вас я бы тут ничего не сделала.
Он ответил с некоторой грустью:
- Моя миссия закончена, я могу ехать на фазенду со спокойным сердцем. Теперь у тебя есть собственный счёт в банке, ты сможешь прекрасно жить и на проценты от вклада. Но будь осторожна! Вокруг столько жуликов, они слетаются на деньги как стервятники. Опасайся их. Если тебе понадобится какой-то совет - я всегда в твоём распоряжении. Ты мне очень симпатична, Мария. Я полюбил тебя как дочь, которой у меня никогда не было...
Фарина так растрогался, что его глаза подёрнулись влагой, и Мария, заметив это, по-дочернему нежно поцеловала его в щеку:
- Я тоже полюбила вас, папочка Фарина! И вы тоже всегда можете на меня рассчитывать.
После отъезда Фарины Мария осталась жить в пансионе Мариузы, хотя теперь, став богатой, могла бы снять и более дорогую гостиницу. Но уезжать отсюда ей не хотелось, потому, что здесь у неё было некое подобие семьи. Она привязалась к Мариузе, к Изабеле, здесь жил Дженаро, и Мария рассудила, что увозить от него родного внука было бы неразумно. Может, глядя на маленького Мартинью, Дженаро скорее поймёт, насколько тот нуждается в родном отце?
- А разве Тони не нуждается в Мартинью? - говорила Мария Дженаро. - Вспомните, как вы страдали от того, что не могли найти своего сына! Вспомните, как тосковали по Тони и казнили себя за то, что были несправедливы к нему! Так неужели вы снова хотите совершить подобную ошибку? Вряд ли Тони будет благодарен вам за то, что вы разлучаете его с родным сыном.
- Я не разлучаю их, - возражал Дженаро. - Со временем Тони узнает всю правду, но сейчас она опасна для него. Он только-только встал на ноги, нашёл хорошую работу, почувствовал себя нормальным человеком... Ты знаешь, что такое для пианиста - работать грузчиком? Это смертный приговор! Не мешай ему сейчас. Пусть он утвердится в своём положении, пусть обретёт уверенность...
- Тони почувствует себя гораздо увереннее, когда узнает, что у него есть такой замечательный сын. Мартинью не может никому помешать!
- Может. Я лучше знаю! - сердился Дженаро. - Это внесёт разлад в его семью.
- Похоже, сейчас вы сказали самое главное, - печально констатировала Мария. - Вам настолько запала в душу Камилия, что вы готовы принести ей в жертву нас всех: меня, Мартинью, Тони! Вам хочется любой ценой удержать Тони возле неё. Пусть даже ценой лжи! Вы просто боитесь сказать ему правду, потому что знаете: Тони не будет держаться за свою жену, он предпочтёт ей меня и сына!
- Да, я этого не исключаю, - согласился Дженаро. - Поэтому и стараюсь изо всех сил уберечь Тони от поспешного решения. Он ещё не пришёл в себя после встречи с тобой, а ты хочешь опять его ошеломить, сказать ему про ребёнка! Дай ему передышку, умоляю тебя!..
И Мария вновь пошла на поводу у Дженаро. Что ж, она повременит, не скажет Тони про ребёнка. Пока не скажет. Сейчас главное, чтобы Тони продолжал сюда ходить. Главное - видеться с ним, обнимать его, целовать, а там видно будет.
Но Тони, к большому огорчению Марии, перестал бывать в пансионе. Говорил, что не может прожить без неё и дня, а уже прошла почти целая неделя, как они не виделись. Мария, теряясь в догадках, страдала и всё чаще вспоминала утверждение Дженаро о том, что Тони любит Камилию, иначе бы и не женился на ней. Осознавать это было и горько, и печально, однако Мария крепилась. Ей не хотелось разувериться в Тони и она терпеливо ждала его.
- Он любит меня, любит! Я не могла обмануться, - твердила как заклинание и всё расспрашивала Изабелу о Камилии: - Какая она? Что в ней такого притягательного? Чем она смогла пленить Тони?
Изабеле трудно было ответить на эти вопросы.
- Симпатичная, даже, пожалуй, красивая... - отвечала она. - Обаятельная... Но я и видела-то её всего два раза...
- Отведи меня туда, где живёт Тони, - вновь попросила Мария. - Мне нужно хотя бы издали увидеть его жену!
- Зачем?
- Может, я пойму что-то такое, чего сейчас не понимаю. О ней, о себе, и главное - о Тони.
- Тётя убьёт меня, если узнает, что я повезла тебя туда, - сказала Изабела. - Она тайно влюблена в сеньора Дженаро и поэтому делает всё, чтобы ему угодить.
- Доне Мариузе мы не скажем! Она ни о чём не узнает, - пообещала Мария, и Изабела согласилась проводить её в бедняцкий квартал, где, как она полагала, проживал Тони.
Поехали они туда днём, специально выбрав такое время, когда Тони должен был находиться на работе. Согласно их нехитрому плану, Изабела должна была остаться во дворе - чтобы её не опознала Камилия, а Мария собиралась подняться в комнату Тони, увидеть его жену, рассказать свою легенду - мол, приехала из Чивиты, хочу передать Тони привет от земляков, - поговорить ради приличия несколько минут и затем уйти.
- Я назовусь вымышленным именем, чтобы она ничего не заподозрила, - наивно рассуждала Мария, не догадываясь, какой мощной интуицией обладает Камилия. - А Тони... Он, конечно же, поймёт, что это была я, а не какая-то неведомая землячка. Но это даже к лучшему: пусть он узнает, что я ищу его, и сам придёт ко мне.
Пока они с Изабелой ехали в трамвае, Мария очень волновалась и в какой-то момент даже пожалела о том, что затеяла эту рискованную игру:
- Я ведь не актриса... И притворяться не умею... А если она уличит меня во лжи? Это будет ужасно!
Марии захотелось повернуть обратно, и она бы отказалась от своего прежнего намерения, если бы не вспомнила, как тяжело жить в неведении, строя всевозможные догадки о том, почему не приходит Тони и чем его приворожила Камилия.
Так, в волнениях и сомнениях, Мария и добралась до того дома, где ещё недавно жил Тони.
Войдя во двор, Изабела остановилась в растерянности. Она была здесь лишь однажды и сейчас не могла положиться на свою зрительную память.
- Ой, я, кажется, забыла, в какой комнате жил Жозе Мануэл, а потом и Тони, - призналась она Марии.
- Ничего, мы у кого-нибудь спросим, ответила та. - Видишь, вон женщины стирают белье, наверняка они тут всех знают.
Пока они гадали, к кому бы из женщин обратиться за справкой, их приметила Мадалена и сама подошла к ним.
- Вы кого-то ищете? - спросила она, с любопытством разглядывая двух сеньорин, забредших сюда явно из другого мира, о чём свидетельствовали их весьма дорогие, хотя и скромные, туалеты.
Мария, запинаясь от волнения, сказала, кого они ищут, и в ответ услышала то, к чему абсолютно не была готова.
- Тони здесь больше не живёт, - сообщила Мадалена. - Он недавно переехал отсюда вместе с женой.
- А вы не знаете, куда? - упавшим голосом спросила Мария.
Мадалена помедлила с ответом и задала встречный вопрос:
- Простите, а вы кем ему доводитесь?
- Я его землячка, из Чивиты ди Баньореджио, - заученно выпалила Мария, вспомнив заготовленную легенду. - Этот городок находится в Италии...
- Я знаю, - горделиво сказала Мадалена, не упустив шанса блеснуть своими скромными географическими познаниями.
- Я недавно оттуда приехала, хотела повидать Тони, передать ему приветы, - вошла в роль Мария, но Мадалена снова прервала её:
- Скажите, вас зовут... Марией?
- Д-да, - ответила та, с изумлением глядя на Мадалену. - А вы откуда знаете, что меня так зовут?
- Догадалась! - хитровато усмехнулась Мадалена. - Другая не пришла бы за ним сюда. Значит, вы тоже перебрались в Бразилию?
- Как видите. Но откуда вы знаете обо мне? Вам Тони рассказывал?
- Да уж, рассказывал, - вздохнула Мадалена. - Он, можно сказать, мой племянник. Его дядя Джузеппе был моим мужем. Он тоже родом из Чивиты.
- Я помню дядю Джузеппе! - оживилась Мария. - Так вы скажете мне, где сейчас живет Тони?
Мадалена вдруг напыжилась, осознавая всю значительность момента, и отрицательно помотала головой.
Мария почувствовала, как почва уплывает у неё из-под ног. Тони исчез! И на сей раз, кажется, исчез по доброй воле. Он попросту скрывается от Марии: сменил адрес, не появляется в пансионе... Это невозможно понять, в это невозможно поверить!
Мадалене было несложно представить, что сейчас творится в душе Марии. Бедная девушка! Примчалась на другой конец света за своим любимым, а он тут успел жениться, у него богатый тесть и красивая жена. Вот как бывает!
Вспомнив Камилию, Мадалена мысленно сравнила её с Марией и не смогла отдать предпочтения ни одной из них. Обе красавицы! Только Камилия всё-таки роднее, ближе. Она тут жила с Тони, терпела все трудности, а ей, с непривычки, это давалось ох как не просто! Теперь же, когда всё это осталось позади и семейная жизнь у Камилии наладилась, вдруг является Мария из Чивиты, ей, видите ли, нужен Тони!
- Я не знаю, куда он переехал, - твёрдо сказала Мадалена.
- Но Тони же ваш племянник, он не мог не оставить вам адреса, - с мягким укором заметила Мария.
- А вот не оставил! - с плохо скрываемой издёвкой ответила Мадалена. - Он знает, что мне некогда ходить по гостям.
Мария всё поняла: «Тони предполагал, что я буду его разыскивать, и попросил родственницу не давать мне адреса».
- Что ж, извините, - сказала она Мадалене. - Если Тони навестит вас, передайте ему от меня привет.
- Обязательно передам, - ответила Мадалена, виновато потупив взор.
Когда Мария и Изабела ушли, Мадалену вдруг охватило сомнение: а правильно ли она поступила, дав от ворот поворот этой несчастной девушке? Тони же сам всё время твердил, что любит её! Так и говорил: «Моя Мария». И никогда не говорил: «Моя Камилия».
Позже Мадалена рассказала Нине о нежданном визите Марии, а также о своих сомнениях. Правда, к тому времени она уже сумела найти оправдание своему поступку:
- Тони скорее всего будет недоволен, но я же и в самом деле не знала его нового адреса! Он только сказал, что переезжает к тестю. А где искать того тестя? Сан-Паулу город большой! Пусть сами разбираются, правда? Тем более, что его еврейская жена мне нравится...
Нина слушала мать рассеянно и ничего ей не ответила. Все мысли Нины в тот момент были обращены к фабрике, где у неё подходил к концу испытательный срок. Бухгалтер Онофри уже многому обучил Нину, однако она продолжала дотошно вникать в различные финансовые тонкости, понимая, что иначе не справится с поставленной задачей.
А задача перед ней стояла невероятно сложная.
Когда Силвия объявила мужу, что хочет вернуть Нину на фабрику, да ещё и в новом качестве, Умберту воспринял это с негодованием. Стал всячески поносить Нину, говорить, что она тихой сапой втёрлась в доверие к Силвии, а на самом деле мечтает лишь об одном: как бы устроить на фабрике революцию.
- Она лицемерка! Она обманывает тебя, неужели ты этого не понимаешь? - повторял он до тех пор, пока окончательно не вывел Силвию из равновесия.
- Не смей дурно говорить о Нине! Это ты лицемер и обманщик! - заявила Силвия и, решительно поднявшись из кресла, встала перед Умберту во весь рост.
Он был ошеломлён, увидев её твёрдо стоящей на ногах. А Силвия, не дав ему опомниться, уверенно прошлась по комнате и вновь села в кресло, всем своим видом показывая, что теперь готова продолжить начатый разговор.
- Я не могу в это поверить! Такого не может быть! - растерянно бормотал Умберту.
- Почему же не может? - усмехнулась Силвия. - Не потому ли, что тебя устраивала моя неподвижность? Ты вольготно чувствовал себя и на фабрике, и вне её. Обольщал ткачих, развлекался в борделях...
- Перестань! Я всегда любил тебя!
- Возможно, ты жалел меня, сочувствовал мне, но твоей любви я уже давно не чувствую, - возразила Силвия с печалью в голосе. - Да и моя любовь к тебе, вероятно, осталась в прошлом.
- Так вот в чём дело! - ухватился за последнюю фразу Умберту. - Значит, поэтому ты скрывала от меня, что уже можешь ходить? Судя по всему, ты встала на ноги не сегодня, это произошло давно.
- Давно, - повторила вслед за ним Силвия. - Но я скрывала это не потому, что разлюбила тебя, а потому, что хотела сделать тебе приятный сюрприз. Хотела станцевать с тобой вальс, о котором мы когда-то мечтали!
- Прости, я зря тебя обидел. Значит, всё ещё поправимо? - оживился Умберту, но его надежды не оправдались.
- Нет, - сказала Силвия, - теперь я уже не хочу танцевать с тобой вальс. Твои последние похождения, в том числе и пьяные дебоши в борделях, отбили у меня охоту к танцам. Я решила радикально изменить свою жизнь. Поначалу мне будет помогать Нина, а потом я и сама смогу заниматься всеми фабричными проблемами.
- Так ты решила вообще убрать меня с фабрики?!
- Нет, можешь оставаться, если хочешь, - сказала Силвия. - Но единовластным управляющим ты теперь не будешь. Так что сам решай, как тебе поступить.
Умберту надеялся, что это всего лишь кратковременный взрыв эмоций, что Силвия, успокоившись, одумается, но он ошибся. На следующий день Силвия сама приехала на фабрику - уже без инвалидной коляски, в которой она больше не нуждалась, - и долго о чём-то беседовала с Онофри в его кабинете. Затем вошла в кабинет к Умберту и сообщила о своём решении:
- Я сейчас проверила финансовую отчётность, там всё в порядке, ты можешь заниматься этим и дальше, пока Онофри не введёт Нину в курс дел.
- Значит, ты всё-таки гонишь меня с фабрики? - попросил уточнения Умберту.
- Нет, не гоню, - ответила Силвия. - Для тебя здесь тоже найдётся работа. Но руководить фабрикой буду я сама, а помогать мне будет Нина.
- Будь жив твой отец, он никогда бы не позволил тебе подобных глупостей! - в сердцах заметил Умберту, на что Силвия ответила:
- Теперь я разбираюсь во всём сама.
Оскорблённый ею до глубины души, Умберту спросил, уже ни на что не надеясь:
- Верно ли я понял, что ты вычёркиваешь меня из своей жизни?
Силвия, как он и предполагал, ответила утвердительно.
После этого Умберту демонстративно покинул и дом, и фабрику.
А Нине пришлось взвалить на себя его обязанности и параллельно учиться у Онофри. Но справедливости ради, она сама настояла на испытательном сроке, по истечению которого Силвия могла либо утвердить её в занимаемой должности, либо отказаться от своих прежних намерений и подыскивать другого, более компетентного, управляющего фабрикой.

Глава 18

Нина хоть и невнимательно слушала рассказ матери о том, что Мария разыскивала Тони, однако эта история не могла оставить её равнодушной. Нина задумалась, а правильно ли поступила мать, скрыв правду от Марии? Если она ищет Тони, значит, по-прежнему любит его. И Тони её никогда не забывал. Так может, будет лучше, если они сами разберутся, как им теперь строить свою жизнь? Конечно, Камилию жалко, она такому сюрпризу не обрадуется. Но и мать, пожалуй, поступила неверно. Разве она вправе решать за других, кому быть вместе, а кому нет?
Словом, обострённое чувство справедливости, которым всегда отличалась Нина, взыграло в ней и на сей раз.
- Надо бы сказать Тони о том, что его Мария теперь живёт не в Италии, а в Сан-Паулу, - поделилась она своими соображениями с Жозе Мануэлом. - Правда, мы не знаем её адреса, но она, вероятно, придёт сюда снова, ведь мама сказала ей, что Тони - наш родственник, а значит, он будет поддерживать с нами связь.
У Жозе Мануэла было на сей счёт другое мнение:
- Дона Мадалена поступила мудро. Пусть Тони живёт спокойно с Камилией, незачем ему бередить старую рану! Он и так достаточно помаялся из-за этой несчастной любви.
Нина возмутилась:
- Ты же сам говорил, что любовь для тебя - превыше всего. А теперь с таким пренебрежением говоришь о любви Тони? Как это понять? Представь, что на месте Марии была бы я, а кто-то решил бы, что незачем нам с тобой встречаться, и не дал бы мне твоего адреса!
- Это невозможно представить, потому что такого в принципе не может быть. Мы с тобой никогда не разлучимся! - беспечно ответил Жозе Мануэл.
Нину, однако, его ответ не устроил и она продолжала спорить до тех пор, пока не уговорила Жозе Мануэла сходить к Тони на работу и всё ему рассказать.
- Я бы сама это сделала, но днём я на фабрике, а вечером мне пришлось бы идти в дом Камилии, - пояснила она. - Сам понимаешь, нести туда такую новость совсем неудобно.
- А идти в магазин к сеньору Эзекиелу с такой новостью, по-твоему, намного удобнее? - насмешливо спросил Жозе Мануэл.
- Не нужно надо мной подшучивать, - строго сказала Нина. - Я и сама всё понимаю. Но там ты хоть сможешь поговорить с Тони без свидетелей. Пусть он будет готов к тому, что Мария однажды может прийти к нему домой. Да, такое вполне может случиться. Если она каким-то образом разыскала его прежний адрес, то и новый сможет найти.
Последний довод Нины в конечном счёте и убедил Жозе Мануэла в том, что он должен известить Тони о приезде в Сан-Паулу его Марии.
Каково же было изумление Жозе Мануэла, когда он узнал, что для Тони это вовсе не новость, что с Марией он уже виделся, и не один раз.
- Ничего не могу понять, - признался Жозе Мануэл. - Если ты с ней встречаешься, то зачем же она искала тебя у нас?
- Тут нет никакого противоречия, - сказал Тони. - Я не был у Марии уже неделю, хотя обещал, что буду приходить к ней каждый день.
- Объясни всё толком, - попросил его Жозе Мануэл, - а то я опять ничего не понял. Если ты не собирался с ней встречаться, так не надо было и обещания давать. Ты больше не любишь её?
- Люблю! Я жить без неё не могу, думаю о ней каждую минуту!
- Да-а, - покачал головой Жозе Мануэл. - Ну и дела! А как же Камилия? Ты из-за неё перестал видеться с Марией?
Тони подтвердил его догадку:
- Ты же знаешь, какая интуиция у Камилии! Она чувствует Марию на огромном расстоянии! Да-да, можешь не сомневаться, это так. Мария рассказала мне о своей жизни, и я сопоставил некоторые события... Как только у Марии происходила какая-то перемена, которая могла приблизить её ко мне, так у Камилии сразу же обострялось чутьё, и она начинала активно действовать. Поначалу это была открытая ревность - скандал с разбитой статуэткой случился примерно в то время, когда Мария уже плыла на пароходе в Бразилию. Потом Камилия сменила тактику: теперь она не устраивает громких сцен ревности, но ухитряется всё сделать так, чтобы я не мог отойти от неё ни на шаг.
- И только поэтому ты не идёшь к Марии?
- Нет, не только, всё гораздо сложнее. Я же говорю: у Камилии фантастическое чутьё! Ты послушай, это интересно. Помнишь, Камилия пришла к нам в бедняцкий квартал и сказала, что будет жить там со мной?
- Разумеется, помню.
- Так вот, Мария в это время уже встретилась с моим отцом и собралась уйти от мужа.
- Ну и что?
- А то, что Камилия, с её чутьём, научилась действовать на опережение! - пояснил Тони. - И у неё это выходит потрясающе! Она словно предчувствовала, что Мария вскоре станет вдовой, поэтому постаралась радикально изменить мою жизнь, чтобы у меня не осталось путей к отступлению. Нашла моего отца и сделала его своим надёжным союзником, договорилась со своим отцом, и тот сумел втянуть меня в их семейный бизнес. Теперь я живу в их доме, занимаюсь обустройством их фабрики и, что удивительно, во мне проснулось чувство ответственности за свои поступки, за то дело, в которое я ввязался. Мне не хочется подвести тестя, обидеть Камилию. Она ведь всё это устроила не из подлости, а из любви ко мне... Словом, я не хочу оказаться безответственной неблагодарной тварью!
- А может, ты просто любишь Камилию, только ещё не сознаешь этого, или боишься признаться в этом самому себе? - высказал предположение Жозе Мануэл.
Тони согласился с ним лишь отчасти:
- Безусловно, я люблю Камилию. Она, конечно же, почувствовала, что я сильно изменился после встречи с Марией, и сейчас сходит с ума от ревности, хотя всячески старается скрыть это. И мне её жалко! Я искренне хочу уберечь её от страданий... Но моё сердце рвётся к Марии! К моей Марии!
- Твоё сердце разбилось надвое! - заключил Жозе Мануэл. - По-моему, ты любишь их обеих - и Марию, и Камилию.
- Но так не бывает! - воспротивился Тони. - Я люблю Марию! А Камилию... жалею.
- Ты попал в невероятно сложную ситуацию, - посочувствовал ему Жозе Мануэл.
- Да, это точно, - вздохнул Тони. - Спасибо, что ты меня понимаешь.
- К сожалению, я бессилен помочь тебе в таких делах.
- Гораздо хуже то, что я сам бессилен себе помочь, - совсем опечалился Тони. - Всё так запуталось! Иногда я даже думаю: пусть бы Мария оставалась в Чивите! Так было бы лучше для всех.
- Так может, ты уже сделал выбор? - вновь высказал предположение Жозе Мануэл. - Какая разница, где живёт Мария - в Чивите или в Сан-Паулу? Это ведь не имеет большого значения, пусть она живёт там, где ей удобнее. А ты живи с Камилией, если считаешь, что так будет лучше для всех!
- Нет, не получается у меня. - развёл руками Тони. - Я пытался... Несколько дней не виделся с Марией, хотел понять, смогу ли жить без неё. И понял: не могу! Сегодня утром сказал Камилии, что вечером пойду к отцу, она, конечно же, захотела пойти вместе со мной, но я как-то отговорил её. Представляешь, к каким ухищрениям приходится мне прибегать, чтобы увидеть Марию! Вот во что превратилась моя жизнь!

Рассказывая Жозе Мануэлу свою запутанную любовную историю, Тони излагал её весьма однобоко, да он и не мог быть объективным, поскольку сам ещё не разобрался в собственных чувствах и поступках.
Камилия, конечно, обладала феноменальной интуицией и чётко уловила тот момент, когда в Тони произошла резкая перемена, однако она и представить не могла, что её муж пришёл со свидания со своей незабываемой Марией. И Тони в тот раз сумел-таки обмануть Камилию - несмотря на её выдающуюся интуицию! Так что он - осознанно или неосознанно - кривил душой, преувеличивая прозорливость Камилии и её безграничную власть над собой. На самом деле у него всегда было столько свободы, сколько ему хотелось, и Камилия с этим, так или иначе, мирилась.
Он запрещал ей ходить в мастерскую Агостино, чтобы она не мешала ему заниматься творчеством, и Камилия безропотно выполняла это требование. А когда однажды ослушалась его и увидела скульптуру Марии - это кончилось скандалом, за которым последовал разрыв. Тони попросту собрал вещи и ушёл из дома! Потом они помирились, но на каких условиях?! Камилия согласилась жить с ним в бедняцком квартале и пообещала никогда, ни при каких обстоятельствах, не выказывать свою ревность.
С тех пор она ни разу не нарушила обещания, и Тони ловко этим воспользовался.
Когда он, опьянённый встречей с Марией, вернулся домой, то сразу пресёк на корню все возможные расспросы, применив упреждающий маневр.
- Я был у отца, устал и хочу спать, - сказал он и действительно отправился спать.
А когда Камилия, прильнув к нему в постели, позволила себе заметить, что он пришёл от отца в необычном, возбуждённом состоянии, Тони и вовсе использовал запрещённый приём, спросив с укором:
- Опять собираешься устроить мне сцену ревности?
И Камилия послушно умолкла.
В другой раз, проведя весь вечер в пансионе, он вообше не стал объясняться с Камилией, и она не осмелилась о чём-либо его расспрашивать. Лишь наутро затеяла осторожный разговор о Дженаро:
- Как здоровье твоего отца? Мы давно с ним не виделись. Я хотела бы его навестить. Ты не пойдёшь туда сегодня вечером?
- Нет, - поспешил ответить Тони, чтобы закрыть эту опасную тему.
Но Камилия на этом не остановилась, она сказала:
- Так может, я одна навещу его сегодня днём?
Тони пришлось проявить жёсткость:
- В этом нет нужды! С отцом всё в порядке, он здоров, и тебе незачем ходить туда без меня.
Его ответ косвенно подтвердил худшие опасения Камилии: Тони провёл два вечера с какой-то женщиной, а вовсе не с отцом в пансионе, и теперь испугался, что сеньор Дженаро не сможет подтвердить его алиби!
Горячая волна ревности тотчас же захлестнула Камилию, но она сумела взять себя в руки и даже натужно пошутила:
- Ты не хочешь отпускать меня в пансион, потому что там живут молодые симпатичные студенты? Неужели ты ревнуешь меня, Тони?
Сама того не ведая, она подбросила ему ещё одну уловку, которой он и воспользовался без зазрения совести:
- Да, ревную! Я видел, как они на тебя пялились. И это, заметь, в моём присутствии! А что же будет, если ты придёшь туда без меня?..
Уловка сработала. Камилия, только что сгоравшая от ревности, вмиг о ней забыла и просияла от счастья. Ещё бы! Она всегда мечтала, чтобы Тони хоть раз её к кому-нибудь приревновал. Ведь не зря говорится: ревнует - значит, любит. А Тони до сих пор было неведомо чувство ревности. Лишь однажды он проявил что-то, похожее на ревность: во время их пребывания в бедняцком квартале разогнал мужчин, подглядывавших в щелку, как Камилия мылась в душе, и пригрозил им расправой. Камилия тогда расценила это как явное неравнодушие к ней, хотя и понимала, что он поступил бы точно так же, если бы за стенкой душа находились Нина или Мадалена. Но разве можно сравнивать тот курьёзный случай с сегодняшним признанием Тони!..
- Ревнуешь - значит, любишь? - спросила Камилия в расчёте на положительный ответ и тотчас же его получила.
- Ну конечно же, люблю, - сказал Тони, нежно целуя её в губы.
И это признание, и этот поцелуй вовсе не были обманом или ложью во спасение. Камилия растрогала Тони своей наивной доверчивостью и непогрешимой чистотой. Как можно было не любить её в тот момент! И как можно было обманывать её, такую нежную, любящую, доверчивую?
Тони решил, что больше никогда не будет обманывать Камилию, и только поэтому не появлялся в пансионе Мариузы целую неделю.
Камилия успокоилась и перестала сомневаться в супружеской верности Тони, объяснив свои недавние подозрения излишней мнительностью. «Он изменился, потому что увлёкся новой работой и на него теперь давит груз ответственности», - убеждала она себя, отмечая непривычную задумчивость и напряжённость Тони.
По поводу работы у Тони с Камилией тоже едва не возник конфликт, но это было несколько раньше, ещё до встречи с Марией.
Уговаривая Тони взяться за организацию швейной фабрики, Эзекиел всячески нажимал на то, что активное участие в этом деле будет принимать Камилия, и тогда оно пойдёт гораздо легче и быстрее. Но Тони считал, что женщина, у которой есть муж, не должна работать, особенно на фабрике. Он был уверен, что это чисто мужское дело.
- Разумеется, я буду советоваться с Камилией, особенно на первом этапе, - говорил он, - но заниматься ремонтом помещения, закупкой и наладкой оборудования - это всё-таки не женское занятие.
- Но я не хочу сидеть дома с утра до вечера и не видеть тебя, - возражала Камилия.
На это у Тони тоже нашёлся ответ:
- Может, потом, когда производство будет налажено, ты займёшься бухгалтерией, а сейчас, на первом этапе, тебе будет трудно.
Эзекиел не вмешивался в их спор. Пусть они сами договорятся, а он примет любой вариант. Перечить Тони нельзя, а то опять соберёт вещи и отправится в трущобы. И Камилия, можно не сомневаться, побежит за ним. Зятёк-то попался с гонором! Слава богу, хоть уговорили его всем миром вернуться домой и подключиться к семейному бизнесу. Правда, ещё неизвестно, что из этого получится. Тони неплохой пианист, но коммерсант он никудышный. И это ему будет трудно, а не Камилии, вникать в дела фабрики! Но он этого не понимает и петушится...
Между тем спор Тони и Камилии продлился недолго. Она тоже боялась ему перечить, и по той же причине: а вдруг он рассердится и вообще откажется работать на фабрике? Скажет: «Я не инженер, не портной и не коммерсант, я - художник и музыкант!» Ведь такое уже бывало. Или, что ещё хуже, снова уйдёт в грузчики. С ним нельзя спорить, надо принимать его таким, каков он есть, и соглашаться с любым его мнением, даже если оно ошибочно. А уже потом, исподволь, поворачивать всё по-своему.
Таким образом, Тони и здесь с самого начала оговорил для себя относительную свободу, исключив Камилию из орбиты своей будущей деятельности. Видимо, рассудил, что хватит ему и тестя, который будет осуществлять общее руководство, а если рядом будет всё время крутиться и жена - то это уже слишком!
Позже, с появлением Марии, Тони оценил правильность и дальновидность своего тогдашнего решения. Оно давало ему возможность, отправившись на работу и оставив дома жену, спокойно предаваться мечтам о Марии. А когда, выдержав недолгую паузу, он понял, что не может жить без Марии, то решил ездить к ней во время рабочего дня, не навлекая на себя новых подозрений Камилии. Отлучиться с работы было не сложно: он всегда мог это сделать под предлогом мелких закупок в городе или переговоров с потенциальными поставщиками оборудования, тканей, ниток, иголок... Да мало ли чего - хоть пуговиц, лишь бы только повидать Марию!

Те несколько дней, в течение которых Мария не видела Тони, показались ей вечностью.
Почему он не приходит? Почему не даёт о себе знать? Ведь даже если он решил отказаться от своей любви навсегда и сделал выбор в пользу жены, то всё равно должен был бы как-то объясниться с Марией. Нельзя же бросить её вот так, без всяких объяснений! Тони не может быть настолько жестоким!
Мысль о том, что Тони бросил её, приходила Марии на ум чаще других, доставляя ей невыносимые мучения. Но Мария гнала её от себя, хоть и понимала, что такой вариант вполне возможен. Однако она понимала и другое: это ещё не конец, такая любовь, как у них, не может кончиться в одночасье, от неё не убежишь, даже если Тони и пытается сейчас спастись бегством. Из этого ничего не выйдет, их новые встречи и объяснения просто неизбежны!..
От самых горьких мыслей Мария невольно переходила к более приятным, вселявшим в неё надежду на счастливое продолжение любви с Тони. Вспоминая две предыдущие встречи, она неизменно приходила к выводу, что и он по-прежнему любит её. Как он смотрел на неё, как обнимал, целовал её!.. Это, бесспорно, любовь!
Но почему же он исчез, пропал, оставив её в мучительном неведении? Ведь обещал же приходить к ней каждый день! Обещал найти такое место, где можно было бы встречаться наедине, без оглядки на сеньора Дженаро и дону Мариузу... Может, не нашёл, и потому не рискует показаться Марии на глаза? Глупый какой! Разве Мария не поняла бы его? Ведь снять квартиру или номер в отеле, даже дешёвом, не так просто, для этого нужны деньги, которых у Тони, вероятно, нет. Зато у неё теперь есть деньги, а Тони этого, даже и не знает. Или... знает? Может, сеньор Дженаро виделся с ним где-нибудь вне пансиона и всё рассказал ему? И уговорил Тони не связываться с Марией, не разрушать того, что уже как-то сложилось?..
Она прямо спросила об этом Дженаро, но не получила от него конкретного ответа.
- Мой сын думает, как ему быть, и это, я считаю, правильно, - ответил Дженаро. - Не надо мешать ему. Такое важное решение он должен принять сам.
- Какое решение? О чём вы говорите? Вам что-то известно? Тони собирается отказаться от меня и от сына?
- Он не знает, что Мартинью - его сын, - напомнил Марии Дженаро.
- И это вы тоже считаете правильным? - укорила его Мария.
Дженаро было нечего ответить и на этот вопрос, поэтому она оставила его в покое. Но Изабеле сказала, что обязательно откроет Тони всю правду, как только увидит его. Изабела горячо поддержала её:
- Это надо было сделать сразу, ещё при первой встрече. Возможно, тогда бы всё решилось по-другому, и ты бы сейчас не страдала.
- Я в этом не уверена, - обречённым тоном сказала Мария. - Похоже, он всё-таки любит свою жену. Иначе бы уже соскучился по мне и пришёл бы.
- Не огорчайся. Когда-нибудь он всё равно здесь появится, и ты познакомишь его с Мартинью.
Предсказание Изабелы сбылось гораздо раньше, чем можно было предположить, поскольку Тони пришёл в пансион не вечером, как делал это прежде, а днём. Изабела даже растерялась, открыв ему дверь:
- А сеньор Дженаро только недавно прилёг... После ночной работы...
- Ну и пусть спит, я не буду его беспокоить, - ответил Тони. - Мне, собственно, нужна Мария. Она сейчас здесь?
- Да, здесь! - спохватилась Изабела. - Я мигом ей доложу!
Когда она сказала Марии, что пришёл Тони, та заявила не раздумывая:
- Вот сейчас он и встретится со своим сыном! Зови его сюда!
Едва войдя в комнату, Тони бросился к Марии, страстно обнял её, поцеловал в губы.
- Как я соскучился по тебе! - прошептал, всё больше распаляясь от страсти.
- Я тоже, любовь моя... - так же, с жаром, прошептала Мария.
Мартинью был здесь же и, обидевшись на то, что его оставили без внимания, требовательно дергал Марию за подол юбки:
- Мама! Мама!..
Тони взглянул на него как на досадную помеху и попросил Марию:
- Оставь малыша с кем-нибудь, нам нужно побыть вдвоём...
- Да, сейчас, - охотно отозвалась Мария. - Попрошу Изабелу, надеюсь, она не откажет мне. А ты, сынок, пока побудь с папой! - Она ожидала от Тони бурной реакции, естественных вопросов - почему его назвали папой, - но ничего подобного не последовало. Тони думал в тот момент совсем о другом и, похоже, даже не услышал её. Поняв это, Мария выразилась более чётко и определённо: - Это твой родной папа, сынок. Обними его!
И малыш, до недавнего времени называвший папой совсем другого человека, не воспротивился, не отпрянул от «чужого дяди», а, к величайшему изумлению Марии, испытующе посмотрел на Тони, словно хотел сам обнаружить какое-то веское подтверждение их родства, и - своим детским чутьём признал в нём родного отца! Уверенно шагнул к Тони, обхватил его обеими ручонками за ноги, пролепетал нежно, будто пропел:
- Па-а-па!
Тони замер от неожиданности. Но уже через несколько секунд спросил глухо, еле слышно:
- Что это значит?
- Это твой сын, Тони! - ответила Мария. - Он родился в твоём доме в Чивите, и первый раз его искупала дона Роза. Обними его, прижми к себе, почувствуй в нём свою кровиночку!
Тони как под гипнозом послушно взял на руки малыша, а тот, без всяких указаний со стороны матери, сам крепко прижался к груди отца и неловко чмокнул его в подбородок.
Сражённый таким проявлением чувств, Тони тоже, наконец, отреагировал эмоционально: в его глазах проступили слёзы.
- Неужели это... мой сын? - вымолвил он, изумлённо вглядываясь в прильнувшего к нему ребёнка. - Но почему же мне никто о нём не написал? Почему я не узнал о нём раньше?
Мария рассказала ему, как всё было, заметив с горечью:
- Вот почему я вышла замуж за Мартино, а не убежала вслед за тобой в Бразилию. Что я могла сделать одна, беременная! От тебя не было никаких вестей... И всё же я пришла рожать к вам, хотя меня приняла только дона Розинела, а твой отец тогда не признавал внука. Он и теперь не хотел, чтобы я рассказала тебе правду.
Тони слушал её со смешанным чувством радости и страха. Это был страх перед будущим. До сих пор Тони приходилось думать лишь о том, как разобраться с двумя женщинами, чтобы не обидеть ни ту, ни другую, а тут ещё и ребёнок свалился на его несчастную голову! Как же теперь быть? Что делать?
- Я знаю только одно: мой сын должен быть со мной, - изрёк он, наконец, не представляя, впрочем, как это осуществить в реальности.
- Значит, и я должна быть с тобой, - продолжила за него Мария, но не увидела ожидаемого отклика в его глазах и добавила упавшим голосом: - Пойми, я не тороплю тебя и ни на чём не настаиваю. Ты сам должен решить, с кем тебе жить.
- Да-да, - рассеянно произнёс Тони. - С кем жить... Как я скажу об этом Камилии? Она ведь ни в чём не виновата...
- Разумеется, - согласилась Мария. - Но и я не виновата в том, что нас с тобой разлучили, и тем более не виноват наш сынишка.
- Да, никто не виноват, - вздохнул Тони. - Всё так запуталось... Я люблю тебя, я счастлив, что у меня есть такой замечательный сын, но... Камилия пока не должна об этом знать! Мне нужно время, чтобы найти верное решение.
Мария испугалась, что он опять исчезнет на неделю, а то и на более длительный срок, и взмолилась:
- Ты думай, решай, как лучше поступить, но только не скрывайся от меня в это время, потому что я не могу жить без тебя!
- Я тоже не могу жить без тебя! - эхом повторил Тони и принялся страстно целовать её.
Они опять вернулись к тому, с чего началась их встреча, и Мария теперь уже сама сказала Тони:
- Подожди здесь, я отведу Мартинью к Изабеле.
Тони поцеловал мальчика в щёку, а тот, прежде чем уйти с матерью, спросил:
- Папа, ты завтра к нам придёшь?
- Приду, обязательно приду! - ответил Тони.
Потом, когда они с Марией, наконец, остались вдвоём и, выплеснув долго копившуюся страсть, стали нежно ласкать друг друга, Мария вновь попросила:
- Найди место, где мы могли бы встречаться в удобное для тебя время!
- Я постараюсь, - пообещал он, как в прошлый раз.
Мария, наученная горьким опытом, не приняла его обещание на веру и предложила Тони деньги. А он от них сразу же отказался - из гордости. Тогда Мария, щадя его самолюбие, предложила другой вариант:
- Ну давай я сама сниму квартиру, куда мы оба будем приходить на свидания. Пойми, у меня сейчас много денег, я могу себе это позволить.
Тони решительно отверг и этот вариант, но зато твёрдо пообещал, что будет приходить каждый день в пансион, пока не найдёт другого, более подходящего, места для их интимных свиданий.