Перейти на сайт

« Сайт Telenovelas Com Amor


Правила форума »

LP №03 (622)



Скачать

"Telenovelas Com Amor" - форум сайта по новостям, теленовеллам, музыке и сериалам латиноамериканской культуры

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Во имя любви-1 (Por Amor) Мануэл Карлос

Сообщений 1 страница 20 из 40

1

Во имя любви-1 "Жертвоприношение" (Por Amor) Мануэл Карлос
Миллионы женщин с наслаждением смотрят знаменитый бразильский сериал `Во имя любви`, радуются и надеются, любят и страдают вместе с его героями, вместе с ними разгадывают семейные тайны и борются с жестокими и коварными врагами. Для всех, кому хочется еще раз встретиться с уже полюбившимися персонажами, эта книга. Когда женская любовь вступает в противоборство с материнской - победителей, как правило, не бывает. Любая жертва оборачивается, не благом, а трагедией, потому что конфликт проходит через сердце женщины, разрывая его пополам. Героиня романа делает свой нелегкий выбор в пользу дочери и ради ее счастья совершает поступок, который одновременно является и подвигом, и преступлением...

http://s59.radikal.ru/i163/1010/1d/321be15237de.jpg

0

2

Глава 1
Золотистый туман так ласков. Смягчает очертания, баюкает ощущением счастья. Скоро-скоро она поймет, кто протягивает к ней с нежностью руки... Идет навстре­чу... Ближе, ближе...
Резкое дребезжание телефонного звонка, и очарова­ние сна исчезло. Широко раскрытые темные глаза Элены смотрели на резной потолок гостиничного номера, рука машинально взяла трубку и поднесла к уху.
— Доброе утро, сеньора, уже шесть, — услышала она почтительный и благожелательный голос дежурной.
— Простите, но я еще сплю!
В голосе Элены звенела невольная обида, ей было жаль своего сна, жаль, что по недоразумению ее разбуди­ли так рано.
— Это я просила нас разбудить, мама, — раздался голос с соседней кровати. — Мне нужно позвонить в Рио.
Элена уже не обижалась, с любовью смотрела она на сосредоточенное, напряженное личико Эдуарды: тонкие брови, тонкий нос, тонкие губы. Девушка уже спустила ноги с кровати, взяла телефон, собираясь набрать номер.
— А может, не стоит? — ласково спросила мать. — Я уверена, Марселу уже спит. Там же час ночи!
Ей было жаль свою девочку, которая, вместо того чтобы самозабвенно плыть по ласкающим волнам любви, судорожно вцепилась в своего жениха, не давая ни ему ни себе ни минутки отдыха.
— Я только узнаю, дома ли он, — ответила Эдуарда и замерла, ожидая ответа.
Весь начинающийся день, вся ее жизнь зависели от того, каким будет этот ответ...
— Дома? Да? Дома и уже спит! — повторила она. — Ты ангел, Зила! Только не надо никому говорить, что я звонила.
Эдуарда с облегчением опустила трубку. Теперь не­сколько часов она проживет спокойно. Спокойно потому, что Марселу спит и у него не скоро еще начнется рабо­чий день...
— Раз уж мы проснулись, может, позавтракаем? — Эдуарда с улыбкой повернулась к матери.
Та согласно кивнула и нажала кнопку звонка, сооб­щая, что они просят подать завтрак в номер.
Горничная не заставила себя ждать, и традиционный европейский завтрак, к которому обе бразилианки успели уже привыкнуть, перекочевал со столика на колесиках на столик у окна: кофе, молоко, масло, джем и булочки. Элена находила, что у них в Бразилии кофе все-таки лучше, и в Европе поэтому всегда пила кофе с молоком. С удовольствием отпив глоточек, она очень осторожно и очень ласково сказала:
— Каждый Божий день по два или три раза ты зво­нишь в Рио. Поверь мне, доченька, нехорошо звонить жениху в час ночи и к тому же для того, чтобы узнать, дома ли он...
— Я знаю, что нехорошо, мама! Но я такая ревнивая и ничего не могу с собой поделать! — простодушно отве­тила Эдуарда. — Ты же знаешь, в Рио женщины ему проходу не дают!
— Ты имеешь в виду Лауру? — спросила Элена и, представив себе крепко сбитую аппетитную русоволосую девушку с чувственными губами и упрямым взглядом тем­ных глаз, которая и в самом деле не давала проходу кра­савцу Марселу, от души посочувствовала дочери.
— И не только, — многозначительно сказала Эдуар­да, поджав красиво изогнутые губы. Ноздри у нее слегка раздулись, и ее холодная, немного злая красота стала еще очевиднее.
Элену и сейчас чуть ли не до слез трогала хрупкость Эдуарды, белизна ее кожи, точеные руки и ноги. В изя­ществе дочери матери чудился недостаток жизненной силы, и поэтому ей всегда хотелось окружить теплом и уберечь от всех бед свою фарфоровую статуэтку.
Бдительная материнская любовь неусыпно заботилась о слабом капризном ростке. Элена желала своей доченьке только счастья — безмерного, безоблачного! «Девочка выросла без отца, — твердила она про себя, — отсюда нервность, уязвимость. Бедняжка! Она чувствует себя до того беззащитной, что видит только грозящие ей со всех сторон опасности!..»
Элена рассталась с Орестесом вскоре после рождения Эдуарды. Она выходила замуж по любви, жених казался ей идеалом: утонченный, деликатный, образованный. Орестес Треку закончил математический факультет, и Элена восхищалась его умом, знаниями, талантом. Отец был против их брака, но что для нее тогда значило мнение отца?
Дон Виану, человек весьма состоятельный, рано овдо­вел и всячески баловал двух своих дочерей, потому что они остались без материнского тепла. Старшего сына он воспитывал по-мужски: отдал в пансион, потом в закры­тое учебное заведение, так он и вырос вдали от семьи, приезжая домой только на каникулы. Сестры росли вме­сте и очень дружили. Элена была старше Виржинии на два года и привыкла, что ее мнение всегда было решаю­щим. Отец позволял ей многое, и она с ранних лет при­выкла к самостоятельности. От природы добрая, щедрая, а от незнания жизни романтичная Элена от будущего ждала только роз, не подозревая, что первыми на стеблях появляются шипы.
Жизнь не замедлила подтвердить правоту дона Виа­ну. Прошел год, и Элена поняла, что у отца были основа­ния противиться ее замужеству. Человеком Орестес был хорошим, но мужем оказался никудышным. Беспомощ­ный, не приспособленный к жизни, неуверенный в себе, он не умел постоять за себя, а уж за семью тем более. Тот, кто не отвечает за самого себя, может ли отвечать за других?
Трудности у молодых начались почти сразу же. Оре­стес наотрез отказался участвовать в конкурсе на хорошо оплачиваемую должность в университете и устроился учителем в муниципальной школе в квартале на окраине, благо тут не было никакой конкуренции. Он проявил малоду­шие, спасовал, чувствовал это, но убедил себя, что посту­пает так из высоких идеалов и бескорыстия. Элена разделяла идеалы мужа и была согласна на рай с милым в шалаше. Но хозяйничать она не умела. Не понимала и того, в чем и как могла бы помочь мужу. Дон Виану в жизнь молодых не вмешивался, им не хватало денег на самое необходимое. Орестес почувствовал себя неудачни­ком, почувствовал, что не справляется со взятыми на себя обязанностями, почувствовал свою вину перед женой. Он не мог простить себе неуверенности, малодушия и стал еще более неуверенным и малодушным. А что такое не­уверенный в себе учитель? Работа в школе стала для него каторгой, и он начал сбегать с той каторги, ища утешения в выпивке. Но чем чаще утешался, тем болезненнее чув­ствовал свою вину перед Эленой. Скоро он уже сбегал не только с работы, но и из дома.
Семейная жизнь превратилась в ад. Сколько горьких дум передумала молодая женщина долгими ночами, сидя в одиночестве! Она была еще так неопытна, чувствовала себя такой беззащитной, такой обиженной... А тут еще и беременность! Рождение дочери не обратило Орестеса к реальной жизни. Он по-прежнему был занят собой, сво­им чувством вины, своими взаимоотношениями с женой. Да еще его и с работы уволили. Он искал работу, не находил ее, снова пил. До дочери ли ему было? Она только усугубляла его чувство вины.
Зато для Элены рождение Эдуарды изменило все. Она почувствовала себя в ответе за беспомощное крошечное существо. Как жена она чувствовала себя обиженной и бессильной, но зато как мать... Здоровье и благополу­чие дочери стали для нее отныне смыслом жизни. С мужем она решила расстаться.
Развод дался ей болезненно, был крушением ее идеа­лов. Тогда она во всем винила Орестеса и только много лет спустя поняла, в чем была причина их общих бед: они оба были совсем не подготовлены к самостоятельной жиз­ни. И теперь, когда она вновь стала поддерживать отно­шения с Орестесом и его новой семьей, она испытывала к нему теплое чувство дружбы, несмотря на то что он по-прежнему попивал.
Но тогда... Они и слышать не хотели друг о друге. Отец снова стал помогать Элене, но жизненный опыт ей подсказал, что она сама должна твердо встать на ноги. Она стала художницей-дизайнером и специализировалась по интерьерам.
Получив после смерти отца наследство, она открыла со своей подругой Флавией Дантас фирму по оформле­нию квартир. Обе были талантливы, предприимчивы, и дела у них пошли в гору. На отсутствие заказов они не жаловались. Тогда же Элена купила себе квартиру в Леблон, одном из живописнейших кварталов Рио, и впервые поехала в Венецию, оставив маленькую Эдуарду на попечение Виржинии.
С Виржинией они по-прежнему были очень близки и помогали друг другу. Сестра вышла замуж удачнее Эле-ны, они с мужем любили и понимали друг друга. Рафаэль Фонтес, муж Виржинии, был зубным врачом и со време­нем стал считаться одним из лучших дантистов в Рио, у него был собственный кабинет и огромная частная прак­тика. Двое их детей искали в жизни свои дороги. Младшая Жулия только что поступила на факультет журналистики, а Родригу доставил родителям большое огорчение: бросил юридический факультет, на который его уговорили потупить отец с матерью, и занялся кино и рекламой. Родригу вообще был ершистым, неуживчивым юношей со своим особым мнением по каждому вопросу. Свою кузину Эдуарду он недолюбливал, считал ее бало­ванной маменькиной дочкой.
Эдуарда окончила самый престижный колледж, при­лично рисовала, прилично говорила по-английски, но ее волновали успехи в свете и отношение окружающих.
Светской жизнью племянницы руководила Виржиния. Она была близкой подругой Бранки Моту, одной из бо­гатейших женщин в Рио, любительницы всевозможных празднеств и увеселений. В доме Виржинии Эдуарда и познакомилась с сыном Бранки и Арналду Моту — Марселу. Высокий голубоглазый брюнет с обаятельными манерами произвел неотразимое впечатление на Эдуарду. И точно такое же впечатление произвела на импульсив­ного юношу хрупкая изысканная девушка.
Уже через месяц Марселу был готов жениться на ней, но Эдуарда не верила себе, не верила ему. Сближение происходило медленно, и вот, к несказанной радости Марселу, она наконец дала согласие на брак.
Элена была счастлива за дочь. Жизнь Эдуарды обе­щала сложиться совсем иначе: любовь не должна была обмануть ее и предать. Сама Элена замуж больше не вышла. Конечно, она влюблялась, и не раз. Конечно, хотела и пыталась быть счастливой, но пока — так она считала — она не встре­тила мужчину своей жизни. Хотя не оставила надежды на счастье. Ей казалось, что именно сейчас она и может рассчитывать на него. Ведь она многому научилась, ос­тавшись одна, да и годы взяли свое: стала терпимее, муд­рее и принимала людей такими, как они есть.
Никого ни в чем не винить и жить полной жизнью — такова была ее жизненная философия.
Эдуарда допила кофе, подошла к балкону и залюбова­лась просыпающейся Венецией. Венеция околдовывала всех.
Глаза Элены стали еще лучистее при взгляде на то­ненькую белую фигурку в брюках и коротеньком пиджач­ке. Их поездку она называла про себя двойным расставанием. Эдуарда расставалась со своей беспечной жизнью, а она... Перед отъездом она рассталась с Ренато. Продлись их связь еще дальше, у них накопилась бы горечь и, возможно, взаимная неприязнь...
В первую очередь Элена искала душевную близость. Ей хотелось встретить мужчину, который дополнял бы ее и в ней тоже видел свое дополнение. Она верила в гармо­ничную любовь, постель не была для нее главным. Хотя и без согретой постели жизнь становилась скуднее, беднее...
После свадьбы Эдуарда переедет к мужу, дом их опустеет. Долгое время они жили вдвоем, жизнь Элены заполняли заботы о дочке, о ее здоровье, о воспитании. Теперь дом встретит ее пустотой... Но, как ни странно, ожидавшее ее пустое пространство таило в себе не только
печаль о прошедшем, не только угнетало бесприютностью, но и манило надеждой, обещало стать простором, где, возможно, осуществятся все накопившиеся замыслы, где готовятся неожиданные и столь долгожданные встре­чи. Элене захотелось вернуть золотистый туман своего сна и понять, кого же она ждет.
— Знаешь, чем мы займемся после завтрака? Забе­ремся снова в кровать и поспим хотя бы до девяти, — предложила она.
— И не мечтай! — живо прервала ее Эдуарда. — Последний день в Венеции провести так бездарно?! Да никогда в жизни! Ты немедленно одеваешься, и мы от­правляемся на прогулку!
С легким вздохом Элена покорилась. Да и вздох был притворным: снам она всегда предпочитала действитель­ность. А действительность в Венеции всегда напомина­ла сон.
Выйдя из гостиницы, Элена с Эдуардой оказались на узеньком тротуарчике, за парапетом которого плескалась вода. Пахло морем, летали чайки. Эдуарда помахала гон­дольеру, и черная лаковая гондола прижалась боком к лесенке, чтобы дамы могли спуститься и сесть.
— К мосту Риальто, — попросила Элена. Она полю­била именно этот мост, забитый сувенирными лавочками, всегда оживленный, всегда праздничный.
— Опять сувениры из Венеции всем соседям и знакомым? — засмеялась Эдуарда.
— Угадала, дочка, — добродушно кивнула дона Ви-ану, она очень любила дарить подарки.
До Риальто было не близко, и гондольер уже не греб, картинно стоя на носу, а включил моторчик, и гондола мягко и плавно двинулась вперед.
Откинувшись на красные бархатные подушки, путе­шественницы вновь залюбовались чудесными видениями, что одно за другим возникали перед их глазами из туман­ной дымки на зеленоватом просторе лагуны. Вон остров Святого Михаила с монастырем, а там обитель Святого Георгия, под чьим водительством рыцари отправились на Восток и, пленившись его красотой и богатством, привез­ли память и мечту о нем в Европу. Вся Венеция — греза о Востоке.
Когда Элена в первый раз приехала в Венецию, Эду­арда была совсем крошкой и оставалась в Рио с Виржи-нией. С той поры Элена и стала мечтать, что однажды приедет сюда вместе с дочерью. И мечта ее наконец ис­полнилась.
Она с нежностью взглянула на Эдуарду. Та, почув­ствовав материнский взгляд, обернулась.
— Знаешь, о чем я мечтаю? — спросила она. — Я загадала желание, чтобы мы вернулись сюда втроем: я, Марселу и наш малыш. Мы ведь оба хотим сына. Ты знаешь?
Элена еще теснее прижала к себе свою девочку и от души пожелала, чтобы все мечты ее сбывались.
— А для себя ты что пожелаешь? — спросила Эдуарда.
— Ничего. Мне остается благодарить .судьбу за то, что у меня есть. Единственное, чего я желаю, это чтобы
ты была счастлива, и ты будешь счастлива, потому что материнские желания исполняются всегда!
Они вышли у Риальто и не спеша направились к Сан-Марко, любуясь сказочными дворцами. Убегающий влево канал поманил их загадками и тайнами, и они двинулись вдоль него, поеживаясь от зябкой сырости, неразлучной спутницы узких улочек. Вот готическая церквушка, вот мостик, а вот фигура Мадонны на углу, маленький мага­зинчик, почта...
— Мне надо позвонить, — спохватилась Эдуарда.
Элена только вздохнула и осталась ждать дочку, об­локотившись на узорчатую решетку парапета. Мягко ко­лыхалась вода, и бледные солнечные блики бежали и бежали по потемневшим стенам. Элена не пыталась про­читать в зеленых водах руны своего будущего, она была счастлива настоящим.

0

3

Глава 2

Арналду подошел к столу, собираясь сесть за завтрак, как вдруг зазвонил телефон. А-а, это опять милочка Эду­арда беспокоится о Марселу. Сын уже в офисе. Сейчас он их соединит.
Услышав в ответ «Спасибо, папочка», Арналду улыб­нулся. Он относился к будущей невестке куда снисходи­тельнее жены. Если честно признаться, то Бранка просто кипела при каждом звонке Эдуарды, а та звонила по два-три раза в день.
— Стоило тратить кучу денег и ехать в Италию, что­бы и самой не отдыхать, и мальчику не дать погулять напоследок! — возмущалась Бранка, и ее темные, густо подведенные черным глаза пламенели.
В своем доме эта матрона с пламенными глазами была полновластной хозяйкой. Муж и трое детей послушно ходили у нее по струнке. Но восхищалась, баловала и обожала она только своего первенца —•- Марселу. Ни на Милену, среднюю, ни на Леонарду, младшего, особого внимания она не обращала. Леу вообще был нежеланным ребенком, она считала, что вполне достаточно иметь дво­их детей — мальчика и девочку. Для нее он был несчас­тной случайностью, и она старалась не баловать его своим вниманием.
Теперь младшие дети расплачивались с ней за пре­небрежение — Милена холодно дерзила, Леу, страдая, молчал. Зато Марселу делал все, что хотел, не сомнева­ясь в поддержке и одобрении родителей. И родители его одобряли. Хотя в душе...
Бранке решительно не нравилась ее будущая невест­ка. Она никак не могла смириться с тем, что худосочная капризная девица станет женой ее Марселу. Красавца! Умницы! Каких детей родит ему эта маргаритка? Бранке хотелось иметь внуков-крепышей, которые бы твердо стояли на земле и знали, чего они хотят от жизни.
На сегодняшний день семейство Моту было одним из самых богатых в Рио. Разбогатело оно на строительных подрядах. У их строительно-инженерной фирмы заказчи­ки были во всех концах Бразилии. И каких только не было заказов: муниципалисты заказывали планировку бедных кварталов, богатые подрядчики — планировку элит­ных домов, сама фирма искала деньги под разбивку пар­ков и ландшафтные работы в зонах отдыха. Талантливые архитекторы, которых привлек Арналду, всегда находили необыкновенно удачные и современные решения как для городских условий, так и для сельской местности. Работа кипела, и Марселу был правой рукой отца. Тот и представить себе не мог, что бы он делал без помощи сына, без его советов, энергии, деловой сметки.
Бранка гордилась своим первенцем. И хотела для него совсем другой жены — энергичной, яркой, предприимчи­вой. Какой когда-то была сама.
Бранка не забыла своего прошлого и не стыдилась его. Она родилась в самом бедном квартале Рио и до четырнадцати лет не знала, что такое бутерброд с сыром. Зато хорошо знала, с каким трудом добывается простой кусок хлеба и как без него не сладко. Отдых она дала себе только сейчас, а так, сколько себя помнила, работала не покладая рук. Сначала нянькой при младших братиш­ках и сестренках, потом судомойкой, из судомоек пере­шла в подавальщицы. Красотой и сметкой Бог не обидел, вот и присушила студентика Политехнического, что ходил к ним в кафе обедать и ужинать. Студентик тогда особых надежд не подавал и учился-то всего на втором курсе. Ну а будь постарше, не женился бы. Во всяком случае, он принадлежал к совершенно другому социальному слою, и для Бранки такой брак был немалой удачей. Потом она перешла работать в ателье высокой моды и там подавала кофе клиентам. Рассказы о своей молодости она обычно начинала с ателье...
Когда Арналду окончил университет, у него умер дядюшка, оставив ему небольшое наследство. Прожи­вай они эти денежки, их хватило бы ненадолго, но они открыли строительную контору. И благодаря познаниям Арналду и энергии Бранки дела в ней пошли в гору. Вот о такой же энергичной жене-помощнице и мечтала Бран-ка для сына.
Лаурита, дочка ее давних друзей Мег и Тражану, ей нравилась куда больше. Деятельная, целеустремленная, она никому не давала спуску и ничего не собиралась упус­кать. Когда у Марселу с Лаурой начался роман, Бранка смотрела на него одобрительно. Она не сомневалась, что молодые люди скоро поженятся. Но прошло целых два года, восторги первой близости миновали. Лаура привяза­лась к Марселу, а Марселу к ней охладел.
Хорошо еще, что Мег и Тражану оказались людьми современными и посмотрели на роман дочери сквозь паль­цы, а то ведь между ними и семейством Моту могла бы пробежать черная кошка. Правда, это был не первый роман Лауры, но тем более было обидно, что он окончил­ся неудачей.
Бранка сочувствовала Лауре и ничего не имела против, если бы она воспользовалась отсутствием Эдуарды и вернула себе Марселу. Потому ее так и злили звонки из Венеции.
Вчера, когда Эдуарда позвонила в час ночи, Марселу уже спал, а они все сидели за ужином, вернувшись после концерта. Сидела с ними и Лаура. После звонка Эдуарды Лаура вышла из столовой. Бранка поняла, куда она отправилась, и от души пожелала ей успеха.
Держа в руках бокал с вином, Лаура задумчиво под­нялась на второй этаж. Здесь все было так знакомо... Вторая дверь направо — спальня Марселу. Но откры­лась дверь слева, и из нее выглянул Леу. Лаура не обра­тила на юношу ни малейшего внимания. Она знала, чувствовала, что нравится Леу, и в другое время, может быть, перекинулась бы с ним парой слов, но сейчас ей было не до него, ей был нужен Марселу. А он крепко спал.
Лаура присела на кровать и принялась ласково погла­живать лицо, шею, грудь спящего. Ей хотелось, чтобы Марселу проснулся, обнял ее покрепче, она забралась бы к нему в постель и им опять было бы так хорошо, как уже не раз бывало. Она не могла понять, почему надо отка­зывать себе в таких простых естественных удовольстви­ях? И что этим удовольствиям может помешать?
Сопротивление Марселу только подзадоривало ее, Ревность Эдуарды — тем более. Она ждала, когда же наконец Марселу дрогнет. Когда его тело, вспомнив былое, отзовется на ласку.
Марселу недоуменно открыл глаза и, увидев смеющуюся Лауру, сел на кровати.
— Чего тебе нужно? — осведомился он.
— Как будто сам не знаешь, — отозвалась Лаура, призывно на него глядя.
— Ах, этого... — пренебрежительно протянул он и откинулся обратно на подушки. — Кто там еще ужинает у нас после концерта?
— Твои родители. Мои. Виржиния с Рафаэлем.
Марселу относился к этой паре с особой приязнью, так как у них он познакомился со своей будущей невес­той. Узнав, что они здесь, он невольно приветливо улыбнулся.
Лаура приняла улыбку на свой счет и придвинулась ближе.
— Завтра ровно два года, как мы с тобой начали встречаться, — многозначительно прошептала она.
— А день, когда мы разбежались, ты не отмеча­ешь? — Ледяной взгляд Марселу охотно превратил бы настырную девчонку в статую, так она ему осточертела своей назойливостью. — Я хочу спать. Мне завтра с утра лететь в Ангру.
В Ангре у них была чудесная вилла на самом берегу океана, в изумительном парке. Обычно они отдыхали там летом, иногда проводили уик-энды. Но вот уже год, как ее облюбовала Милена и жила там почти постоянно. Она с трудом ладила с матерью и всегда вставала горой за отца, которого обожала. Бранна не возражала. Вольно­любивый нрав дочери, ее дерзкий язычок служили угро­зой ее домашнему полновластию, и она была рада удалить непокорную. Другое дело, что, прежде чем отпустить дочь на свободу, Бранна, как мудрая и предусмотрительная мать, обручила Милену с одним из ее вздыхателей, самым солидным и надежным. Милена поняла, что помол­вка — выкуп, сочла его для себя необременительным и согласилась. Согласилась, объявив во всеуслышание, что не придает помолвке никакого значения.
С тех пор она жила в основном в Ангре, наслаждаясь райскими пейзажами, которыми славилось это место, и принимая толпы друзей, которые хотели иску­паться и позагорать.
Марселу ехал не за загаром. У него была назначена деловая встреча с заказчиком, который задумал постро­ить себе роскошную виллу на берегу океана. Поэтому ему нужно было как следует отдохнуть.
Он повернулся на бок и мгновенно уснул. Он не слы­шал, как Лаура вышла из его комнаты и с какой досадой закрыла дверь.
Ему снился замечательный сон — он кружил в танце легкую как пушинка Эдуарду, ее золотистые глаза смот­рели загадочно, тонкие розовые губы улыбались.
Марселу не сомневался, что утром Эдуарда разбудит его своим звонком, но звонка не было, и, наскоро выпив чашку кофе, он поехал в офис, чтобы забрать готовую смету и подписать счета. Вылет он назначил на десять. С тех пор как стало возможным нанять вертолет-такси, Ангра стала совсем доступной.
— Зная, что вы летите, отец попросил тебя показать нашему гостю Рио. Это займет у вас лишние четверть часа, не больше. Вы полетите прямо сейчас. — Возле стола Марселу стояла Изабел — безупречная, четкая, с железной хваткой Изабел и пристально смотрела на него черными навыкате глазами.
Марселу терпеть не мог, когда в его график вмешива­лись посторонние. Он набычился, искоса глядя на Изабел, но она встретила его возмущенный взгляд спокойной меланхоличной улыбкой.
Именно в эту секунду Эдуарду и соединили с Марселу.
— Как ты там, родная? — Свирепый разъяренный бык мгновенно превратился в кроткого агнца и покорно совал руки в рукава пиджака, который помогала надевать ему Изабел.
Так же покорно он подписал несколько счетов, кото­рые Изабел положила на стол, — доверенность была на его имя, и только он имел право подписи.
— Поговори со мной, я так соскучилась, — звенел в трубке нежный голосок Эдуарды.
— Тебе пора, — неумолимо твердила Изабел. — Гость ждет, и ты опоздаешь в Ангру.
— Займи его, напои кофе, — сердито огрызнулся Марселу и вновь заворковал в трубку: — Скажи, каким рейсом вы летите, я непременно приеду вас встретить. Да, да, записываю. Меня тут уже ждут. Просто разры­вают на части! Прости, родная!..
— А кто тебя ждет?
— Вертолет. Я лечу в Ангру.
— Один? — Голос Эдуарды напрягся.
— Ну конечно, один. К вечеру вернусь, а завтра буду тебя встречать. Я так соскучился! Береги себя. Пока! Целую!
— Скажи, что любишь. — В голосе Эдуарды звене­ли чуть ли не слезы.
— Люблю, люблю, люблю!
— Пока! — твердо завершила разговор Изабел. — Ты просто красавец, — польстила она вставшему из-за письменного стола Марселу. Но он и не взглянул на нее, он спешил: он боялся опоздать на деловую встречу.
Садясь в вертолет, Марселу отметил, что сегодня вместо Вальтера новый пилот — красивый черноволосый парень в темных очках.
— Фернанду, — представился тот.
— Рад знакомству, — любезно отозвался Марселу. — Покружите нас над Рио.
Гость привез важный заказ для компании, его следо­вало ублажить, и Марселу разливался соловьем, расска­зывая о всевозможных проектах фирмы.
— Например, на этом острове, — говорил он, пока­зывая вниз, — будет зона отдыха — спортплощадки, бассейны, торговый центр, кинотеатр, гостиница, казино. Перевозка будет осуществляться морскими трамвайчика­ми, будут ходить катера, а из разных точек города будут летать вертолеты.
Гость потрясение молчал, и было видно, что размах задуманного произвел на него впечатление.
В конце экскурсии он уже улыбался. Увлеченность Марселу передалась и ему. Он уже не сомневался, что Рио-де-Жанейро и в самом деле самый прекрасный город на свете.
А Марселу думал только об одном: завтра! Завт­ра! Она приедет завтра! И картины, которые он рисо­вал перед своим гостем, становились все красочнее и красочнее.

0

4

Глава 3

Элена улыбнулась, но увидев печальное лицо дочери, заволновалась.
— Боже мой! Что случилось? — спросила она. — Как Марселу?
— Как всегда в запарке, опаздывает на вертолет, — похоронным голосом сообщила Эдуарда. — Папа едва нашел его в офисе...
У Элены отлегло от сердца: слава Богу, ничего не случилось! Но кольнула обида.
— Кого ты называешь папой? Арналду? — спросила она.
— Да, иногда называю, — строптиво вскинула голо­ву Эдуарда. — Я называю его свекром, иногда родным, как Бранка, а иногда просто папой!
— Это твое дело, — признала Элена, - я не вмеши­ваюсь в твои отношения с новой семьей, но только не забывай, что семья Марселу ничуть не лучше нашей. Больше денег не значит лучше, понимаешь?
— Я поняла, что Марселу не хочет, чтобы я ему сегодня звонила. Он едет в Ангру. Сказал, что один. — Эдуарда слышала только себя. Вряд ли она услышала слова Элены. А если и услышала, то просто как шум, который не имел к ней никакого отношения.
Элене стало жаль дочку — ревность и страх держали ее в тоскливом заточении, нужно было как-то вызволить ее оттуда, расшевелить, развеселить.
— Дай-ка я тебя сфотографирую, — предложила она. — Ты такая хорошенькая! Никто не может пройти
мимо, не заглядевшись! Уверена, что Марселу в Рио мучается ревностью не меньше тебя!
При мысли, что Марселу тоже может мучаться ревно­стью, Эдуарда улыбнулась, и Элена ее тут же щелкнула.
Двое мужчин, разговаривая, остановились непода­леку — тот, что помоложе, и впрямь поглядывал на Эдуарду, зато тот, что постарше, — на Элену.
— Бразильцы, — шепнула Элена, услышав знако­мую португальскую речь. — Где только их теперь не встретишь!
В ее темных глазах засветился бес озорства.
— Сейчас мы их разыграем, прикинемся итальянка­ми. Бразильцы обожают итальянок.
Мужчина помоложе простился и ушел. Другой — высокий, широкоплечий, седовласый, с приятным ли­цом — двинулся в их сторону.
— Простите, сеньор, — обратилась к нему Элена по-итальянски. — Мы с дочерью приехали из Рима, чтобы полюбоваться Венецией. Вы нас не сфотографируете?
— С удовольствием, — отозвался незнакомец. — Я бразилец, но понимаю по-итальянски, а фотографировать обожаю.
Две женщины, позируя, обнялись и улыбнулись — выглядели они прелестно.
Щелчок. Еще щелчок. И уже опустив фотоаппарат, мужчина одарил их восхищенной улыбкой, как лучшим комплиментом. Потом улыбнулся еще шире:
— Да мы же знакомы, очаровательная Мария Эдуар­да! Я работаю у вашего будущего свекра, и мы с вами виделись два или три раза в доме у Бранки. Помните?
— Простите, не помню, иначе не получилось бы такой дурацкой ситуации! — Эдуарда была раздражена, напряглась и недовольно смотрела на мать.
— Такого чудесного знакомства, вы хотите ска­зать, — продолжал мужчина все с той же широкой улыб­кой. — Позвольте представиться — Атилиу Новелли.
— Очень приятно. Элена Виану, мама Эдуарды. — И Элена протянула руку, одарив нового знакомца ярким сиянием своих лучистых глаз.
Искреннее доброжелательство, душевная теплота и умиротворение делают зрелых женщин столь же неотразимыми, сколь неотразима бывает юная прелесть в юных.
Седовласый Атилиу не устоял перед двойным обаяни­ем новых знакомых, ему захотелось укрепить и продлить эту едва зародившуюся симпатию. Спеша развеять нелов­кость Эдуарды, он галантно сказал:
— Неудивительно, что вы меня не запомнили. Разве я мог претендовать на ваше внимание, когда рядом с вами был Марселу? Но вы мне запомнились с первого мига.
Самолюбивая Эдуарда почувствовала себя польщенной, поняла, что ее оценили по достоинству, и успоко­илась.
— Вы обедали? — поинтересовался Атилиу. Женщины с улыбкой переглянулись: нет еще! Они
как-то совсем забыли про еду!
— А ведь уже пора! Уверен, что вы проголодались. Пойдемте отметим наше знакомство хорошими спагетти и добрым вином. Здесь за углом прелестный ресторанчик.
Они сидели в уютном зале, пили вино, болтали, и Элена невольно отметила, каким пристальным, истинно
мужским взглядом проводил Атилиу очаровательную юную блондинку. На секунду ей стало грустно, она почувство­вала свой возраст, но тут же улыбнулась. Она была опти­мисткой. Меланхолия, сентиментальные сожаления — не ее стихия.
Глазированные фрукты с мороженым, которые Атилиу предложил своим дамам на десерт, окончательно при­мирили ее с действительностью.
— Жизнь сладка, что бы там ни говорили! — сказала она, откусив кусочек ароматного персика. Ее спутники не могли с ней не согласиться.
Они вышли из ресторана, но расставаться не хоте­лось. И в оправдание своего нежелания Атилиу сообщил о грядущей и неизбежной разлуке.
— Завтра я уезжаю, — сказал он.
— Мы тоже, — радостным эхом откликнулась Элена. — Может быть, одним самолетом?
— Нет, я не в Бразилию. Я в Лондон Восточным экспрессом.
— Да это же моя мечта! — Глаза Элены засияли. — Восточный экспресс! Совсем как у Агаты Кристи!
— Ну, надеюсь, не совсем! — шутливо ответил Атилиу.
Они шли по площади Святого Марка, вокруг ворко­вали голуби. Два оркестра друг напротив друга наигрыва­ли томный вальс, и весеннее солнце еще только набирало силу, согревая, но не паля. В весеннем воздухе всегда есть что-то будоражащее кровь, а в венецианском весен­нем воздухе — особенно.
— А почему бы вам не осуществить свою мечту? — снова заговорил Атилиу. — Возьмите билет и полюбуй­тесь Веной, Прагой, Франкфуртом, Парижем и Лондо­ном. — Он смотрел на Элену с мягкой непринужденной улыбкой.
Элена даже зажмурилась — до чего это было бы здорово! С таким удивительным спутником, такое удиви­тельное путешествие! А там кто знает? Может быть, уди­вительная новая жизнь... Она откинула голову и засмеялась:
— Нет, не могу. Я же мать невесты. — И она с нежностью взглянула на хрупкую фигурку дочери, осо­бенно хрупкую на фоне бескрайней лагуны, .которой Эду­арда залюбовалась. — У нас еще столько хлопот, столько еще нужно сделать!
— Тогда давайте увидимся завтра, вместе попроща­емся с Венецией, — предложил Атилиу.
— С удовольствием, — отозвалась Элена. — Какое странное чувство... — Она взглянула на своего спут­ника, — знакомы несколько часов, а кажется, что ста­ринные друзья!
— Ничего удивительного, — шутливо откликнулся Атилиу, — не только любовь, но и дружба бывает с первого взгляда. Повернешь за угол, и вот он, друг...
Оба засмеялись. Элене показалось, что Эдуарда чув­ствует себя лишней, и она обняла дочь за плечи. Они продолжали болтать, фотографировали друг друга по оче­реди, снимали на видео, смеялись, дурачились. Распро­щались совсем уже в сумерках, условившись уточнить, где встретятся завтра.
— Какой чудесный день мы провели! — признала Эдуарда, раздеваясь.
— Вот видишь, доченька, как щедра жизнь на сюрп­ризы! Не стоит ждать от нее неприятностей, лучше ждать подарков.
Сама Элена подумала о том, что новый знакомый очень заинтересовал ее. Что по своей женской болтливости она за этот день немало успела поведать о себе, зато он о своей жизни ни словом не обмолвился. Поэтому все для нее загадка: если женат, то почему путешествует один? Если свободен, то почему не стал ухаживать, а заговорил о дружбе? Если равнодушен, то почему назначил встречу?..
Наутро посыльный принес две розы, чайную Эдуар­де, алую — Элене, и записку: «Жду вас в саду «Казакова». Атилиу».
— Как это любезно с его стороны, как мило! — восхитилась Элена.
— Я не пойду. Мне нужно собирать чемодан, — сказала Эдуарда. — Извинись за меня. Из-за вчераш­них спагетти полетела вся моя диета. Я не могу позволить себе второй день обжорства.
Элена не настаивала. Перед уходом она нежно поце­ловала дочь и в последний раз взглянула на себя в зерка­ло: брюки ее стройнили, золотистый костюм гармонировал с золотистым цветом кожи, оттеняя темные волосы и гла­за, а темно-красная роза, которую она держала в руках, была точь-в-точь, как ее рот. Элена улыбнулась своему отражению и мягко двинулась к выходу. Улетали они во второй половине дня, впереди еще было немало времени.
Сад «Казакова» чаровал взгляд зеленью, газоном, чу­десными оранжерейными цветами. Элена шла между тем­но-зеленых шпалер и казалась чудесным лучом солнца. Атилиу уже сидел возле фонтана и потягивал сок. Он был приветлив, доброжелателен и не слишком разговор­чив. На этот раз неразговорчива была и Элена. Навер­ное, виной тому было дуновение разлуки.
— Теперь к именам Казаковы, Вагнера и Пруста, которые сидели в этом саду, прибавится имя Элены Виа-ну, — со свойственной ему любезностью пошутил Атилиу.
— Я не тщеславна, — мягко улыбнулась в ответ Элена, — и никогда не стремилась встать в один ряд со знаменитостями.
— Пойдемте простимся с Венецией, — предложил Атилиу, когда они допили свои бокалы с вином.
И они опять бродили по городу, любуясь зеркалами каналов и темными, одетыми вековой патиной замками, похожими на миражи или грезы сонной зеленоватой воды.
На вокзал они приехали чуть пораньше, потому что Элене хотелось посмотреть, что же представляет собой Восточный экспресс. И Атилиу провел настоящую экс­курсию: они посидели в музыкальном салоне, заглянули в ресторан, осмотрели купе. Элена оценила комфорт про­славленного поезда.
— Я ведь предлагала Эдуарде отправиться в свадеб­ное путешествие на этом экспрессе, — сказала Элена. — Но она мне ответила: это слишком долго...
— Молодые всегда торопятся, — снисходительно зак­лючил Атилиу.
— А торопиться должны мы! У нас куда меньше времени.
Глядя сверху вниз на доверчиво обращенное к нему лицо Элены, Атилиу внезапно сказал:
— Из Венеции всегда увозишь с собой новые ощущения, которых раньше не было. Поэтому я всегда и воз­вращаюсь сюда, хочу почувствовать себя богаче.
— А на этот раз вы стали богаче? — поинтересова­лась она.
— Я стал миллионером, — проникновенно произнес Атилиу.
Именно эту фразу, сказанную так тепло и с таким чувством, вспоминала Элена, возвращаясь в гостиницу. И еще то, что он сказал ей, уже стоя на подножке:
— Мы не прощаемся. Через две недели увидимся в Рио. Из всех моих поездок в Венецию эта мне понравилась больше всех.
Элена была согласна: эта поездка оказалась еще чу­деснее, чем та, первая, незабвенная...
Взгляд ее привлекли яркие глянцевые открытки, и она купила важного венецианского льва на фоне знаменитой лагуны. Присела за столик маленького кафе, попросила мороженое и написала несколько ласковых слов малышке Сандре.
Ничего, что они опередят открытку. Ту, что она по­слала из Рима, крестница наверняка уже получила, а эта пусть ее порадует чуть позже. Все дети так любят получать письма, подарки.
Неужели завтра с утра они уже будут в Рио? Просто не верится! И сколько еще предстоит свадебных хлопот!
Элена опустила открытку в ближайший почтовый ящик и зашагала скорым деловым шагом. Отпуск кончился, она уже совершила перелет.

0

5

Глава 4

Сандра вбежала в комнату с нарядной открыткой. Только что она протанцевала перед почтальоном танец и получила первое в своей жизни настоящее письмо. Гла­зенки ее светились от счастья.
— Мама! Прочитай! — закричала она.
Лидия мельком взглянула на открытку и сразу определила: от Элены. Как всегда, у нее было хлопот полон рот, не до чтения.
— Поднимись к отцу! Он прочитает! — распорядилась она.
Сандра вприпрыжку побежала вверх по лестнице.
— А что ты ищешь в маминой сумке? — заинтересо­валась она.
— Мне нужны кое-какие квитанции, — промямлил Орестес, чувствуя себя пойманным на месте преступле­ния. — Только не говори маме, она не любит, когда я что-нибудь забываю.
— Ладно, — охотно согласилась Сандра, она терпеть не могла, когда родители ссорились, а они, к сожалению, делали это довольно часто, вернее, мама ругала папу, а Сандра ему сочувствовала от души: ведь папа такой хоро­ший! — Смотри, какую я получила открытку. Прочитай!
Орестес взял открытку, и глаза у него засияли, как у Сандры. Если бы она предназначалась ему, он был бы на седьмом небе от счастья и позабыл бы обо всех своих неприятностях. Но он рад был и за Сандру.
— Красота какая! Из Рима! — восхитился он. — Ну слушай: «Сандринья, мы с твоей сестрой в Риме. Это
очень красивый город. Когда-нибудь и ты его тоже уви­дишь. Я купила тебе очень красивое платье, ты наденешь его на свадьбу Эдуарды. Шелковое, с кружевами, тебе понравится. Целую и скучаю, тетя Элена».
Сандринья запрыгала на одной ножке и запела:
— Новое платье! Новое платье!
А Орестес снова погрузился в печальные раздумья. Он так и не знал, что же ему все-таки делать. Он все ждал, что Эдуарда пригласит его на свадьбу. Не только пригласит, но и скажет:
— Папа! Ты поведешь меня к алтарю!
Узнав о свадьбе, Орестес не сомневался, что именно так оно и будет. Свадьба бывает у людей раз в жизни, и перед этим торжественным событием отступают все раз­молвки и недовольства.
Однако шло время, а Эдуарда-молчала. Она даже не сообщила отцу, какие в ее жизни готовятся перемены. А он ждал, по-прежнему ждал. И даже заказал себе доро­гой костюм, чтобы было в чем сопровождать дочь в цер­ковь, хотя в доме с деньгами было не густо. Вернее, у Орестеса не было собственных денег, он ведь опять был без работы, и он потратил деньги Лидии. Деньги, которые она дала ему, чтобы заплатить за электричество. Срок оплаты уже прошел, нужно было срочно выкручиваться! С электрокомпанией шутки плохи!
Открытка от Элены навела его на мысль. Он ласково погладил Сандру по головке и торопливо спустился вниз.
Думал ли он когда-нибудь, что отношения его со стар­шей дочкой Эдуардой, девочкой, рождения которой он и не заметил, станут для него когда-нибудь такой проблемой?
Развод отрезвил его, заставил задуматься. Тогда он сумел взять себя в руки и справиться с пагубной привычкой выпивать. Вот только в Рио оставаться ему не хотелось, и он уехал в Нитерой, чудесный город на другом конце залива, соединенный с Рио потрясающим мостом, настоящим чудом техники.
В Нитерое он устроился клерком в небольшую фирму. Преподавать ему больше не хотелось, школа явно была не для него. В парикмахерскую Лидии он ходил каждый день бриться и раз в две недели подстригаться. Так завя­залось их знакомство.
Орестесу всегда нравились самостоятельные женщи­ны. Энергичная, с гордо поднятой головой Лидия управ­ляла своим салоном красоты, как капитан кораблем. Точно так же она командовала и своим сыном, который уже понемногу помогал матери — после стрижки волосы под­метет, салфетку свежую подаст. С тех пор, как она оста­лась вдовой, ей приходилось трудно, но она справлялась. Самостоятельность наполняла Лидию чувством законной гордости и самоуважения, а Орестеса — нескрываемым восхищением.
И, как видно, самостоятельным женщинам нравятся мягкие, вежливые, обходительные мужчины. Потому Ли­дия не осталась равнодушной к восхищению Орестеса. И хотя она видела его недостатки, его достоинства казались ей куда существеннее. По манерам грубоватая и жесткая, она ценила доброту и мягкость. Сердце у нее было золо­тое, она увидела в немолодом мужчине беззащитного ре-
бенка и взяла его под свое покровительство. Орестес был благодарен ей за это и предложил руку и сердце. Лидия приняла его предложение.
Брак их нельзя было назвать безоблачно счастливым, но и несчастным он тоже не был, потому что они были искренне привязаны друг к другу и потому что у них родилась Сандринья.
Только с рождением маленькой Сандры Орестес по­чувствовал себя отцом. Чувство это было так неожидан­но, так счастливо, так полно, что он вспомнил и о рождении своей старшей дочери. Он отыскал Элену и, увидев, как тепло она откликнулась на его появление, пригласил ее в крестные к Сандре.
; С тех пор они, можно сказать, дружили — Орестес, • Лидия, Сандра, Элена, но не Эдуарда. Она не простила 1, отцу ничего — ни его отсутствия в своей жизни, ни его появления. А появлялся он часто нетрезвый и хоть в от­глаженной рубашке, но в потертом костюме. Младшая дочь обожала отца, старшая стыдилась.
После очередного визита Орестеса Эдуарда устраива­ла матери скандал, требуя, чтобы этот человек оставил их в покое.
— Но это же твой отец, — потерянно твердила Элена, — ты когда-нибудь поймешь, что это значит.
— Если он хотел быть моим отцом, мог позаботиться об этом раньше! — резко отвечала Эдуарда. — Я не считаю своим отцом опустившегося пьяницу!
К сожалению, Элена ничего не могла возразить доче­ри. Тем более что Орестес вновь вернулся к своему ста­рому греху, из-за которого не мог долго удержаться на работе, а когда приходил навещать Элену с Эдуардой, то непременно выпивал для храбрости.
Что могла поделать Элена? Только надеяться, что в один прекрасный день отношение Эдуарды переменится: когда-нибудь она повзрослеет и поймет, что отец есть отец и очень хорошо, что он у нее человек деликатный и
добросердечный.
Надеялся на перемену и Орестес. Эта надежда стала для него своего рода манией. Ради того, чтобы услышать от Эдуарды ласковое слово, он был готов пойти на все. Да, на все — вот даже потратил хозяйственные деньги и заказал костюм только для того, чтобы, увидев его хоро­шо одетым, Эдуарда приветливо улыбнулась...
Орестес торопливо шагал по улице, направляясь в ре­сторанчик Вилсона, в котором Элена с Флавией обычно обедали. Они облюбовали его потому, что, во-первых, он был совсем рядом с их мастерской, а во-вторых, подругой Вилсона была Марсия, очаровательная креолка, худож­ница по керамике, с которой они работали. Орестес наде­ялся застать там Флавию и перехватить у нее денег. Если бы Элена была здесь, проблем бы не было: время от времени она охотно одалживала ему небольшие суммы. Теперь, правда, сумма была значительной, Элены не было, а Флавия... Кто знает, что скажет Флавия? Но попробовать все-таки стоило.
Орестес просто представить себе не мог тот скандал, который разразится, если у них отключат электричество, Он даже думать о таком не хотел. Это будет конец всему, смерть, светопреставление.
Флавии еще не было, и Вилсон предложил Орестесу бокал пива. Тот не мог отказаться, ему нужно было взбод­риться, немного выпить для храбрости... За одним бокалом последовал второй, потом третий. День был жаркий, Орестеса развезло, он перешел на диван и прикорнул на нем в ожидании Флавии.
Флавия и Марсия пришли вместе. Они возбужденно что-то обсуждали. Заметив Орестеса, они сочувственно покачали головами и, конечно же, не стали его будить.
— Я была у врача, — лихорадочно блестя глазами, шептала Марсия Флавии, — он подтвердил: я беремен­на. На этот раз делать аборт я не собираюсь. Хватит с меня, два я уже сделала!
— Я уверена, что Вилсон, когда поймет, что ты хо­чешь ребенка, не будет против, — попыталась успокоить ее Флавия. — Я тебя от души поздравляю. Дети — это такая прелесть!
— И не говори! — Лицо Марсии осветила улыбка. — Посмотрим. Ты же знаешь, у меня скоро день рождения, и Вилсон все время пристает с вопросом, что мне пода­рить. Так я ему скажу, что главный подарок он мне уже сделал!
Женщины весело рассмеялись, рассмеялся и подошед­ший Вилсон, невысокий белокурый мужчина с моложа­вым лицом. Он и не подозревал, какой ему готовится сюрприз к дню рождения Марсии.
— Кстати, Орестес искал тебя, Флавия, — сообщил Вилсон.
— Ничего, пусть поспит, я думаю, ему не к спеху, — отозвалась Флавия, блондинка с тонкими чертами лица и серыми глазами. — Мы пообедаем, а потом будем в ма­стерской у Марсии. Когда проснется, ты ему скажешь...
Орестес проснулся, когда жара уже начала спадать. Сначала он не понял, где находится, и, только взглянув на столики, сообразил, что задремал в ресторане. А Фла­вия?! Неужели он ее упустил?
Поглядев на его испуганное лицо, Вилсон рассмеялся.
— Можно подумать, что Флавия решает твою судь­бу, — сказал он.
— Ну не совсем, конечно, но что-то в этом роде, — пробормотал Орестес. — Она здесь была? Что же ты меня не разбудил?
Лицо у него стало, как у обиженного ребенка, еще немного, и на больших карих глазах заблестят слезы.
— Да не расстраивайся ты так, вот чудак, право сло­во! — успокоил его Вилсон. — Они в мастерской.
Орестес отправился в мастерскую. Флавия отбирала вазы, которыми собиралась украсить интерьер, над которым работала. Вазы были удивительные, то в виде рако­вин, то похожие на причудливые листья, обливные, переливающиеся. Марсия стояла в переднике, вся пере­мазанная глиной.
После положенной светской болтовни Орестес отвел Флавию в сторону и попросил взаймы на счет Элены четыреста двадцать реалов.
— Конечно, сейчас выпишу чек, — мгновенно ответила Флавия. — Тебе переведут.
— Нет, если можно, наличными. Знаешь, у меня вре­менно нет счета в банке.
— Извини, — отозвалась Флавия. — Тогда пойдем, я получу по карточке.
Они простились с Марсией и вышли на улицу. Дело уже шло к вечеру, заплатить за электричество сегодня Орестес явно не успевал, но зато завтра... Он был счас­тлив и болтал без умолку.
Флавия отдала ему деньги у ближайшего банкомата и помахала на прощание рукой.
Когда Орестес добрался до дома, было уже совсем темно. И не только на улице, но и в доме. Орестес вошел в эту темноту с замиранием сердца. Темнота и похорон­ное молчание — вот чем встретила его квартира.
В столовой на столе горело несколько свечей, и при их колеблющемся свете сидели и ужинали Лидия, Сандра и Фернанду.
Фернанду, который из нескладного подростка превратился в высокого, широкоплечего красавца со жгучими глазами, был теперь главной опорой матери. Он окончил летную школу и работал пилотом в вертолетном парке. Дома он бывал не часто.
Сандра обожала сводного брата. Стоило ей завидеть в небе вертолет, как она начинала кричать:
— Нанду! Нанду! Это летит Нанду!
Сейчас только глаза Сандры с сочувствием обрати­лись к отцу, Фернанду и Лидия смотрели в свои тарелки.
— Это какое-то недоразумение, — сказал Орестес, садясь на свое место во главе стола. — Завтра я все выясню. Возмутительное недоразумение!
— Я потеряла сегодня шесть клиентов, — мрачно сообщила Лидия. — Завтра день ветеранов, и люди хотели привести себя в порядок. За электричество теперь будет платить Нанду. Постельное белье на диване в гос­тиной.
Больше она ничего не сказала. То, чего так боялся Орестес, произошло, и это было ужасно: его отлучали от семейного очага.
Лидия ушла и увела с собой Сандру. Фернанду направился к себе в комнату.
Оставаться одному в темной молчаливой пустыне было для Орестеса невыносимо.
— Нанду, — тоскливо обратился он к юноше. — Знаешь, я просто не успел! Ты не думай, что я потратил деньги. Вот они! Завтра я заплачу, и все будет в порядке! Ты же знаешь, я человек обязательный и... и люблю тебя как сына.
— Знаю, — добродушно улыбнулся Нанду, — ко­нечно, знаю. Не огорчайся. Ты же тоже знаешь, что все уладится.
После этих слов на сердце у Орестеса полегчало, и темнота уже не казалась такой беспросветно-темной. Од­нако, ворочаясь на темном диване в гостиной, он со вздохом думал, что с Лидией, конечно, все уладится, но вот с Эдуардой...

Отредактировано angel999 (03.10.2010 09:47)

0

6

Глава 5

Эдуарда спускалась с трапа и уже вглядывалась в толпу встречающих, хотя разглядеть в ней кого-то было непросто — слишком уж далеко.
Но вот они прошли паспортный контроль, вот проби­раются в толпе встречающих, но она по-прежнему не ви­дит Марселу. Виржиния, Леу... Почему он не пришел? Что случилось?
Этот вопрос она обратила к Леу, который подошел к ней, взял у нее из рук сумку и по-родственному чмокнул в щеку.
— Да ничего особенного, с приездом! — в своей обычной манере промямлил он. — Ты же знаешь Марселу! Он занят делами фирмы. Очень важное совещание. А маску ты мне привезла?
— Привезла, конечно, — ответила Эдуарда. Она была уже напряжена как струна. Никакое совещание не могло помешать Марселу встретить ее, если он ее любит. Зна­чит, кто-то вмешался, значит...
Она уже хотела сказать матери: вот видишь! Видишь, что я была права, когда звонила, когда беспокоилась, но мать внимательно слушала то, что торопливо говорила ей на ухо Виржиния. Вечно у них какие-то сплетни и пересуды!
Вконец расстроенная Эдуарда направилась к машине. Праздник приезда был безнадежно испорчен. Леу с сум­кой молчаливо плелся за ней, и только мама и тетя по-прежнему оживленно беседовали. Так было всегда! Эдуарда всегда оставалась одна со своей болью, своими пережива­ниями!
Она уже открыла дверцу машины, готовясь сесть, но тут к ней подошла мать, и в выражении ее лица было что-то такое, отчего Эдуарда всерьез испугалась.
— У нас для тебя неприятное известие, Эдуарда, — твердо произнесла Элена. — Ты должна знать.
— Что случилось, мама? Говори! — А сердце уже полетело куда-то в пустоту.
— Марселу ехал из Ангры на машине и попал в аварию. Ему сделали операцию, сейчас ему уже лучше.
— Потому он тебя и не встретил, — печально произ­нес Леу.
— Где он? Я еду к нему в больницу!
— Я тебя отвезу, — сказал Леонарду.
Элена усадила дочь на переднее сиденье, а сама села сзади. Виржиния торопливо говорила в окно:
— Самое плохое уже позади, Эдуарда. Его жизнь висела на волоске, но после операции он вне опасности!
Эдуарда будто оледенела. Она ничего не говорила, не торопила Леу. Но он и сам понимал, что нужно ехать как можно быстрее.
«Только бы увидеть его! Только бы увидеть», — твердила про себя Эдуарда.
Виржиния с Эленой сидели на заднем сиденье, взяв­шись за руки. Виржиния уже пересказала Элене, какие страшные сутки они пережили, как опасались поврежде­ния позвоночника и паралича, как удачно прошла операция. Теперь врач сказал, что гарантирует выздоровление, что больной нуждается только в уходе и покое. Она рассказала все самое главное и замолчала, потому что остались кое-какие подробности, которые она сообщить не успела, но которые должна была сначала узнать Элена. Их нельзя было сразу обрушить на Эдуарду.
Леу быстро домчал их до больницы, провел Эдуарду в палату, а сам вернулся к двум женщинам в холл, чтобы принести им по чашке кофе. Они были так взволнованы, так нуждались в поддержке!
Эдуарда присела около кровати Марселу. Он спал. Голова его была обвязана бинтами, но лицо выглядело спокойным, на нем не было ни синяков, ни кровоподтеков.
Девушка осторожно прикоснулась пальцами к его щеке и погладила прекрасное любимое лицо Марселу. Потом прижалась щекой к его груди и замерла. Они были вдво­ем, они были вместе, и ничто на свете не могло их разлу­чить. Опасность осталась позади. Чувствуя щекой ровное биение сердца, слыша спокойное дыхание любимого, она в это верила.
Кто-то вошел в палату. Эдуарда выпрямилась. Вся в белом, со строгим холодным лицом больше всего она по­ходила на сиделку. Вошедшая нянечка и сочла ее сидел­кой, начав болтать, будто со своей:
— Ну, сегодня совсем молодцом. А когда привезли, совсем был плох. Теперь и цвет лица нормальный, и дыхание нормализовалось, ясно, что выкарабкается. И неве­сте его повезло. Она уже выписалась.
— Невесте? — переспросила Эдуарда, вновь леденея.
— А ты что, не знаешь? Такая красавица! Они вме­сте в аварию попали, но Бог сберег. Видно, крепко любят друг друга, раз он не допустил их гибели! Я тут была, все видела, все знаю, только некогда мне сейчас! Ты ведь новенькая, я потом тебе все расскажу!
И нянечка, успев, болтая с ней, протереть палату, вышла с ведром и тряпкой.
Элена и Виржиния не узнали Эдуарду, когда она по­явилась перед ними в холле. Они даже кофе поперхну­лись — что же там такое произошло? Лицо искажено, губы дрожат, руки трясутся. У сестер тоже затряслись и руки, и ноги. Господи! Неужели?!
— Кто был с ним в машине? — спросила трясущими­ся губами Эдуарда.
— Доченька, дай мне руку, — пролепетала Элена, которой сестра успела уже рассказать все.
— Вы что, оглохли, что ли? — в ярости выкрикнула Эдуарда. — Я спрашиваю, кто ехал вместе с ним в машине?
— Лаура, — тихо уронила Виржиния.
— Так я и знала! А во всем виновата ты! — Эдуарда повернулась к матери. — Что-то мне подсказывало, ин­туиция, наверное, что стоит мне отвернуться, как она этим воспользуется! Но ты меня уговорила! — Глаза Эдуарды метали молнии, и Элена умоляюще сложила руки, думая, как бы ее успокоить. — Кто мне говорил, поезжай в Италию, хватит ходить за ним по пятам?! Не звони ему в час ночи! Ты его разбудишь! Кто? Так вот как я его разбудила! Хотели выставить идиоткой! И выставили! На всеобщее посмешище!
— Эдуарда, когда ты звонила, Марселу действительно был дома, — вступила в разговор Виржиния. — Я сама там была и слышала. И мне кажется вполне естественным, что он согласился подвезти Лауру.
Вмешательство тетки только подлило масла в огонь.
— Естественным? — Эдуарда едва не задохнулась от гнева. — Если речь идет о Лауре, все неестественно!
Подумать только, нас уже путают! О ней говорят, что она его невеста!
— Откуда ты взяла? Что за глупость? — попыталась образумить разбушевавшуюся дочь Элена.
— Нянечка! Прямо мне в глаза! Вошла и сказала: невесте повезло! Это, по-твоему, естественно?!
— Откуда нянечке что-то знать? А нормально, по-твоему, так кричать в больнице? Ты же в больнице, доч­ка! — сделала еще одну попытку успокоить расходившуюся Эдуарду Элена.
— Да идите вы к черту со своей больницей! — яро­стно выкрикнула девушка, и бросилась к дверям, но стол­кнулась с Бранкой.
— Что у вас тут происходит? Что ты кричишь? С ума сошла? — Бранка вскипела так же, как Эдуарда. Поду­мать только! Ее сын чуть ли не при смерти, а эта идиотка позволяет себе скандалить!
— Просто недоразумение, — постаралась успокоить" всех Виржиния. — Эдуарда узнала, что в машине была Лаура.
— И из-за этого так разоралась? — Похоже было, что Бранка намерена поколотить свою будущую невестку.
— А вы что думали, дона Бранка, — Эдуарда гордо вскинула голову. — Что я буду молча плакать и страдать в уголке? Да меня тошнит от вас всех! От вашего лицеме­рия! Вы меня терпеть не можете! Вы же хотели, чтобы он женился на Лауре!
— И была абсолютно права! — царственно уронила Бранка и поплыла в палату Марселу.
Она больше не желала иметь ничего общего с этой жалкой истеричкой. Но не выдержала, обернулась и на­кинулась на Эдуарду.
— Нахалка! — шипела она. — Невоспитанная дев­чонка! Никакого уважения к старшим! Убирайся отсюда немедленно! Ты что, не знаешь, что его жизнь в опас­ности?
— Да пусть он лучше умрет, чем женится на этой девке! — получила она в ответ.
Эдуарда пулей вылетела из больницы, остановила такси, и скомандовав: «Поезжайте как можно быстрее!», засты­ла, глядя в окно.
Да-а, не таким она представляла свое возвращение в Рио-де-Жанейро. Таксист о чем-то спрашивал ее, но она отмахивалась от него, как от докучливого шума. Наконец поняла, что он хочет знать, куда же ему все-таки ехать так быстро.
И мгновенно без колебаний она назвала адрес Лауры. Они должны были свидеться! И поквитаться тоже! Эдуарда никому не позволит издеваться и смеяться над собой!
Ааура сидела в инвалидной коляске под зонтиком у бассейна. Слава Богу, что они с Марселу отделались лег­ким испугом. У нее нога в гипсе и несколько царапин — на щеке, на плече, на руке. Марселу пришлось похуже, но и он уже выкарабкивается... Зато сообщения в газетах такие, что просто любо-дорого посмотреть!
Лаура раскрыла очередной номер и залюбовалась сво­ей фотографией и фотографией Марселу. Классные фото, ничего не скажешь! Два снимочка и подпись: «Обрученные смертью!».
Да, ради этого стоило и руку сломать!
— К вам гостья! — сообщила служанка в белой на­колке. — Все вас хотят поздравить со вторым рождением! Идут и идут!
Лаура подняла глаза от газеты и увидела... Эдуарду! Лицо у нее сразу стало насмешливым — ну, сейчас эта красотка у нее попляшет! Надо быть полной идиоткой, чтобы навязаться к ней с соболезнованиями!
— Соку и льда! — распорядилась она, обратясь к служанке.
— Я еще и тортик принесу! Очень уж вкусный! Всем вашим друзьям нравится!
Служанка ушла, девушки остались одни. С минуту они приглядывались друг к другу, потом Лаура, рассме­явшись, сказала:
— Ну что? Убедилась, что я жива и здорова?
— И это крайне огорчительно! — вспыхнула Эдуарда.
— Какое недостойное чувство для такой участливой девушки! — протянула Лаура. — Но ты, верно, рада, что я в инвалидной коляске? Радоваться тебе недолго, . каких-нибудь пару недель. Потом я встану и буду красивее, чем была.
— Тебе повезло в машине, но от меня тебе не уйти. — Глаза у Эдуарды горели, и смеялась она нехорошим смехом.
— Неужели ты посмеешь накинуться на калеку в инвалидном кресле? Воспользуешься ситуацией? — Лаура изобразила изумление.
— Точно так же, как ты воспользовалась моим отсут­ствием, чтобы вешаться на шею моему жениху.
Несгибаемая наглость соперницы довела Эдуарду до белого каления. Но ей пришлось выслушать и еще кое-что похлеще.
— А вот тут ты ошибаешься, — заявила Лаура с широчайшей улыбкой. — Я вешаюсь ему на шею и тогда, когда ты здесь. Такова моя жизненная позиция — висеть на шее у твоего жениха!
Перед таким бесстыдством Эдуарда онемела, зато Лаура продолжила с усмешкой:
— И знаешь почему? Да потому, что я совершенно согласна с Бранной: ты станешь той самой невыносимой женой, которая обнюхивает мужа по возвращении, шарит у него по карманам и распечатывает его письма над чай­ником! Ты устроишь ему жуткую, несносную жизнь! И я буду бороться за его счастье! Со мной он счастлив! Мы с ним смеялись над тобой, смеялись над твоими дурацкими звонками! Нелепыми проверками! Ты была у нас вместо клоуна, Эдуарда! У всех нас, у Марселу, меня и Бранки!
Клоуна? Эдуарда вспыхнула, сорвала с пальца кольцо и швырнула его Лауре.
— Забирай! Бранка предназначила его тебе! Забирай все! Жениха! Кольцо! Газету!
Разъяренная Эдуарда швырнула в Лауру газету с тро­гательной фотографией и заголовком.
— Да мы и так не расставались ни днем, ни ночью, — издевалась соперница.
И тогда, схватив инвалидную коляску, Эдуарда выва­лила Лауру в бассейн.
— Ну так остынь немного! — крикнула она и броси­лась к выходу.

0

7

Глава 6

Элена приехала домой вконец расстроенная. Мало того, что Марселу в тяжелом состоянии, тут еще и Эдуарда такое натворила... Она и сердилась на дочь, и жалела ее, и, конечно, беспокоилась. Хорошо еще, что Леу тут же вызвался поехать ее искать. Он был, кажется, единствен­ным в семействе Моту, кто умел откликнуться на чужие просьбы, иногда даже невысказанные...
Перед Бранкой Элена извинилась, почувствовав в очередной раз ее враждебность и к себе, и к Эдуарде. Но не обиделась. Она понимала, что испытывает возмущен­ная мать, страдающая за своего ребенка.
Тадинья бросилась обнимать вернувшуюся хозяйку, и Элена, исчезнув в могучих объятиях толстухи, едва не расплакалась. Вот кто был ей верным другом все эти годы! С тех пор как они расстались с Орестесом, Тади­нья помогала ей по хозяйству и без ее заботливых рук дом Элены и вполовину бы не был таким уютным.
Тадинья не удивилась влажным глазам, печальному лицу Элены, приехавшей из чудесной поездки по Италии: она уже знала из газет, какие огорчительные новости встретили ее девочек на родной земле. Желая хоть чем-то отвлечь хозяйку от черных мыслей, она повела ее по всем комнатам, показывая букеты, которые они расставили с Флавией.
В родных стенах, среди привычных вещей Элене не­вольно стало легче. Заботы Тадиньи согрели ее, краси­вые цветы порадовали, и губы ее тронула невольная улыбка — все-таки она очень любила свой дом. Только здесь она наслаждалась безраздельным покоем...
Именно в этот миг и раздались истошные крики с площадки. Не переставая улыбаться, Элена вздохнула. Нет, мира и покоя не было нигде. Бури и катаклизмы сотрясали любое семейство.
Крики неслись из соседней квартиры, у ее соседей по площадке были свои, и немалые, проблемы. Нестор Пе-рейра опять гонялся за своей дочкой Катариной, ругая ее на чем свет стоит из-за очередного кавалера. Кавалеров у хорошенькой полногрудой Катарины было великое мно­жество. Только фонарному столбу не строила она глазки, а если бы состроила, то и столб стал бы ее поклонником.
Сирлея Перейра, ее мать, заняла когда-то второе ме­сто на конкурсе красоты в Татуе, маленьком городишке, где она родилась и выросла. Но став общепризнанной красавицей, она очень долго не могла выйти замуж, все достойного жениха не находилось. Только в тридцать лет уступила она наконец страстной любви Нестора, который был то ли на шесть, то ли на восемь лет моложе ее. Супруги и до сих пор пылали друг к другу неистовой страстью, и плод ее — Катарина — оказалась таким же страстным фруктом.
Но то, что так нравилось Нестору в жене, почему-то не нравилось ему в дочери, и он гонялся за ней с истошными криками «Убью!» по всей квартире, а иногда и по двору.
Элена на всякий случай приоткрыла дверь, чтобы Катарина могла при необходимости юркнуть в нее и пе­реждать бурю, как делала это уже не раз. Сама она принялась разбирать чемоданы. Физическая работа всегда помогала ей справиться с душевными неурядицами. К тому же завтра ей предстояло вникать в накопившиеся дела на работе, так что все домашние хлопоты отойдут на зад­ний план.
Дверь хлопнула.
— Входи, входи, соседка! Мы тебе подарочек при­везли! — подбодрила она девушку, не слыша ее шагов. Подняла голову и увидела стоящую в проеме двери Эду­арду. Она напоминала уже не статуэтку, а статую, и не фарфоровую, а каменную.
Ахнув про себя, Элена бросилась к ней и засуетилась, подвигая кресло к открытому окну, доставая из бара сок и лед.
— Садись, доченька, отдохни, расслабься, — говори­ла она ласково. — Где была?
— У Лауры.
— О Господи! — всплеснула Элена руками. — Зачем?
— Хотела все выяснить, — с ледяным спокойствием проговорила Эдуарда.
— И что выяснила? — уже с закипающим гневом спросила Элена, желая во что бы то ни стало растопить этот лед.
— Все! Они это время были вместе. Постель и прочее.
— Да это же невозможно! Марселу любит тебя! — Элена повысила голос.. — Ну как ты можешь верить Лауре! Кто как не она мечтает развести вас?! И пользу­ется моментом, когда Марселу в больнице! Когда он неможет ни слова сказать в свое оправдание!.. Это же подло!
— Он, как и вы, будет мне врать! Не желаю слы­шать его вранья! — Теперь и Эдуарда повысила голос.
— Значит, врут все — тетя Виржиния, я, твой же­них, а не врет одна только Лаура? — Элена задыхалась от собственного бессилия.
— Да! Только ей я и поверила. Поэтому все кончено. Свадьбы не будет!
— Погоди! Одумайся, дочка! Не руби сплеча. Выс-| лушай сначала Марселу.
— Хватит, мама! Я сказала: все кончено. Эдуарда подошла к секретеру, достала оттуда пачку
писем и фотографий и методично, как автомат, принялась разрывать их на мелкие кусочки.
Элена смотрела, как ковер покрывается белыми клочками бумаги, и по лицу ее текли слезы.
Попросив Тадинью последить за Эдуардой, Элена побежала звонить Сезару Андрадо. Отец Элены дружил с его родителями и перетащил их из Сан-Паулу в Рио. Сезар был на пять лет старше Эдуарды, но росли они вместе, и он с детства был влюблен в нее. Когда у его родителей начались финансовые трудности, Элена плати­ла за его учебу, потом помогла постранствовать по Евро­пе. Сезар окончил медицинский факультет университета, специализировался по гинекологии, и всегда был готов помочь Элене советом. А уж если речь шла об Эдуарде...
Сезар назвал мягкое снотворное с успокаивающим эффектом, и ближе к вечеру Элена дала дочери таблетку и уложила ее пораньше в постель, надеясь, что к утру
кризис минует, Эдуарда образумится и поедет к Марселу в больницу.
Не тут-то было. Утром Элена получила тот же ответ и еще просьбу никогда не возвращаться к этому разговору. Она подождала день, потом второй, а на третий позвонила сестре и сообщила о решении Эдуарды.
Виржиния поехала с новостью к Бранке, и Бранна, которая только и мечтала, чтобы этой свадьбы не было, которая чуть ли не возненавидела Эдуарду из-за сканда­ла в больнице, вдруг страшно расстроилась.
Пока Марселу лежал в забытьи, а она сидела возле его постели, она искренне верила, что сыну достаточно ее материнской любви, что опять, как в детстве, он припадет к ее груди и она даст ему новые силы и здоровье.
Но как только Марселу открыл глаза, он спросил об Эдуарде. И сколько ни твердила ему Бранка о покое, домашнем уюте и свежем воздухе, которые очень быстро поставят его на ноги, он не слушал ее и спрашивал только о невесте. В конце концов Бранка рассказала об обидах Эдуарды, ее резкости, невыдержанности, не сомневаясь, что Марселу обидится не меньше ее. Но сын отозвался на ее рассказ непостижимым для матери образом:
— Я должен как можно скорее встать и разуверить, успокоить бедную девочку! Как она мучается, бедняжка!
Необходимость оправдаться в глазах капризной девчонки — вот что стало стимулом выздоровления для ее умницы сына! И Марселу действительно стал выздорав­ливать.
Бранка поняла, что она бессильна. Она могла воевать с кем угодно, но только не с собственным сыном. Потому весть Виржинии ее и огорчила.
Марселу чувствовал себя молодцом, врачи были им довольны и вскоре назначили день выписки.
Накануне выписки Марселу подробно расспросил ле­чащего его доктора, чем ему можно будет заниматься в ближайшее время, как скоро можно сесть за руль и мо­жет ли он жениться.
Бранка надеялась, что врач посоветует ему отложить свадьбу на неопределенный срок, Марселу, разумеется, смирится с рекомендацией, а там, глядишь, и сам раз­думает.
Но врач весело воскликнул:
— Не вижу никаких препятствий! Уверен, что таким молодым людям, как вы, женитьба только на пользу!
Менее охотно он дал разрешение садиться за руль, но все-таки дал, хотя и посоветовал не увлекаться вождением, особенно поначалу.
Марселу выписался еще довольно слабый физически, но полный душевных сил и желания бороться за свое счастье.
Дорогой Бранка рассказала ему, как бедняжка Лаура чуть было не утонула в бассейне по милости Эдуарды. И если бы не Леу, который приехал ее навестить и вытащил из воды, неизвестно, чем кончилось бы дело...
— Ничего! Я сам ее утоплю! Она это заслужила! — кровожадно воскликнул Марселу, и Бранка замолчала, поняв, что больной пока неизлечим.
Дом встретил Марселу цветами. Бранка тотчас же уложила его в постель, и все домашние собрались вокруг него, радуясь его выздоровлению, его возвращению. Пер­вым поднялся Арналду, ему пора было ехать на совеща-
ние, потом Леу заторопился в спортклуб, Милена — на очередную встречу с фотографами, Бранке нужно было вернуться в больницу, чтобы поговорить с врачом Марсе­лу с глазу на глаз.
Спальня опустела, и Марселу с облегчением вздох­нул. Он встал, оделся, спустился вниз, дошел до гаража и сел в машину.
Он не мог больше откладывать разговора с Эдуардой. Он должен был немедленно объяснить ей, что произошло.
Дверь квартиры Виану была приоткрыта, но когда он ее распахнул, в проеме появилась Эдуарда. Ни один мускул не дрогнул на ее застывшем лице.
— Я думала, это соседка, — только и сказала она, не собираясь пропускать Марселу в дом.
— Выслушай меня! Ты должна меня выслушать! — сказал он. Марселу еле держался на ногах, дорога не далась ему даром, но, несмотря на это, он был полон решимости довести дело до конца. — Я расскажу тебе все, как было, а ты будешь судить, кто прав...
И он рассказал о ночном посещении Лауры и о том, как, прилетев поутру в Ангру, снова увидел ее у Милены, как Милена улетела в Рио на примерку платья к их свадьбе, а он, вернувшись после деловой встречи на виллу, чтобы ехать на машине в Рио, застал там все ту же Лауру. Она попросила отвезти ее в Рио. Он отказался наотрез, но потом пожалел ее и, дав себе зарок не произносить за всю дорогу ни слова, все.-таки посадил в машину. Однако когда отогреваешь змею, она непременно кусает. Внезап­но зазвонил его телефон, и Лаура тут же схватила трубку.
Он, надеясь, что звонит она, Эдуарда, стал отбирать у нее телефон, выпустил руль и...
— Остальное ты знаешь. Поверь мне, Эдуарда! Я люблю только тебя. Думаю только о тебе! Виж-у только тебя! Да если бы она была мне нужна, я бы на ней и женился! Как же мне убедить тебя, что и во сне и наяву для меня существуешь только ты! Ты одна! Если мо­жешь, прости меня за то, что мою единственную я заста­вил страдать!
Эдуарда смотрела в голубые глаза Марселу и уже не сомневалась, что он говорит правду. Ни тени самоуверенности — боль и страдание смотрели на нее. И еще моль­ба. Он, слабый, больной, перетерпевший столько физических и душевных мук, молил простить его за то, что причинил ей боль. Она любила его. Она не могла его не простить.
И когда он потянулся к ней и переступил через порог, она прильнула к нему и, поддерживая, довела до дивана. Поцелуй их был сладок, но короток, как у детей или близкой родни. У Марселу хватило сил, чтобы победить, но сил насладиться плодами победы не хватило...
На другой день к вечеру Эдуарда и Элена сидели тихие и счастливые. Они составляли список приглашен­ных на свадьбу.
— Мы перепишем тех, кому нужно послать пригла­шение в церковь, а тех, кто приедет потом к Бранке, я помечу галочкой, — говорила Эдуарда. — Я пригласила дядю Педро, как ты думаешь, он приедет из Сан-Паулу?
— Конечно, приедет, — подтвердила Элена и с гру­стью подумала, что почти не видится со старшим братом, который мог бы заменить им отца, но который с самого детства был вдали от семьи. Первая его жена старалась наносить визиты семье как можно реже и даже уговорила мужа поселиться в Сан-Паулу. Когда же он с ней раз- -велся, дела фирмы, совладельцем которой он стал, не от­пустили его в Рио. Потом у него появилась вторая жена, пошли дети, и теперь, хотя он искренне был привязан к сестрам, виделись они очень редко — на похоронах или на свадьбах...
Элена просмотрела список до конца и спросила:
— Почему ты не пригласила Сезара?
— А какое он имеет к нам отношение? — удивилась Эдуарда.
— Но ты же с ким выросла! Это же твое детство! Разве твое детство не имеет к тебе отношения?
— Ну, тогда мне придется приглашать и соседей, и портье, и даже Марсию с Вилсоном, потому что все они — мое детство, — засмеялась Эдуарда. Предполо­жение, что всех этих людей можно пригласить к себе на свадьбу, показалось ей невероятно смешным.
— Не вижу тут ничего смешного, — мягко упрекнула дочь Элена. — Да, все эти люди — часть твоей жизни. И при желании можно было бы пригласить и их. Не приглашать же только» родственников Арналду и Бранки, которых ты и в глаза не видела. И потом... я не нашла в списке твоего отца.
— Его я приглашать не собираюсь! — выпалила Эдуарда. — Если Бранка и Арналду с ним познакомятся, они отменят свадьбу. Ну и папулю ты мне выбрала!
— Ты — дитя большой любви, не забывай этого, — Элена стала серьезной. — Твоего отца я очень любила. Или ты думаешь, я вышла замуж за первого встречного? А с кем ты войдешь в церковь? Кто поведет тебя к алтарю?
— Раф! Я уже договорилась. И давай больше не возвращаться к этой теме!
Эдуарда уже закинула голову, давая понять, что не потерпит больше ни слова. А Элена с грустью и болью подумала, что, наверное, была не права, когда представ­ляла дочке жизнь только в розовом цвете, когда читала ей в газетах только о хорошем, пропуская все, что говори­лось о преступлениях, нищете, голоде, умирающих детях. И ее дочка не выросла. А расти надо. И расти всегда больно...

0

8

Глава 7

Трудное детство вовсе не универсальное средство, помогающее вырасти хорошим человеком. Одного нищета сделает скрягой, другого бессребреником. У одного па­мять о собственной беззащитности и слабости вызовет желание оберегать и защищать, а у другого — желание завести телохранителей и запугать всех вокруг. В одних и тех же условиях разные люди находят для себя разные выходы и поступают по-разному. И благо тому, у кого открыто сердце и кого ведет оно по пути добра.
У Фернанду было открытое сердце, оно рано научи­лось любить и сострадать, и он с детства сочувствовал матери и жалел ее. Темпераментная Лидия была открытым и щедрым человеком, она яростно боролась с соб­ственными бедами и беззаветно бросалась на помощь другим.
Отец Фернанду был военным. Человеком он был молчаливым, суровым, честным в исполнении долга и педантичным. Он и погиб, исполняя долг, — утонул, спасая жителей затопленной во время паводка деревни.
Орестес относился к Фернанду как к родному сыну, беспокоился, что мальчику нужно образование, забрал из парикмахерской, занимался с ним математикой. Иначе откуда бы парню стать пилотом? Так бы и брил всю жизнь клиентов.
Фернанду знал все недостатки отчима, но ведь и дос­тоинств у него было немало! Нанду был очень привязан к своей семье. Семья-то была хорошая. Все искренне забо­тились друг о друге, а если и доставляли порой огорчения, то как иначе? Такова жизнь! Без бед и огорчений не проживешь!
Недавно Фернанду влюбился. Случилось это, когда он полетел в Ангру с Марселу Моту, который в тот же день попал в автомобильную катастрофу и о котором писали все газеты.
Мать, прочитав трагическое сообщение, сказала:
— Ну все! Накрылась свадьба медным тазом!
И больше всего горевала из-за Орестеса, который будет переживать за Эдуарду.
А катастрофа, собственно, и произошла оттого, что Фернанду улетел в Рио с Миленой. Вот если бы они забрали из Ангры и Марселу...
Когда Нанду увидел Милену, он сразу понял, что о такой девушке можно только мечтать — точеная смуг­лянка с короткой стрижкой и живыми карими глазами. Настоящая фотомодель! Залюбуешься! Но Фернанду не был мечтателем, он смотрел на вещи трезво и прекрасно понимал, какое расстояние отделяет его, простого пилота, так сказать, обслуживающий персонал, от .богатой свое­нравной и избалованной девушки.
Милена сразу заметила, что летит с новым пилотом, спросила, как его зовут, похвалила за плавный взлет. Они разговорились. И с тех пор Милена летала в Ангру толь­ко с ним. Больше того, она всячески старалась задержать его у себя в Ангре. Он не противился, но и не нарушал никогда графика, не манкировал своими обязательствами перед парком.
Если он и покорялся требованиям этой девушки, то не столько из желания побыть с ней, сколько из странного, но явственного ощущения, что она ищет у него защиты. И он не мог отказать ей в покровительстве.
Скажи он кому-нибудь об этом своем ощущении, над ним бы посмеялись — от чего может защитить простой бедный парень богатую, обеспеченную, образованную де­вушку? Разве что от одиночества? Пробудив в ней чувство доверия к себе? К своей доброте? К своей надежности?
Оставаясь с Миленой, потакая ее капризам, ее жела­нию распоряжаться им, Фернанду всегда оставался в рам­ках почтительной вежливости, не позволяя себе ни
малейшего слова или движения, которые нарушили бы ту границу, которая существовала между ними и которую воздвигли не они.
Как-то Милена пришла в вертолетный парк вместе с доном Арналду и еще каким-то мужчиной, немолодым, рыжеватым, невысоким, и устроила чуть ли не скандал, добиваясь, чтобы с ней отправили именно Фернанду, ко­торый должен был лететь в этот день совсем по другому маршруту.
— Зачем ты так? — попытался он тогда ее образу­мить. — Ты же видишь, что твой отец и дядюшка недо­вольны. Какая разница, с кем лететь...
Милена сдвинула на кончик носа темные очки, и глаза ее сузились.
— Я уже достаточно большая девочка, — назидательно сообщила она, — чтобы не обращать внимания на мнение папы и дядюшки...
Слово «дядюшка» она произнесла с особым выраже­нием. И прощаясь, «дядюшка» поцеловал ее совсем не по-родственному — страстно, в губы.
Этот день они провели вместе — Милена оставила вертолет за собой до вечера.
— Ты отвечаешь за вылеты, а я за все остальное, — заявила она. — Сегодня мы будем купаться. Пошли переоденемся. Плавки для тебя уже приготовлены.
— Какие плавки? — удивился Фернанду.
— Трусики такие, купальные, — насмешливо объяс­нила Милена. — Ну идем! Или ты стесняешься ножки показать?
Фернанду расхохотался, и они провели чудный день, ныряя в океанские волны с катера, а потом загорая на палубе яхты.
— Плаваешь, как рыба! — одобрила Милена.
— Еще бы! Я же вырос на берегу океана, — усмех­нулся Фернанду. — Да и ты плаваешь ничего себе!
Зазвонил телефон, Милена нажала кнопку. Мужской голос спрашивал, как добралась, чем занята.
— Блаженствую между небом и водой, — глядя на Фернанду, ответила Милена. — У меня все в порядке. Приеду, когда захочу!
Она отключила телефон и добавила:
— Это дядюшка, он же мой жених. Врач. Франку Торелли. На официальной помолвке настояла мама. Ей не хочется больше отвечать за меня, и она передала меня с рук на руки.
— А ты согласилась? — Фернанду смотрел на де­вушку серьезно и внимательно.
— Нет. Ты же видишь. Я сразу сказала, что не при­даю значения никаким церемониям, что Франку мне не противен, но я считаю себя свободной. Но им обоим этого очень хотелось. Им кажется, что дурацкими условностя­ми можно что-то укрепить. Какая глупость!
Так Фернанду узнал, что у Милены есть жених. На­счет условностей он был с ней согласен, но вслух ничего не сказал. Да и что ему было за дело, свободна она или нет? Все равно она была не для него, жила в другом мире. Он тоже чувствовал себя свободным. Знал, что как только их отношения станут ему тяжелы, он сумеет все расставить по местам.
Наивная самонадеянность! Он уже безнадежно влю­бился, уже принадлежал и душой, и сердцем Милене, но все еще тешил себя иллюзией, что свободен, что может решать и за себя, и за нее.
Когда он стащил из оставленного на сиденье конверта фотографию Милены и повесил ее у себя над кроватью, он уже погиб. Когда выбросил все другие открытки и вырезки — всех девушек, всех своих музыкальных кумиров, он погиб. Но до сих пор еще рассуждал о свободе и чувствовал себя независимым.
— В четверг прилетишь за мной и отвезешь в Рио, — попросила Милена, когда наконец согласилась отпустить его обратно.
— Хорошо. Скажи, во сколько.
— Прилетай пораньше, чтобы успеть искупаться. А вылетим попозже. В пятницу мне надо быть на свадьбе брата.
— Так она все-таки состоится? А мы ничего не знали, — выдав невольное удивление, сказал Фернанду.
Милена посмотрела на него с удивлением: он-то тут при чем?
— После этой свадьбы мы с тобой станем в некотором роде родственниками, — сообщил молодой человек и с шутливой улыбкой уставился на Милену.
— То есть как? — не поняла она.
— Объяснить это сложно, но я попробую. Отец Эдуарды, невесты твоего брата, женат на моей матери вто­рым браком.
— Да ты что?! А я и не знала, что у Эдуарды есть отец!
Фернанду промолчал. Он не стал посвящать Милену в их семейную хронику. Многое было ясно и так, и он не стал рассказывать, как однажды Эдуарда, завидев на улице Орестеса, перешла на другую сторону, и Орестес пропла­кал всю ночь.
— Ну пока, родственник! — помахала ему рукой Милена.
— Будущий! — уточнил Фернанду и помахал в ответ.
Только благодаря Фернанду в семействе Гонзага— Треку и узнали о предстоящей свадьбе. Никаких извеще­ний, а тем более приглашений не поступило ни по почте, ни по телефону.
Лидия понадеялась, что отсутствие приглашения об­разумит Орестеса, он поймет, что его не хотят видеть, и никуда не пойдет. Но обнаружив в шкафу новый, хорошо сшитый костюм стального цвета, поняла, что приготовле­ния зашли слишком далеко и так просто муж от своей мечты не откажется. Заодно она сообразила, почему вышла заминка со светом. И ей опять стало безумно жалко Оре­стеса. Но торопливо вытерев невольные слезы, она сер­дито дернула за рукав этот дурацкий костюм.
Увидев, как стыдливо отводит глаза Орестес, Лидия накинулась на него:
— Да знаю я! Все знаю! Только напрасно ты такой шикарный костюм заказывал! Все равно никакого пригла­шения не получишь! Приглашениями занимается семья жениха, они богатые люди, и до тебя им нет никакого дела! Так что выкинь из головы все свои глупости и займись чем-нибудь потолковее.
Орестес облегченно вздохнул, самое страшное было позади: раз Лидия уже знает про костюм и потолок от ее крика не рухнул, значит, все в порядке. Приободрив­шись, он принялся настаивать на своем:
— Нет, Лидия, ты не права. Приглашение могло просто затеряться. Ты же знаешь, как у нас работает почта! Если счет, так мигом, а если что другое... Ты же понима­ешь, что моя дочь...
— Тебя не любит! — Лидия прекрасно понимала, что причиняет мужу боль, но почему-то верила, что раны от любящей руки заживают легче. И потом она хотела не просто причинить боль, а произвести хирургическую опе­рацию, избавить Орестеса от язвы, которая выпивала его силы, лишала душевного покоя.
Орестес приложил палец к губам.
— Тише, Лидия, тише. Ты сама потом пожалеешь о том, что сказала. Она просто еще девчонка.
— Жестокая девчонка, — не унималась Лидия. — Тот, кто не чтит отца с матерью, не заслуживает любви. Ты должен платить ей той же монетой! Не ходи на свадьбу, Орестес! Пойдет Сандра, и это естественно, как-никак, Элена — ее крестная. К тому же она — ребенок, цере­мония для нее — все равно что театр. Пусть сходит, развлечется! Но тебе зачем туда идти?
Орестес взглянул на нее с таким упреком! И если в его больших темных глазах не стояли слезы, то Лидия чувствовала, как они сочатся из самого сердца. Она подо­шла к Орестесу, взяла его руки в свои, прижала их к груди и, заглядывая в глаза, спросила:
— Ну что тебе там делать, скажи? Зачем иметь дело с людьми, которые могут обидеть ребенка? Я прошу тебя, не ходи к ним! Ради меня! Я тебя прошу!
Лидия прижалась к нему, и он ее обнял. Его лицо выражало безнадежность и обреченность. Он не мог объяс­нить жене, почему, несмотря ни на что, он должен пойти на свадьбу своей старшей дочери Эдуарды.
Лидия тем временем шептала:
— Послушай, давай сделаем так... Ты надеваешь свой костюм, я — свое лучшее платье, и мы отправляемся в самое шикарное кафе, берем бутылочку вина, пиццу. Со­седям ты скажешь, что был на свадьбе. И все! Все будет хорошо! Не ходи к ним, ладно?
Лицо Орестеса выражало теперь не только обречен­ность, но еще и мольбу. Вглядываясь в глаза жены, он просил ее перестать за него бояться. Он не маленький. Ну что тут такого? Он побывает на свадьбе у дочери, и что?
Лидия отстранилась, безнадежно махнув рукой.
— Поступай как знаешь, — устало сказала она. Орестес виновато понурился, но потом улыбнулся. Ему
нелегко давались его молчаливые победы, и все-таки он побеждал.

0

9

Глава 8

Последняя надежда Бранки на то, что свадьба расстроится, вспыхнула тогда, когда от Лауры принесли ко­робочку с кольцом и записку. Она все ждала, что сын обидится на пренебрежение своей невесты. Ишь, расшвырялась кольцами! Тоже мне гордячка!
Но Марселу и тут нашел повод для восхищения:
— Ты же видишь, какая она чистая, бескорыстная! Я виноват перед ней. Она берегла себя, а я... И все-таки она меня полюбила! Какое счастье!
Для Бранки было счастьем то, что ее сын здоров. В конфиденциальной беседе врач сказал Бранке, что лю­бовь сотворила с Марселу чудо: он так стремился выздо­роветь, что организм активизировал все свои скрытые ресурсы и справился с травмой. Эдуарда вылечила его шоковой терапией.
Бранка поджала губы, но ничего не сказала. Она пред­почла бы, чтобы ее сына лечили более гуманными спосо­бами. Однако результат был налицо, и он ее устраивал. Поэтому она оставила свои чувства при себе и принялась готовиться к свадьбе.
Что-что, а устраивать празднества Бранка умела. Все говорили, что она не жалела на них денег. Но разве дело в деньгах? Деньги есть у многих. Бранка умела потратить их со вкусом и с толком. Изысканное убранство, изыс­канное меню, отличный оркестр, небольшие приятные сюрпризы — каждый гость у нее чувствовал себя облас­канным, каждый находил для себя что-то приятное и по­том с удовольствием вспоминал о проведенном вечере. Празднества Бранки славились на весь город, и быть приглашенным на них считалось немалой честью.
Свадьба же ее первенца должна была стать чем-то фантастическим — феерией! — и запомниться всем надолго. Бранка была честолюбива, тщеславна и не скрывала этого.
— Главное, чтобы мама вовремя вспомнила, что невеста не она, — говорила Милена, наблюдая за хлопотами Бранки.
Зазвонил телефон, Бранке передали трубку.
— Боже мой! Кого я слышу? Атилиу! Ты успеешь на свадьбу? Она уже в эту пятницу! — Глаза Бранки сияли, губы улыбались, она вся расцвела, говоря по телефону. — Знаешь? Ах, ну да, конечно, ты знаешь и успеешь! Мы тебя ждем! Ты не представляешь, как мы соскучились!
Положив трубку, Бранка подумала: вот счастливый человек! Мы тут столько всего пережили, а он себе едет и едет в своем Восточном экспрессе, отдыхает, развлека­ется. Для него ничего не произошло, и свадьба состоится ровно в назначенный день! Поразительно!
Милена смотрела на мать с иронической усмешкой.
— Ты знаешь, как ты разговариваешь с Атилиу? — насмешливо спросила она.
— Как? — глядя на себя в зеркало и разглаживая кожу на щеке, рассеянно спросила Бранка.
— А вот так! — И Милена изобразила счастливую улыбку, полузакрыла глаза и учащенно, страстно зады­шала. — «Мы тебя ждем! Ты не представляешь, как мы соскучились!» — сказала она низким голосом.
— Что ты себе позволяешь? Как ты смеешь? — возмутилась Бранка.
— Это ты себе позволяешь! И я бы на месте папы... — Милена смотрела на мать с нескрываемой неприязнью.
Бранка вся подобралась, сжалась, словно тигрица, приготовившаяся к прыжку, но тут же у нее на губах заиграла светская улыбка.
— Мне очень жаль, дочка, что ты в последнее время махнула на себя рукой. Не учишься, не работаешь, даже не путешествуешь. Тебя ничего не интересует, и от этого у тебя очень портится характер. Мне кажется, у тебя не ладится и с Франку. А он тебя очень любит. Но если ты не возьмешься за ум, Милена, ты потеряешь свое счастье!
Бранка не сомневалась, что, больно хлестнув Милену, она поставит ее на место. Но ошиблась. Милена была сейчас недосягаема не только для жениха, но и для мате­ри. Влюбившись в Фернанду, она забыла о существова­нии Франку.
Бранке такое и в голову не приходило. Замужество было для нее деловым мероприятием, своего рода бизне­сом, где партнеры должны были честно исполнять взятые на себя обязательства, а именно: заботиться об общем благосостоянии семьи, о ее репутации, взаимном прести­же и расширении связей в обществе. Именно с этой точки зрения она и считала себя идеальной женой. Она помогла Арналду увеличить свое состояние, она родила ему пер­воклассного наследника, она шикарно вела их общий дом. Что еще можно было от нее потребовать? А что до ее личной жизни, жизни сердца, то она не касалась никого, кроме нее самой. Никаких других взаимоотношений Бранка представить себе не могла, и поэтому поведение дочери казалось ей верхом глупости.
Ее удивляло, что дочь не стремится к настоящей неза­висимости, к самостоятельности, не хочет уйти из-под родительского крова и завести собственный дом, где была бы полновластной хозяйкой. Только ради счастья Миле-ны она и настаивала на официальной помолвке с Франку. Дон Торелли был человеком зрелым, состоятельным, оп­ределившимся в жизни, к нему легко было подстроиться и направлять его в нужную сторону. В необходимости управлять мужчинами вообще и мужем в частности Вран-ка не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что счастье — это и есть непререкаемая власть.
Что же касается Атилиу, то да, конечно, он ей нра­вился. Даже очень. Да и кому бы не понравился обходи­тельный, умеющий жить мужчина, галантный, талантливый, умный? В их фирме он был ведущим архитектором и мог дать фору Арналду. Он был их давним другом, и Бранна дружила с его женой Алисией. Новелли были идеальной парой, и Бранка иногда даже завидовала тому, что Али-сия так влюблена в своего мужа. Про себя она винила Арналду за то, что тот не сумел пробудить в ней такую же долгую любовь, оставив ту пустоту, которую ей посто­янно приходилось заполнять. Отчасти эту пустоту запол­нял Марселу, и окончательно, надеялась Бранка, заполнит внук.
Да, Атилиу и Алисия были идеальной парой, но и у них была своя беда: у них не было детей. Атилиу это очень травмировало. Он мечтал о ребенке, но был так привязан к жене, что и помыслить не мог о разводе. Алисия лечилась от бесплодия, и они все надеялись, на­деялись... А потом произошла эта несчастная авария. Атилиу отделался месяцем больницы, а Алисия умерла через три дня.
Атилиу винил себя в ее смерти, потому что сел за руль, выпив лишнего. Они как раз уезжали с вечеринки Бранки. Он так страдал, даже пытался покончить с со­бой. И вот в эти трудные, мучительные для Атилиу вре­мена Бранка была рядом с ним и сумела помочь ему. Именно она — так она считала — сумела внушить ему, что необходимо жить дальше, сумела повернуть его ли­цом к жизни. С той поры и установилась между ними та особая близость, которой дорожила Бранка. Она чувство­вала себя тем безусловным авторитетом, которому всегда подчинится, которого всегда послушается этот независи­мый, самостоятельный мужчина, кумир всех женщин.
Власть, только власть кружила Бранке голову. Ника­кие плотские желания, никакие сердечные прихоти не тя­готили ее, Арналду мог быть за нее спокоен. Да он и был спокоен, что по временам крайне раздражало его холод­ную властолюбивую жену, которая вменяла мужу в обя­занность не только послушание, но и любовь, а любовь, по ее мнению, и состояла в бешеной ревности. Атилиу она ставила так высоко именно потому, что не сомневалась в беспредельности своей власти над ним. Все уже привыкли к ее фразам вроде: «Только я способна понять Атилиу», «Если бы я не была замужем, только я могла быть ему достойной женой». Но все понимали, что эта красивая женщина просто бравирует своими чувствами к Атилиу, поскольку никогда не позволит себе нарушить супруже­ский долг. Бранке нравилось и это. Добродетель ценится обществом дороже любви и страсти, так что авторитет Бранки становился еще ощутимее, еще весомее. Она становилась безупречным образцом не только для своей семьи, но и для многих других семей.
Но именно потому, что Бранка так дорожила своим авторитетом, она не прощала Милене посягательства на него. Неуважение дочери выводило ее из себя, доводило до бешенства, заставляло рвать и метать. Она охотно стерла бы в порошок дерзкую девчонку, которая не чтит уста­новленных Бранкой канонов и пытается жить на соб­ственный страх и риск!
После звонка Атилиу Бранка набрала номер Изабел и поговорила с ней.
— Как там билеты на самолет для наших молодых? — осведомилась она.
Изабел Лафайет уже много лет была менеджером их фирмы и всегда восхищала Бранку своими деловыми ка­чествами. Про себя Бранка называла ее «компьютером», хотя отдавала должное ее вкусу, умению одеваться и сле­дить за собой. Хотя, впрочем, и эти качества необходимы деловой женщине не меньше, чем трезвая голова и память.
— Лежат в конверте на столе у Марселу, точно так же, как график отпусков, в котором он должен распи­саться.
— Даже Марселу? — Бранка расхохоталась.
— Порядок есть порядок, — сурово ответила Иза­бел, для которой порядок был святыней, посягать на ко­торую было кощунством.
— А когда возвращается Атилиу? — спросила Бранка.
— По графику завтра, — так же сурово отозвалась Изабел.
— Но тебе он хотя бы звонил? — продолжала свои расспросы жена шефа.
— Прислал две открытки. — Голос Изабел потеп­лел. — Ты же его знаешь, в отпуске он хочет отдохнуть от всего, потому и уезжает так далеко. А когда приезжа­ет, привозит новые замыслы. Замечательные. Выгодные для фирмы.
— Да, знаю. Я его знаю лучше всех, — с удовлет­ворением сказала Бранка и, попрощавшись, повесила трубку.
Она была довольна: Атилиу позвонил ей, и только ей, а не Изабел, роман с которой тянулся у него вот уже два года. Бранка не ревновала к ней: Изабел была еще по­слушнее Атилиу. Это были ее люди, надежные, верные, неспособные совершить ничего непредсказуемого. С ними Бранке было спокойно.
Завтра прилетит Атилиу. В пятницу с утра состоится церемония венчания. В церкви будут все сливки общества. Бранка уже позаботилась, чтобы все утопало в цве­тах. Свадьба Марселу Моту запомнится надолго.
О подвенечном наряде невесты заботится Элена. Она как-никак художница, так что можно надеяться, что не­веста будет выглядеть как должно. Эдуарда — красивая девушка, гости оценят пару, которая будет стоять у алтаря.
После венчания молодые отправятся отдохнуть. Своей квартиры у них пока еще нет. Вернее есть, но ее еще нужно отделать. Они хотят устроить ее по своему вкусу. Похоже, что Эдуарда поручит отделку матери и та зай­мется ею, когда молодые будут в свадебном путешествии.

Пока Бранна забронировала им номер в лучшей гостини­це. А вечером они приедут повеселиться к Бранке. Уедут, когда захотят, — в гостинице у них будет свое гнездыш­ко. А поутру — фюйть! — ее птенчики полетят в свадебное путешествие: Нью-Йорк, Чикаго...
Бранка мечтательно вздохнула. Они с Арналду про­вели свою брачную ночь в маленькой деревенской гостиничке на берегу океана. Большего позволить себе не могли. Но было чудесно — пустынный пляж, шум моря... Тогда они любили друг друга, были полны надежд. Особенно она, Бранка. Может, поэтому она так и любит Марселу, своего первенца. С ним у нее связано все самое лучшее. Позже наступило разочарование. Оказалось, что деньги, благополучие, к которым она так стремилась, совсем не всесильны, они не способны прибавить мужу те достоин­ства, которых у него нет...
Дай Бог Марселу не разочароваться в своем цветочке. Дай Бог, чтобы эта худышка родила ему здоровых, крепких детей.
Бранка встала с дивана, на котором засиделась, по­грузившись в свои мысли после звонка Атилиу, и энер­гично направилась на кухню. Ей еще нужно было отдать последние распоряжения относительно свадебного меню. Проверить, из какой оранжереи пришлют цветы в дом и в церковь и, наконец, — самое главное — заняться сво­им туалетом. Она должна быть ослепительна! Все долж­ны знать, что свадьба сына — это самый торжественный день в жизни матери.
Только рождение внука может быть важнее и значи­тельнее.

0

10

Глава 9

В пятницу утром солнце заглянуло в окна церкви и увидело множество белых лилий, что украсили не только алтарь, но и проходы между скамьями. Оно вспыхнуло ярче, загорелись цветные стекла витражей, и алые блики брызнули на белизну прекрасных цветов...
К одиннадцати часам нарядно убранная церковь была уже полна народу. Разодетые женщины в шляпах, с бу­кетами, мужчины в праздничных костюмах сидели на крас­ных бархатных скамьях и чинно беседовали друг с другом. Здесь собрался весь цвет Рио-де-Жанейро.
На самой первой скамье напротив алтаря сидела се­мья жениха. Бранка выглядела великолепно в своем но­вом парижском туалете, Арналду, Леу, Милена служили ей достойной свитой. По другую сторону сидела мать невесты, к Элене прижималась хорошенькая Сандра, она с любопытством обводила глазами нарядную публику, любовалась статуей Девы Марии в голубом плаще, чу­десными корзинами с лилиями.
Элена тоже оглядела собравшихся гостей. С улыбкой кивком поздоровалась с Сезаром. Она и издалека видела, как мальчик взволнован. Но держался он замечательно. Что поделаешь? Старая любовь!
При взгляде на соседнюю скамью почувствовала не­вольное волнение и сама Элена. Ей с улыбкой кивал ее венецианский знакомец, и она словно бы увидела его про­никновенный внимательный взгляд и, кивнув в ответ, на­клонилась к Сандре, поправляя бант на ее красивом кружевном платье. Потом ее позабавила собственная де­вичья застенчивость. Да, видно, свадьба и впрямь таин­ство — все сердца молодеют и открываются чувству любви...
Орестес вошел в церковь, когда все места в ней были уже заняты, — не только скамьи, но и боковые проходы, и он стал пробираться поближе к алтарю...
Утром, когда он облачился в свой элегантный сталь­ного цвета костюм, Лидия только вздохнула.
— Это же моя дочь... — извиняющимся тоном про­изнес он. — Надо выйти пораньше, а то опоздаю...
— Я заказала тебе такси, — сказала жена, поправляя ему галстук, — ты приедешь вовремя.
— Но ведь это дорого, — ответил он растроганно, прижимая к груди ее заботливые руки.
— Ничего. Так лучше. Сейчас я дам тебе денег. Они застыли на секунду и смотрели друг на друга —
грустно, с любовью, понимающе. Потом Лидия резко, как всегда, отстранилась. Она терпеть не могла всяких сентиментальностей. Нет у нее на эти глупости времени! Ее клиенты ждут!
Торопливо застучав каблуками, она побежала в сосед­нюю комнату, принесла сумочку, дала мужу деньги, и он медленно и бережно положил их во внутренний карман.
Лидия проводила Орестеса и смотрела с крыльца, как медленно и важно он усаживается в такси, потом помаха­ла на прощание и скрылась в салоне.
Лидия есть Лидия, Орестес был растроган до глуби­ны души. Жена никогда не подводила его. Она могла
кричать, впадать в отчаяние, ярость, но она всегда была с ним, и гневалась, и отчаивалась из-за него.
Они переехали через мост, добрались до центра — до церкви оставалось буквально два шага, и Орестес остано­вил такси. Слишком рано ему приходить не хотелось. Лучше он погуляет, посидит в кафе, справится со своим волнением.
Он расплатился и вышел. Солнце палило вовсю, и он зашел в ближайшее кафе выпить стаканчик воды со льдом.
Бармен смешивал коктейль и бросил на вошедшего клиента взгляд, приглашающий попробовать, какая вкус­ная получилась штука.
«Эх, была не была! Чуть-чуть! Для бодрости!» — решил Орестес. Хоть он и петушился и твердил себе, что отца на свадьбу дочери не приглашают, но прекрасно знал, что идет незваным, чувствовал себя неловко и надеялся справиться с этой неловкостью.
Один коктейль, второй, и мир повеселел, все в нем стало простым, без подводных течений и сложностей. Можно было выпить и третий, и четвертый. Благо Лидия дала денег с запасом, чтобы он чувствовал себя в любом положении хозяином.
Выходя из кафе, он уже чуть пошатывался, с годами ему нужно было все меньше спиртного, чтобы опьянеть. На воздухе ему стало совсем хорошо, он почувствовал себя молодым, беззаботным. А вот в церкви было душно­вато. Орестес наконец нашел себе местечко у стены, со­всем неподалеку от алтаря, и стал вместе со всеми ждать невесту. Жених уже стоял напротив священника, опустив голову, и Орестес был доволен, что все-таки не опоздал, не пропустил главного, а ведь мог бы...
В дверях церкви появилась Эдуарда и двинулась по красной ковровой дорожке к алтарю. Вел ее шурин Эле-ны, Рафаэль Фонтес, Орестес узнал его сразу же, хотя Раф и постарел. Ох, как обидно стало Орестесу! Но только на секунду, на одну секундочку. А потом он уже только любовался своей дочкой-красавицей, восхищаясь, как она хороша, и время от времени шептал соседям:
— Это ведь дочка моя! Невеста! Она моя родная дочь!
Но никто не обращал на него внимания. Этот подвыпивший старик только мешал следить за торжественной церемонией, ради которой все сюда собрались.
Священник освятил кольца, которыми обменяются будущие муж и жена, прочитал молитву и протянул коль­ца стоящим перед ним жениху и невесте.
Марселу взял тоненькое изящное колечко и, надевая его на тоненький изящный пальчик, произнес:
— Мария Эдуарда, прими от меня это кольцо в знак любви и верности во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Он глаз не мог оторвать от своей невесты — в воз­душном белом платье с обнаженными плечами и распу­щенными под фатой волосами она казалась феей из сказки и в любую минуту могла раствориться в воздухе и ис­чезнуть.
Но фея не собиралась исчезать, она взяла большое, массивное кольцо и, надевая его на палец жениха, произ­несла:
— Марселу! Прими от меня это кольцо в знак любви и верности во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Священник, молитвенно воздев руки, торжественно провозгласил:
— Именем Господа нашего объявляю вас мужем и женой. Поцелуйте свою жену.
И Марселу, приникнув жаркими губами к своей меч­те, наконец уверился, что она воплотилась и никогда уже больше не улетит от него. Прижав к себе хрупкую, то­ненькую Эдуарду, он посмотрел на нее сверху вниз с законной гордостью.
Молодые двинулись к выходу, принимая поздравле­ния от друзей и знакомых.
Стал пробираться сквозь толпу и Орестес, торопясь поздравить дочку и пожелать ей счастья.
На ступеньках у выхода молодых поджидали фоторе­портеры. Они остановились, и вот тут-то наконец Орес­тес, раздвинув тех, кто застыл позади молодой пары, пробрался к невесте. Волнение, жара, спешка и выпитое сделали свое дело — запыхавшийся старик потерял рав­новесие и упал, хорошо еще, что на колени. Он схватился за белое платье и залепетал:
— Доченька! Доченька!
Эдуарда с ужасом и брезгливостью отшатнулась. Боже мой! Какой позор! А тут еще и фоторепортеры!
Марселу даже не понял, что случилось. Какое-то на­рушение? Недоразумение? Его нужно срочно ликвидиро­вать! Он едва повел головой, да и этого не нужно было, потому что молодые ребята-охранники, которые всегда следят за порядком на церемониях высокопоставленных членов общества, уже подхватили нарушителя и потащили его прочь.
— Папа! Папочка! — раздался истошный детский крик. Элена подхватила на руки и прижала к себе Сандру,
зашедшуюся в рыданиях. Как объяснить девочке, что произошло?.. Элена нежно прижимала к себе плачущую девочку, гладила ее, что-то бормотала.
Молодые торопливо прошли к машине, помахали на прощание гостям и родственникам, сели и уехали. Все остальные тоже быстро расселись по машинам, обсуждая неприятный скандал.
Элена с Сандрой на руках торопливо отыскала в тол­пе Сезара.
— Пойди найди Орестеса и отвези домой, — попро­сила она.
— Конечно, непременно, — отозвался Сезар, погла­див девочку по голове. — Я врач и сейчас же помогу твоему папе. От духоты ему стало плохо, я отвезу его домой и дам лекарство. Не беспокойтесь, все будет в порядке.
— Спасибо тебе, — с чувством сказала Элена и опу­стила Сандру на землю. — Пойдем посидим немножко в церкви, успокоимся.
За это время толпа рассеялась: гости уехали, любо­пытные разошлись. Элена вошла и села на скамейку, а Сандра прилегла, положив голову ей на колени.
— Успокойся, родная, как у тебя сердечко бьется, и руки ледяные. Сейчас ты отдохнешь, успокоишься, и мы пойдем есть мороженое, — тихо шептала девочке Элена.
Большая мужская рука взяла маленькую. Элена под­няла глаза и встретилась взглядом с Атилиу. Он смотрел так проникновенно, так внимательно и ласково.
— Пойдемка полюбуемся убранством церкви, — предложил он малышке.
Сандра сползла со скамейки и доверчиво пошла рядом с ним.
Когда они вернулись, девчушка уже что-то щебетала, а Атилиу с ласковой улыбкой слушал ее. Сев на скамейку рядом с Эленой, Атилиу посадил девочку на колени, Сан­дра положила голову ему на плечо, хотела еще что-то рассказать, но сон сморил ее — сказались волнение и усталость, — и она заснула мгновенно, как засыпают только дети.
— И ты немножко успокоилась, — сказал Атилиу, глядя на Элену, — а то была белее ее.
Они и не заметили, как перешли на ты, и звучало оно так непринужденно, так естественно.
— Мы с ней обе очень расстроились, ведь это же ее отец, — начала Элена.
— Она мне уже рассказала, — подхватил Атилиу.
— И отец Эдуарды тоже.
— Я знаю, — кивнул Атилиу. — Я понимаю. И со мной в детстве было что-то подобное. Мне было лет во­семь, и здоровые парни... они здорово поиздевались над моим отцом. Он выпил лишнего, а они отобрали у него подарок, который он нес матери на день рождения, и стали перебрасывать его с рук на руки. Отец перебегал от одного к другому,' подпрыгивал, все пытался поймать свер­ток. А парни хохотали, им было весело. В конце концов отец выбился из сил, здоровилы хохоча убежали. Я видел все из окна, выбежал к нему, прижал к себе его голову и плакал — плакал так, как никогда больше в жизни не плакал. Я думал, что умру, что сердце у меня разорвется. Видишь, у меня и сейчас слезы на глаза наворачиваются... Они тихо сидели в церкви, взявшись за руки, и на коленях у Атилиу спала Сандра.
— Поедем, — тихонько сказала Элена, поднима­ясь. — Ты же должен куда-то ехать. Я сбила тебя с пути.
— Это случилось еще в Венеции, — так же тихо ответил Атилиу. — Я сейчас отвезу вас домой, а потом мы поедем к Бранке праздновать свадьбу.
— Да, мне придется туда поехать, хоть и не очень хочется. Но Эдуарду нужно как-то поддержать. Она не виновата, что все так случилось. И наверняка очень рас­строена.
Атилиу кивнул, но ничего не сказал, уложил Сандру на заднее сиденье машины, и они поехали. О случившем­ся они больше не говорили, но чувствовали, что оно очень сблизило их, наполнив взаимным доверием и сердечностью.
Приехав домой, Элена позвонила Сезару, чтобы уз­нать, чем кончилось все дело. Как оказалось, кончилось оно плохо: охранники мало того, что оттащили Орестеса в сторону, они швырнули его прямо на мостовую. Он упал, расшиб себе лицо. Они бы и поколотили его, наказывая за наглость, потому что он все время повторял, что он отец невесты, но тут, к счастью, и подоспел Сезар. Толь­ко тогда охранники оставили несчастного в покое.
Сезар успокоил Элену, что страшного ничего не слу­чилось — только шишка на лбу и лицо все в кровоподте­ках. Но он прописал примочки, успокоительное. Когда Сезар уехал, Орестес спокойно спал.
— Я подожду и отвезу тебя, — сказал Атилиу, узнав последние и такие неприятные новости.
— Да нет, поезжай. Мне нужно привести себя в по­рядок. Я, наверное, поеду с Педро. Кстати, познакомь­тесь, — мой брат.
Мужчины тепло пожали друг другу руки.
— Знаешь, Элена, я не успею, — заговорил Пед­ро. — У меня через час самолет в Сан-Паулу, а завтра очень серьезная деловая встреча.
— Вот так всю жизнь! Если видимся, то на бегу, — невесело усмехнулась Элена.
— Я никуда не тороплюсь, — сказал Атилиу. — Приводи себя в порядок, сколько хочешь. Там будут ве­селиться всю ночь.
Элена с признательностью улыбнулась и поднялась в спальню. Проверила, крепко ли спит Сандра, отдала рас­поряжение Тадинье, чем покормить девочку, когда она проснется, и потом просто посидела перед зеркалом, при­ходя в себя.
Дорогой к Бранке они вспоминали Венецию, растро­гались, расчувствовались, а когда вошли в зал, навстречу Атилиу бросилась эффектная большеглазая брюнетка в ярко-желтом платье. Элена вспомнила, что и в церкви она сидела рядом с ним.
— Куда ты исчез? Мы все тебя ищем, — заговорила она, целуя его привычно и по-домашнему.
— Отвозил Элену, — без малейшего смущения ото­звался Атилиу, тоже целуя ее, но холоднее, равнодушнее.
Элена внимательно посмотрела на обоих. Атилиу представил женщин друг другу:
— Изабел. Элена. — И прибавил: — Мы познако­мились с Эленой в Венеции.
Пожимая Элене руку и внимательно на нее глядя, Изабел сказала:
— Это уже третий отпуск, который он проводит без меня...

0

11

Глава 10

Элена обвела глазами зал, ища молодых, но увидела только Бранку с Арналду. Бранка пристально следила за Атилиу и брюнеткой в желтом платье. Элена подошла к своей новой родственнице и узнала, что Марселу с Эду-ардой еще не приехали. Они обменялись необходимыми любезностями — Элена похвалила вкус и изысканность, с какими убран дом, Бранка поблагодарила за компли­мент, они поулыбались друг другу и разошлись.
Заметив в отдалении банкетку, полускрытую ширмой из свисающих растений, Элена направилась к ней и села. Она чувствовала усталость, подавленность. Беспокоилась об Эдуарде. Как она справилась с утренней неприятнос­тью? И почему задерживается? Потому ли, что ей хоро­шо вдвоем с Марселу? Или никак не может прийти в себя? Да и открытие, что у Атилиу есть спутница жизни, почему-то задело Элену куда сильнее, чем хотелось бы. Неужели у нее возникли какие-то иллюзии? Планы? Оказывается, возникли!
Но Атилиу ведь не давал никакого повода! Вел себя предельно корректно, тактично. В Венеции он был любе­зен и не больше. А сегодня повел себя как чуткий и добрый человек, помогающий другому, попавшему в слож­ную ситуацию. Он был щедр, отзывчив, бескорыстен, но его бескорыстие теперь уже не радовало Элену!..
Подошел официант с подносом, и она взяла себе бо­кал красного вина. Сейчас ей была просто необходима капелька алкоголя, чтобы сбросить груз усталости и вол­нений.
Она выпила вино почти залпом и впрямь почувствова­ла себя лучше.
У входа поднялась суета — приехали молодые. Когда они появились на пороге — такие юные, красивые, счас­тливые, — гости невольно захлопали, приветствуя всепо-коряющую молодость. А те раскланивались — новые актеры, вышедшие из-за кулис на подмостки жизни.
Взглянув на дочь, Элена успокоилась — нежное ли­чико Эдуарды светилось счастьем. Гости вновь расселись за свои столики, и новобрачные принялись обходить их с бокалом вина, говоря теплые слова приглашенным и при­нимая поздравления.
Элена закивала им издалека, посылая воздушные по­целуи, и Эдуарда приветственно помахала ей. Сейчас она поздравит их, и можно будет ехать домой, отдыхать от этого трудного, волнующего дня...
Молодежь уже принялась за танцы, и Элена, увидев развязно выгибающуюся Лауру, подумала, как больно и неприятно будет Эдуарде встретиться с этой нахальной девицей. Но она не успела сосредоточиться на неприят ных мыслях, Атилиу ласково тронул ее за руку:
— Я хотел бы познакомить тебя со своей мамой, са мой очаровательной старушкой на свете.
Ласковый внимательный взгляд, шутливый тон — Элена была безоружна перед обаянием этого человека. Что она могла поделать, если он ей так нравился?..
— Я о вас очень много слышала, — проговорила и впрямь необычайно приятная старая дама, протягивая руку Элене. — Сын не обманул меня, вы и красавица, и умница!
Кто бы мог подумать, что Элена в своем-то возрасте может вспыхнуть от смущения и удовольствия, услышав подобный комплимент! Но она вспыхнула, а вернее — слегка покраснела и стала еще привлекательнее.
— Ваш сын настоящий обольститель, — сказала она.
— Все женщины мне это говорят, — с гордостью подхватила старушка, — он...
Она готова была многое поведать о своем сыне, но Атилиу прервал ее:
— Ты скомпрометируешь меня в другой раз, мама! Элена зайдет к тебе как-нибудь на чашечку чая, и ты все-все ей расскажешь!
— Охотно навещу вас, — проговорила Элена, обра дованная внезапной возможностью поговорить о мужчи не, который стал для нее загадкой.
Разговор их прервался, потому что молодежь заторо­пилась ловить букет, который по старинному обычаю дол жна была бросить невеста. По поверью тот, кто его
поймает, следующим выйдет замуж или женится. Отпра­вились посмотреть на это и взрослые.
Эдуарда встала спиной к толпе и бросила свой белый букет. Подхватила его Лаура.
— Если бы он полетел в меня, я бы легла на пол, — с кривой усмешкой пробормотала Милена.
Зато Лаура, глядела с торжеством. «Он достался тебе из моих рук и после тебя снова будет моим!» — по-иному нельзя было понять ее ликующий взгляд, и именно так поняла его Элена и, услышав, как хамка смеется над тем, что Эдуарда выходит замуж девушкой, не смогла удер­жаться и гневно отчитала ее:
— Женщиной Эдуарда станет, и замечательной! А вот девичества не вернешь! И я не думаю, что, нагуляв­шись вдоволь, легче найти жениха и выйти замуж! Так-то, Лаура!
Элена поднялась на второй этаж и заглянула в спаль­ню, где приводила себя в порядок Эдуарда, собираясь уезжать.
Она бросилась к дочери, обняла ее, стала желать сча­стья, но Эдуарда обиженно упрекнула ее:
— Ты должна была помешать этому ужасу, мама! Ты же знаешь, я не хочу, чтобы люди знали, какой у меня отец! Я вообще не хочу его знать! Недаром я кому-то сказала, что отец у меня умер! Как он смел прийти на мою свадьбу и все мне испортить?! Почему ты его полюбила?!
Элене стало безумно жаль свою дочку: никакое счас­тье не могло защитить ее, сделать неуязвимой, а значит, более щедрой, великодушной...
— Мы с тобой много раз говорили об этом, — ласко­во и твердо сказала она. — Твой отец не преступник, он ничего плохого не сделал. Ты сейчас не права. А я? У меня тысяча недостатков, но причинить тебе огорчение в день твоей свадьбы или в любой другой день я никогда бы не смогла! Всю жизнь мы прожили вместе, всегда ладили, а если и ссорились, то по пустякам. Будет не­справедливо, если в день, когда ты навсегда покидаешь меня, мы расстанемся с тяжелым сердцем, не поцеловав­шись на прощание.
— Да нет, я совсем не хотела ссориться с тобой, мамочка! — Эдуарда поцеловала ее. — Я непременно тебе напишу!
Марселу уже стоял на пороге. Элена поцеловала и зятя, желая им от души счастья.
Когда она ехала домой, в глазах ее стояли слезы. День, который должен был быть таким счастливым, достался ей очень непросто...
Дом ее встретил уютом, тишиной. Она вошла в спаль­ню и посмотрела на спящую Сандринью. Девочка спала спокойно, закинув ручки за голову. Элена улыбнулась: когда-нибудь они будут выдавать замуж и Сандринью. И пусть день ее свадьбы будет счастливее, пусть нарядный Орестес поведет свою дочь к алтарю!
Внизу раздался какой-то шум, и Элена спустилась вниз. Каково же было ее удивление, когда она увидела перед собой Лидию.
— Боже мой! Что случилось? Орестес? — стала спра­шивать она.
— Да, Орестес, — трагически произнесла Лидия. — Его привезли домой всего избитого! Эти изверги швыр­нули его прямо на мостовую, он расшиб себе лицо, голо­ву! Спасибо доктору, который его привез. Он сделал ему перевязку, прописал лекарство!
Элена слушала, крепко сжав руки. Она все это знала от Сезара. Но как больно было это слушать еще раз!
— Я хочу забрать Сандру, — продолжала Лидия. — Со мной Нанду, он понесет ее.
— Зачем? К чему такая срочность! Ты посмотри, который час, — принялась отговаривать ее Элена. — Завтра я сама ее привезу.
— Я не хочу, чтобы ребенок находился в доме тех, кто оскорбил и унизил ее отца! Среди жестоких людей, не умеющих уважать человеческое достоинство! — Ли­дии нужно было выплакаться, выкричаться, и она насту­пала на Элену.
— Но я не сделала ничего плохого Орестесу, — ус­тало сказала Элена.
— Зато сделала твоя дочь! Сандринье лучше дер­жаться от вас подальше! Ты не сумела воспитать свою дочь, не сделала из нее человека! Она у тебя бессердеч­ная кукла! Подумать только, чтобы дочь не пустила отца на собственную свадьбу! — Лидия задыхалась от негодо­вания, возмущения.
Элена обиделась за дочь. Кого-кого, а ее она не даст в обиду. Сама она могла сердиться на нее и ругать, но никто из посторонних не имел такого права. Элена подня­лась, глаза у нее заблестели.
— Поосторожнее, Лидия! Не стоит говорить плохо о моей дочери в моем доме. Орестес вышел за рамки прили­чия, вел себя неподобающе. Он был пьян, ты это знаешь?
Лидия вскинула голову.
— Знаю! Он выпил для храбрости! Выпил, чтобы не страдать от того, что его забыли! Чтобы легче было при­творяться, что все хорошо, что это нормально, когда дочь не приглашает отца на свою свадьбу! Если бы его пригла­сили, как бы он гордился! Да он повесил бы это пригла­шение на самом видном месте в гостиной! Тебе понятно, что творилось у него на душе?
— Понятно, Лидия, успокойся. — Элене до слез было жаль всех: и Лидию, и Орестеса, и Эдуарду, и себя.
Но Лидия должна была выговориться во что бы то ни стало, она должна была выплеснуть все свои обиды.
— У нас отключили свет, потому что у него не было денег, чтобы заказать себе новый костюм, купить ботин­ки, галстук... Он думал, старый дурак, что если- дочь увидит его нарядным, то непременно пригласит в церковь. Сам он в это не верил, но делал вид, что верит, и выпил, чтобы не страдать. За это я его ненавижу, но и твою дочь ненавижу тоже за то, что она оттолкнула его как собаку!
Тадинья принесла Лидии воды.
— Посидите, дона Лидия, сейчас я кофейку сварю, а вы посидите спокойненько, отдохните, — зажурчала она, — а то вон как исстрадались, бедняжка!
Высокую, полную Тадинью, от которой так и веяло добротой, не случайно прозвали «бедняжкой», она сама так называла всех, всем сочувствуя, всех жалея. Обычно ей удавалось смягчить и успокоить расходившиеся страс-
ти, потому что участие ее было сердечным, а сострадание искренним.
Лидия присела, вытирая слезы.
— Посидеть спокойно? Как же! Посидишь! Когда он там дома один с разбитой головой! И что это за свадьба такая? Чтобы охранники стояли у дверей церкви? Да ког­да нормальные люди женятся, они хотят, чтобы весь народ видел свадьбу. За что они его избили? Что плохого
= он сделал?..
— Не держи на нас зла, Лидия, это просто несчаст­ный случай. Ни наша семья, ни семья жениха в этом не виноваты, — вновь заговорила Элена. — И оставь Сан­дру у меня, я привезу ее завтра утром.
— Нет! Сандру я заберу! Пусть она проснется дома! Пусть видит своего отца!
Элена не считала, что маленькой Сандре нужно ви­деть разбитое лицо Орестеса, но что она могла сказать или сделать? Лидия — мать, ей и решать.
Фернанду все это время простоял в холле, дожидаясь, пока мать выговорится. Наконец Лидия позвала его, он вошел и взял спящую Сандринью на руки, так и понес в рубашонке, благо было тепло.
Утром к Орестесу, который, к слову сказать, выгля­дел совсем молодцом — ссадина на голове заклеена пла­стырем, на скуле тоже, а от синяка на лбу после свинцовой примочки только слабый след остался, — прибежала Сандра.
— Ну как ты, папочка? — спросила она, обнимая его и целуя. — Тебе очень больно? — И она потрогала пальцем пластырь.
— Совсем не больно, — ответил с улыбкой Орестес, потому что боль его была в душе, но она таяла при взгля­де на свою чудесную маленькую дочку, которая сидела и смотрела на него ясными чистыми глазками, л б них све­тились веселое лукавство и нежность.
Лидия смотрела на них обоих из-за дверей, уперев в бока руки. Вчера она знала, что делала, это не было дурной бабьей прихотью — ведь так-то лучше, своей-то семьей.
Орестес смотрел на нее виновато и с любовью, и она, махнув рукой, не стала напоминать, что, как всегда, была права и обо всем его предупреждала, и ничего бы не было, послушайся он ее...
Хотела бы напомнить, но не стала. Нет, не стала.

0

12

Глава 11

Утренние газеты не преминули сообщить о досадной неприятности в церкви. Каких только не было заголовков: «Отец невесты устроил скандал», «Пьяница у ног ново­брачной», «Сумасшедший ошибся адресом».
Бранка расстроенно отложила очередную газету. Сколь­ко сил она приложила, чтобы свадьба ее Марселу стала событием. И вот пожалуйста! Она стала событием. Но каким!
— Да не расстраивайся ты так! — успокаивал жену Арналду. — Когда они вернутся из свадебного путеше-
ствия, никто уже и не вспомнит, что писали газеты две недели назад!
Бранка признала правоту мужа, но осадок, раздраже­ние против Элены остались. Не слишком осознанно, но именно ее Бранка винила в том, что свадьба была ис­порчена.
Элена просмотрела те же заголовки, сидя за завтра­ком у Виржинии. Можно себе представить, как она была расстроена, а тут еще и Родригу подлил масла в огонь.
— Я вообще не понимаю, как можно было отца не пригласить на свадьбу! — заявил он. — По-моему, Эду­арда заслуживает...
— Выговора, я знаю, — грустно отозвалась Элена.
— Нет, ремня! — резко отозвался юноша. — Ну, я пошел, мама!
И, чмокнув мать в щеку, он вместе с сестрой заторо­пился на пляж: хотелось воспользоваться выходными, от­дохнуть, расслабиться.
Виржиния постаралась развеять дурное настроение сестры, стала вспоминать, как хороша была Эдуарда в свадебном платье, как весело было в доме Бранки.
— Я заметила, что за тобой приударил Атилиу, — шутливо сказала она, чтобы сделать сестре приятное. — Однако предупреждаю: будь с ним поосторожнее. От него все женщины без ума. Он вдовец, но у него давняя и прочная связь с Изабел. Так что твое сердечное вол­нение...
Виржиния шутливо погрозила сестре пальцем, не со­мневаясь, что та рассмеется ее нелепому предположению. Но Элена всерьез заинтересовалась Изабел, и Виржиния охотно рассказала все, что знала. Она была рада, что Элена наконец отвлеклась, и рада была немножко по­сплетничать.
— Если уж говорить об Атилиу, — продолжала она, — самое главное препятствие вовсе не Изабел. Иза-бел что! Вместе они не живут, встречаются, когда захо* тяг, оба — свободные люди. Самая главная тут, — Виржиния понизила голос, — Бранка!
— Бранка? — изумилась Элена. — При чем она? Ничего не понимаю.
— Она в него влюблена. И никого к нему не подпу каст. Ты сама понимаешь, женщины за ним прямо к< ками. Еще бы! Такой обаятельный! Такой умница!
— Даже ты была в этом косяке, — подал голос Ра
-- Ну что ты говоришь глупости! -- обиженно воз]
зила Виржиния.
— Ты бы могла их наделать, и немало, если бы Бран­ка не стерегла его, как сторожевой пес. Она, знаешь ли, — тут он обратился к Элене, — умеет так ловко спровадить всех его поклонниц, что Атилиу больше и не рыпается. Встречается себе с Изабел и встречается, а ее я бы назвал женщина-полуавтомат. — Раф от души расхо­хотался собственной шутке. — И все довольны: и работ­ники фирмы, и хозяева.
Теперь многое для Элены прояснилось в этом зага­дочном человеке, но если Виржиния считала, что настро­ение сестры от этого улучшилось, то она ошибалась.
В понедельник Элена пришла на работу в расстроен­ных чувствах и надеялась только на то, что привычная приятная атмосфера, болтовня с Флавией развеют ее дурное настроение. Дом не помогал, он опустел без Эдуарды, угнетал пустотой, и еще больше угнетало то, что она узнала от сестры об Атилиу...
Флавия, напротив, была весела, как птичка, и в глазах ее горел лукавый огонек. Она оживленно сообщила, сколько у них новых договоров на подходе.
— Запиши еще один, мы будем с тобой оформлять квартиру для Эдуарды, — сказала Элена.
— Очень рада! По старым тоже все в порядке, эски­зы сданы, заказчики довольны! Слу-ушай, — Флавия приблизила свое лицо к лицу Элены, — он так мне по­нравился! Когда ты ушла, мы танцевали с ним час. Я дала ему наш адрес, и он обещал зайти!
Наверное, лицо Элены, которая сразу поняла, о ком идет речь, выразило больше, чем она сама того хотела, потому что Флавия вдруг, остановившись, спросила:
— А я не перебегаю тебе дорогу? Может, он тебе нравится?
Элена не стала ломаться, притворяясь, что с трудом догадывается, кого имеет в виду подруга, и устало ответила:
— Дело не во мне, у него давний роман. Можно сказать, гражданский брак. Ты ее тоже видела на свадь­бе — высокая брюнетка в желтом платье.
— Да что ты! Ну, значит, он бабник! — воскликнула Флавия. — Мы так хорошо с ним танцевали! Он все про нашу с тобой работу расспрашивал, комар носу не подто­чит, а танцевал со мной час!
Элена не стала разочаровывать Флавию, что Атилиу не только бабник, но еще и опасливый бабник, трусливый!
Но на душе у нее стало еще более скверно, чем было, и можно понять, почему.
Хорошо еще, что работы накопилось много, и она принялась просматривать подготовленные эскизы, чтобы обзвоните заказчиков и потом поговорить с художниками.
— Кстати, во время обеда поговорим с Марсией. Тут одна заказчица заинтересовалась ее вазами, — заговори­ла Элена, просмотрев корреспонденцию.
— А ты знаешь, что она беременна? — Флавия сама себе удивилась, что не сообщила подруге такую важную новость. — На втором месяце. Но Вилсон уперся и не хочет ребенка ни в какую!
— Как я рада за Марсию! Она же так хотела ребен­ка. Вилсон, я уверена, в конце концов поймет. Они же четыре года вместе. Это серьезно! — Элена разложила по папкам письма, просмотрела в компьютере договоры и почувствовала, что к ней вернулись мир и покой. Работа всегда возвращала ей душевное равновесие. И еще она почувствовала, что жутко проголодалась.
— А не пойти ли нам обедать пораньше? — предло­жила она. — Заодно я и Марсию поздравлю, я ей из Венеции сувенир привезла. Знала бы, что беременна, при­везла бы куколку, там они очаровательные!
В ресторане, встречая их, расплылся в улыбке Вил­сон, но на вопрос, где Марсия, нахмурился и ответил, что она наверху, ей приспичило делать ремонт и она стоит на стремянке и расписьюает стену.
Подруги понимающе переглянулись: понятно, почему Марсия торопится, ей хочется самой сделать детскую! Ну что ж, они пообедают и поднимутся к ней сами.
Заказав традиционные макароны по-болонски, подру­ги принялись за еду, а помрачневший Вилсон отправился к Марсии, и вскоре оттуда послышались возбужденные голоса. Голоса становились все громче, ссора разгоралась.
— Конечно, когда с тобой рядом была красивая му­латка, ты был доволен! Красивые мулатки всем нравятся! Но черный ребенок — совсем другое дело. Гулять с не­гритенком по улицам, водить его в школу, говорить, что он твой сын, — это тебе ни к чему! — кричала Мар­сия. — Ты расист! Расист! Расист!
— Прекрати! — рявкнул Вилсон, и вслед за этим сразу раздался страшный грохот.
Подруги не сговариваясь кинулись наверх. Марсия лежала на полу рядом с опрокинутой стремянкой и стона­ла. Вилсона рядом не было.
— Сейчас я вызову врача! — крикнула Элена, броса­ясь к двери.
Флавия присела возле плачущей Марсии и стала ее успокаивать.
Телефон был рядом со стойкой, за которой стоял на­супленный мрачный Вилсон, и Элена накинулась на него. Она видеть не могла этих безмозглых мужиков, этих уро­дов, от которых только и жди, что беды!
— Слушай меня внимательно, Вилсон! — проговори­ла она тихо и яростно. — Если что-то случится, если Марсия потеряет ребенка, клянусь всем святым, что есть у меня в жизни, — я сдам тебя в полицию! Даже если Марсия на коленях будет умолять меня не делать этого!
— Да у меня и в мыслях не было ее ронять, — буркнул Вилсон. — И вообще не лезь ты в нашу личную жизнь.
Но Элена его не слышала, она звонила своей палочке-выручалочке, Сезару, и на этот раз просила у него помо­щи как у специалиста: как-никак он был врачом-гинекологом. Сезар пообещал приехать немед­ленно.
Элена вернулась наверх. Марсия уже полулежала на диване, держась за живот. Беспокоилась она и за ребен­ка, и за Вилсона.
— Господи! Неужели я его потеряю?! Только не это! Только не это! — твердила она. — Но знаете, Вилсон этого не хотел. Это случай. Несчастный случай. Я орала на него. Он схватил меня за руку, и я не удержалась... — Марсия остановилась, замерла, побледнев как полотно, ее огромные глаза стали еще больше. — Мне кажется, у меня началось кровотечение...
Флавия крепко сжала ей руку.
— Главное, без паники! Имей в виду, что дети очень крепко держатся за родителей, — пошутила она, и Мар­сия слабо улыбнулась.
Однако ждать было неспокойно, и все три женщины то и дело поглядывали на дверь, моля Бога, чтобы врач приехал как можно скорее.
Наконец вошел Сезар. Он ощупал живот, задал Мар-сии множество вопросов, взглянул на лестницу и сказал:
— Для выкидыша нет ни малейших оснований. Орга­низм у вас здоровый, срок маленький. Но мне кажется, вы очень нервничаете. И если будете нервничать и даль- ' ше, то здорово навредите и себе, и ребенку. А чтобы вас окончательно успокоить, мы поедем в клинику и сделаем ультразвуковое исследование.
Марсия благодарно улыбнулась, и ей показалось, что тянущие боли внизу живота ее отпустили.
Женщины облегченно вздохнули. В клинику поехали все вместе, исследование подтвердило мнение Сезара: беременность протекала нормально, нарушений никаких не возникло.
Марсия, Элена, Флавия благодарили Сезара чуть ли не со слезами на глазах, а он только смущенно улыбался, но на прощание повторил еще раз: волнение и тревога могут оказаться врагами куда более страшными, чем па­дение.
На обратном пути Марсия, погрустнев, сказала:
— Знаете, девочки, что я решила: если Вилсон будет упорствовать и дальше, я от него уеду. Хоть и люблю его. Но ребенок мне дороже, и я хочу, чтобы он родился здоровым.
Флавия и Элена в ответ, вздохнув, промолчали. Ре­шение было суровым, и хорошо бы жизнь рассудила иначе.
У порога они расцеловали Марсию,
— До завтра! Береги себя! Ты теперь не одна, и это надолго! — пошутили они на прощание.
День волнений не прошел для Элены даром, спала она как убитая. А проснувшись, вспомнила о Марсии и ее будущем малыше. Потом стала думать, как там Эдуарда. Может, и она уже кого-нибудь ждет? И как прекрасно, если она станет вскоре бабушкой!
На работу Элена пришла в превосходном настроении, они с Флавией то и дело хохотали. А когда собирались пойти обедать, у дверей внизу раздался мужской голос, спрашивавший, где очаровательные хозяйки этой очаро­вательной мастерской?
Заглянув через перила галереи, где они сидели и ра­ботали, вниз, в холл, они увидели Атилиу. Он стоял и смотрел на них со своей доброй, приветливой улыбкой. Поглядев на его открытое лицо, Элене вдруг стало стыд­но за свои дурные мысли. Почему она должна доверять чьим-то дурацким сплетням? Даже если узнала их от род­ной сестры Виржинии? Что-то в ней помимо ее воли до­верчиво тянулось к нему, и она улыбнулась в ответ так же открыто и искренне.
Флавия болтала с Атилиу весело и непринужденно, она уже готова была принять его предложение пообедать всем вместе, но Элена напомнила, что они едут на квар­тиру Эдуарды, что у них слишком мало времени.
— Тогда пойдемте обедать с нами. Мы хозяйки здесь, нам и выбирать! — весело закричала Флавия.
Элена не ревновала к подруге, она словно бы чувство­вала себя чуть-чуть старше ее и прекрасно знала ту ша­ловливую радость, с какой откликается женщина на мужское внимание. Да, Атилиу обладал волшебным да­ром согревать женские сердца. Она и сама не могла про­тивиться его обаянию, но покорялась ему с некоторой снисходительностью. Снисходила к собственной слабо­сти — она и хотела бы устоять, но не могла.
Атилиу мгновенно почувствовал стесненность, напря­женность Элены, прекрасно понял, откуда они взялись, и захотел развеять их.
Дорогой он сказал:
— Мой девиз — искренность и правда. Без боли в жизни не обойтись, но я обхожусь хотя бы без лжи и взаимных унижений.
Элена с благодарностью посмотрела на Атилиу, он действительно понимал ее и попытался ответить на тот самый главный вопрос, который ее волновал. Взаимопо­нимание, которое возникло в Венеции, которое так помог­ло ей в трудный день свадьбы Эдуарды, не было иллюзией, и его слова были лишним тому доказательством.
Они привели своего гостя в скромный ресторан Вил-сона, сели, как обычно, за свой стол, и Атилиу, просмот­рев скудное дневное меню, внезапно предложил:
— А что, если я угощу вас салатом? — И попросил принести зелень, лук, помидоры, базилик, мяту, лимон, соль и оливковое масло.
Атилиу сам все порезал, перемешал, и дамы, отведав салат, нашли его божественным.
— Рецепт дарю вам, — сказал он сумрачному хозя­ину, — сам я ресторан открывать не собираюсь. Назове­те салат «Элена и Флавия», и он будет вашим фирменным блюдом вместо макарон из Болоньи. Кстати, Флавия, а вы были в Болонье или Венеции?
— Только мечтаю, — отозвалась Флавия, — но я уже была в Риме и Милане.
— Венеция — особый город, любоваться им нужно только с очень близким человеком.
— Элене повезло, она любовалась им с вами.
— Я не согласен, Флавия, — очень серьезно возра­зил Атилиу. — Повезло мне, там я повстречал Элену. — И его большая рука укрыла нервную женскую руку.

0

13

Глава 12

Странная штука время, дни то бегут как сумасшед­шие, то плетутся еле-еле, да и день на день не приходит­ся, один промелькнул незаметно, другой тянется, конца нет... Так или примерно так говорила Элена Сирлее, ко­торая забежала рассказать соседке, как они отпразднова­ли день рождения Нестора:
— Весело было до ужаса! И кого только не было! Даже Марсиньу, парень Катарины, и тот пришел. Купил галстук в подарок и пришел. А Нестор ничего — выдер­жал! И тещу тоже выдержал! Представляешь, ко мне матушка из Татуи приехала. Мы только на вокзал за ней ехать собирались, а она тут как тут. Такси взяла и прика­тила. Очень мне надо, говорит, ждать, пока вы раскоче­гаритесь! А старушке семьдесят пять стукнуло. Дай Бог и нам быть не хуже!
— А мне вот Эдуарда не пишет, — пожаловалась Элена. — Ей, конечно, не до меня, я понимаю.
— Сегодня письмо получишь! — уверила ее Сир-лея. — Я всегда как в воду гляжу, сама увидишь.
Так и вышло. Пришел почтальон и принес от Эдуар­ды письмо с фотографиями, и на них они оба были такие счастливые! Элена все смотрела и нарадоваться не могла. А в письме ее ждала еще небольшая радость. Эдуарда писала, что очень соскучилась, ждет с нетерпением встре­чи и задержка у нее на неделю, так что вполне воз­можно...
— Я буду бабушкой, — просияла Элена.
Она сидела, задумавшись, с письмом в руках, когда вдруг раздался звонок в дверь.
«Неужели? — с замиранием сердца подумала она. — Неужели сегодня день счастливых сюрпризов?»
Сюрприз оказался не совсем тот, какого она ждала. Пришел Орестес. Но Элена и ему была рада. Подели­лась новостями, полученными от дочки, но, конечно, не самой главной, показала фотографии.
— Вот вернется она, и я попрошу у нее прощения, — со вздохом сказал Орестес. — Если бы ты только знала, до чего мне стыдно и неловко...
— Я думаю, она уже все забыла, так что вряд ли стоит напоминать ей об этой неприятности, — благора­зумно посоветовала Элена. И, представив себе эту сцену, воскликнула: — Нет, нет, не извиняйся, Боже избави!
— А я, знаешь, на работу устраиваюсь, — сообщил Орестес, — все на мази, дело за рекомендательным пись­мом. Я думаю, ты могла бы мне его написать.
— Как это? — не поняла Элена.
— У тебя же есть фирма, вот ты и напиши, что ка­кое-то время я у тебя работал и зарекомендовал себя хорошо...
Орестес выжидательно смотрел на нее, а она медлила.
— Очень прошу, ты только не подведи меня, — на­чала она. — Вернее не так... ты не подведи себя! Сандра тебя так любит, не огорчай ее!
— Да что ты, Элена! Я давно уже начал новую жизнь, тебе нечего опасаться!
Нечего так нечего! Элена написала письмо и про себя от души пожелала, чтобы так и было, как говорит ее бывший муж.
Домой Орестес возвращался счастливым. Вот устро­ится он на работу, и все наладится, и Лидия...
Лидия фыркнула, когда узнала, куда он устраивается.
И пусть. А когда он начнет регулярно приносить в дом деньги, она фыркать перестанет. Само по себе дело было немудрящее: нашлись фирмы, которые сообразили, что им выгодно брать в курьеры пенсионеров: во-первых, у них бесплатный проезд, а во-вторых, они имеют право вносить платежи вне очереди. Выигрыш получается и в деньгах, и во времени.
Орестесу, правда, было еще далеко до пенсии, но он уговорил приятеля, и тот подправил ему год рождения на удостоверении личности. Подумаешь, одну какую-то ци­ферку.
Желающих было много, но взяли его. Как-никак учи­тель математики, со счетом в ладу, а для платежей это важно!
Теперь Орестес приходил домой усталый, но испол­ненный чувства собственной значимости. Он рассказывал за ужином, где побывал за день, что видел, но слушала его одна Сандра. Лидию донимали свои заботы, Фернан-ду сидел, уткнувшись в газету, что до крайности раздра­жало Лидию.
— Чего ты не видел в этой газете? — возмущалась она. — Уткнулся, головы не поднимешь! Мы в детстве едой дорожили! В тарелку смотрели!
— Я хочу купить себе новый мотоцикл, мама! — добродушно отзывался Фернанду из-за газеты.
— Не сейчас же ты будешь его покупать! — кипяти­лась она.
После ужина Орестес заговорщицки подмигнул Сан­дре и предложил:
— А хочешь завтра вместо школы пойти со мной и посмотреть, как я работаю?
Еще бы не хотеть! И поутру они отправились в даль­ний путь: сначала в фирму, где Орестес получил список поручений на день, а потом в один банк, в другой, и в агентство, и еще в одну фирму. Сандре все очень понра­вилось, папа казался ей таким важным — всюду показы­вал свою книжечку, и его пропускали без очереди!
В середине дня Орестес отвез дочку домой, чтобы жена не беспокоилась, куда запропастилась после школы Сандра, и отправился выполнять оставшиеся поручения. К ужину он накупил целую гору пирожков, которые все у них так любили, и в превосходнейшем настроении вернул­ся домой.
Вот тут-то Лидия, усадив возле него Сандру, и по­просила:
— А теперь, дочка, расскажи, что было в школе! Заговорщики обменялись печальным взглядом и по­нурились.
— Это я виноват, мне... — начал Орестес, но Сандра его перебила.
— Я так просила, так просила папу, чтобы он взял меня с собой на работу, что он не смог мне отказать и согласился, — выпалила она.
Вот тут им обоим и досталось. И за вранье, и за легкомыслие, и за безответственность! Отец и дочь сиде­ли рядышком и только кивали, соглашаясь, что получают по справедливости. Они же в самом деле провинились и раскаивались в том, что поступили так опрометчиво. Но провинились-то раз, всего только раз! И больше уже не будут. Никогда!
— Не смей сбивать ее с толку! — кричала Лидия мужу. — А ты не смей врать матери! Я ведь все равно все узнаю! У меня клиентов полгорода, кто-нибудь да скажет!
Так оно и было. Так что врать маме было бессмыс­ленно, да и стыдно.
Сандра бросилась ей на шею.
— Я же так люблю тебя, мамочка! Ты ведь знаешь, в школе у меня все хорошо! От одного дня ничего не изменится! А папа, ты знаешь, он так хорошо работает! И все его так уважают!
Суровая Лидия растаяла, очень уж ей было приятно услышать такое о муже,
— А почему я тебя так сторожу? Да потому, что души в тебе не чаю, — ответила она, целуя дочь.
Тут и пригодились пирожки — и с креветками, и с кокосом, — чтобы отпраздновать примирение.
Фернанду дома не было. Его эта буря миновала. Он вообще приезжал довольно поздно, гонял где-то с друзь­ями на мотоцикле. Мотоцикл у него был неплохой, впол­не надежный, но он мечтал о суперсовременном, чтобы не ездил — летал.
А Сандра мечтала, чтобы Фернанду покатал ее хотя бы на этом, стареньком. Зато Милена не мечтала, а пока­талась. И вышло это вот как.
С утра Нанду отправился на работу получать деньги, а Милена с Франку и Арналду собирались лететь в Ангру. Узнав, что у Фернанду сегодня выходной день и он возвращается в Нитерой, Милена объявила во всеуслы­шание:
— Всю жизнь мечтала махануть через мост на мото­цикле!
Мигом уселась позади Фернанду. Тот усмехнулся, дал газ и умчал отважную амазонку.
Оказалось, что Милена и в Нитерое никогда не была.
— Ну, значит, ты ничего не видела, — заявил ей Фернанду.
— Почему ничего? — не согласилась Милена. — Я была в Европе, в Америке.
— Я говорю про Бразилию. Выходит, что своей стра­ны ты не знаешь. А Нитерой, между прочим, занимает по уровню жизни четвертое место, тогда как Рио... Рио — семнадцатое!
Для Милены сообщение было новостью, она как-то не задумывалась, что существуют разные уровни жизни.
Фернанду притормозил у своего дома, маленького особнячка с верандой, который показался Милене та­ким уютным.
— Может, ты меня и с семьей познакомишь? —
спросила она.
— В следующий раз, — отозвался Нанду, — мне ведь тебя еще и обратно везти.
На крыльцо выскочила Сандра и застыла, вниматель­но разглядывая девушку.
— Главный человек в семье — моя сестра Сандра, — представил ее брат, подхватив на руки. — А это Милена.
— Красивая, — одобрила Сандра. — Ты с ней встре­чаешься?
— Нет, не встречаюсь, — рассмеялся Фернанду.
— Сандра! Куда ты запропастилась? — раздался женский голос, и на крыльцо вышла Лидия.
— Ты хотела познакомиться с моим семейством, так знакомься! Это моя мама, — представил Фернанду, — а это Милена, моя приятельница из Рио.
— Очень приятно, — сказала Лидия, пристально разглядывая девушку, и прибавила: — Да я же тебя знаю! У него в комнате твоя фотография висит!
При этих словах Милена счастливо рассмеялась, а Фернанду досадливо передернул плечами:
— Ладно тебе, мама! Отвезу сейчас Милену в Рио, и тут же обратно.
— Да, сынок, возвращайся поскорее! Дел много!
— Вы его не ругайте, — попросила Милена. — Я его задержала, я виновата.
— Да я не ругаю, — махнула рукой Лидия. — Толь­ко порой он такое творит! Но я глаза закрываю — вы­рос! Взрослый! А у тебя волосы суховаты. — Лидия потрепала Милену по волосам. — Приезжай, когда смо­жешь, поправим.
Фернанду собрался было еще что-то сказать матери, но Милена его опередила:
— Да, сухие, я сама знаю. Спасибо за приглашение, непременно приеду.
— Ну вот и договорились, — кивнула Лидия. Сын с девушкой уехали. Лидия с Сандрой вошли в
дом. Но материнское сердце было неспокойно. Красивая
девушка, ничего не скажешь. И видно, богатая. Такие не для бедняков. Нечего с ней Нанду делать. А он, похоже, ей нравится. И в покое она его оставлять не собирается. Про него же и говорить нечего, раз фотографию повесил...
Милена, обняв Нанду за пояс и прижавшись к спине щекой, чувствовала себя как за каменной стеной и готова была под этой защитой преодолеть любую бездну, кото­рая разверзалась под ногами.
Нанду, чувствуя за спиной Милену, словно крылья, готов был лететь, оторвавшись от земли, прямо к солнцу.
Они миновали мост, промчались по улицам Рио и про­стились у вертолетного парка.
— Прилетишь за мной в Ангру завтра? — спросила Милена. — Приезжает брат с женой, мама устраивает по этому поводу вечеринку.
— Прилечу, — кивнул Фернанду и махнул на про­щание рукой.

0

14

Глава 13

Бранка позвонила Элене и сообщила:
— Завтра с утра прилетают наши молодые. В десять вечера я устраиваю небольшой праздник в их честь. Ждем!
— Я поеду их встречу! Соскучилась страшно! — об-радованно ответила Элена.
— Не стоит! Их встретит шофер. Они будут такие усталые! В общем, договорились. Целую! Пока!
Элена повесила трубку с тяжелым сердцем. Радость от встречи с дочерью была омрачена. Неужели Бранна теперь всегда будет распоряжаться ее жизнью? Элена никому не позволяла такого с молодости, а уж теперь и подавно. Но ради дочери... Жизнь научила Элену искать и находить компромиссы. Что ж, она увидит Эдуарду в десять часов.
Но приехав на вечеринку первой, Элена увидела, разу­меется, Бранку — в черном вечернем платье, со сложной прической она выглядела королевой бала и именно так себя и чувствовала.
— Они прекрасно провели время, очень довольны, — принялась рассказывать Бранка Элене, которая нетерпе­ливо обводила глазами зал, ища дочь. — Собирались пожить в гостинице, но наш шофер привез их прямо сюда, а я приготовила им такой сюрприз — такой! — что Мар-селу не мог устоять!
Пока Элена видела другой сюрприз и желала от души, чтобы перед ним устоял не только Марселу, но и Леу, потому что Лаура, появление которой, конечно же, будет для Эдуарды сюрпризом крайне неприятным, отчаянно кокетничала с бедняжкой Леу, а тот краснел и таял.
— Представляешь, за это время я превратила комна­ту Марселу в чудесное гнездышко для молодоженов, и они останутся у меня! — торжествующе закончила Бранка.
— Пока мы не доделаем квартиру, — сказала свое слово и Элена и тут увидела Эдуарду, которая пробира­лась к ней.
— Мамочка! Как я соскучилась! — Эдуарда прижа­лась к матери, и все огорчения Элены были забыты. Им
хотелось остаться вдвоем, им столько надо было сказать друг другу. Но сейчас... Сейчас это было невозможно. Поэтому Элена спросила только о главном:
— Как ты? Ты...
— Нет еще, мамочка. Как раз в тот день, когда я тебе написала, все и началось.
Элена мгновенно поняла, что вопрос беременности очень волнует Эдуарду, она чувствует себя неспокойно, больше того, чувствует свою вину.
— А я очень рада этому, — ласково сказала она. — Поживите друг для друга, побудь побольше женой, оча­ровательной, любимой! Когда станешь мамочкой, у тебя будет на это куда меньше времени.
Эдуарда улыбнулась и подала руку подошедшему Марселу. Теща с зятем расцеловались, и Элена не стала удерживать молодых, ведь наверняка им хотелось повесе­литься, потанцевать. Сама она осталась с невеселыми мыслями: и ей, и Эдуарде нелегко будет в этом доме! Но по ее лицу, спокойному, доброжелательному, прочитать печальные мысли было нельзя.
Однако Атилиу прочитал их. Подошел и пригласил ее на танго. Они танцевали так, что Бранка мгновенно на­сторожилась, она стала следить за парой, для которой все вокруг перестало существовать.
Изабел не таила от нее своих сердечных горестей, ее связь с Атилиу была совсем небезоблачной, они много раз уже расходились и сходились вновь. Не было секре­том для Бранки и новое увлечение Атилиу, из-за которо­го он в последнее время перестал видеться с Изабел. Но она считала его мимолетным, несерьезным. Однако перед ней было не увлечение, а... что-то совсем другое... Куда более серьезное и опасное...
Ревность и гнев почувствовала Бранка при виде до­верчивых нежных лиц, обращенных друг к другу. И обычно такая сдержанная, она не могла совладать со своим гне­вом и, отыскав Изабел, обрушила на нее град упреков за то, что та не умеет удержать Атилиу при себе, что не хочет бороться за свое счастье.
— Сколько раз я тебе говорила, что ему нужен се­мейный очаг, что одной постели ему мало! — шипела Бранка. — Ему нужно душевное тепло, а у тебя на тум­бочке калькулятор, а под подушкой телефонная трубка.
— Ну знаешь что, Бранка! — Изабел задохнулась от обиды и возмущения. — Не много ли ты себе позволя­ешь? В чем ты меня упрекаешь? В том, что я — деловая женщина, образованный работник и приношу прибыль фирме? В том, что из-за своих деловых качеств я лиши­лась личного счастья? В этом? Да?
Бранка почувствовала, что хватила через край.
— Я так привязана к тебе, Изабел, что потеряла голову, увидев Атилиу с Эленой.
— Я давно ее потеряла, — хмуро усмехнулась Иза­бел и взяла еще рюмку коньяка. В последнее время она пила больше, чем надо. Но ничего не могла с собой поде­лать, ей нужна была разрядка. И разряжалась она тоже по-мужски: не слезами или истериками, а алкоголем.
После танца Атилиу увлек Элену в кабинет Бранки. Ему не терпелось сказать ей, что за то время, пока они не виделись, он все для себя решил, что любит ее и чувству­ет, что и она к нему неравнодушна, что он...
Нахлынувшая нежность и желание опередили слова, и он приник к губам Элены, которые ответили ему так не­жно, так доверчиво. В долгом поцелуе слились не губы — души. Наконец они оторвались друг от друга и смотрели хмельными от счастья глазами, медленно приходя в себя, возвращаясь на землю. И, внезапно почувствовав нелов­кость, оба повернулись к дверям.
В дверях стояла Изабел с рюмкой коньяка и смотрела на них тяжелым взглядом. Стояла она, видно, давно, а сейчас сделала к ним шаг, пошатнулась и, словно бы ища опоры, цепляясь, крепко стиснула рюмку, она хрустнула, осколки полетели на пол, из руки потекла кровь.
— О Господи! Изабел! Сейчас я позову Франку. — Атилиу поспешно вышел, радуясь, что удержался от уп­река. Он терпеть не мог пьяных женщин, истерик, сцен. Все это казалось ему невыносимой пошлостью.
Элена почувствовала себя девчонкой, пойманной на месте преступления, но виноватой почему-то себя не чувствовала. Она знала, что ей хотел сказать и не успел сказать Атилиу. Интонация, с какой он произнес «Иза­бел», сказала ей больше, чем долгий рассказ об их взаи­моотношениях. Они были чужими людьми, их ничто не связывало. Но все-таки она попросила прощения, потому что ей было жаль эту женщину, с которой жили без люб­ви и с которой^ расстались. Она вытирала кровь, перевя­зывала носовым платком рану, и ее великодушная забота, в свою очередь, была красноречивее слов.
Вошел Франку, промыл и перебинтовал рану, которая оказалась не опасной. У всех остался неприятный осадок, всем было неловко. Еще более неловко всем стало после того, как Изабел, пошатываясь, подошла к Атилиу и от­весила ему пощечину. Атилиу попросил Франку отвезти Изабел домой. Элена пошла в ванную, ей нужно было побыть одной, прийти в себя.
Но от Бранки не могло укрыться ни одно событие в ее доме. Увидев взволнованную Элену в холле, она пове­ла ее к себе и стала выговаривать за неподобающее пове­дение.
— Если мужчина и женщина свободны и любят друг друга, то ничего неподобающего в их поведении быть не может, — спокойно и твердо сказала Элена. — Я никог­да не подавляла в себе любовь и не буду. Если бы я была замужем и полюбила другого мужчину, то развелась бы. Ты ничему не можешь научить меня, Бранка! Но я наде­юсь, что произошедшее никак не скажется на отношении твоей семьи к моей дочери.
Бранка не привыкла к отповедям, выслушивать Элену ей было неприятно. Но она поумерила свой воинственный пыл и сказала:
— Жену моего сына я буду оберегать и от слухов, и от неприятностей!
Это было похоже на правду. На том они и расстались.
По дороге домой Эленой владело сложное чувство: ей было тяжело и радостно. Она знала: в ее жизни произош­ло что-то очень важное, и свет близкого счастья затмевал все неприятности.
Бранка с утра поднялась не в духе, но еще не теряла надежды образумить Атилиу. Сразу же после завтрака она поехала к нему.
Атилиу чувствовал себя безумно виноватым. Но не перед Бранкой, перед Эленой. Он ведь так и не сказал ей того, что хотел. Поставил в ужасную ситуацию, заставил пережить тяжелые минуты!.. Не в силах дождаться более удобного часа, он разбудил ее звонком и сказал все, что хотел сказать вчера:
— Прости! Если можешь, прости меня! Говорят, буд­то любовь, зародившаяся в Венеции, не умирает никогда. Я не успел тебе этого сказать, но говорю сейчас: я полю­бил тебя там, клянусь! Ты шла ко мне по саду Казановы, шла среди темно-зеленых шпалер и была похожа на осле­пительный солнечный луч! Твои сияющие глаза! Я хочу видеть тебя! Сейчас! Немедленно!
— Мне сложно во всем разобраться, Атилиу, — ус­лышал он в ответ. — Подожди немного, день, два...
— Хорошо, хорошо! Я подожду! Два дня, но не боль­ше! — торопливо ответил он и повесил трубку.
Потом заказал по телефону цветы, попросил посыль­ного зайти к нему за запиской и стал ждать его.
На звонок он поспешно открыл дверь и увидел Бран-ку. Она выглядела очаровательно, улыбалась по-дружес­ки. Вошла, огляделась, попыталась заговорить об Изабел. Однако Атилиу ласково и корректно дал ей понять, что их многолетняя дружба не дает ей права вмешиваться в его личную жизнь. Больше того, невмешательство и есть основа дружбы.
Получив вторую отповедь, Бранка прикусила губу, попросила сделать ей коктейль, на которые Атилиу такой мастер, и в его отсутствие прочитала записку: «Элена! Дни без тебя мне кажутся вечностью. Ждать нет сил.
Послезавтра мы обедаем вместе и весь вечер будем вдво­ем. Не говори, что не можешь. Больше двух дней я не выдержу! Твой Атилиу».
Ах вот оно как! Ну и нахал! Бранка выпила принесен­ный Атилиу коктейль, посидела еще немного и прости­лась. Настроение у нее не улучшилось.
За обедом она все подкладывала еду Эдуарде, твердя, что уж больно она худенькая и бледненькая, а ей ведь рожать, и детки должны быть здоровенькие, крепенькие, но свекровь ее откормит.
— Откормите! Можно подумать, что я лошадь, — обиженно сказала Эдуарда. Ей кусок в горло не шел при одном только воспоминании, какое она провела утро. Ужас! Она проснулась от оглушительного рева магнитофона, заглянула к Аеу, чтобы попросить его приглушить музы­ку, и увидела у него Лауру! Та чувствовала себя как дома. Она, видите ли, учила Леу танцам!
С Эдуардой чуть истерика не случилась. Да что там! Случилась! Она позвонила Марселу, стала жаловаться, но он был так занят, что даже слушать ее не стал. А сейчас слушает, но не ее, а Бранку. Похлопал Эдуарду по спине и сказал:
— Хорошенькая такая лошадка, крепенькая кобылка! Ты словно в мыслях у меня читаешь, мама!
Эдуарда поджала губы, с трудом досидела до конца обеда и немедленно позвонила матери. Они должны были срочно заняться квартирой! Оставаться у Бранки под од­ной крышей с Лаурой она не намерена!
Они договорились встретиться завтра с утра, но Эле-на обещала еще позвонить вечерком, уточнить час встречи.
Эдуарда ждала ее звонка с нетерпением. Как назло, Элена позвонила во время ужина, и, когда Эдуарда рва­нулась к телефону, ее остановил ледяной голос Бранки:
— Время еды в твоем новом доме — святое. Скажи Элене, — Бранка уже обращалась к Зиле, — что Эду­арда перезвонит ей, как только освободится.
Эдуарда почувствовала себя опять в пансионе под не­усыпным наблюдением строгой классной дамы. Воспоми­нание было не из приятных. Оставаться в этом доме ей захотелось еще меньше.
Ложась спать, она думала только о том, как завтра посмотрит свою новую квартиру и как им будет хорошо там вдвоем с Марселу. Без бесстыжей Лауры, которая окручивает теперь Леу. Без Бранки, которая словно бы стоит за дверью и проверяет, зачинает она или нет ей крепенького внука.
На следующее утро за завтраком Арналду сообщил приятную новость:
— Марселу! Вчера нам звонил Ринальду из Буэнос-Айреса, они готовы внести жирный куш в основной про­ект. Так что сегодня ты летишь к ним улаживать дела. Можешь взять с собой жену.
— Меня?! Но я должна заняться квартирой! — вос­кликнула Эдуарда, и это был крик ее души. — А Мар­селу... А без Марселу... — Она представила себе, что будет с ней здесь без Марселу, и чуть не заплакала.
— Она права, — вдруг раздался властный голос Бран­ки. — Только поженились и уже разлучаются. Пусть летит Атилиу. Он свободен, собраться ему ничего не сто­ит, проект его, и он разберется с ним даже лучше Марселу.
Арналду помялся: Атилиу не мальчишка, чтобы посы­лать его, не предупредив, в тот же день в Буэнос-Айрес, но с другой стороны... Самолет вечером, все можно ус­петь... И он отправился звонить другу, коллеге, подчи­ненному.
Узнав, что своей экстренной командировкой он обязан Бранке, Атилиу пришел в тихое бешенство.
— Хотел бы я знать, с каких это пор она стала ди­ректором нашей фирмы? — осведомился он ледяным тоном.
— Да ты сам понимаешь, женщины, Бранна, Эдуар­да, — замялся Арналду.
Спорить Атилиу не стал, дело оставалось делом, и нужно было покончить с ним как можно быстрее. И еще повидать до отъезда Элену и предупредить ее, как обсто­ят дела.
Элена уже знала, как они обстоят. Эдуарда с сияю­щими глазами рассказывала матери, что Бранка вдруг встала на ее сторону.
— Ты бы видела, как категорично она сказала, — захлебывалась от восторга Эдуарда, — что Марселу не­чего делать в Буэнос-Айресе! Поедет Атилиу! Он свобо­ден и может пробыть там хоть месяц, хоть год, если понадобится! Правда, она здорово поступила, встав на мою защиту? Она меня просто покорила. Она ведь очень хорошая, правда, мама?
— Конечно, дочка, конечно, — согласилась Элена.
— И вообще она такая прямая, искренняя. Все гово­рит в лицо. Я сначала обижалась, а теперь вижу, что у нее просто такой характер — ничего не может утаить в себе.
— Конечно, дочка, конечно, — опять согласилась Элена. — Знаешь, я только что вспомнила об одном срочном звонке.
Она вышла в другую комнату и набрала номер фирмы Атилиу. Подошла Изабел и, узнав Элену, торжествующе сказала:
— Он улетел в Аргентину на неделю.
«Что ж, значит, завтрашний обед отменяется, — по­думала Элена. — Улетел и не предупредил. Может, Вир-жиния была не так уж не права, когда говорила, что он во всем слушается Бранку...»
И она поехала с Эдуардой смотреть квартиру. С Ати­лиу они разминулись минут на десять, не больше. Букет алых роз он вручил толстухе Тадинье и, попросив бумагу, набросал записку.
Когда он вернулся в офис, Изабел подала ему папку с документами.
— Я могу поехать с тобой, — сказала она. — Ар­налду даст мне отпуск, и мы проведем его в Буэнос-Айресе.
— Это следующее указание Бранки? — прорычал Атилиу, взял папку и хлопнул дверью.
Изабел не знала, что и думать. Никогда она еще не видела уравновешенного Атилиу в таком состоянии. Арналду похлопал ее по плечу:
— Ты такая красивая, Изабел! Пойдем выпьем, от­празднуем твою свободу!

0

15

Глава 14

Эдуарда одобрительно осмотрела гостиную. Ей очень понравились спальня, столовая, холл, а вот в будущей детской она задумалась. Пока это была просто очень свет­лая и веселая комната, расписанная по стенам яркими цветами.
— Нет, для ребенка я хотела бы чего-нибудь другого, более оригинального, — сказала она.
— У нас есть еще время подумать, — согласно от­ветила Элена. — Мы ведь никуда не торопимся, так, дочка?
— Торопимся, мама! Марселу хочет сына! Наследии ка! И я чувствую себя виноватой, что никак не могу ис полнить его желание. Знаешь, я даже тест в аптеке » купила. Когда у меня задержка, я радуюсь хотя бы два-три дня!
— Да разве можно так себя изводить, доченька? — Элене опять стало жалко дочь, которая любое событие делает для себя не в радость, а в муку. — Доверься природе, она все за тебя сделает сама. Живи спокойно, люби своего мужа, и со временем у вас появятся дети.
— Нет, мамочка, ты не понимаешь! Марселу и я, мы хотим создать настоящую крепкую семью, а семья — это дети, поэтому я и должна ему родить как можно скорее ребенка! — Эдуарда уже разволновалась, порозовела.
— Ну раз должна, значит, родишь, — успокаивающе произнесла Элена. — Давай-ка посмотрим образцы обив: для гостиной, выберем шторы для спальни. Чем скор^ вы переселитесь, тем будет лучше.
Женщины склонились над образцами, выбирали, при­меривали, и за этим уютным занятием им было так спо­койно, так приятно.
День прошел радостно, мирно. Мать и дочь, соску­чившись, наслаждались своей близостью. Эдуарда прово­дила Элену до дома, ей захотелось еще посидеть с матерью, побыть дома, поболтать за ужином.
Войдя, Элена сразу увидела букет и записку: «Не­смотря ни на что, встречаемся завтра! Но не обедаем, а ужинаем. Заеду в десять. Целую, Атилиу». Даже если он и не сможет выполнить этого, само намерение было мно­гообещающим. Оно говорило о заинтересованности, даже страсти. Элена вся засветилась: как можно не любить жизнь, когда на каждом шагу тебя ожидает сюрприз?
«Жизнь отвратительна! Стоит расслабиться, и она тут же преподнесет тебе гадость! — промелькнуло молнией в голове Эдуарды, когда, войдя в гостиную, она увидела Орестеса. — Как мама смеет поддерживать с ним отно­шения?!»
Орестес радостно улыбнулся, приготовился просить прощения за свадебную неурядицу, все объяснить, но Эдуарда и слова не дала ему сказать, вышла, хлопнув дверью, и заявила, что ноги ее больше не будет в доме, где бывает этот человек!
Элена попробовала ее образумить, успокоить, напом­нить, какой хороший день они провели вместе. Напрасно. Эдуарда вихрем вылетела из дома, дрожащими руками открыла дверцу своей машины, будто спасалась от ядови­той змеи.
Элена развела руками и вернулась. Только бы бла­гополучно доехала, в таком-то состоянии!
Орестес снова почувствовал себя виноватым, принял­ся извиняться, что не предупредил. Он на минутку, за платьем Сандры, она идет на день рождения к подружке, и там будут фотографировать, а он тут неподалеку платил задолженность, и вот...
Элена напоила его кофе, принесла платье, пожелала Сандре хорошо повеселиться.
— Я уверена, рано или поздно вы помиритесь с Эду-ардой, — стала утешать она бывшего мужа.
— Я тоже надеюсь. Пока!
Вертолетный парк Нанду был не так уж далеко, и Орестес отправился туда. Ему повезло: Нанду как раз собирался ехать домой.
— Садись, только шлем надень! — скомандовал он. — Сейчас через мост помчимся!
Орестес надел шлем, молодцевато выпрямился, уце­пился за пояс Фернанду и, зажмурившись, приготовился терпеть — он боялся быстрой езды, у него от скорости кружилась голова.
И был просто счастлив, когда, здоровые и невреди­мые, они остановились у крыльца своего дома. Поблаго­дарив Фернанду, он отправился полежать, сказав, что его, наверное, на мосту продуло.
Фернанду понимающе покачал головой: сдает старик, что тут поделаешь? И, заслышав телефонный звонок, побежал к телефону.
Звонила Милена, просила забрать ее завтра из Анг-ры, заказ на Фернанду в парке она уже сделала. I
— Прилетай пораньше, улетим попозже, — как все­гда весело сказала она. — Чтобы искупаться успеть.
— Хорошо, — засмеялся Фернанду.
Лидия, накрывая на стол, ревниво прислушивалась к разговору: опять эта богатая красотка крутит парню голову!
Назавтра погода было хмурая. Когда Фернанду вы­летал, диспетчер напомнил, что у него есть еще один рейс во второй половине дня.
— Я вернусь гораздо раньше, — сказал Нанду, при­кинув, что времени хватит на все, и на купание, и на работу.
Милена махала панамой снижающемуся вертолету, чуть ли не прыгала как девчонка. Нанду улыбнулся. Оглядев низкие тучи, он сказал:
— Улететь нужно как можно скорее, в дождь мы не поднимемся.
— Быстренько искупаемся и полетим. — Милена состроила умильную рожицу, и Нанду не стал упираться.
Купались, брызгались, смеялись. Пока оделись, тучи опустились еще ниже, набухли дождем. Но Фернанду все-таки рискнул подняться. Кто знает, а вдруг успеют до дождя?
Не успели. Ливень хлынул стеной.
— Будем садиться, — сказал Фернанду. — Мотор с таким потоком воды не справится. Хорошо еще, что не над океаном летим.
— А я люблю такие рисковые приключения, — зас­меялась Милена.
Фернанду тоже любил, и в этом они были похожи. Посадил вертолет он удачно, и они стали пережидать дождь. Ливни в этот сезон долгими не были.
Милена чувствовала себя счастливой. Она не возра­жала просидеть в вертолете и весь сезон дождей. Был счастлив и Фернанду. Погодные условия есть погодные условия, но лучше бы он успел к следующему рейсу...
Однако сидеть вдвоем и так близко, когда за окнами хлещет дождь, оказалось сложнее, чем думалось. И Ми­лена предложила:
— Пошли купаться! Нечего сидеть, как рыбки в ак­вариуме!
Она уже открыла дверцу и выскочила. Нанду ничего не оставалось делать, и он последовал за ней.
Вымокли оба вмиг, но плясали и веселились как ма­лые дети, гонялись друг за другом, хохотали. Все стихии им были подвластны, кроме одной — любви, которая неумолимо толкала их друг к другу. Однако пока они еще играли с ней в прятки, и пока эта игра им была в радость.
Дождь кончился, засияло солнце. Вода текла с них ручьями.
— Жаль, что не во что переодеться, — посетовала Милена.
— Погоди, сейчас я все выжму и немножко тебя подсу­шу, — заботливо отозвался Фернанду. — Иди-ка ко мне.
В вертолете у него лежало сухое полотенце: он же собирался купаться! И Фернанду заботливо вытер Миле-ну, как вытирал бы Сандру, не подпуская близко жела­ние, которое, если бы дать ему волю...
Когда они прилетели, Фернандо с удовлетворением отметил, что как раз успевает на свой следующий рейс. И, едва приземлившись, доложил начальству, что готов лететь.
— Я уже назначил сменщика, — сказал началь­ник. — Согласись, не мог же я рисковать.
— Тем лучше, — заявила Милена, — ты отвезешь меня домой, заодно переоденешься, и мы перекусим.
Фернанду было заколебался. Не очень-то ему хоте­лось ехать в дом Милены, но проводить ее было нужно, и он скрепя сердце согласился.
Милена настояла, чтобы он переоделся в джинсы и майку Марселу. Они были ему маловаты, и Милена от души расхохоталась, чем еще больше смутила Нанду, ко­торый и без того чувствовал себя чучелом гороховым в этом вылощенном доме.
Они спустились вниз, в гостиной сидели Бранка с Эдуардой.
У Бранки сегодня был не слишком приятный день. В полдень позвонил Атилиу и сообщил, что возвращается сегодня же с проектом договора. Когда они его подпишут, то отправят по почте. Арналду готов был согласиться, но Бранка возмутилась.
— Он — служащий фирмы, — зашипела она. — Мы тратим деньги на командировку не для того, чтобы он возвращался с какими-то проектами. Нам нужен дого­вор! Пусть остается там хоть на неделю, хоть на месяц, но вернется с законченным делом!
Арналду вынужден был передать все это в смяг­ченной форме Атилиу, тот явно был недоволен, про­стился и положил трубку. Война была объявлена. Бранка не сомневалась в победе, но ей было неприят­но, что она вынуждена вести ее против Атилиу. Как оказалось, она была привязана к "нему больше, чем хотелось бы.
Чтобы развлечься и развеяться, она повела Эдуарду по магазинам, потом в японский ресторан. Эдуарда была в восторге от Бранки — какая заботливая у нее свекровь! Как она была не права, когда подозревала ее в неприяз­ни. Эдуарда и сама развеселилась. Шутила, смеялась. Бранка одобрительно поглядывала на невестку. Если бы не слабое здоровье — подумать только, она поставила у молодых в спальне несколько корзин с цветами, так у нее началась аллергия! — так вот, если бы не здоровье, она одобрила бы выбор своего любимца: если расшевелить — огонь!
Теперь они с удовольствием беседовали друг с дру­гом, и вдруг Милена появилась в гостиной с широкопле­чим молодцом. Бранка и Эдуарда удивленно на него посмотрели.
— Фернанду Гонзага, пилот, который обслуживает семейство Моту, а теперь исключительно на службе у доны Милены, — торжественно объявила она. — Кста­ти, твой родственник, Эдуарда, — прибавила она не­брежно.
Эдуарда сжалась — она не любила таких шуток — и вопросительно посмотрела на юношу.
— Успокойтесь, сеньора, — добродушно сказал тот, — это некоторое преувеличение, просто моя мать вышла вто­рым браком за вашего отца.
Эдуарда поджала губы, всем своим видом показывая, что даже не понимает, о ком идет речь.
Бранка холодно улыбнулась. Фернанду ничего друго­го и не ждал, он и так знал, что в этом семействе он не ко двору. Однако Милене, похоже, было безразлично, как отнесется родня к ее приятелю. Она весело похлопала его по плечу и потащила кормить на кухню.
— Сейчас я сделаю нам бутерброды, — пообещала она.
— Я позвонил бы маме, она волнуется, — сказал Нанду, и Милена показала ему в холле телефон.
Бранка и Эдуарда переглянулись, не одобряя вкуса Милены к подобного рода знакомствам.
— Я и маму не одобряю, — произнесла Эдуарда, думая об отце.
«Я тоже», — чуть было не сказала и Бранка, вспом­нив про Атилиу. Но вовремя сдержалась: в родственных отношениях главное не сказать лишнего.
Атилиу тем временем звонил у дверей Элены с буке­том цветов.
— Как? Ты еще не готова? — удивился он, увидев ее в легких брючках и майке. — Или ты полагала, что я могу не сдержать слова?
Брови Атилиу грозно нахмурились, глаза счастливо смеялись, а у Элены радостно заколотилось сердце. Боже мой! Какое счастье! Целый вечер вдвоем!

0

16

Глава 15

Весь следующий день Элена мысленно возвращалась к их с Атилиу встрече. Неожиданная, она получилась совсем не такой, как ожидалось. Элене хотелось побыть вдвоем, но в ресторане они повстречали Флавию с Маурисиу, ее очередным поклонником, и после ужина Атилиу пригласил их всех вместе к себе. Как говорится, нет худа без добра — одна бы Элена вряд ли поехала к дону Новелли в такой поздний час. Но ей было очень любо­пытно узнать, как живет этот человек-загадка, и кварти­ра многое рассказала ей о хозяине. Открытием было то, что хозяин оказался человеком домашним, его дом был обжитым и удобным, хотя, может быть, не теплым, ли­шенным женской руки.
Женщина здесь присутствовала в виде фотографии — тонкое нежное лицо с улыбкой смотрело на севшего на диван и, наверное, по сей день именно она и оставалась собеседницей Атилиу. Никаких брюнеток не было в этой квартире и в помине. Это была квартира одинокого муж­чины, у которого в прошлом осталась хорошо налаженная семейная жизнь.
— Ты был хорошим мужем, я угадала?
— Да, я человек домашний, я хотел бы жениться, жить семьей, воспитывать ребенка. Мой возраст пока для этого не помеха.
— Думаю, что так и будет, — с невольной печалью произнесла Элена. — Ты непременно найдешь женщину, которая родит тебе ребенка.
Проникновенно глядя ей в глаза, ваяв ее за руку, он сказал:
— Женщину я уже нашел.
— Я думаю о внуках, Атилиу. — В ее голосе прозву­чало невольное отчуждение.
— Я был бы рад воспитывать твоих внуков, — весе­ло сказал он и притянул ее к себе, и она уже больше не противилась, и он поцеловал ее, и они еще долго стояли на балконе, слушая плеск волн. Она чувствовала, что он полон желания, но он не торопил ее и не торопился сам. Тем и хороша зрелость, что в равной мере ей дано на­слаждаться и душевной близостью, и телесной...
Элена вновь и вновь передумывала их встречу: сказа­но было многое, перечувствовано еще больше, но имея детей, никогда уже не бываешь полностью свободным, и она думала о себе, об Эдуарде, о семье Эдуарды.
А семья Эдуарды энергично напоминала о себе. Нео­жиданно днем к Элене приехал Раф и стал уговаривать ее прекратить роман с Атилиу.
— Бранка вне себя. Я не стал бы вмешиваться в твою личную жизнь, но сейчас из-за нее могут пострадать наши общие интересы. У меня на мази очень выгодный кон­тракт с Арналду. Он был бы спасением для меня, Вир-жинии, детей, потому что кабинет разваливается из-за налогов, а я чертовски устал. И если тебе дорога наша семья, то постарайся обойтись без трений с Бранкой. Да, она лезет в твою жизнь, в жизнь Атилиу и Изабел. Но это все цветочки! Когда что-то берет ее за живое, вызре­вают ягодки. Бранка идет ва-банк, по-крупному, грязно! Ты, наверное, не знаешь, что у Арналду уже было два
партнера, которые ушли из фирмы из-за преследовании Ц Бранки. Одного она затравила настолько, что он покон­чил с собой.
— Я знаю только одно, Раф, — Элена ласково поло­жила руку на плечо взволнованного шурина и заглянула ему в глаза, — что когда действуешь ради любви, спосо­бен свернуть горы. Когда тобой движет страх, вокруг остается пустыня. Я буду действовать ради любви. Спа­сибо, что предупредил, потому что в доме Бранки живет моя дочь и ей может еще не раз понадобиться моя помощь.
— Подожди по крайней мере, пока мы подпишем с Арналду контракт!
— Я никуда не спешу, Рафаэль, но мне кажется, что не всем в мире управляет Бранка!
Бранка рвала и метала. Днем она самолично приехала на фирму. И вчера вечером, и утром она звонила Атилиу в Буэнос-Айрес, но номер не отвечал.
— Работник исчез с деньгами предприятия и не пода­ет признаков жизни! — зловеще сказала она Арналду, появляясь в его кабинете. — Больше он у нас не работает!
— Уже выставила меня за дверь? — спросил Ати­лиу, появляясь на пороге — свежевыбритый, в элегант­ном костюме, с насмешливой улыбкой.
Бранка мгновенно поняла, что утром он прилететь не мог, значит, прилетел вчера, значит, виделся с Эленой, значит, предал интересы фирмы ради этой бабенки, ее новой родственницы!
Не меньше Бранки был возмущен и Марселу и по­спешил высказать свое возмущение:
— Я не мог поехать из-за Эдуарды! Поехал ты и должен был остаться там на неделю или две, но довести дело до конца, ясно? Твое пренебрежение интересами общего дела непростительно.
— Ты закончил? — холодно осведомился Атилиу.
— Закончил, — так же холодно отвечал Марселу.
— Ознакомьтесь с документами, а я считаю себя уво­ленным.
И Атилиу вышел из кабинета.
— Вот негодяй! — сказал Марселу, первым прочи­тавший листки из папки. — Вот мерзавец!
На лице Бранки отразилось злорадство — она не сомневалась, что война будет серьезной. Да, в вопросе с Атилиу придется пойти на крайние меры. Она была гото­ва ко всему! Придется повоевать и с Арналду. Его мол­чание говорило, что у него есть свое особое мнение на этот счет, но под ее напором и напором сына он сдастся!
— А ведь он привез контракт, подписанный по всей форме, и притом на самых выгодных условиях! — про­должил Марселу и засмеялся. — Придется, тебе, мамоч­ка, мириться с Атилиу!
Бранка взяла контракт и начала читать.
— Не будем забывать того, что наша фирма работает на его проектах. И под них получает деньги, так что если он уйдет, мы останемся на бобах, — сумрачно прогово­рил Арналду. — В следующий раз, прошу тебя, Бранка, быть посдержаннее в своих выплесках. Думай теперь сама, как выпутываться из дурацкого положения!
— А почему ты мне раньше об этом не сказал?! — Бранке нужно было на кого-то вылить свой гнев, и муж был самой подходящей мишенью. — Почему не сказал, что мы в руках этого человека? Как ты это допустил? Как это могло быть?
— Бранка! Ты все прекрасно знаешь! — отрезал Арналду. — Но в гневе слепнешь и глупеешь. Ты же хотела разрядиться? Ничего знать не желала? Теперь попробуй исправить то, что натворила.
Может быть, характер у Бранки был плохой, но голо­ва хорошая, и как умная женщина, она поняла, что хвати­ла через край. Разумеется, она знала положение фирмы, но именно поэтому так дорожила Атилиу и злилась на Арналду. Она восхищалась талантом Атилиу и втайне презирала Арналду за бездарность. Конечно, и у Арнал­ду были свои достоинства, но они нравились Бранке го­раздо меньше.
Самой замечательной чертой Бранки было ее умение внезапно повернуться на сто восемьдесят градусов. Неда­ром она говорила, что капризы — это лучшее, что есть у женщины.
Через пять минут она уже входила в комнату, где между другими находился и стол Атилиу, на котором он не спеша наводил порядок.
— Извини меня, — сказала она, и не было на свете более кроткой и милой женщины. — Меня разозлила твоя строптивость. Ты же знаешь, я женщина крутая, рублю сплеча, но никогда не гнушаюсь собрать и склеить осколки. Мы восхищены твоей работой!
— К чему эти объяснения, Бранка? Ты вправе посту­пать как хозяйка. — Атилиу посмотрел на нее с непере­даваемой иронией. Перед этой иронией Бранка чувствовала себя беззащитной. — Но, думаю, разрывать контракт не в твоих интересах: слишком велика неустойка. Как только он кончится, я уйду. Похоже, я даже присмотрел себе другую фирму...
Только этого не хватало! Она мгновенно сообразила, о какой фирме идет речь. Нет! Нет! Она этого не допустит!
— Неужели в твоем сердце одинокого волка за столько лет не нашлось для меня хоть маленького местечка? — печально спросила она. — Мы столько лет дружили с тобой, с Алисией... Можно понять, почему я вмешалась... Прости меня.
— Я ушел из дома в шестнадцать лет, потому что родители вмешивались в мою жизнь. Мы идеально жили с Алисией, потому что она в мою жизнь не вмешивалась. На моем столе лежали распечатанные письма, и она ни разу не взяла ни одного, чтобы узнать, от кого оно! Зато Изабел и ты, Бранка, пытаетесь прожить мою жизнь вместо меня. Не надо! Я этого никому не позволю!
— Клянусь, больше в твои дела я вмешиваться не буду! Я была не права, признаю. Но поверь, мы послали тебя в командировку только потому, что никто, кроме тебя, не справился бы так блестяще с этим контрактом. Я обожаю Марселу, но я объективна: сыну пока еще далеко до тебя. Приходи к нам сегодня, поужинаем вместе. Только близкие друзья, в своем кругу, и забудем о размолвке.
— Спасибо, Бранна. — Атилиу всегда был безуко­ризненно вежлив. — Но у меня другие планы на сегод­няшний вечер.
— Тогда отпразднуем твою победу в кафе!
Бранка уже тащила Атилиу за руку, и он не сопротив­лялся — они и в самом деле знали друг друга слишком давно, недаром он называл себя «специалистом по Бранке».
— Шампанского для дам! — скомандовал Марселу официанту. Он праздновал очередную победу своей непо­бедимой матери.
У него самого тоже был повод выпить шампанского, другое дело, что пока он не знал об этом.
Эдуарда с утра отправилась к матери. Дорогой она наконец отважилась и купила в аптеке тест на беремен­ность. Задержка была уже неделю. Накануне она сходи­ла в церковь и поставила свечку Святой Рите де Кассии, которая всем и всегда помогала. Хорошо, если беремен­ность. А если нет?.. Если у нее какие-то неполадки и ей нужно будет непременно обратиться к врачу? В общем, лучше всего, если они займутся ее здоровьем вместе с мамой...
Пока Элена суетилась на кухне, собираясь напоить ее кофе, Эдуарда воспользовалась тестом, и... Наконец-то! То, чего она столько времени ждала, свершилось!
— Мама! Я жду ребенка! — воскликнула она с сия­ющими глазами.
Элена обняла ее, прижала к себе. Она была самой счастливой женщиной на свете!
Вечером в доме Бранки шампанское лилось рекой. Она праздновала необыкновенно важное событие для всей се­мьи Моту: у ее первенца должен был появиться на­следник!
Элена в тот же вечер отпраздновала то же событие куда скромнее. Она собственноручно приготовила курицу с соусом карри и, уютно ужиная с Атилиу при свечах, подняла бокал чудесного красного вина за здоровье дочки и будущего малыша.
Наконец-то Атилиу наслаждался домашним теплом, заботой, покоем, без которых тосковал столько лет. На­конец-то смотрел в глаза, которые отвечали ему ласковой улыбкой понимания. Радостнее всего было для Атилиу то, что и он понимал Элену без всяких слов, он чувство­вал, отчего она счастлива и что ее огорчает, а значит, мог позаботиться о ее счастье и помочь ей в горе.

0

17

Глава 16

Чем лучше узнавала Милена семью Ферданду, тем острее чувствовала, как не похожа она на ее собственную. Но сравнение было не в пользу семейства Моту. Дело было не в благополучии — Треку жили, конечно же, не счастливее, но они болели друг за друга, не отгоражива­лись равнодушием, как это было привычным в ее доме.
Милена очень сочувствовала Леу — как он нуждался в участии матери, чего только не делал, чтобы заслужить
от нее доброе слово! Прекрасно учился, много знал, но когда предлагал свои услуги, только и слышал: да что ты можешь? Вот и в фирме работает один Марселу, а Леу и близко не подпускают к делам, считая, что он ничего в них не смыслит.
Видя, как любуется мать крепышом Марселу, худень­кий, щупленький в детстве Леу занялся спортом и давно уже стал широкоплечим красивым парнем, мастером спорта по теннису и плаванию, но в глазах Бранки по-прежнему оставался заморышем и, возвращаясь после тренировок, слышал только одно:
— Не подходи! Не подходи! От тебя потом пахнет!
Как себя может чувствовать человек в таком семей­стве? Да отвратительно!
Жалела Милена и отца. Мать обращалась с ним слов­но с шахматной фигурой. Стоило ему сделать неверный ход, как его снимали с поля и прятали в ящик. Вот и сейчас он пребывал в опале, Бранка не подпускала его к себе, почти не разговаривала, хоть и посылала любезную улыбку за завтраком. Но кого могла обмануть эта улыб­ка? А все потому, что он перепил на праздновании по поводу будущего наследника. В последнее время он вооб­ще пил больше, чем следует... И Милена считала, что у него были на то причины.
Та же беда случилась в семействе Треку: Орестес перепил, и перепил в чужом доме, куда он повел Сандру на день рождения и где собрался почти весь ее класс. Чего он там только не натворил: уронил торт, упал. Бед­ная девочка потом проплакала всю ночь, а наутро не по­шла в школу, так ей было стыдно.
Мучился и Орестес. До того мучился, что рано утром ушел из дома, потому что не мог смотреть домашним в глаза.
Милена, приехав с утра к Фернанду, чтобы сделать ему сюрприз и отправиться вместе с ним и Сандрой на пляж, застала все семейство в волнении. Больше всех беспокоилась Лидия.
— Поезжайте на пляж в Фортезе, он наверняка там. Он любит это место. Скажи ему, что я не буду ругаться, то есть буду, но не очень! — торопливо говорила она, давая наставления сыну.
Фернанду кивал, поглаживая Сандру по голове, и было видно, что на него можно положиться, что он сделает все, чтобы в семье как можно скорее снова воцарились мир и согласие.
Милена обрадовалась, что привезла с собой куклу. Когда-то она обещала малышке подарок, и он сейчас так кстати! Она сохранила одну-единственную, ее подарил ей отец, и она была просто чудо как хороша, в кружевном платье, с локонами.
— А мне тоже папа куклу подарил, и я назвала ее Милена, — сообщила, улыбнувшись, Сандра.
Они познакомили кукол, нашли, что обе красавицы, и отправились вместе на пляж на машине Милены.
В Фортезе они действительно встретили Орестеса, вид у него был, как у побитого пса. Взглянув на него, Фер­нанду увлек Милену за собой.
— Оставим их вдвоем, — шепнул он, кивая на Сан­дру и Орестеса, — они так любят друг друга, что помириться им будет не трудно, а потом отец вернется до­мой, я уверен.
Такт, доброту, готовность понять друг друга — вот что видела Милена в этом непросто живущем семействе и чувствовала, как обделена она заботой и пониманием. Но все-таки надеялась, что близкие поймут ее, что, познако­мившись поближе с Фернанду, оценят его по достоин­ству. Поэтому и пригласила его с Сандрой на день рождения к Мег. Мег готовилась к своему празднику чуть ли не месяц, Тражану и Лаура даже посмеивались над ней.
Услышав о приглашении, Лидия сказала:
— У богатых свои причуды! — Но Сандру отпусти­ла, пусть ребенок развлечется, повеселится.
Сандра и веселилась — разноцветные огоньки, кра­сивые наряды, цветы, сладости — все ей нравилось. Она пришла в восторг, увидев Эдуарду, чего нельзя было ска­зать про ее старшую сестру.
— Поздравляю тебя с будущим ребенком, — очень серьезно произнесла Сандра. — Папа сказал, что я ско­ро буду тетушкой.
Бранку позабавила хорошенькая девочка, и она пред­ложила невестке приглашать ее иногда поплавать в бас­сейне. Она же очень славная!
Эдуарда была против подобных приглашений — не против Сандры, Боже сохрани! — она в самом деле слав­ная девочка, — но стоит ей прийти к ним, как следом появится и Орестес, а видеть его у себя в доме она не желала ни за что и никогда!
Зато Лаура... Эдуарда с удовлетворением отметила, что смотрит на нее теперь совершенно равнодушно. Забе­ременев, она стала будто недосягаемая для всех королева, и единственное, что ее теперь волновало, — кто родится? Неужели девочка? Она не хотела бы доставить Марселу такого огорчения! Но она все же надеялась, что мальчик...
Верным рыцарем Сандры на этот вечер сделался Леу. Он подхватил девочку и повел показывать бассейн, сад, угощал сластями и мороженым, смешил, развлекал.
— Не беспокойся, она в хороших руках, — сказала Фернанду Милена, когда Леу увел Сандру.
— Да, я понял, — отозвался Фернанду. Леу ему понравился. Хороший парень. А вот сам он был не ко двору. Да он с самого начала знал, что идти им сюда не стоит, но не хотел огорчать отказом Милену. А теперь, когда видел натянутые улыбки при знакомстве, понимал, что так она огорчается еще больше, и невольно злился и на себя, и на нее.
Разговор с доном Арналду окончательно испортил ему настроение. Сеньор Моту был приветлив и добродушен, пока не узнал его, а узнав, выразил сначала недоумение, а потом с кривой улыбкой пошутил:
— Откуда ты здесь взялся? Твоего вертолета я что-то не вижу.
— Я его пригласила, — выступила вперед Милена, — у Фернанду сегодня свободный день.
—• А-а, вот оно в чем дело! А почему это у него длинные волосы? Я у себя на фирме не позволяю служа­щим носить такие! Недавно выгнал одного паренька, хотя волосы у него были вдвое короче...
Арналду готов был и дальше продолжать в том же духе, но его остановила Милена. Почувствовав неумест­ность своих разговоров, Арналду даже извинился:
— Прости, знаешь, за откровенность, но уж каков есть. Ладно, пока, дочка! Пойду поговорю с Тражану!
Милена извинялась куда горячее, и Нанду успокоил ее:
— Да брось ты, все нормально! Ничего другого я и не ждал. Не надо было приходить, и все. Пойду поищу Сандру.
Проходя мимо Лауры, он услышал и ее мнение.
— Скоро еще один голодранец в семье появится, — сказала она с кривой усмешкой.
И это стало последней каплей. Нанду понял, что ноги его больше здесь не будет никогда.
Поджидая детей дома, Орестес сказал Лидии с вино­ватой усмешкой:
— Скоро мы с тобой будем бедными родителями бо­гатых детей!
— Не дай Бог! — отозвалась Лидия. — Брак Эдуар­ды Элена сшила. А из меня какая швея? Я парикма­хер. — И она почикала в воздухе пальцами, будто ножницами.
А потом в церкви горячо молилась Богородице:
— Пресвятая Богородица! Спасибо, что вернула мне Орестеса живым и невредимым! Благодарю за здоровье моих детей. Помоги Нанду, убереги его от плохой компа­нии, от женщин, что ему не подходят! И за Сандрочкой пригляди, не оставляй девочку без присмотра. Ты же сама
потеряла сына на кресте! А обо мне не беспокойся. Я буду счастлива, если счастливы будут они.
Еще она молилась о том, чтобы Орестес наконец бро­сил пить. Помолилась и об Эдуарде, прося Богородицу сделать ее добрее и примирить с отцом.
Об Эдуарде думала и Элена. О дочери, о себе. Нако­нец-то Эдуарда спокойна и счастлива. Девять месяцев она будет погружена в свои заботы и на душе у нее будут царить мир и покой. В понедельник они сходят к доктору Моретти, тому самому, который принимал Эдуарду и у которого работает Сезар, он пропишет будущей маме ре­жим, и все пойдет своим чередом...
Элена почувствовала себя вдруг необыкновенно сча­стливой, и не только потому, что скоро станет бабуш­кой, — груз забот в самом деле упал с ее плеч, и теперь она наконец принадлежала только себе и могла делать все, что заблагорассудится!
Элена спустилась вниз и села в машину. Дорогой она засмотрелась на луну, что напоминала переспелый золо­тисто-розоватый плод, истекающий сладостью, негой и томностью.
Засмотревшись, Элена чуть было не пропустила пово­рот, а потом...
— Стоп! — сказала она себе. — Нужно взять себя в руки, а то того и гляди врежусь в кого-нибудь.
Через десять минут она уже звонила в дверь. Атилиу открыл и на секунду счастливо замер.
— Ты лучший сюрприз после моего бурного дня! Проходи, и я крепко-накрепко запру дверь, чтобы ты никуда не ушла.
— Я уйду, только если ты попросишь, — кокетливо сказала Элена.
— Значит, не уйдешь никогда!
Он усадил ее в гостиной, приготовил коктейли, на которые был необыкновенный мастер, потом принялся обеспокоенно шарить в холодильнике.
— Если бы ты меня предупредила, я приготовил бы фантастический ужин.
— Я же говорила, что появлюсь неожиданно. И при­шла я не ужинать, а посидеть, поговорить...
— Нет, кое-что у меня все-таки есть, и я накормлю тебя вполне пристойно, хоть и не по-королевски, а как тогда, когда мы обедали вместе с Флавией... — И, дос­тав из холодильника зелень и помидоры, он принялся резать салат.
— Кстати, Флавия очень интересуется нашими с то­бой отношениями, — заметила Элена. — Она не верит, когда я твержу, что между нами ничего нет.
Она хотела было помочь, но Атилиу усадил ее.
— И правильно делает, что не верит, — сказал он. — А наша любовь... До сих пор она была платонической, но сегодня она материализуется, и завтра ты скажешь Фла­вии, что у нас с тобой все хорошо, а не торопились мы, потому что наша любовь бессмертна. Куда спешить, если знаешь, что она будет длиться вечно?
Они много смеялись и шутили в этот чудесный вечер. Потом настала ночь, и Атилиу никуда, как и обещал, не отпустил ту, которая стала для него подарком судьбы.
Они были зрелыми людьми и не открывали для себя любовь, а наслаждались ею, и, наверное, никогда еще в жизни им не было так хорошо, потому что каждый был открыт для другого, и если спешил, то не взять, а отдать. Бережно и нежно любил Элену Атилиу, и она отвеча­ла ему страстно и благодарно. Их тела понимали друг друга так же, как души, и поэтому ночь любви казалась им радужным полетом.
— Завтра я разбужу тебя поцелуем, — шепнул Ати­лиу засыпающей Элене, и она в ответ утомленно и счас­тливо улыбнулась.
А поутру, нежно поцеловав ее и глядя в широко от­крытые лучистые глаза, он спросил:
— Ты всегда спишь как ангел?
— Только после ночи любви, — улыбнулась она в ответ. — Как давно я так не спала!
— Наверстаем! — с готовностью откликнулся Ати­лиу. — Обещаю, теперь ты у меня будешь спать толь­ко так!
Он принес ей ароматный кофе в постель и, отодвинув штору, сказал:
— Посмотри, какой чудный день я тебе дарю! Сейчас мы с тобой отправимся на прогулку, потом пообедаем в одном славном местечке, после обеда посмотрим видео, а потом... Ты называла меня соблазнителем, но я — обольститель, это совсем другое дело. Чувствуешь?
— Конечно! — рассмеялась Элена. — Но пока ты похититель. Неужели ты думаешь, что я могу остаться в том же платье! И хоть чуть-чуть не поменять прическу? Я же женщина!
— Это я заметил, — очень серьезно сообщил Ати­лиу. — Мы заедем к тебе, и ты захватишь все, что хочешь. Тем более что обедать мы будем в Тересополисе.
— Два часа только на дорогу! — воскликнула изум­ленно Элена. — Два туда, два обратно...
— А у тебя разве есть другие планы? И кто тебе сказал, что мы вернемся сегодня? Ты торопишься? Там мы переночуем, посидим у камина, а видео возьмем с собой. Завтра же воскресенье... Ну как, соблазнил?
— Соблазнил и похитил, чудеснейший обольститель!
Элена когда-то была в Тересополисе, но сейчас уви­дела его глазами Атилиу, который обожал эти места и часто приезжал сюда просто полюбоваться прекрасным горным пейзажем и отойти от городской суеты. Они про­вели незабываемый день, а вечером, когда, устав, сидели у камина и пили густое терпкое вино, Атилиу взял ее руку и тихо сказал:
— Элена! Я прошу отдать мне твою очаровательную руку! Я знаю, что такое любовь, я уже любил когда-то, любил по-настоящему и поэтому знаю, что любовь опять пришла ко мне. Еще большая, чем была когда-то прежде. Я понял, что ты можешь быть мне другом, любовницей, женой... Я собирался доживать свои дни один. Я не наде­ялся на такое счастье...
Как ни была счастлива Элена, она растерялась. Не­вольные страхи, опасения, свойственные любой женщине в ответственный для нее миг, овладели ею. Она была готова к роману, пусть даже короткому — этот риск она брала на себя. Хотя, разумеется, надеялась на долгий, очень долгий. Но замужество? К такому повороту она не была готова. Это большая ответственность. И что скажет Эдуарда? В глазах всех окружающих они покажутся смеш­ными. Несвойственная ей робость сковала Элену.
-1- Давай не будем торопиться, — ответила она.
Но нужно ли говорить, что домой она вернулась сча­стливая. Сирлея, повстречав ее в подъезде, окинула Эле­ну взглядом эксперта и понимающе сказала:
— Эти выходные ты провела лучше меня! Головка клонится, хочется покоя, залечь дома, послушать музыку и подумать! Потом все расскажешь!
Так оно и было, Элене было о чем подумать!

0

18

Глава 17

После визита к врачу Эдуарда поехала к Марселу в офис. Она пообещала, что приедет и все расскажет. Туда же собиралась приехать и Бранка, чтобы отправиться потом с Эдуардой по магазинам.
Эдуарда была полна своими новостями. Они с Эленой довольно долго прождали доктора Моретти, который за­нимался тяжелой больной, успели поговорить с Сезаром, к которому благодаря своему новому состоянию Эдуарда внезапно ощутила необыкновенное доверие. Успела и Элена рассказать дочери свои новости. В первую секунду Эду­арда была потрясена, она не была готова к тому, что мать заведет новую семью, новый дом. А она? Что же, мама оставит ее? А будущий внук? Но тут же Эдуарда поняла, что мама по-прежнему будет рядом с ней, что ей ничто не грозит, и поздравила ее.
— Я буду только рада, если тебе будет хорошо, если ты наконец найдешь свое счастье, — сказала она матери.
Дорогой она успела забыть об этом. Ей не терпелось сказать Марселу, что у нее все в порядке. Что они могут жить нормальной супружеской жизнью. В последнее вре­мя Марселу остерегался даже приближаться к ней, обере­гая будущего наследника. Нельзя сказать, что Эдуарде такая заботливость пришлась по нраву. Она внушила ей новые беспокойства и подозрения.
Но теперь все опять будет замечательно! Беремен­ность вовсе не болезнь и не помеха любви!
Счастливая, она порадовала новостями Марселу, по­том Бранку с Арналду, сообщив, что давление у нее иде­альное, ребенку уже шесть недель, а доктор хоть и старый, но вполне современный.
Увидев входящего в кабинет Атилиу, она вспомнила и материнские новости и сказала:
— Примите мои поздравления, Атилиу. Я очень за вас рада!
— С чем это ты его поздравляешь? — удивился Арналду. — У него что, день рождения?
— Да нет, день рождения у него в марте, — уточни­ла Бранна и вопросительно посмотрела на того, кто из пай-мальчика вдруг превратился в ребенка-изверга.
— Он женится, — опередила Эдуарда открывшего уже было рот Атилиу, — на маме. Сегодня с утра при­ехал к ним в студию, привез кольцо. Потрясающее! И сделал предложение. Все были просто потрясены. Мама, конечно, на седьмом небе!
Потрясены были все и здесь. Вот только на седьмое небо никто не взлетел. Скорее для Изабел и Бранки ра­зорвалась бомба.
— Где же поздравления? — весело осведомился Ати­лиу. — Или вам жених не нравится? Или то, что я женюсь?
— И жених не нравится! И то, что ты женишься! Ничего не нравится! — откровенно заявила Изабел. — Нет, это просто смешно! Просто абсурд какой-то!
— Не понимаю. Я вдовец, Элена разведена. У кого-то есть возражения? И я никому ничего не должен! И хочу как можно скорее в свадебное путешествие. Как другие. Запишите мне, пожалуйста, неделю отпуска.
— Конечно, конечно, — растерянно согласился Мар­селу. — Поздравляю. Просто известие застало нас врас­плох. Но вмешиваться и возражать никто не имеет права!
Вслед за Марселу улыбнулась и Бранка:
— Поздравляю, дорогой! Очень за тебя рада. Я все­гда считала, что тебе необходимы семья, дом, прочные, надежные отношения. Я надеялась, что все это будет у тебя с Изабел, но раз не получилось, ничего не подела­ешь. Против сердца не пойдешь. Желаю вам обоим счастья!
Но на этот раз Бранка не предложила выпить шам­панского. Напротив, оставшись наедине с Изабел, кото­рая и без того была и подавлена, и растеряна, она устроила ей настоящий разнос:
— А я тебе еще помогала! Я надеялась! Так опросто­волоситься! Не суметь удержать! Да теперь и девчонки в пятнадцать лет знают такие штучки, которые любого муж­чину удержат! А ты? В твои-то годы! Да я вообще со­мневаюсь, женщина ли ты. Похоже, что компьютер!
Изабел поначалу оправдывалась, что у них давным-давно все шло из рук вон плохо, потом обиделась, разоз­лилась и сама начала наступать на Бранку:
— Ты свела его со мной, потому что сама не отважи­лась его заграбастать! Надеялась, что он будет при тебе! Хотела чужими руками жар загрести! Ты всегда подстав­ляешь других, чтобы они расплачивались!
— Что за глупости ты несешь! — возмутилась Бран-ка. — Да если бы я его любила, я бы все послала к черту и ушла бы к нему. Ничто бы меня не остановило!
— Да он-то тебя не любил! Он не любит! — яростно крикнула Изабел.
— Считай, что я не слышала твоей истерики, — ле­дяным тоном заявила Бранка. — Больше всего я не люб­лю неблагодарности. Неблагодарные теряют не только мою дружбу, но и работу в нашей фирме. Спишем все на нервный срыв, вызванный твоим провалом.
— Нет, ты меня выслушаешь до конца! — угрожаю­ще проговорила Изабел, но в эту минуту в кабинет вошла секретарша и доложила, что дона Эдуарда ждет дону Бранку.
Бранка вышла из комнаты, не удостоив Изабел и взглядом.
Какое дикое, нестерпимое унижение!
Изабел выпила за обедом коньяку и после обеда тоже. Коньяк возвращал ей душевный покой, делал все мягче, приемлемее. Хотя в последнее время она, пожалуй, зло­употребляла им. Так по крайней мере сочла Камила, ко­торая прилетела из очередного рейса — она работала стюардессой и после полета проводила день или два дома.
Изабел очень обрадовалась, что младшая сестра была сей­час с ней. Будь она одна, ей было бы совсем невыносимо. Камила, утешая сестру, все рассказала ей о неладах со своим женихом-американцем, который в очередной раз отложил свадьбу и укатил куда-то на Аляску. Изабел слушала, но вполуха. Потом извинилась, сказала, что вспомнила о срочном деле, вышла и направилась к маши­не. Ей вдруг показалось, что она нашла способ исправить происходящую нелепость.
Атилиу не ждал вечернего визита. Ему казалось, что кто-кто, а деловая Изабел, трезвая, логичная, давным-давно отдала себе отчет в происходящем, да никогда и не обольщалась насчет их отношений. И потом, разве они не оставили позади период бурных объяснений? Нет. Судя по сумрачному взгляду его бывшей любовницы, предсто­яло еще одно.
Атилиу широко распахнул дверь и сделал приглашаю­щий жест:
— Прошу!
— Я пришла забрать свои вещи, — уже улыбаясь, сказала Изабел.
— А разве они тут есть? — Атилиу был искренне удивлен, и его удивление сказало бы любой женщине го­раздо больше, чем слова. Любой, но не Изабел. Она должна была каждую ситуацию довести до логического конца.
Изабел направилась в спальню, открыла шкаф с левой стороны и принялась доставать вещь за вещью.
— Мой любимый халат, — говорила она, — а вот и моя любимая пижамка.
Атилиу и в голову не приходило, что тут столько ее вещей. Он пользовался другим отделением в шкафу, а в это никогда и не заглядывал.
— Сейчас я принесу тебе чемодан, — любезно сказал он. — Если бы я знал, я бы сам тебе все привез.
Изабел уже собралась примерить свою пижамку.
— Ну как? Ты же любил, когда я в ней, она тебе так
I нравилась...
— Ты всегда была потрясающей женщиной, Изабел. Просто потрясающей! И у тебя все будет великолепно. Но сейчас не стоит заниматься примерками. Сейчас луч­ше всего собрать вещи, за которыми ты пришла.
И он сам принялся складывать в чемодан все, что лежало на полках в шкафу, мечтая только об одном: что­бы явно перебравшая коньяка Изабел благополучно доб­ралась до дому.
— Я пришла, чтобы побыть с тобой, а вовсе не за вещами, — заявила Изабел, обнимая Атилиу. — Ты не мог забыть меня так быстро! Вспомни меня, мои духи, как нам было хорошо. — И она прижималась к нему все теснее, надеясь разбудить желание в этом незнакомом, чужом Атилиу и снова приручить его. Она увлекала его на постель, но он подхватил ее на руки и ласково, но твердо усадил в кресло.
— Сейчас я сварю кофе, — сказал он, — тебе нужно прийти в себя. Ты всегда была для меня желанной жен­щиной, Изабел. Но пойми, уступи я сейчас твоему неле­пому, случайному желанию, какое унижение ты почувствуешь завтра. Ты никогда не простишь мне его.
— Я и так тебе ничего не прощу! — выкрикнула Изабел уже со слезами. — За один день в Венеции эта женщина добилась того, чего я не могла добиться три года! Если бы мы жили под одной крышей, такого не случилось бы!
— Изабел! Кто из нас хотел жить под одной кры­шей? Ты? Тебе был нужен не муж, а коллега по работе, с которым ты время от времени спала бы, — со вздохом ответил Атилиу.
— У тебя вместо сердца холодильник! Уйди! Не смотри на меня! Я не хочу, чтобы ты видел мои слезы. Я плачу не из-за тебя! Мне себя очень жалко! И я ненавижу себя! Ненавижу Элену! Всех ненавижу!
Атилиу пережидал истерику Изабел, как пережидают грозу или дождь. Он приготовился сидеть возле нее хоть сутки, но дождаться, когда она придет в нормальное со­стояние, смирится с неизбежностью их расставания, забе­рет свои вещи и уйдет. Ему не хотелось, чтобы эти несколько вполне благополучных лет завершились глупым и таким несвойственным выдержанной Изабел скандалом.
Изабел выпила кофе, посидела и в конце концов ус­покоилась. Ничего другого ей и не оставалось. Она и в самом деле была очень трезвой женщиной. После слез и бесплодных попыток вернуть утраченную близость она чувствовала себя опустошенной. Может, Бранка права? Может, она компьютер? Может, ей неведомо чувство любви? Может быть. Но вот ненависть она чувствовать умеет. Ей не хотелось оставаться рядом с человеком, ко­торый пренебрег ею. <•
— Все это барахло можешь выбросить! — сказала она, показав на чемодан. — Желаю счастья!
Выйдя, она почувствовала себя разбитой. Домой воз­вращаться не хотелось. Она переночевала в гостинице и приехала домой в десять часов утра.
— Я заболела. На работу не пойду, — сказала Изабел Камиле и заперлась у себя в спальне. Ей предстояло многое обдумать.
Изумленная Камила принялась звонить Арналду, чтобы предупредить его.
— Да, да, я все понимаю, — сказал Арналду. И вдруг почувствовал, как ему будет одиноко, если рядом не будет Изабел. Да что там! Она была нужна ему как воздух, которого не замечаешь, пока им дышишь.

0

19

Глава 18

— Я уверена, ты порадуешься за Элену, — сказала утром Виржиния мужу. После нежной любовной ночи, которую они провели, она была уверена, что даже эту новость он примет благосклонно. — Она выходит замуж за Атилиу.
— И поплачу о своем контракте с Арналду, — со вздохом ответил Раф. — Бранка и так нас уже полмеся­ца к себе не приглашает, а представляешь, что будет те­перь? Да она попросту со света сживет!
— А вот тут ты ошибаешься. — Виржиния ласково прижалась к мужу. — Ты что, не знаешь Бранку? Самое
главное ее достоинство или недостаток, как хочешь, — это умение менять позицию на сто восемьдесят градусов. Вот увидишь, сегодня у Мег она будет упрекать нас за то, что мы ее бросили. И думаю, что вы очень скоро подпишете ваш контракт.
— Ну посмотрим, посмотрим, — скептически ото­звался Раф. — Я буду только рад, если ты окажешься права.
— Конечно, окажусь и потом в среду буду ждать тебя домой поздно-поздно, потому что устраиваю у себя девичник для Элены.
— А ты не боишься, что не дождешься меня? — грозно спросил Рафаэль.
— Нет, дорогой, я боюсь только, что мы с тобой страшно соскучимся друг без друга.
На вечеринке Мег только и разговоров было, как про­шло празднование ее дня рождения. Оно удалось, и Мег чувствовала себя именинницей второй раз. Ее заветная мечта быть не хуже Бранки, кажется, исполнилась. Все газеты, вернее, все те, которые читала Мег, отдали дань ее таланту устраивать роскошные светские вечера. А в одной даже напечатали ее фотографию!
— Не в лучшем ракурсе, — скептически промолвила Лаура.
— Могла бы помолчать, — оборвала Мег свою вечно всем недовольную дочь. — Я сама стараюсь повернуться к фотографам другим боком, но тут не успела. Во всяком случае, они больше не пишут, что мы «богачи из тру­щоб», как писали когда-то. Хотя я горжусь тем, что мы всего добились своими руками и Тражану...
— Да, папа с утра до ночи сам стоит за всеми при­лавками своих супермаркетов, — закончила Лаура.
— Когда-то, когда у него своих не было, он стоял, — сказала Мег. — А теперь с утра до ночи самолично проверяет счета и накладные. Ты знаешь, что девиз на­шей семьи: работай не покладая рук, и ты выбьешься в люди!
Ааура слышала этот девиз каждый день, и он давно уже не вдохновлял ее, поэтому она предпочла отойти от своей матушки, которая рассказывала подружке Виржинии и подружке Розе, какое чудное поздравление прислала ей из Нью-Йорка ее младшая дочь Наталия, как она прекрасно там учится и как дорого обходится ее обучение!
Настроение у Лауры было ниже среднего. После того как Эдуарда забеременела, ее шансы на реванш резко упали. А морочить голову Леу оказалось так просто, что даже ей становилось не по себе. Он так простодушно ее слушался, так охотно шел навстречу, что она начинала чувствовать себя тем самым чертом, который на свою беду связался с младенцем. Словом, радоваться ей было совершенно нечему, а грустить она не любила и поэтому все думала, но никак не могла придумать, что бы ей такое выкинуть, чтобы зажить чуточку повеселее. Но без Мар-селу у нее это плохо получалось...
Приехавшая Бранна приветливо помахала ей издалека и направилась к Рафаэлю.
— Наконец-то! — патетически воскликнула она. — Какой же ты негодяй! Бросить старую подругу и так надолго! Хотела бы я знать, чем я это заслужила?
" — Дела, Бранка! Куча дел, но никак не остуда серд­ца, — улыбнулся Рафаэль, думая про себя, что Виржи-ния оказалась права. Придется в среду вернуться уж точно после полуночи, пусть девушки как следует погуляют пе­ред свадьбой.
На девичник пришли все подружки и все сотрудницы фирмы Элены. Катарина увязалась вместе с Сирлеей, но очень быстро соскучилась в обществе немолодых уже женщин, которые с упоением вспоминали подробности своих свадебных путешествий.
— Пойди к Жулиане, — посоветовала ей Биржи -ния, — послушаете музыку, а может, видео посмотрите.
Но вместо Жулианы Катарина нос к носу столкнулась с Родригу. Она поняла, что это ее очередная жертва, и обольстительно улыбнулась, готовясь переступить через россыпь комплиментов, но удостоилась только хмурого приветствия.
— Я соседка Элены, Катарина. Мне наскучили их разговоры, и я решила пройтись...
Она думала, что молодой человек немедленно предло­жит ей свое общество, но он сидел, не шелохнувшись, уставившись в телевизор, и нехотя процедил:
— Учишься?
— Хожу в школу, — с готовностью поддержала раз­говор Катарина.
Вот тут она и была удостоена взгляда, но совсем не того, к каким привыкла. Ее скептически оглядели с ног до головы.
— Отсталая, да?
—  Да мне только восемнадцать, — гордо заявила Катарина, оскорбленная до глубины души.
— Я и говорю, отсталая, я поступил в семнадцать в университет.
— Просто я дважды оставалась на второй год, — принялась оправдываться Катарина, что было ей совсем несвойственно. — По болезни, не из-за прогулов.
— Ты просто не любила ходить в школу, я это сразу понял, — заключил молодой человек и, судя по всему, окончательно потерял к гостье интерес. — Да, Жулиана уже спит, — сообщил он. — А я смотрю телевизор.
— Ты грубиян, — сказала на прощание Катарина. Таких парней она еще в жизни своей не видела и, по правде сказать, не желала видеть.
Но они встретились еще раз, на свадьбе у Элены.
Свадьбу Элена с Атилиу устроили самую скромную, для самых близких друзей в ресторане Вилсона, днем, потому что был рабочий день и многим нужно было еще успеть вернуться на работу.
Церемония в мэрии была необычайно трогательной. Судья произнес прочувствованную речь. Он и сам был растроган тем, что в брак вступают не юнцы, не знающие жизни, а люди зрелые, подтверждая тем самым незыбле­мость института брака.
Импозантный Атилиу, прелестная сияющая Элена — не много таких счастливых и красивых пар он видел и среди молодежи, зато эта будет наверняка счастливее их. Как-никак, у этих людей за плечами большой житейский
опыт, который поможет им избежать тех опасных рифов, о которые разбивается молодая семейная жизнь.
Что-то в этом роде он и сказал в своей речи. А потом объявил данной ему государством властью Элену и Ати­лиу мужем и женой, что засвидетельствовали своими под­писями брат Элены Педро Виану и доктор Моретти.
В ресторан Вилсона приехала даже Бранка, но за стол садиться не стала.
— Я не могла не поздравить и не пожелать тебе счастья, Элена, — сказала она. — Когда вы уезжаете?
— Сегодня вечером. Мы решили провести наш медо­вый месяц в Буэнос-Айресе, — ответила Элена.
— В городе любви и танго, — сентиментально выго­ворила Бранка. — Желаю хорошего медового месяца. Сделай вид, будто для тебя это в первый раз.
Элена пропустила мимо ушей эту колкость Бранки. Что ей было до ее колкостей? Она была счастлива.
Весь свой яд по поводу свадьбы Бранка вылила на Изабел:
— Элена выставила себя на посмешище, дорогая, так я считаю! Устраивать свадьбу чуть ли не на работе, в компании работяг-соседей — более дурного вкуса и пред­ставить себе невозможно! Она что, юная девица на выда­нье? Или нищая студентка? Нет, это неприлично! Просто неприлично!
А что бы она сказала, если бы видела, как молодые целуются под крики «Горько!»?
— А где свадебный торт? — спросила дона Филоме-на в конце обеда.
Вот тут настала очередь Элены смутиться.
— Я как-то не подумала, — залепетала она, — обед, днем...
— Но на свадьбе обязательно должен быть торт, — настаивала свекровь. — Все надо делать по правилам: жених берет невесту за руку, и они вместе отрезают пер­вый кусок. У нас так было...
— Да, да, мы тоже так считаем, — зашумели гости. И тут Флавия вместе с Женезиу внесли огромный торт.
— И мы согласны с доной Шиломеной, — заявили они. — Какая свадьба без торта?!
Ах, что сказала бы Бранна, если бы видела, как этот торт вынесли на улицу и как Атилиу с Эленой, взявшись за руки, резали его, загадав, как положено, желание?
А потом и все остальные гости загадали желание и стали дожидаться, когда оно начнет исполняться. А исполняться оно начинает только по мере съедания куска, полученного из рук жениха или невесты.
— Мой первый кусок Эдуарде, — провозгласил Атилиу.
— А мой — доне Филомене, — откликнулась Элена.
— Третий кусок... Марсии, — одновременно сказали жених и невеста.
Сколько было смеха, сколько веселья! Дона Ленор, мать Сирлеи, вместе с доной Филоменой вспоминали о свадьбах своей молодости, когда праздновали их прямо на улице и приходил кто хотел, а детишки бегали целой ста­ей за женихом и невестой.
Решил зайти на эту свадьбу Орестес. Но пришел он потихоньку, отозвал Элену в сторону и очень прочувство-
ванно поздравил. Он не хотел, чтобы его заметила Эду­арда, -не хотел испортить общее веселье.
— Ты заслуживаешь только самого хорошего, и я пришел пожелать тебе счастья. Я уйду потихоньку, никто меня не увидит, — сказал он.
— Нет, не надо прятаться и убегать. Ты ничего не сделал. Я уверена, что очень скоро Эдуарда потянется к тебе. Как только родится ребенок и она почувствует себя матерью, ты увидишь, как все изменится!
К ним подошел Атилиу, и Элена познакомила их.
— Я не сомневаюсь, что Элене будет хорошо с вами, — сказал с невольным вздохом Орестес, — и вы с ней тоже будете счастливы!
— Спасибо, — сердечно поблагодарил Атилиу. Оре­стес был ему симпатичен, и он прибавил: — Сегодня мы уезжаем, но не надолго, и тогда приходите к нам в гости вместе с семьей! У вас очаровательная дочка, я помню, она была на свадьбе Эдуарды.
— Вы очень любезны. Спасибо за приглашение. У нас с Лидией тоже на днях годовщина свадьбы. На буду­щий год, может быть, будем праздновать вместе!..
Орестес ушел, не выпив даже бокала вина за здоро­вье молодых. В его памяти еще слишком свежо было горе Сандры после того, как он так оскандалился на детском дне рождения, и с тех пор он еще ни разу не брал в рот ни капли.
Свадьба прошла без сучка и задоринки, и такой же счастливой и гладкой обещала быть совместная жизнь двух уже не слишком молодых людей, которые после дол­гих лет душевного одиночества обрели друг друга.
Нежно взявшись за руки, смотрели друг на друга Элена и Атилиу, и им самим не верилось, что можно чувство­вать себя до такой степени счастливыми.

0

20

Глава 19

Пока Элена и Атилиу проводили медовый месяц в Буэнос-Айресе, жизнь в Рио шла своим чередом.
Марселу в отсутствии Атилиу приходилось работать с удвоенной энергией, Эдуарда, скучая по нему и по мате­ри, целыми днями пребывала в унынии, что стало уже привычным для окружающих.
И лишь Бранка не находила себе места, хотя и стара­лась не выставлять своих чувств напоказ. Устраивая, как прежде, вечеринки, демонстрировала натужную веселость: смеялась, танцевала, щебетала с подругами. Но теперь в отличие от прежних времен никогда не заводила речи об Атилиу — ни с Мег, ни с Виржинией, ни с Розой.
А те, щадя уязвленное самолюбие Бранки, тоже обхо­дили стороной болезненную для нее тему.
Казалось бы, такая чуткость подруг должна была ра­довать Бранку, а ее это с каждым днем все больше раз­дражало — потому что ей хотелось говорить об Атилиу! Постоянно, не важно, с кем. Лишь бы только произно­сить дорогое имя и слышать его все равно из чьих уст.
Но она сама ввела в обиход это табу и должна стойко переживать свое поражение, не давая лишнего повода для
сплетен. Ясно ведь, что эти болтушки обсуждают ее меж­ду собой. «Ах, бедняжка! Так и не сумела обольстить Атилиу. Как же она теперь страдает!»
«Ну и пусть! — в сердцах думала Бранка. — Пусть жалеют меня или даже насмехаются, но только за глаза. Я никому не позволю выражать мне сочувствие лично. Не дождутся!»
Единственным человеком, с которым можно было го­ворить об Атилиу, оставался Арналду, так как его мнение на сей счет Бранку нисколько не заботило. Наверняка он в душе злорадствует, рассматривая женитьбу Атилиу едва ли не как собственную победу над соперником. Что ж, пусть утешается, глупый, до поры до времени. Для Бран­ки это сейчас гораздо лучше, нежели сочувствие и жа­лость. Слава Богу, Арналду уже давно не проявляет к ней подобных чувств и даже не доставляет себе труда продемонстрировать их из вежливости.
Так почему Бранка должна с ним церемониться? Поче­му должна скрывать от него свою слабость и раздра­жение?
— У кого-то медовый месяц, а отдуваться приходится Марселу! — гневно бросила она мужу. — Посмотри, он уже валится с ног от усталости. Разве можно так пере­напрягаться? Тебе не следовало отпускать Атилиу надол­го. Для свадебного путешествия ему вполне хватило бы и недели!
Арналду реагировал на выпады жены спокойно, вяло повторяя одно и то же:
— Атилиу совмещает свадебное путешествие со слу­жебной командировкой. В Буэнос-Айресе ему предстоит уладить одно скандальное дело, грозящее нам огромными штрафами. Надеюсь, он с этой задачей справится.
— Вот и вызови его обратно, как только все ула­дит! — подхватывала Бранна. — Марселу не может ра­ботать и за него, и за себя.
— Да-да, — рассеянно соглашался Арналду, и Бран-ка на время унималась.
Но однажды она не выдержала и прямо заговорила с мужем на самую главную, не дававшую ей покоя тему:
— Арналду, как ты думаешь, почему Атилиу вдруг переехал к Элене? Ведь он такой самостоятельный муж­чина! Тебе все это не кажется странным?
— Насколько я знаю, он хотел, чтобы Элена посели­лась у него. Но она заупрямилась и настояла на своем. Атилиу ничего не оставалось, как подчиниться ей.
Последняя фраза мужа вызвала на лице Бранки бо­лезненную гримасу, но Арналду сделал вид, что этого не заметил. И Бранка вскоре справилась с собой.
— Да, я понимаю Элену, — произнесла она задумчи­во, но с некоторой долей язвительности. — Чем старше становится человек, тем крепче он должен держаться за собственный дом. А то ведь можно оказаться и на ули­це... Пожалуй, я на ее месте поступила бы точно так же.
— К счастью, у тебя никогда не возникала проблема крыши над головой, — мягко заметил Арналду, давая понять жене, будто воспринял ее слова в совсем ином — жилищном — контексте.
Бранка ему не поверила, однако приняла предложен­ную игру и ответила с нарочитым вызовом:
— Да? Это ты так думаешь! А на кого записан этот дом?
— На тебя.
— Значит, я — у себя дома! — вполне достойно закончила этот разговор Бланка.
Милена, и прежде не ладившая с матерью, теперь вообще не могла находиться с ней под одной крышей, потому что Бранка то и дело срывала свое раздражение на дочери.
Лучше всего для Милены сейчас было уехать в Анг-ру, но здесь ее удерживал Фернанду. Точнее, Милену удерживало его присутствие в Рио, а сам он никакой инициативы не проявлял. Чтобы повидать его, Милене приходилось ехать на аэродром, но там им никогда не удавалось спокойно поговорить, настолько Фернанду был занят.
Помаявшись так какое-то время, она отважилась на очередной визит в дом Фернанду, хотя прекрасно помни­ла осуждающий взгляд Лидии, которым та удостоила ее в прошлый раз.
Все семейство Милена застала на нижнем этаже, в парикмахерской.
Рабочий день уже закончился, для посетителей салон был закрыт, но Фернанду, облачившись в белый халат, брил Орестеса. А Лидия наблюдала за ними со стороны.
Появление Милены привело их в легкое замешатель­ство. Орестес тотчас же попытался встать из кресла, что­бы поприветствовать гостью, но, вспомнив о своей намыленной щеке, смутился и пролепетал извиняющимся тоном:
— Очень рады вас видеть. Нанду уже освободился...
— Нет, еще одна щека не выбрита, — возразил тот и добавил, обращаясь к Милене: — Ты присаживайся. Я быстро закончу.
— Удели внимание девушке! Моя борода может по­дождать, — продолжал настаивать Орестес.
Лидия же хранила молчание, не одобряя суетливости мужа и его чрезмерного радушия.
Милену это несколько задело, и она вместо заготов­ленных извинений бросила Фернанду вызов:
— Я хотела позвонить, но побоялась — вдруг ты опять попросишь сказать, что тебя нет дома.
— Ну о чем ты говоришь, Милена! — воскликнул он, а она, не обращая внимания на его реплику, про­должила:
— Это неуверенность. До встречи с тобой я такой не была. Но мне очень захотелось пригласить тебя на ве­черинку, которую устраивают мои друзья. Поедем туда сейчас?
— Вообще-то я очень устал. К тому же у меня были другие планы... — смущенно произнес Фернанду, но Орестес вдруг горячо поддержал Милену:
— Иди, Нанду, погуляй. Нельзя отказываться от приглашения такой замечательной девушки!
— Они сами разберутся! Не вмешивайся! — одерну­ла его, не сдержавшись, Лидия и от греха подальше уст­ремилась вверх по лестнице, бросив на ходу: — Извини, Милена, мне нужно заняться ужином.
— Да, правильно! — подхватил Орестес. — Может быть, и Милена с нами поужинает...
— Нет-нет, — поспешно ответила та. — Нам уже пора... Ты ведь едешь со мной, Нанду?
— Да. Только переоденусь. Подождешь немного?
— Конечно. А где Сандринья? Хотелось бы ее увидеть.
— Она в гостях у подружки, — с готовностью отве­тил Орестес, приняв на себя заботы о гостье в отсутствие
• жены и сына.
Выйдя вместе с Фернанду из дома, Милена востор­женно отозвалась об Орестесе:
— Твой отец — настоящий джентльмен!
— Ты тоже ему понравилась, — с улыбкой заметил Фернанду.
— Чего не скажешь о тебе, — кокетливо произнесла Милена, провоцируя его на возражения. Но Фернанду ограничился лишь тем, что сказал:
— Это не так.
— Ну что ж, и на том спасибо, — вынуждена была утешиться Милена. — Значит, мне остается надеяться, что ты просто скрываешь свои чувства. А вот я не хочу скрывать своего отношения к тебе! Не знаю, как это объяснить, да и нужно ли?.. У меня случались романы, но они все — не в счет. Потому что ничего подобного я раньше не испытывала! Пойми, мне все время хочется быть рядом с тобой... Это такое сильное желание, такое сильное!.. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Фернанду хотелось ответить ей так же горячо: «Да! Да!» Но он сдержался и промолчал. Лишь согласно кивнул головой.
На вечеринке у Мег, куда Милена привезла Фернан-ду, они все время держались вместе, много танцевали, гуляли по парку. Милена ловила на себе недовольные взгляды матери и Франку, но это лишь раззадоривало ее.
Наконец Франку не выдержал, подошел к Милене:
— Прости, но мне нужно с тобой поговорить.
— Прямо сейчас? — откликнулась она, не скрывая досады. — Может, чуть попозже или... завтра?
— Нет. Сейчас я уйду в клинику на дежурство, а завтра улечу в Англию на симпозиум. Вернусь только через две недели.
— Значит, ты хочешь попрощаться? Что ж, поезжай. Желаю тебе удачи.
— Спасибо. Но давай все же отойдем в сторонку, — настойчиво предложил Франку, не желая вести важный для него разговор в присутствии соперника.
Милена нехотя повиновалась.
— Скажи, ты решила поставить точку в наших отно­шениях? — спросил он, отойдя подальше от Фернанду.
— Пожалуй, точку с запятой, — серьезно ответила Милена. — Я никого не собираюсь обманывать. Просто мне еще нужно время, чтобы все обдумать.
— Двух недель тебе будет достаточно на обдумыва­ние? Надеюсь, за это время ты примешь правильное ре­шение? — произнес он строго, чем вызвал в Милене протест.
— Вообще-то я уже приняла решение, — сказала она. — Только не хочу объявлять его сейчас. Давай рас­станемся мирно, без обид. Поезжай спокойно в Англию. Желаю тебе счастливого пути.
С этими словами она повернулась и быстро пошла по направлению к ожидавшему ее Фернанду.
— Ты сможешь отвезти меня завтра в Ангру?
— Нет. К сожалению, на завтра я уже получил дру­гой наряд.
— А отменить его никак нельзя?
— Увы, это не в моей власти.
— Ну, тогда я улечу туда с другим пилотом, а на тебя сделаю персональную заявку отдельно. Марселу и Эду­арда собираются в Ангру на уик-энд. Ты их отвезешь туда, и мы с тобой вдвоем поплаваем на яхте. Согласен?
— Да. Буду рад...
Оба они с нетерпением ожидали этой встречи, но их планам не суждено было осуществиться: Эдуарда, узнав, что пилотом заявлен Фернанду, наотрез отказалась от его услуг и потребовала другого пилота.
Огорченный Фернанду вернулся домой, чем неска­занно обрадовал Орестеса и Лидию, отмечавших в тот день десятую годовщину их свадьбы.
— Сынок! — воскликнули они хором. — Как тебе удалось вырваться? Ты же говорил, что будешь на работе целые сутки...
— Это мой секрет, — загадочно улыбнулся Фернанду. — Просто я решил устроить вам сюрприз. Погуляю с Сандриньей. А вы отправляйтесь в ресторан! Вдвоем, только вдвоем. Как и подобает жениху и невесте.
— Действительно, это было бы здорово! — подхватил Орестес. — Я даже припомнить не могу, когда мы с тобой ужинали вдвоем в ресторане.
— Да как раз в день нашей свадьбы, — напомнила ему Лидия. — Так что можно отмечать еще одну юби­лейную дату.
— Значит, ты... согласна? — не мог поверить Орес-тес. — Мы идем в ресторан?
— Идем! — беспечно тряхнула головой Лидия. — Какие наши годы!
Она весело засмеялась, но в тот же миг мрачная тень набежала на ее лицо. Орестес чутко уловил перемену в настроении жены и поспешил заверить Лидию:
— Мы будем вкусно есть и пить газировку! И еще, если ты не возражаешь, немного потанцуем.
Лидия одарила его благодарным любящим взглядом. ... Из ресторана они возвращались, захмелев от танцев больше, чем от вина, без которого им удалось обойтись.
— Спасибо тебе, — растроганно говорила Лидия. — Это лучший подарок, какой ты мог для меня сделать. И единственный, который мне нужен. Продержись, пожа­луйста, до Рождества, до моего дня рождения, до... Пасхи! Не пей! Это все, о чем я молю Господа.
— Я продержусь. Обещаю! — уверял ее Орестес. — Как видишь, мы можем прекрасно отмечать праздники и без спиртного. А газировка ничуть не хуже шампанского...
В Ангру Милена отправилась вместе с Леонарду и Лаурой. Но без Нанду ей было там скучно, тоскливо. Поэтому, едва заслышав гул приближающегося вертоле­та, она стремглав помчалась к посадочной площадке. Ка­ково же было ее разочарование, когда вместо Нанду она увидела другого пилота!
— Что случилось? — спросила она у него с трево­гой. — Почему не прилетел Фернанду?
— Не знаю, — пожал плечами пилот. — Меня по­слали, я и полетел. Жаль, сеньору вот укачало.
Лишь теперь Милена обратила свой взор на Марселу, помогавшего Эдуарде выйти из вертолета. Эдуарда, бледная как мел, одной рукой опиралась на Марселу, другой — на поручень, но все равно не удержала равновесие, по­шатнулась. Марселу подхватил ее на руки:
— Сейчас я отнесу тебя в дом. Потерпи немножко, родная.
Спустя несколько минут Эдуарда, лежа в постели, извинялась перед Миленой, Леонарду и Лаурой:
— Простите, я вас напугала. Мне раньше никогда не приходилось летать на вертолете... Оказывается, это ужас­но. Меня укачало... — Вспомнив о перелете, она тотчас же почувствовала, как тошнота снова подступила к горлу. — Ой, мне опять плохо!
— Ты не разговаривай сейчас. Полежи спокойно и постарайся уснуть, — посоветовала Милена. — Марселу будет рядом с тобой.
Вскоре Эдуарда уснула и проспала до утра.
Милена и Леонарду тоже довольно рано отправились на покой.
Не спалось только Марселу и Лауре.
Он поначалу опасался, что Эдуарде вновь может стать плохо и она проснется. А потом беспокоился оттого, что она спит слишком долго.
— Боюсь, это ненормально, — делился он своими тревогами с Лаурой, которая не отступала от него ни на шаг. — Может, ее надо разбудить? Хорошо бы поме­рить ей давление, сосчитать пульс. Пожалуй, я вызову доктора: мне кажется, она едва дышит.
— Да перестань ты убиваться, — отвечала ему Лау­ра. — Нормальное у Эдуарды дыхание. Ровное, спокой­ное. И будить ее не надо. Сон, как известно, лучшее лекарство.
— Ты думаешь?..
— Я уверена! Давай я тебя покормлю. Ты же не ел ничего.
— Мне не хочется.
— Пойдем-пойдем!
Марселу нехотя последовал за ней, оставив дверь в комнате Эдуарды приоткрытой.
Лаура заботливо накрыла стол на террасе, не забыв погасить верхний свет и зажечь свечи. Марселу она уса­дила таким образом, чтобы он мог видеть звездное небо и вдыхать пряный аромат ночных цветов, доносившийся из сада.
Затем, когда Марселу немного успокоился, Лаура ос­торожно, исподволь пустилась в дорогие для нее воспо­минания:
— Как странно... Сколько ночей мы провели здесь с тобой! И точно так же ужинали на террасе. И небо было таким же звездным. А теперь все по-другому... Хотя нам и сейчас неплохо, правда? Ты чувствуешь, как волнующе пахнут цветы?
— Да-да, — рассеянно отвечал Марселу, все больше расслабляясь и погружаясь не то в сон, не то в смутные, но приятные воспоминания.
Утро для Марселу началось с тревожного вскрика
Эдуарды:
— Кровь! У меня кровотечение, Марселу!
— Надо срочно обратиться к врачу. Сейчас я вызову вертолет, и мы полетим обратно в Рио.
— Нет, только не это! Прошу тебя! — взмолилась Эдуарда. — Я не выдержу еще одного перелета.
— Но ехать на машине еще тяжелее, потому что зна­чительно дольше.
— Крови не так много. Может, я полежу спокойно, и
все пройдет?
— А если не пройдет? Давай я вызову доктора сюда.
— Нет, не стоит. Я думаю, надо подождать. На том и порешили.
К полудню Эдуарда почувствовала себя гораздо луч­ше и даже вышла в сад подышать свежим воздухом.
Воспользовавшись случаем, Милена спросила у нее о Нанду — не видела ли та его случайно на аэродроме?
— Нанду? А кто это? — изобразила удивление
Эдуарда.
— Брат твоей сестренки Сандры! Я просила, чтобы он вас сюда привез. Не знаешь, почему его заменили другим пилотом?
— Нет, — ответила Эдуарда. — Прости, мне что-то
стало холодно. Я пойду в дом.
— Тебе опять стало хуже? — испугался Марселу.
— Нет, просто немного озябла.
В этот момент позвонила Бранка и сразу же уловила тревогу в голосе сына.
— Ты чем-то обеспокоен? Плохо себя чувствуешь? — посыпались на него вопросы.
— Нет, у нас все в порядке, — заверил ее Марселу. Бранку, однако, это не убедило.
— Марселу чем-то расстроен, — сообщила она мужу. — Наверное, Эдуарда опять капризничает. А там еще и Лаура вертится...
— Марселу она не интересует, — вяло произнес Арналду, не разделявший беспокойства жены.
— Ты не знаешь, на что способна влюбленная жен­щина! — возразила Бранка. — Любовь делает ее изощ­ренной — и на кухне, и в постели. А такие шустрые девицы, как Лаура, вообще могут придумать что угодно, лишь бы удержать возле себя мужчину.
— Ничего, родится ребенок, и все образуется. Лаура сама отстанет от Марселу.
— Дай-то Бог, чтобы он родился. Будем на это наде­яться, — согласилась с мужем Бранка.
Между тем Эдуарда почувствовала резкую боль вни­зу живота, кровотечение возобновилось, и Марселу свя­зался по телефону с Сезаром. Тот посоветовал срочно доставить Эдуарду в клинику.
— Не полечу на вертолете! — запротестовала Эдуар­да. — В нем я точно потеряю ребенка!
— Я потребую, чтобы прислали Фернанду, — сказа­ла Милена. — Он так виртуозно управляет вертолетом, что ты не почувствуешь никаких воздушных ям.
Когда Фернанду приземлился в Ангре, Милена сразу же спросила, почему он не прилетел сюда вчера.
— Так Эдуарда же настояла, чтобы ей дали другого пилота.
— Неужели? — изумилась Милена. — Значит, она не всегда бывает искренней... Но сейчас тебе придется везти ее в больницу — у нее открылось кровотечение.
— Конечно, отвезу, — грустно улыбнулся Фернан­ду. — Если бы она вчера полетела со мной, то, может, этого бы и не случилось.
Готовясь к предстоящей выставке, Марсия, Флавия и Анинья работали в мастерской без выходных. Разумеет­ся, им очень недоставало Элены, однако они не сетовали на подругу, проводившую свой медовый месяц в Буэнос-Айресе.
— Пусть наслаждается женским счастьем за всех нас, — изрекла по этому поводу Флавия. — А мы по­стараемся получить максимум удовольствия от творчества.
— Ты-то, может, и получишь, а я — нет, — сказала Марсия. — Присутствие Боба меня сковывает и раздра­жает. Не могу нормально работать, когда за мной под­сматривают.
Бобом звали фотографа, который делал снимки для рекламного каталога к выставке. Из лучших побуждений он решил снимать Марсию во время работы, когда лицо ее озарено вдохновением, и в поисках нужного кадра на­ходился рядом с ней часами.
— Ничего, он парень тихий, неболтливый. Скоро ты к нему привыкнешь и совсем перестанешь его заме­чать, — утешила подругу Флавия.
— Нет, к этому невозможно привыкнуть! Только я поймаю образ, нащупаю ритм, как вдруг — вспышка! И все сразу же улетучивается. Потом долго не могу войти в прежнее рабочее состояние.
— Зато снимки получились на редкость удачные! — вступил в разговор Боб. — Сразу видно, что это худож­ница, а не какая-то манекенщица.
— А почему вы так пренебрежительно говорите о манекенщицах? — внезапно прозвучало за спиной фото­графа, и все дружно обернулись на голос.
— Катарина? Что ты здесь делаешь? — удивилась Флавия и пояснила Бобу: — Это соседка Элены.
— Я только что вошла и услышала... — начала было Катарина, но Флавия прервала ее:
— Это мы поняли. Ты скажи, что тебя привело в нашу мастерскую?
— Мама послала меня за ключом от квартиры доны ~ Элены. У нас прорвало трубу, и во всем доме потоп.
— А где Тадинья? У нее же есть ключ.
— Уехала куда-то на выходной.
— Вот беда! — огорчилась Флавия. — Элена не оставляла нам никакого ключа. Надо вышибить дверь или влезть через окно. Беги к отцу, пусть он что-нибудь сделает!
— Да, сейчас, — безразличным тоном ответила Ка­тарина, увлеченно рассматривая фотографии. — Как здо­рово! Это ваши снимки?
— Мои, — улыбнулся польщенный Боб.
— Ты слышишь меня, Катарина? — возмутилась Флавия. — Немедленно возвращайся домой, пока там все не поплыло!
— Я лучше пошлю туда Марсиньу. Мы приехали на его машине. А сама побуду здесь. Может, вы меня тоже немножко поснимаете? — обратилась она к Бобу. — Я мечтаю стать фотомоделью, или манекенщицей, или акт­рисой...
— Ты уйдешь когда-нибудь? Забыла, зачем тебя сюда прислали? — вышла из себя Флавия.
Катарина метнулась к двери, бросив на ходу:
— Я сейчас вернусь!
— Забавная девчонка, — отметил Боб.
— Ты что, и вправду станешь ее снимать? — спроси­ла Марсия.
— А почему бы не попробовать? Она такая живая и непосредственная!
— Это вы обо мне? — предстала перед ним вернув­шаяся Катарина. — Я готова! Где будем сниматься?
Боб отвел ее в дальний угол мастерской и там не­сколько раз щелкнул фотоаппаратом.
Счастливая Катарина отправилась наконец домой, а работа над предстоящей экспозицией продолжилась.
— Да, неприятный сюрприз ждет Элену и Атилиу, — сказала Флавия. — Вернуться после медового месяца в затопленную квартиру!.. Надо нанять рабочих, чтобы сде­лали ремонт. А Тадинья за ними проследит.
К вечеру, однако, позвонила Элена:
— Атилиу сегодня сумел уладить все служебные дела, и мы завтра будем дома.
— Но к чему такая спешка? Отдохнули бы как сле­дует. Медовый месяц ведь еще не закончился, — приня­лась отговаривать ее Флавия.
— Нет, мы уже решили. Помогу вам с выставкой. А медовый месяц можно проводить и дома.
— Ну что ж, будем рады тебя видеть. До завтра! — Положив трубку, Флавия тотчас же распорядилась: — Анинья, мы едем к Элене. Надо навести там хоть отно­сительный порядок.
— Я тоже пойду домой, отпечатаю то, что отснял сегодня, — сказал Боб.
Марсия осталась в мастерской одна. И, поглощенная работой, не заметила, как туда вошел Вилсон.
— Позор! Бесстыдство! — в бешенстве закричал он, увидев фотографии, оставленные Бобом. — Ты выпячи­ваешь свой мерзкий живот перед камерой, как будто это лучшее произведение из всех твоих поганых безделушек!
От такого оскорбления Марсия на мгновение оцепе­нела, а затем произнесла с ненавистью:
— Уйди!.. Не то я за себя не отвечаю.
— Вот как? — язвительно усмехнулся Вилсон. — И что же ты можешь сделать?
— Я вызову полицию! Пусть вышвырнет тебя отсю­да, потому что ты желаешь смерти моему ребенку. И работы мои тебя всегда раздражали. Ты же мелкий, нич­тожный завистник!
— Я?.. Да чему тут завидовать? Этому бесформенно­му уродству? — Вилсон так пнул ногой витрину, что несколько керамических работ Марсии упали и разбились.
— Подлец! Что ты натворил? Это же была главная витрина экспозиции!
— Да? — злорадно расхохотался Вилсон. — Вот и отлично! Значит, никакой экспозиции не будет. Я не допу-
щу, чтобы моя жена позорилась перед зрителями, выс­тавляя напоказ свой чудовищный живот!
И он принялся крушить все, что подворачивалось ему под руку.
С криком «На помощь!» Марсия бросилась вон из мастерской.
К счастью, поблизости оказался Женезиу, который и утихомирил Вилсона.
Чуть позже подоспел Зиту, и вдвоем с Женезиу они вытолкали погромщика из мастерской. Марсия попросила их позвонить Флавии, потому что сама едва держалась на ногах.
Флавия примчалась тотчас же и, потрясенная увиден­ным, заявила:
— Мы сейчас поедем в полицию! Марсия предъявит этому негодяю иск, а вы, сеньоры, выступите как свиде­тели погрома.
Зиту, однако, воспротивился:
— Нет, я добровольно в полицию не пойду. В моем положении это будет не самое мудрое решение. Вы же знаете, как иногда случается — впустить-то они впустят, а вот выпустят ли обратно?
Женезиу последовал примеру Зиту. Флавию это огорчило, но от своего решения она не отступилась:
— Что ж, тогда мы поедем с Марсией вдвоем. Она и предположить не могла, что теперь воспроти­вится Марсия:
— Нет, я не хочу усугублять скандал. На днях при­едут мои родители. Представляете, что они скажут! Нам надо, наоборот, все это побыстрее убрать и посмотреть, что осталось целым. Может, мы еще сумеем спасти выставку.
— Это безусловно. О выставке надо помнить, — согласилась Флавия. — Но именно поэтому нельзя спус­кать Вилсону такое злодеяние. А то он почувствует себя безнаказанным и уничтожит остальное.
— Сегодня он сюда не заявится, — уверенно произ­несла Марсия. — И я больше не смогу жить с ним под одной крышей. Переночую здесь или у тебя... Можно?
— Конечно, — ответила Флавия. — Возможно, ты и права: не стоит тратить энергию на этого выродка. Мы должны беречь спокойствие ребенка. Поживешь пока у меня, а завтра я сама схожу к тебе домой и заберу все, что можно включить в экспозицию.
— Этого будет мало, — вздохнула Марсия. — Ви­димо, нам все равно придется отложить выставку хотя бы на неделю, чтоб я успела сделать еще несколько работ.
— Ладно, подумаем, — сказала Флавия, принимаясь за уборку помещения. — Какой ужасный день сегодня выдался! Теперь Элену ждет не один, а сразу два непри­ятных сюрприза.
Говоря это, она не знала, какая беда приключилась в тот день с Эдуардой.

0